скачать книгу бесплатно
– За деньги можно купить всё, кроме здоровья! – сказал Майер и смачно, с хрустом откусил пряный маринованный огурчик.
– Можно, Сашка, всьо купыть, а что нэльзя купыть за дэнги, можно купыть за болшые дэнги! – Мамука громко объявил полным ртом, пережёвывая торопливо маринованную сосиску, обильно политую кислой словацкой горчицей, полез пальцами в банку за другой.
– Не подавись снова! – усмехнулся Майер.
– Сашка, я тебя люблю, если бы не ты,.. – затянул Мамука длинную речь о друге, крутя пьяными глазами.
– Са-а-ашка-а-а-а!!!! – братья повскакивали из-за стола.
Казалось в эту минуту, что в их мозгах, под действием чачи, слова младшего брата сторицей отзывались эхом, отскакивая от стен их черепов, звоном наполняя их тяжёлые от хмеля головы…
– Русские спасли когда-то грузин от вырезания турками, поэтому мы – братья навек! Так было, так есть и так всегда будэт! – Мамука обнял Владислава. Его носатые горячие братья, неочень много понимавшие по-русски, восприняли это как очередной тост и принялись буйно разливать чачу.
– А что это у тебя на шее? – спросил Майер друга, показывая пальцем на кусочек сшитой кожи, висящий на Мамукиной шее.
– Амулет. Из дома, такой грузинский оберег. Это мне братья привезли от мамы! – провозгласил Мамука.
– А-а-а!
– Влад! А помныш, как мы с табой в Штрэбскэ Плэсо загуляли на 70 лет?! Да-а-а!? А-а!?
– Да, фурор мы там произвели определенно!
– Маладэц ты, Влад!.. Как мы там, а… А на другой дэнь на плацу стоим, шатаемся. Пьяные в сиську! И пофиг нам сухой закон! Да-а-а!?
Мамука изобразил шатание. Но скорее это было действительное его состояние в этот момент. Прямо стоять он уже едва ли мог!
– Но вот, помню я,.. как-то ты, меня, брат,.. подвёл! Эх, как подвёл, мать тво-ю-ю-ю-ю!.. – Мамука погрозил Майеру пальцем.
Это была всего лишь игровая фантазия, разыгравшаяся в сознании опьянённого Мамуки.
– Зачэм сэбя тогда подставил полкачу? Он тогда мэня… Понымаешь? Он мэня должен был натянуть! Нэ тебя! И что? Ты лишил мэня удовольствыя! Гы, гы, гы!.. А знаешь?..
Но дальше он уже не успел выговорить ни слова. Его брат Давид подскочил. Его ноздри раздувались. Он готов был вцепиться в горло Майеру, который, как ему показалось, когда-то серьезно обидел его брата!..
Отец его немного угомонил. Но так же стал бросать косые взгляды на Майера. Трудно было понять, что варится в этих черных, в общем-то добрых, но слишком горячих головах! Ещё через несколько минут снова звенели стаканы, булькала в канистре чача, разливаясь по кругу. Новые волны прокатывались по пищеводам. Содрогались уже видавшие виды желудки в странных позывах на освобождение от столь вероломного иноземного вторжения грузинского высокоградусного Бахуса. Тимофеев попробовал не допить.
– До дна-а-а-а! – заявил Мамукин отец. И посмотрел так, словно уличил Влада в измене Родине. Было ясно, что «кавказское гостеприимство» живыми не выпустит наших лейтенантов. Земля уходила уже из-под ног. Всё вокруг плыло. Желудок странно пытался освободиться, судорожно сокращаясь. Тимофеев залил оставшуюся жидкость внутрь, икнул, ещё несколько минут посидел, приобнял по-дружески Мамуку за плечо. Тот как будто качался. Лица напротив расплывались. Он видел только блеск чёрных глаз из-за орлиных профилей, похожих на профиль его училищного командира роты.
Тимофеев взял со стола какую-то колбаску.
– Ух, с орехами?! Что это?
– Это чурчхела! Такая наша грузынская сладост!
– Из чего это?
– Из сока выноградного, орэхов! Вкусно, да-а? – радовался Мамука.
– Вкусно. Да! Ну, пора. Нам пора! Мы сегодня ответственные! – вдруг заявил Тимофеев, хлопнул себя по онемевшим от чачи щекам, схватил Майера, свою тетрадь с конспектом к политзанятию и безапеляционно устремился к выходу, по дороге всех обнимая и искренне осыпая благодарностями за «кавказское гостеприимство».
