скачать книгу бесплатно
Ну, чтобы он понял, что мы на равных. Я заметил, если взрослых спрашиваешь «а сколько время?», они смотрят на тебя пренебрежительно, как на ребенка. И отвечают нехотя. Но стоит спросить «не подскажете, который час?», и тебе говорят, там, «без пятнадцати девять». Вот как дядя Коля сейчас.
Меня вдруг словно током шарахнуло. У нас же с Фёклой пожизненный договор: «Не позже восьми!»
Я бросился к лифту, потом передумал и метнулся к лестнице – так быстрее. Но дядя Коля крикнул мне вслед:
– Попридержи-ка двери, Севка. Вместе поедем.
Пришлось возвращаться и вызывать лифт.
Я забежал в кабину и подставил ногу, чтобы двери не закрылись, но дядя Коля, как назло, не спешил, смачно втягивал дым, чем бесил меня еще больше. У меня же на счету каждая секунда, а он тут, понимаешь, жизнью наслаждается.
– Всё, теперь можно ехать! – Дядя Коля наконец бросил бычок в урну. Подъезд у нас культурный, никто не мусорит. Он зашел в лифт, и мы поехали.
– Ну, как жизнь молодая? – спросил дядя Коля где-то между вторым и третьим этажом. Я выдал что-то нечленораздельное:
– А-а-аэ-э-эрмаль-но.
Это потому что я был сам не свой от всей этой ситуации.
– А чего такой кислый? – не отставал сосед. – Натворил что?
– Про ужин забыл, опоздал, – поделился я. – Фёкла меня теперь вместе с супом съест.
– Ы-ы-ы, экий ты забейда! – развеселился дядя Коля. – Ну, помурыжит чуток, с кем не бывает! Бабы, они такие. Если кричат, значит, любят.
И тут лифт остановился. Третий этаж. Приехали!
– Ты давай, брат, держись! – Дядя Коля по-дружески хлопнул меня по спине. Так, что я чуть носом в пол не зарылся.
Может, я и наивный, но до последнего надеялся, что он зайдет к нам и как-то разрядит обстановку. Но нет – дядя Коля направился к своей двери. Ну а я пошел к своей. Осторожно повернул ключ и шмыгнул в прихожую. В квартире было тихо. Я потоптался с минуту на коврике, ожидая, когда Фёкла выпрыгнет в коридор и закатит мне сцену, но так и не дождался. И вот тогда я понял: что-то случилось.
Глава 2
Наверное, я понял это еще до того, как оказался в квартире. Просто не сразу осознал. Запах супа – вот что случилось. Обычно на подходе к дверям я пытаюсь угадать, с чем он у нас сегодня – с грибами, тушенкой или яйцами. Эти я просто видеть не могу, так же как и лук. А вот вермишель люблю. Даже без супа. Поэтому мы ее и едим каждый день, а иногда даже вечером.
Но супом в этот раз и не пахло. Зато пахло лекарствами. Сильно, на всю квартиру. Я на цыпочках прошел по коридору и заглянул в комнату. Она лежала на диване, вытянув руки, как солдат. В углу орало радио, но Фёклу это нисколько не беспокоило – она спала. Так я сначала подумал, пока не увидел ее лицо. Обычно оно у нее спящей уморительное. С раздувающимися щеками и губами-трубочками. Фёкла еще так смешно ими делает «фьють-фьють».
Сейчас лицо было ровным и гладким, словно растянутым к ушам. Как у пластиковой куклы. Я с опаской посмотрел на ее живот. Вспомнил Жеку.
– Я, – говорил он, – своих по ночам проверяю. А то мало ли что? Подхожу и кладу голову на живот сначала маме, потом папе. Если живот двигается, значит, всё хорошо. Можно спать спокойно.
Я тоже решил попробовать. Но Фёкла тогда проснулась и дала мне такой нагоняй – мало не покажется. Сказала, что я ее своими экспериментами в гроб вгоню. Я пообещал, что такое больше не повторится. И сдержал бы слово, но это странное лицо! Мне прямо-таки приспичило убедиться, что всё хорошо.
Я встал на корточки и приложился щекой к ее животу. Пуговицы халата больно впились мне в кожу. Я замер, не дыша, с волнением ожидая, когда зашевелится Фёклин живот. Но он был мягким и неподвижным.
И тогда я понял, что это у нее не сон. Там было другое. Не страшное, просто другое. Я сидел как загипнотизированный, глядя на Фёклу, а потом встал и пошел. И вот тут случилась странность. Я вроде шел, но не чувствовал этого – прямо как в бассейне. Казалось, что двигается только туловище, а ноги стоят на месте и просто тянутся вслед за ним, как резиновые.
