скачать книгу бесплатно
Промолчала Мэрион и тогда, когда рыжеволосая Рита заявила об исчезновении своего мужа – того самого, с тараканьими усиками: вышел, дескать, купить сигарет и с концами. Оказалось, пропавший был какой-то шишкой из отдела обеспечения секретности информации в Корпорации – у отца Рио могли возникнуть неприятности, вот она и промолчала. Да и кто бы ей поверил?..
***
Каггла думала, что они отправятся ночью, но особа, сделавшая ей столь странное предложение, заявилась к ней рано утром.
– Идём!.. – весело сказала она, словно речь шла об утренней прогулке перед завтраком.
– Как? Уже?.. – удивилась горбунья, пораженная обыденностью ее тона. – Сейчас?!
– Давай-давай шевелись, а то не успеем! – приказала гостья. – Ничего брать с собой не нужно! – чуть раздраженно заметила она, видя, что Каггла начала копаться в шкафу.
– Так прямо в ночной рубашке и пойду?.. – огрызнулась художница.
Спустившись вниз, они прошли в сад, и через заднюю калитку незамеченными вышли на улицу. Обогнув Замок по периметру, спутницы перебрались через крепостной ров, миновали разрушенную сторожевую вышку, дошли до ближайшей рощи, а там их уже ожидала пара стреноженных лошадей.
– Я никогда не ездила верхом! – огорчилась горбунья. – Боюсь, мне даже не влезть в седло – слишком высоко…
– Что-то я об этом не подумала, – хмыкнула ее попутчица.– Значит, пойдём пешком.
– Далеко? – растерялась Каггла. Она уже немного устала от ходьбы.
– Захочешь – дойдешь! – заявила напарница.
Сначала Каггле даже нравилась эта незапланированная прогулка. Они шли по Холмам, потом вдоль реки – до Старого моста, потом перелеском мимо Большого оврага, но по мере того как солнце поднималось выше, она чувствовала себя хуже и хуже. Хотелось пить, ломило спину, да вдобавок она в кровь стёрла ноги, но её спутница, неутомимо шагавшая впереди, и не думала сбавлять ход.
– Я больше не могу!.. – взмолилась горбунья ей в спину.
– Можешь.
– Не могу! – простонала Каггла, останавливаясь, и цепляясь за тоненькое молодое деревце, чтобы не упасть. Но её спутница даже не обернулась. Каггла в отчаянии смотрела, как она уходит всё дальше и дальше по лесной тропинке, усыпанной старой хвоей. Вот её фигура уже почти скрылась между деревьями… Каггла сжала кулаки и побежала вслед за ушедшей.
Каменная площадка, появившаяся внезапно перед ними, поросла мхом. На одном её краю лежал плоский круглый камень с выступом в центре. За ним Каггла увидела что-то вроде арки: два больших камня, стоящих вертикально, и один, лежащий на них, как перекладина.
– Местный Стоунхендж? – из последних сил пошутила Каггла, увидев странное сооружение.
– Это – один из порталов, – ответила проводница и, прищурившись, добавила: – Их ещё называют Провалами. Многие отдали бы всё, чтоб отыскать такое!
При этих словах она испытующе посмотрела на горбунью, но та молча опустилась на траву и, тяжело дыша, привалилась боком к дереву.
– Я бы отдала сейчас всё что угодно за глоток воды, – пробормотала она, чуть отдышавшись.
– Что, на этом и сторгуемся? – хрипло засмеялась провожатая, присаживаясь рядом.
Сколько они просидели так, Каггла не знала. Она поняла только, что её товарка следит за тенью, отбрасываемой выступом в середине лежащего круглого камня. «Часы!..» – догадалась горбунья.
– Теперь можно! – сказала наконец та, что привела ее сюда.
***
Четыре откормленные вороны весьма нахального вида мирно дремали на ветвях крепкого раскидистого дуба, росшего посреди огромного луга на краю гнилого болотца. Высоко в небе плавилось солнце, в траве сонно стрекотали кузнечики, а вдали, в дрожащем знойном мареве густел дремучий лес.
Вороны что-то изредка хрипло бормотали сквозь дрёму, кляня жару, как вдруг из недр голубых раскалённых небес вывалились два больших продолговатых предмета и, со свистом рассекая сгустившийся от жары воздух, шумно плюхнулись в коричневую жижу болотца… Сон разом улетучился и четыре пары блестящих глаз с нетерпеливым любопытством уставились на непонятное, внимательно наблюдая, как на топкий берег выбираются двое, облепленные грязью и болотной тиной.
– Это просто две гр-рязные девицы! – разочарованно объявила одна из ворон.
– Гр-рязные! Гр-рязные!..– подтвердили её подруги.
