скачать книгу бесплатно
– Так то скифы, дочка, а ведь и там не оставила его Деметра. Я же иду к эллинам, своим землякам; чего мне бояться?
Однако и Мера разделяла беспокойство своей хозяйки. С недовольным выражением на морде следила она за сборами, и ее укоризненный взгляд как бы говорил Эригоне: как же ты решилась его отпустить? Когда же Икарий, попрощавшись с дочерью, погнал осла вдоль Эразина, собака снова вопросительно посмотрела на хозяйку. Эригона кивнула утвердительно – и Мера, с жалобным поскуливанием, побежала вдогонку за своим хозяином.
«Беги, беги, моя дорогая, будешь ему помощницей, – подумала Эригона. – О, Дионис, Дионис! Только вчера узнала я, какое золотое сердце у моего отца – и сразу разлука! Что ж, придется работать за троих, – она усмехнулась: – За него, за себя и за Меру. Теперь, мои козочки, я уж вам никак не позволю щипать побеги нашей виноградной лозы».
VI
Икарий быстрым шагом шел вдоль долины Эразина, в эту пору года щедро залитой водой. Заметив, что Мера следует за ним, попытался ее отогнать, но убедившись, что его угрозы и даже пинки напрасны, махнул рукой.
Эразин в той местности долгое время течет между двумя рядами холмов к северо-востоку; потом, достигнув равнины, резко поворачивает на юго-восток, образуя Марафонское болото, то зловещее болото, в котором спустя много веков сгинет персидское войско. Оттуда видна уже голубая бездна моря, и все чаще встречаются тут знаменитые заросли камыша, так называемого флеоса, из которого рыбаки плетут свои неводы.
Дошедши до излучины реки, Икарий остановился. Может быть, направиться в Марафон? Таким было его первоначальное намерение, но под наплывом вчерашних воспоминаний он решил дар свой прежде всего преподнести родному городу его жены – Птелею, где не был ни разу после ее смерти. Покинув долину Эразина, он двинулся на северо-восток.
Вскоре дошел он до пригорка с вязовой рощей, которая дала имя городу: Птелей значит Вязовник. Помнил он эту рощу прекрасно – именно там он впервые увидел свою будущую жену в хороводе Артемиды. Роща осталась такой же; но… Что это? Или ему послышалось? И хоровод тот самый: звуки флейты, девичий смех, песни. Он оставил осла под охраной Меры и потихоньку, прячась за уступами холма, подкрался к роще.
Там действительно пели и плясали девушки. Они то делились на два полухория, то соединяли голоса, то каждая пела по отдельности. Видимо, торжественная часть богослужения уже закончилась, теперь молодые почитательницы Артемиды просто забавлялись. Укрывшись за стволом дерева, Икарий мог отчетливо слышать песнь одного из полухорий:
Гордо блестит Филомелы взор:
«Молода, прекрасна, прелестна!»
Златой короной сверкает коса,
Облегая голову тесно.
Точно царица она!.. Но нет!
Ифинои щеки облиты
Румянцем ярким светлой зари —
Греет их жар Афродиты.
Тут второе полухорие дало знать о себе:
Шутки долой! Смотрите сюда:
Есть ли кто в мире краше?
Кто бы сравниться мог красотой
С Антианирой нашей?
Так нас Гелиоса слепит блеск,
Застав посреди равнины.
Но рядом с ней, как лунный свет,
Яснее прелесть Коринны.
После полухория вразнобой зазвучали отдельные голоса:
А что же другие? Скажите нам:
Как упустить из виду
Гладкие щечки Никандры,
Стройный стан Никориды?
А разве погас Андротимы взгляд?
Разве не тешат нам взоры
Каллисто дородная стать,
Лебединая шея Пандоры?
Наконец, соединившись в общий ладный хор, они благочестиво вознесли руки к небесам и запели:
Все они прекрасны, все – но
Ни одна не может сравниться
С Артемидой-Девой – наших лесов,
Полей и лугов царицей.
О Богиня! Воззри на нас,
Заботой вечной лелея,
И с высоты небес охрани
Поля и народ Птелея!
VII
Икарий в немом восторге дослушал песнь до конца: ему казалось, что он помолодел на двадцать лет. Когда умолкли последние голоса, он вышел из-за дерева, за которым скрывался, и громко произнес:
– Красавицы, а кто из вас мне подскажет дорогу до птелейской лесхи? Спешу туда по делу всенародной важности.
Девушки испуганно взвизгнули, но быстро успокоились при виде почтенного крестьянина с сединой в волосах и бороде, учтиво им улыбающегося. Филомела, которая, как дочь демарха, считалась главной в этой компании, отважилась даже на укоризненное замечание:
– А разве прилично гостю, нарушая эллинский обычай, подсматривать за служительницами Артемиды и подслушивать, как они поют?