Каким-то чудом я всё-таки добрался до Валюхиной двери и позвонил. На ноги я не смотрел, чтобы, чего доброго, не сбрендить. Вдруг они и правда остались там, в квартире, а я тут такой просто растянулся на несколько метров, как жевательный монстр.
– Севка, что? – Валюха открыла с явной неохотой. Наверное, у нее там сериал был в самом разгаре. – Извиняться пришел?
Я стоял и не мог вымолвить ни слова.
– За черешню, – подсказала Валюха и выжидающе скрестила руки.
Я таращился на нее изо всех сил, лишь бы только не смотреть вниз. Но она вдруг сама ахнула:
– Что с твоими ногами?
Тут уж я не выдержал и тоже глянул.
Ноги были на месте, только босые. У меня вдруг дернулось сердце. Так резко, словно по нему кто-то хорошенько двинул со стороны спины.
– Ты с ума сошел – голяком бегать! – Валюха отодвинула меня в сторону и двинулась к нам в квартиру.
– Феклуня, – донеслось до меня издалека. – Ты за своим вообще смотришь? Вон с голыми ногами по бетону лётает.
Она что-то бурчала, а я стоял и слушал, но ничего не мог разобрать. Сердце грохотало у меня в ушах, как неисправный мотор.
«Ой, мамочки!» – всё-таки уловил я. Что и говорить, визжала Валюха громче любого мотора. Она выбежала в коридор. Лицо – белое, глаза – выпученные, а шея – мокрая, словно ее только что облили водой.
– Давай-ка сюда, миленький. – Она схватила меня за руку и, протащив через узкую прихожую в кухню, толкнула на диван.
– Ты есть хочешь? – нервно спросила Валюха. Голос у нее был визгливым до невозможности. – Поди ж, голодный?
Я молча кивнул.
– Миленький мой, миленький. – Она забегала по кухне взад-вперед, потом схватила нож и принялась кромсать батон.
– На-ка вот, поешь. – Блюдечко с маслом чуть не врезалось мне в щеку.
Я сидел как истукан и таращился на батон. Он был нарезан толстыми и неровными ломтями. Валюха подвинула мне дымящуюся кружку.
– Чай только заварила. Пей смело – я не трогала.
Она вдруг погладила меня по голове.
– Ты пока поешь, а я сейчас. – И Валюха чуть ли не бегом понеслась из кухни в прихожую, где дядя Коля с кем-то громко разговаривал по телефону.
Я взял кусок батона и стал жевать, ничем не намазывая. Один, второй, третий.
Когда Валюха снова появилась в кухне, я как раз доедал масло, слизывая его прямо с ножа.
– Батюшки! – Она испуганно моргнула. – Ты что же это, весь батон съел?
Я молча кивнул.
– Горе-то какое, – всхлипнула Валюха, и тут же: – Ну ничего-ничего. Коля потом в магазин сходит.
Я так и не понял, в чём горе-то? Подумаешь, батон! Мне вдруг стало тошно от всего этого – не передать как. Я вскочил, чтобы убежать к себе домой, к Фёкле, пусть она там и лежит… такая, но Валюха преградила мне путь. И снова погладила по голове:
– Бедный ребенок. Может, кефирчику тебе налить, попьешь?
Я помотал головой, и меня вдруг вырвало прямо ей на передник.
От неожиданности ко мне вернулся голос:
– Простите, теть Валь. Я не специально.
– Ну что ты, что ты! – Она подцепила пальцами передник и стащила его через голову. – Это у тебя от волнения.
Валюха в третий раз погладила меня по голове. Сколько можно вообще!
– Иди вон с Маринкой фильм посмотри, пока мы тут… – Она тяжело вздохнула.
Я хотел спросить ее и не мог. Стоял и беспомощно хлопал ртом, как рыба. Я хотел спросить про Фёклу, но чувствовал, что если спрошу сейчас, то услышу что-то невыносимо ужасное. Поэтому я отвернулся и пошел к Маринке в комнату.
Она валялась на диване и смотрела какую-то сладкоречивую мелодраму.
«Ах, Джон. Только не покидай меня, дорогой!» – причитала на экране кудрявая тетка.
Тьфу ты! У меня от всего этого сахара прямо зубы свело. Я молча сел в кресло рядом с Маринкой, стараясь не смотреть в её сторону. И всё равно заметил, как она смотрела на меня. Прямо-таки с диким интересом.
Маринка была старше на два года и выше на голову. В прямом смысле. Потому что про голову так можно говорить еще и тогда, когда имеешь в виду положение в обществе. Тут уж оно у нас с соседями было примерно одинаковым. Средний класс, так сказать. Ну, может, у них чуть повыше. Валюха всё-таки была учительницей. И раз в год ездила вместе с Маринкой на моря. А мы даже бананы – и те всегда брали на акции.
Фёкла. У меня снова загрохотало в ушах. Я зажмурился.
– Ты как, нормально? – подала голос Маринка. Вид у нее был какой-то плачевный.