– Сто-о-й! На посошо-о-к! – Мамука потянулся за канистрой…
Братья что—то стали эмоционально кричать вслед, вскидывая руки…
Лейтенанты вздохнули, опрокинули ещё по дозе чачи и вывалились на улицу. Фонарные столбы противно раскачивались, вызывая тошноту.
– Кто здесь всё это раскачивает!? А здорово ты это придумал, про ответственных! – Майер похлопал Тимофеева по плечу.
– Бэ-э-эр-р-р-рэ-э-э-э, – был его ответ.
Тимофеев, схватившись двумя руками за дерево, угостил, последнее ещё не успевшей полностью всосаться в его организм, последней дозой чачи, уронив тетрадь…
– Ёшкин кот! – только и успел отскочить Майер…
Спать решили устроиться в каптёрке у Майера в седьмой роте. Тяжёлые от чачи головы словно провалились в подушки. Мир закачался и полетел с жуткой тошнотворной скоростью в пропасть сна…
***
Сон
…Влад шёл не спеша по какому-то городу. Мимо прошла милая брюнетка. Её голубое платье трепал ветер, слегка обнажая красивые ноги.
«Какие милые ножки. Как у Зденки», – подумал Влад и отвёл взгляд. (Эта словацкая девушка не выходила у лейтенанта из головы. Да это и не удивительно, ведь то было его последнее романтическое знакомство!)
Девушка прыгнула в подошедший автобус и стеснительно-лукаво оглянулась на лейтенанта. Он улыбнулся в ответ. «Да! Как она похожа на ту словацкую девушку Здену!»
Оба покраснели. Автобус тронулся. Влад пошёл дальше. Навстречу Владу бежал малыш. Лет двух или трёх. То ли мальчик, то ли девочка, было трудно понять. Малыш споткнулся и растянулся прямо перед ним. Тимофеев наклонился, поднял плачущего ребёнка. Погладил по темной головке.
«Очаровашка!» – подумал Влад. Тот замолк на минуту, посмотрел яркими, как маслины, глазками на военного, потрогал пальчиком звёздочки на погонах. Но как только увидел подоспевшую пожилую женщину, видимо, бабушку, снова залился горькими слезами…
Его плач заглушила сирена машины скорой помощи, пролетевшей по улице…
Влад посмотрел на небо. Смеркалось. Закат красным светом окрасил всё вокруг вокзальной площади. Чем-то зловещим отдавало от этого зарева…
Перед ним проскочил какой-то парень лет девятнадцати. Его обтрёпанные джинсы как-то странно висели мешком под задницей, словно он в них «наложил».
«Наверное одел штаны старшего брата», – подумал Влад.
В его уши были воткнуты какие-то затычки с проводками, ведущими к маленькой квадратной пластинке. И он, почти ничего не слыша, увлеченно и беззаботно вразвалочку шёл по улице. Проводив удивлённо взглядом это «чудо-юдо», Влад зашёл внутрь вокзала, крутя головой по сторонам. Часы на вокзальной стене уже показывали полночь. Перрон за окнами тускло освещали фонари. Советский поезд, прибывающий как обычно, заскрипел колёсами и остановился. Солдатики в «хэбэ» стали выгружаться на перрон. Влад узнавал в некоторых своих бойцов. Загиров, Тошев,.. а вот прибился из седьмой роты Бедиев, так, кажется…
Вдруг стены сотряслись… Посыпалась штукатурка, вылетели стёкла. Вокзальное помещение наполнилось клубами дыма и пыли. Барабанные перепонки звенели, словно кто—то ткнул в уши шомполом. Проглотив слюну, Влад почувствовал лёгкий привкус крови.
– Ко мне! – крикнул он громко бойцам.
– Товарищ лейтенант! – из-под завала вылез всё тот же Бедиев.
– Где остальные?
– Не знаю!
Вскоре образовалась небольшая группа уцелевших. Солдаты, гражданские, в основном мужчины. У многих ссадины. Кровь. Из-под завала кто-то громко истерично кричал. Крик переходил в плач и мольбы о помощи. Перед входом лежала женщина. Её туловище превратилось в кровавое месиво. Голова неестественно закинута. Глаза по-прежнему открыты. Гарь. Пыль. Шок. Какая-то непонятная вонь вокруг. Разрывы снарядов продолжались не менее интенсивно, но уже где-то в стороне. Тимофеев собрал уцелевшую группу. Вместе вытащили из-под завала орущего. Это был тот самый молодой парень в обвисших штанах. Его нога была безнадёжно раздроблена. Острые куски кости торчали из кровоточащего мяса, вперемежку с какими-то белыми подтёками. Он тяжело дышал, задыхаясь и теряя сознание.