– Пусть лишит меня своей благосклонности могучая дочь Зевса, если я сделал это умышленно! Нет, мои красавицы, я невольно загляделся на вас: у меня у самого дочка вашего возраста, и я все время думал о том, как хорошо было бы ей петь и плясать вместе с вами.
Филомела сразу сменила гнев на милость:
– И мы будем рады ей, гость, если она так же учтива, как ты.
– А скажите мне, девушки, по какому случаю совершаете вы эти божественные обряды?
Теперь Антианира, предводительница второго полухория, решив, что их старшая уже достаточно себя проявила, вмешалась в разговор:
– Ну как же, гость? Разве ты не знаешь, что в этом году через четыре месяца нас ждет праздник Артемиды Бравронской? Все города Аттики посылают в Браврон своих девушек, чтобы там они стали святыми «медведицами» здешней богини и получили от нее благословение на замужество. Так что и мы не хотим оказаться последними.
– А еще говорят, – добавила черноглазая Андротима, – что сама царица Зевксиппа приедет в Браврон и будет раздавать венки. Правда, Браврон не принадлежит афинским царям, но ради общего согласия град Артемиды намеревается таким образом оказать почет городу Паллады.
– Пусть же богиня почтит вас своей милостью и даст вам победу над дочерями Браврона и над всеми иными.
– О, не так-то легко будет этого добиться, – вставила свое Коринна. – Они очень хорошо обучены. Зато трикорифянок надеемся разбить наголову!
Все рассмеялись.
– Врите себе что хотите, комарихи трикорифские, а нас вам не превзойти.
Икарий усмехнулся. Трикориф был ближайшим соседом Птелея. Это обстоятельство усиливало соперничество между городами. Расположенный среди болот, он особенно страдал от комаров, но, по правде говоря, и Птелею от них доставалось.
– А кто же, – спросил Икарий, – сложил вам эту веселую песнь? Видно, не из чужих он краев, если так хорошо вас всех знает?
– Это ее отец, – ответила Филомела, указывая на Ликориду, – поэт Феспид, житель нашего города. Не приходилось слышать о нем? Он известен всему Четырехградию, а возможно, и всей Аттике.
– Рад буду с ним познакомиться, благородные медведицы, а потому еще раз прошу, чтобы какая-то из вас проводила меня до птелейской лесхи.
– Почему нет, охотно, – ответила Филомела. – Девушки, кто проводит гостя к нашим отцам?
Обращалась она ко всем, но смотрела при этом на Ифиною. Ифиноя была, несомненно, самой красивой из них и уступала первенство Филомеле лишь потому, что та была дочерью демарха; сама же происходила из бедной семьи, отца ее звали Филохор. В других обстоятельствах не попала бы она в хор Артемиды уже по той простой причине, что не имела нужных нарядов. Однако подруги очень ее любили и за красоту, и за добрый характер и потому не только одевали ее за свои деньги, но и выкупали у отца, когда он в праздничные дни требовал, чтобы она работала. Такие услуги со стороны подруг ставили Ифиною в зависимое положение, и она прекрасно это понимала.
– Я готова, – просто ответила она.
Икарий, попрощавшись с девушками, направился в сопровождении Ифинои к птелейской дороге, у которой оставил осла и собаку.
«Итак, с дочерьми договориться удалось, – подумал он. – Послушаем же, что скажут отцы».
VIII
Между тем в лесхе дела шли неважно. Жрица Артемиды Птелейской, жена Феспида, потребовала через мужа, чтобы богине были возвращены ее священные луга, которые по небрежению ее предшественницы постепенно превратились в местное пастбище. Возникли по этому поводу жаркие споры: община не хотела терять доходы, но в то же время опасалась гнева богини. Эврикрат, отец знакомой нам Антианиры, посоветовал обратиться за решением в Дельфы, к Аполлону. Но шутник Филохор возразил, что это равносильно проигрышу дела: «Ясно как день, – сказал он, – что брат не пойдет против сестры». Феспид, яростно стукнув кулаком по столу, потребовал, чтобы Филохора вывели вон: «Если будем слушать безбожников, нас всех ждет погибель!»
Филохор занимался плетением веревок из флеоса и на этом основании называл себя ремесленником. За счет своего красноречия добился места в совете; тем не менее все считали его проходимцем. Некоторых его веселые остроты забавляли, однако последняя выходка настроила всех против него, и Филохор струхнул не на шутку.
В эту минуту в лесху вошла его дочь Ифиноя в сопровождении Икария.
– Привела вам гостя, – громко объявила она.
Хозяевам в тот момент было не до гостей, кто-то даже буркнул, что незваный гость хуже кентавра. Но Феспид его прервал:
– Мужи птелейские! Помните об общеэллинском законе! Слово имеет демарх.