– Навер-рняка они не из пр-риличных семей! – продолжала свои умозаключения первая, и карги принялись оживленно обсуждать возможную родословную нелепых пришелиц, не стесняясь в своих предположениях.
Злобно отплёвываясь, одна из них, что была постройней, начала стаскивать мокрые одежды, и вдруг, неестественно высоко подпрыгнув, поймала одну из беззастенчивых сплетниц за хвост.
– Вот и обед! – злорадно сказала она. – Гляди, какая жирная пташка!
– Я не так жирна, как кажусь! – запротестовала несчастная птица.
Три другие, нервно каркая, грузно поднялись в воздух и улетели, тяжело хлопая крыльями.
– Если бы вы знали, какой гадостью я питаюсь! – проникновенно продолжала ворона, провожая улетевших тоскливым взглядом.
– Ничего, мы не из брезгливых! – утешила её охотница.
Каггла, расстелив мокрую одежду на траве, поморщилась:
– Ты будешь её есть?
– Уже ем, – отозвалась спутница, крепкими зубами откусывая вороне голову.
Кагглу передёрнуло от отвращения. Она внимательнее присмотрелась к своей наперснице: грязная, со спутанными мокрыми волосами, из которых торчали гниющие водоросли, с губами, измазанными птичьей кровью, искусительница утратила свою красоту и больше напоминала безобразную ведьму. «Небось, ведьма и есть!..» – подумала Каггла. Но отступать теперь поздно.
– Мы немного промахнулись, – сообщила черноволосая, продолжая жевать, и ткнула грязным пальцем в сторону леса. – Нам надо во-он туда!..
Просушив одежду, они кое-как привели себя в порядок, и снова отправились в путь.
Когда они, наконец, вступили под сень векового леса, Каггла была потрясена: молчаливые гигантские деревья неохватной толщины вздымали свои кроны на немыслимую высоту, так что шум трепещущих листьев почти не был слышен внизу у подножий. Их узловатые ветви изгибались причудливыми волнами, а могучие корни, толщиной с человека, переплетаясь, уходили в землю до самого её сердца.
– Сколько же им лет? – зачарованная суровой красотой, прошептала горбунья.
– Они родились очень давно… – приглушённо отозвалась спутница, в её голосе слышался благоговейный трепет.
Они брели, с трудом пробираясь через древесные волны корней и молодую зелёную поросль. Каггла вдруг увидела странного зверька, в локоть высотой, одетого в блестящую коричневую шубку. По виду он смахивал на бобра, только вот ярко-жёлтые глаза его были чересчур большими и круглыми. Эти глазищи очень заинтересованно рассматривали путешественниц. Её товарка тоже заметила зверька и схватила палку.
– Кусачий? – испугалась горбунья.
– А то! – сердито отозвалась черноволосая. – Это – Грызля. Укусит, потом всю жизнь будешь только правду говорить.
Прикинув возможные последствия такого неудобства, Каггла тоже вооружилась, но Грызля всё равно последовала за ними, держась на расстоянии. Напрасно девицы по очереди грозили ей палками всякий раз, когда, оглядываясь на неё, спотыкались о камни: она только уморительно пищала в ответ:
– Брехушки! Брехушки! Брехушки!.. – и строила рожи. Потом ей это надоело, и она отстала.
Проплутав по лесу, они вышли на поляну, где торчал большой пень.
– Теперь гляди в оба! – предупредила провожатая.
Каггла замерла на месте. Лес тоже выжидающе притих… Со всех сторон из зелёных глубин таращились на них чьи-то призрачные глаза. Или ей так только казалось?.. Внезапно вверх взметнулись комья земли, и со всех сторон к ним устремились ожившие корни, на ходу увенчиваясь шипящими змеиными мордами. Каггла оцепенела… Ведьма вырвала клок волос, и прошептала какое-то заклинание: тут же всё исчезло-успокоилось, как и не было!.. Ведьма шагнула к пню, но из густых ветвей сверху бесшумно спланировал крылатый, обросший рыжей шерстью козёл, и недобро выпучил красные зенки, преграждая ей путь.
– Пшел с дороги! – рассердилась она. Каггла вцепилась в её руку.
Козёл в ответ оскалился:
– Зачем пожаловали?
Но тут из ветвей высунулась чья-то гнусная харя и прогундосила:
– Свои!.. Свои!
Козел топнул ногой и исчез.
Ведьма добралась до пня, зачерпнула из широкой трещины на деревянной макушке стоялой дождевой воды и побрызгала по сторонам, нараспев выговаривая непонятные, грубо звучащие слова.