– Бедиев! Перетяни его ногу жгутом. Перенесите его к гражданским и все за мной!– прокричал Тимофеев, заглушаемый сухими хлопками разрывов.
Они перебрались в грязный тёмный подвал. Вокруг было полно паутины. Пахло дурно. Но вряд ли кто-то на это уже обращал внимание.
– Всем сидеть здесь, а двое желающих – со мной. Посмотрим, что там творится.
– Товарищ лейтенант! Я пойду! – конечно, это был снова Бедиев.
– Я пойду! – откуда-то появился Загиров. Его глаза как-то странно блестели.
– Хорошо! За мной! – Тимофеев выдал им гранаты Ф-1, откуда-то появившиеся в их «арсенале». Одни из них блестели своими зелёными «боевыми» корпусами, другие – черными «учебными». Отделив «мух от котлет», военные двинулись.
На улице было темно и безлюдно. Почти. Какая-то пожилая женщина в шоке ползла по тротуару. Её ноги были оторваны почти полностью. Она безнадёжно истекала кровью. В глазах был почти животный ужас. Практически нечеловеческим взглядом смотрела она вокруг, хватая воздух ртом и руками, словно пытаясь ухватить покидающую её израненное тело жизнь за «соломинку». Тимофеев узнал ту самую бабушку с внуком, которых он встретил несколько минут назад… Рядом лежал маленький кровавый комочек. Вместо глаз на маленьком личике зияли кровавые пустоты. Влад поёжился, вспомнив, как совсем недавно эти детские глазки удивлённо смотрели на него. В окнах домов полыхало пламя. Тимофеева трясло. Голова закружилась. Но он, взяв себя в руки, подошёл к женщине. Положил руку ей на лоб, пытаясь хоть как-то облегчить её страдания. Она ненадолго успокоилась. Посмотрела с надеждой Владу в глаза так, словно он и был той самой её соломинкой.
– Где он? – Её глаза смотрели на него как на бога. Казалось, что от его, от Влада, слов сейчас всё зависит. Словно он мог решить её судьбу и судьбу её внука.
Тимофеев молчал. Но чем больше он молчал, тем безутешней становились её глаза. Она вцепилась в его рукав, выгнулась, словно что-то прострелило нестерпимой болью её тело. Схватила воздух. Глаза смотрели вперёд, не видя ничего. Она будто ослепла. Выдохнула. И обмякла, продолжая держать Тимофеева за рукав…
Лейтенант брёл с не менее ошалелыми бойцами по разрушенному городу, переполненному горем и ужасом, описать который не было сил. И даже осознать весь ужас которого отказывалось сознание… Светало. Город утонул в пыли и горе. Кровавый рассвет зловеще освещал ужас ночного обстрела. Вдруг на перекрёстке раздался грохот танковых траков об асфальт. Скрежет. Треск. Из-за угла показался танк, который, руша всё на своём пути, полз поперёк улицы, давя машины, припаркованные на обочине. Из застывшего на перекрёстке автобуса выскочила женщина, неуклюже кинулась в сторону. Было очевидно, что это ей давалось с большим трудом. Большой живот сильно выступал.
«В положении!» – подумал Тимофеев.
Танк вёл беспорядочную стрельбу. В следующую минуту после очередного сухого треска очереди женщина, вскинув руки, плюхнулась, словно от сильнейшего толчка в спину, прямо своим большим животом на асфальт. Танк, выпустив облако чёрного дыма, со скрежетом пополз прямо на неё, словно её не замечая, ещё живую, дрожащую в судорожных конвульсиях на окровавленной дороге. Перемолотив мягкое тело, как тесто, втерев его в куски асфальта, размазав кишки по гусеничным тракам, кровавый танк брезгливо приостановился на миг, наполнил пространство чёрным дымом и пополз далее. Рядом перебежками бежали какие-то солдаты в пятнистой форме. Похожие на тех, изображённых на агитационных плакатах в ленинской комнате с надписями, типа: «Империализм – угроза Миру».
На рукаве одного из них Влад рассмотрел прямоугольную нашивку, изображающую американский флаг. Только кричали они на языке, напоминавшем недавно услышанную им грузинскую речь в устах Мамуки и его родни.
– Грузины, – словно услышав мысли лейтенанта, произнёс Загиров, хищно щурясь на солнце, – тож мэне вояки! Мы их всэгда гоняли!
Влад вынул чеку из Ф-1. Замахнулся, но бросить не успел. Эти пятнистые солдаты, приблизившись к автобусу, вытащили оттуда истекающего кровью какого-то солдата, ещё пару мужчин, перепачканную девушку в голубом платье, которая что-то громко кричала.