Демарх Стесахор счел уместным сказать прибывшему:
– Да благословят тебя боги, пришелец, мы угостим тебя немного позже: сейчас мы заняты сложным и срочным делом.
– Приветствую птелейских мужей! – сказал Икарий. – Я пришел не за угощением, а с гостинцем для вас, по божьему повелению. Не помешает он вам в вашем деле, а напротив – поможет быстрее его решить.
Слова «по божьему повелению» и почтенный вид гостя привлекли к нему всеобщее внимание.
– Отлично! – поспешил отозваться Филохор, довольный тем, что от него все отвернулись. – Богов всегда нужно слушаться. Но где же этот твой гостинец?
– За дверями. Но к нему еще нужны: большой жбан, вода и столько кубков, сколько вас тут присутствует.
Разумеется, за всем названным отправился Филохор. Когда все было доставлено, Икарий развязал один из своих мехов и положил перед собой на стол.
– Начало от Зевса! – объявил торжественно. – Кто из вас исполнит пеан?
– Я спою, – сказала Ифиноя.
И начала:
Зевс направил людской род
На дорогу разума: «Терпи
И терпением учись», – сказал.
Тишина вокруг —
Спишь, но не спит память о грехах
В темной сердца глубине…
Себе вопреки
Справедливым должен стать.
Лаской подарит бог, это его
Могучая рука
Держит святой руль мира.
Икарий был удивлен.
– Откуда ты знаешь эту песнь? – шепотом спросил он у певицы. – Тот же ритм, та же мелодия, что и у моей Эригоны.
– Так я же от нее впервые и услыхала, – тоже шепотом ответила девушка. – Была однажды у нее, чтобы продать веревок за меру маслин и вдобавок получила эту песнь.
Сказав это, она ушла. Икарий, приготовив предписанную смесь, наполнил кубки.
– Зевсу Олимпийскому, – сказал, совершив возлияние. – Возлияйте и вы, друзья!
Все исполнили сказанное. Вкус вина так поразил их своей новизной, что после первого кубка не было разговора ни о чем другом. Все быстро осушили свои кубки, а быстрее всех Филохор.
Пришел черед второго кубка.
– В честь героев и душ умерших! – провозгласил Икарий, снова разливая вино по кубкам. И добавил: – Вечная память жене моей Клеаристе. Она была вашей землячкой, птелейские мужи.
– Это моя сестра! – радостно воскликнул Эврикрат. – Приветствую тебя, зять! Сразу не узнал, ведь двадцать лет не виделись. Заходи в гости, хотел бы показать тебе твоих племянников – Ферекрата и Антианиру.
– Буду рад их увидеть. С Антианирой, кстати, я уже познакомился и горжусь такой племянницей. Она бы составила отличную пару моей Эригоне.
Завязался разговор о былых временах. Остальные начали поминать своих покойников. Послышались восклицания: «Вечная память Кедону!», «Вечная память Эвбулине!», «Вечная память Эразиниде!»
– Не пора ли все же вернуться к нашему делу, друзья? – заметил Феспид. – Артемида ждет нашего решения. Ты, Филохор, напоследок какую-то глупость ляпнул, шальная голова!
Все только рассмеялись, от прежнего гнева не осталось и следа.
– Но я совсем не об этом хотел сказать, а вот о чем. Устами Аполлона, несомненно, вещает сама Правда; только бы жрец в Дельфах в угоду жрице слов его не исказил.
– Верно говоришь, – отозвался Каллий, отец Каллисто.
В этот момент демарх стукнул ладонью по столу.
– Вечная память Андробулу, моему отцу! Мудрый он был советчик; я не достоин даже развязать шнурки на его башмаках. Но в этот миг его душа как бы ожила во мне. Послушайте, птелейские мужи, какой я дам вам совет. Давайте возьмем две примерно одинаковые свинцовые таблички; на одной нацарапаем «вернуть», на другой – «не возвращать». Таблички эти скрутим и, перемешавши, опустим одну в золотую, а другую в серебряную чашу, зальем воском, запечатаем и поставим в храме Артемиды. Аполлону же пошлем такой вопрос: какую нам выбрать чашу – золотую или серебряную?
– Что ж, я не возражаю, – с явной неохотой ответил Феспид, однако у всех остальных это предложение вызвало полный восторг, особенно у Филохора.
– Вот это действительно мудрый совет! – воскликнул он. – Да здравствует демарх Стесахор! И да сохранится вечная память Андробула!
Все осушили свои кубки. Икарий наполнил их в третий раз.
– Зевсу Спасителю! Пейте, мужи; это третий и последний кубок.
– Слава Зевсу Спасителю! – возгласил Стесахор. – Этот кубок еще вкуснее двух предыдущих.