Горбунью была мелкая нервная дрожь…
Пень, – огромный, старый пень – вдруг зашевелился… Послышались треск и пыхтение. В ветвях возбужденно зашелестели неразборчивые голоса. Пень, между тем, словно живой приподнялся на мёртвых, давно ненужных корнях, и взору спутниц открылся широкий, уходящий в тёмную глубину, лаз. Ни слова ни говоря, ведьма полезла в образовавшееся отверстие. Каггла последовала за ней, что еще ей оставалось?… Сзади замелькали неясные тени. Она зажмурилась и внезапно почувствовала под ногами пустоту. В спину ей ударила волна звуков, в которой самым невозможным образом смешались вой, плач, визг, хохот…
Она успела ухватиться рукой за развевающийся подол своей провожатой, и в кромешной темноте их с бешеной силой понесло почему-то вверх…
Встречный ветер свистел в ушах, обжигая распяленный в беззвучном крике рот. По лицу неожиданно хлестнули ветви, и вдруг перед глазами заплясала тёмно-жёлтая луна, а вслед за ней, кривляясь и подмигивая, неслись яркие звёзды, кажется, они даже пели что-то нестройное и разухабистое, и жутко – именно жутко! – весёлое… Горбунья давно уже выпустила из рук чужой подол, и свободно кувыркалась в ночном воздухе, словно осенний лист на ветру, и луна со своей свитой оказывалась у неё попеременно то в головах, то далеко внизу под ногами. Мимо, хохоча и повизгивая, проносились какие-то чёрные тени. Она почувствовала, как внутри неё закипает пузырьками безумное веселье, смешанное со сладостной жутью, и захотелось, чтобы этот полет никогда-никогда не кончался!..
Потом луна и звезды исчезли, и она очутилась в огромной пещере.
Трескучие языки костра лизали блестящие своды, выхватывая из полумрака причудливые лики её обитателей. Многие из них были откровенно страшны, но попадались и довольно забавные рожицы. Рядом шумно дышала её проводница: ветер вздыбил ей черную гриву, и пряди волос торчали во все стороны, словно пики… Никто не обращал на них внимания. Собравшиеся вели себя чинно, точно званые гости, собравшиеся на большой семейный праздник. Между ними сновали на задних лапах большие ежи, обнося желающих объёмистыми деревянными кружками, в которых пенилась тёмная жидкость. Каггла постеснялась спросить себе, зато ведьма влила в свою утробу сразу две кружки подряд, и оконфузилась, звучно икнув, – при том изо рта её вылетел и громко лопнул большой радужный пузырь. Она торопливо прикрыла рот ладошкой, но икота не оставляла её – вылетела целая вереница пузыриков, и кое-кто уже откровенно похихикивал. Но тут очень кстати раздался чей-то громкий высокий голос:
– К столу, друзья!.. Прошу пожаловать к столу!
И вся честная компания, разом отбросив приличия, с шумом и гамом, дробно топоча лапами, устремилась вглубь пещеры, где стояли длинные столы, изнывающие под тяжестью съестного. В суматохе многих посбивали с ног и немножко помяли, но в конце концов, толкаясь и смешно переругиваясь, все расселись по местам, жадными глазами пожирая расставленные кушанья, возбужденно перешептываясь, и подталкивая друг друга локтями. Каггла почувствовала, что, оказывается, изрядно проголодалась. Слева от себя она обнаружила свою попутчицу, а справа… Грызлю. В ответ на её испуганный взгляд, Грызля расплылась в улыбке, и словно бы невзначай, обнажила ряд мелких острых зубов.
– Только попробуй!.. – предупредила горбунья, и для пущей убедительности показала соседке кулак.
Грызля обиделась и отвернулась.
В этот момент все разом притихли, и всё тот же звонкий голос произнес:
– Так наполним же кубки, друзья, добрым игристым вином, и воспоём славу покровительнице нашей Луне!..
Каггла увидела во главе стола толстого тролля, поднявшего в лапе кубок. Все одобрительно зашумели, поднялось радостное оживление, но тут вдруг в полу пещеры разверзлась зеленовато-багровая дыра, и полезли оттуда бледные, мерзкие создания, коим и не знают названия живущие под властью Солнца.
Костер тревожно замигал, потянуло гнилью и холодом, и Каггла ощутила, как в сердце заползает чёрный, сосущий страх: неведомо откуда, но осознала она, что вот этих-то и следует бояться!.. Её спутница дернула горбунью за руку и потянула под стол.
– Сиди тихо!.. – почти беззвучно приказала она.
Каггле приказаний и не требовалось – она даже дышать боялась!.. Зато остальная братия оказалась неробкого десятка: похватав, что под руку пришлось, всё застолье бросилось на пришельцев.
Завязалась жаркая схватка.
Каггла видела из своего укрытия, как сражались обитатели пещеры с подземными тварями – не на жизнь, а на смерть!