«Да это же та, которая так похожа на Здену! – прострелило мозг Тимофеева. – О, чёрт!».
В эту же минуту один из «камуфлированных» солдат с почему-то негритянским лицом выпустил целую очередь прямо в спины этих людей. Влад закрыл глаза. Он не хотел видеть того, что осталось после выстрелов. Его разум отказывался верить.
Загиров сверкал дикими глазами, не отводя взгляд от ужасной сцены, словно упивался кровавым зрелищем. Бедиев позеленел. Его вырвало.
– Гранаты к бою!.. Огонь! – две гранаты полетели в сторону «камуфлированных» солдат, кричащих по-грузински. Тимофеев вырвал зубами чеку третьей и дослал вдогонку.
Сухие хлопки разрывов едким чёрным дымом наполнили пространство впереди. «Камуфлированных» разбросало в разные стороны.
– Дика-а![7 - Хорошо! (с чеченского)] – произнёс Загиров.
Танк остановился, заметив врага сбоку. Башня поползла, разворачивая ствол. Траки крутили танк практически вокруг своей оси, ломая асфальт под собой.
– Уходим, товарищ лейтенант! – закричал во весь голос Бедиев, так как со слухом у всех была большая проблема. Уши гудели.
– Давай, прячьтесь. А я сейчас, – Тимофеев вытащил из-за спины свой «родной» училищный гранатомет РПГ-7, такой же, какой он оттаскал четыре года, будучи курсантом. Казалось, что эта труба теперь всегда с ним по жизни, словно срослась с его телом.
Так что, почти не удивившись этому появлению, он всунул в чёрную гранатометную трубу ствол «выстрела» с прикрученным к нему зелёным цилиндром порохового заряда. Лёг под углом примерно тридцать градусов к соплу, дабы пороховыми газами не оторвать собственные ноги. Сунул палец в рот и поднял вверх. Ветер был слева. Значит, «поправку» нужно делать вправо…
(Граната в отличие от пули идёт навстречу ветру. Ветер был сильный, значит, на целую «цель» вправо, не меньше. Танк двигался влево, значит, вторую «поправку» нужно делать влево. Но двигался он медленно – значит на «полцели» влево. Минус цель вправо, итого на «полцели» вправо…)
Влад подвёл фигуру танка под шкалу измерения дальности… да чего тут. Танк-то вот он – рядом.
Так близко ему ещё не приходилось стрелять по цели. Но то были учебные цели! Нужно спешить, пока танк повёрнут боком!
Выбрав в сетке прицела нужную рассчитанную клетку, наведя её в сочленение башни, лейтенант утопил предохранитель и выстрелил. У него не было шанса на ошибку. Ибо ценой ошибки была не учебная двойка, а смерть. Своя и других людей. Уши разодрала острая боль от выстрела. Столб порохового газа вылетел в трубу сзади, подняв в воздух клубы пыли.
***
…Прицелом ненависть вперёд взирала,
Зарядом гнев по стали саданул,
И газами на миг глаза застлало.
Язык огня под башней полыхнул…
Разрывы бронебойных свирепели.
Пять танков чёрной кровью изошли.
А мы ещё не понесли потери.
Враги не одолели. Отошли.
Но не ушли. Как чёрный символ страха
Стелился плотно дым по бороздам.
Высотку окружили и с размаха
Полукольцом ударили по нам.
Вновь землю гусеницы разрывая,
ползли. Но пусть страшат других.
Броня фашистов толстая, большая
На нас ползла не менее больших!
На нас, чей дух не покоряли.
Социализм нам Душу закалил.
Идеи Ленина наш Разум воспитали,
А Сталин нас Бронёю наделил…
И в немца страх смертельный наливался:
15 танков плавилось в огне.
И натиск страшной стали надорвался.
Он проиграл в неправильной войне.
Смолкал в ушах проклятый рокот стали.
И гнев, и радость сединой слились.
И точки танков с виду исчезали.
А здесь, недогоревшие, рвались.
Залито поле чёрной жаркой краской.
Пылает вновь кровавая заря.
Солдат Советских с материнской лаской
Оберегает Русская Земля!
Автор В. Земша. Из баллады «Победившие смерть», забракованной советской цензурой за излишнюю патриотичность, не соответствующую «политической конъюнктуре» середины восьмидесятых.
В следующую секунду, едва рассеялся дым, раздался мощный взрыв. Видимо, сдетонировали боеприпасы, которыми был упакован танк. Башню отнесло в сторону.