– Никак. – Мне было неуютно от всего этого. – Может, футбол посмотрим?
Сам не знаю, зачем я это предложил. Футболом я мало интересовался.
– Если хочешь. – Маринка щелкнула пультом, и пылкая физиономия дорогого Джона наконец исчезла с экрана. А вместо него появилась женская, хохочущая. Я бездумно смотрел на ее двигающийся рот и ничего, ничегошеньки не слышал. Я думал лишь о том, что раз Маринка вот так запросто согласилась выключить Джона, значит, случилось не чудо, а самая настоящая беда. До меня дошло наконец.
«Фёкла умерла», – я сказал это про себя, как будто проглотил. Вытолкнул из горла в живот, чтобы никто не услышал. Но и там, в животе, эта страшная мысль не заглохла. Она стучала и колотила по моим ребрам с такой силой, что я еле сдерживался, чтобы не заорать на всю комнату.
Маринка безостановочно щелкала пультом. У них было тридцать каналов, но футбол она так и не нашла. Поэтому после кругового щелканья на экран с триумфом вернулся слащавый Джон.
Мне вдруг стало смешно. По-настоящему! Я прямо прыснул со смеху. Сам не знаю почему.
Маринка вытаращилась на меня, как горный баран на степного. Ну, вроде как с недоумением. Она, видно, ждала, что я стану рыдать, как ее любимчик Джон. Но я не стал.
– Хочешь поговорить? – завела Маринка по новой.
– Нет, – сказал я. – Не хочу.
И закрыл глаза. Я вдруг ужасно захотел спать.
* * *
Мне снилась Фёкла. Я бежал за ней по длинному коридору и никак не мог догнать. Ноги у меня были ватными, словно без костей.
– Подожди! – кричал я. – Мне страшно.
Но Фёкла неслась вперед и смеялась, как сумасшедшая.
Я тянул к ней руки и всё кричал, кричал. А она вдруг остановилась, вытащила из кармана горсть черешни и давай швырять в меня по одной. Бросает и хохочет.
– Ты что, совсем сдурела? – Я даже обиделся. Черешневые снаряды летели мне прямо в лицо. Было больно.
И тут я проснулся. Подушка была вся в красных потеках. Я прямо похолодел весь – подумал, что это черешневый сок. А оказалось, что просто губу прокусил нечаянно.
Глава 3
В тот день резко похолодало. Небо затянуло какой-то тоской, похожей на облака вперемешку с туманом.
Я сидел на подоконнике и смотрел то в окно, то на дверь, за которой лежала Фёкла. Я хотел зайти туда, посидеть рядом, но около нее всё время выли какие-то бабки. У нас вообще была полная квартира незнакомых людей. Они все ходили туда-сюда, так что у меня даже шея заболела следить за их передвижениями. А потом приехал автобус, и дядя Коля скомандовал всем выходить. Тут-то и выяснилось, что у меня нет ничего теплого. Оно и понятно. Одежду мы обычно покупали к школе, в конце августа. А сейчас был июнь.
Валюха перерыла весь мой шкаф и не нашла ничего путного. Я уже было вздохнул с облегчением, но нет – в последний момент она всё-таки обнаружила ту самую оранжевую кофту.
– Ну хоть эту надень, – велела она. – Цвет, конечно, специфический, но что делать? Такой холод стоит.
Я попробовал отвертеться:
– Она мне маленькая, не налезет.
Но Валюха бесцеремонно стащила меня с подоконника:
– А ну-ка стань! – И приложила кофту к спине. – Ничего не маленькая, надевай скорее и пошли, всю процессию задерживаем.
– Мне надо в туалет, – заикнулся я без особой надежды. Валюха только вздохнула:
– Иди уже. Да не рассиживайся! Некогда.
Я пошел сразу в ванную, налил себе воды в стакан и заглянул в зеркало.
Кофта по-прежнему была безнадежной. А я в ней вообще – боль и слезы в одном флаконе.
Помню, осенью я как на иголках ждал Фёклу с работы. Я был на сто, нет, на миллион процентов уверен в том, что сегодня наконец получу телефон. В конце концов, человеку не каждый день исполняется одиннадцать. Это же целое событие. Тут и Фёкла подоспела. Пришла такая вся загадочная, сумку к себе прижимает, счастливая.
Я, говорит, тебе подарочек принесла. Упадешь – не встанешь. У меня сердце в горле забилось. Я прямо испугался, что сейчас взорвусь от счастья. Точно телефон. Она же меня знает как облупленного.
И тут она с этой сумкой ко мне. Походочка еще такая, лунная. Ну чисто Майкл Джексон, восставший из мертвых. Я прямо задрожал весь.
И тут она достает ЭТО.
– На, – говорит, – примерь, а то я сейчас в обморок упаду от нетерпения.