Один раз сунулась к ним под стол какая-то оскаленная морда: ведьма взвизгнула и ткнула её вилкой – попала, нет ли, но морда исчезла. Вдругорядь поползло прямо на них чудовищное создание с длинными клыками, но кто-то вовремя разбил ему голову – на горбунью, почти обеспамятевшую от ужаса, брызнуло липким и вонючим…
Ей казалось – прошли годы, прежде чем бледно-синяя лавина стала отступать, пятиться, и вот уже рваная зловещая дыра в полу совсем исчезла. В последний миг чьё-то большое и мягкое крыло задело ее по лицу, и она, не выдержав, упала в обморок…
Бархатные лапки сильно, но не больно похлопывали её по щекам. Открыв глаза, Каггла обнаружила, что это – Грызля.
– Спужалась? – радостно-ехидно спросил зверек.
Каггла отпихнула желтоглазую, и побрела отыскивать свою наперсницу.
Повсюду царил разгром: перевернутые скамьи и столы, битая посуда, клочья шерсти, оторванные хвосты и лапы. Горбунья шла осторожно, стараясь ни на кого не наступить. Взгляд её наткнулся на какого-то мохнатика, подобно остальным, он приводил себя в порядок: язычком пригладил шёрстку, потом щёлкнул пальцами, и в лапе у него блеснула штопальная иголка с суровой ниткой. Облизав иглу, – для дезинфекции – пояснил он, заметив её взгляд, мохнатик поднял свою другую лапу – оторванную, и стал пришивать её кривыми длинными стежками, ловко орудуя иглой. Закончил, завязал узелок, перекусил нитку зубами, и хвастливо пошевелил вновь обретённой конечностью перед носом изумленной зрительницы:
– Видала? Как новенькая! – и тут же предложил великодушно: – Давай тебе чего-нибудь пришью? У тебя хвост был или нет?
– Благодарю!.. – ответила Каггла, и торопливо отошла прочь.
Вскоре ей удалось отыскать свою напарницу – целую и невредимую – и, усевшись с нею рядышком на земляной пол, она долго ещё наблюдала разные удивительные вещи.
Вновь жарко разгорелся огромный костер. Все раны были зализаны, пол подметён, столы расставлены, и давешний тролль – его заплывшая физиономия стала несколько шире, – весело воскликнул:
– Р-раз!.. Два!… Тр-р-ри!!!.. – и на столах вновь появилась посуда, наполненная аппетитной снедью.
Все снова расселись, как ни в чем ни бывало, приняли по первой, – и пошел пир горой!
Каггле кусок не лез в горло.
– А они не вернутся? – опасливо спросила она у соседей.
– Не-а!.. – весело заверил её сидевший напротив рогач. – Теперь не сунутся до следующего Празднолунья. Мы их каждый год мутузим…
– Мы с ними не водимся! – просюсюкал его сосед слева, детский голосочек которого совершенно не вязался с внешностью – детям с ним бы не встречаться! – Они в прошлом году всё наше пиво выхлебали!..
Горбунья всё равно никак не могла успокоиться.
– Выпей вина!.. – посоветовали ей.
Она послушалась… Хмельная терпкая влага приятно обожгла пересохший рот и горло, горячей волной скатилась в самую середку, и оттуда теплом ударила в голову. Каггла успокоилась, развеселилась, и налегла на угощение, не разбирая уже с прежней придирчивостью, что перед ней – куриное крылышко или жабья лапка…. Ведьма заботливо подливала ей в кубок – и она уже чувствовала вращение земли. Выпили с мохнатой Грызлей «на брудершафт», и та говорила, кокетливо поводя глазищами, – а вот, мол, я тебя укушу! – на что горбунья ей ласково отвечала: а не пошла бы ты?…
Вдруг забухали большие барабаны: бумс…бум-м-мс!.. К ним присоединились пузаны поменьше, и медные тарелки рассыпали замысловатую трель: тремс-тремс.… Это было Каггле в пору! Ноги её задвигались, она приподнялась было на скамье, не в силах больше оставаться на одном месте, но тут вступили скрипки – визгливо и задорно… Загудел тягучий контрабас, запищали всевозможные дуделки… На горбунью обрушилась музыка!.. Разудалая, чуть непристойная, слегка спотыкающаяся, – и музыканты ведь отведали вина! – она стала для Каггла откровением. Незнакомое доселе чувство охватило ее душу – и она отчего-то коротко и сладко разрыдалась.
А вокруг – бесновалась дикая пляска!
И её схватили за руки, втянули в круг, где скакали, прыгали, вопили, рычали, смеялись… Всё помчалось куда-то, увлекая в нескончаемый круговорот. Вихрем пронеслась мимо ведьма, изгибаясь, в обнимку с каким-то козлоногим – полуобнаженная, бесстыжая, с развевающимися волосами… Всё вертелось у горбуньи перед глазами, музыка текла вместо крови по её жилам, и она уже не чувствовала себя.
