скачать книгу бесплатно
Здесь [на горе Афон. – А. З.] находится и наша обитель Благовещения Пресвятой Богородицы, которая устроена заботами и усердием покойного настоятеля старца Парфения с помощью добрых людей, имевшая до войны 40 человек братии. […] Прежде монастыри получали из России, но все это прекратилось ради современной страшной неурядицы. И живем мы ныне весьма бедствуя, распродавая последние церковные облачения и утварь для существования (Младоросская искра. 1932. № 20. 12 июля). Предлог ради вместо ожидаемого (согласно современным нормам) из-за.
Подавив огнем и мечом крестьянские восстания в России и на Украине, коммунистическая власть окончательно разорила крестьянское хозяйство. Карательные экспедиции действовали в деревне, подобно опричникам Ивана Грозного. […] Благодаря варварской системе заложничества и круговой поруке, были пролиты потоки невинной крови (Анархич. вестник. 1924. № 7). Предлог благодаря вместо современных из-за, вследствие.
Очевидно, смешение можно интерпретировать как наложение двух процессов: старого недифференцированного употребления предлогов из-за, ради, благодаря, идущего из литературно-книжной практики XIX в. [Очерки 1964b: 234–235], и унифицирующего влияния французской предложной модели. Данное явление не следует рассматривать как специфически эмигрантское, так как смешение предлогов из и из-за, благодаря и из-за вследствие лексико-грамматического пересечения их в общей (грамматической) семе каузальности нередко и в современной речи [ТСВН 1973].
Иногда с позиций современного узуса употребление некоторых предлогов в эмигрантских газетах кажется необычным; приведем в качестве примера цитату:
Первый гейм прошел с большим напряжением и закончился в пользу «Руси» со счетом 15 на 9 (Возрождение. 1932. 2 янв. № 2405).
В современном языке доминирует аналитическое сочетание «со счетом 15: 9» с так называемым кратным именительным, «господствующим в области спорта» [РЯСОМ 1968: 265]. Ясно, что устный язык следует за письменной формой и в речевом узусе метрополии распространилась модель синтаксически нескоординированных компонентов. Конечно, в языке использование этого типа синтаксически ограничено: практически только существительные счет и результат участвуют в его формировании, именно поэтому такие конструкции справедливо квалифицируют как «синтаксический фразеологизм» [там же]. Данная синтаксическая структура является довольно новой в русском языке, хотя в [РЯСОМ 1968: 265] и приводится две цитаты, в которых при обозначении спортивного результата используются предложно-падежные конструкции:
Первая половина игры кончилась со счетом «один на ноль» в пользу германской команды (Ю. Олеша. Зависть).
Счет здесь пока полтора на пол-очка (Комментарий к шахматному матчу, телепередача. 1965 г.).
В монографии [РЯСОМ 1968] отмечался факт активизации именительного кратного в области спорта, но без функционально-стилевой детализации: как функционирует данная модель при обозначении количества очков в разных видах спорта? какова частотность использования именительного кратного или предложно-падежной конструкции в газетно-публицистическом и устном языке? Очевидно, после 60-х гг. в тех видах спорта, где для исчисления очков используются целые числа, рост именительного кратного несомненен, в тех же видах спорта (например, шахматы), где применяются более мелкие числа (очко, пол-очка), до сих пор сосуществуют обе модели. Итак, можно с известной осторожностью высказать предположение, что конструкция 15 на 9 в эмигрантской прессе – это традиционная речевая модель обозначения количества очков, принятая в русском узусе в дореволюционные годы и сохраненная в речи диаспоры.
Использование предлогов в – на (при обозначении участия кого-л. в мероприятии) зависит от глагольного управления: участвовать в собрании, но присутствовать на собрании. Неузуальную для современного употребления форму произнести речь в пленуме можно рассматривать как смешение, неуверенность говорящего/пишущего в нормативной русской глагольной валентности.
Его [Сталина] последняя речь, произнесенная 3-го марта в пленуме какого-то из высших советских учреждений… (Возрождение. 1937. 3 апр. № 4072).
На закрывшемся 10 ноября пленуме ЦК комсомола принято, как сообщают «Известия» (11.ХI), единогласное постановление об исключении из числа членов ЦК комсомола бывшего командующего флотом зиновьевца Зофа (Дни. 1926. 18 нояб. № 1162).
Интересным случаем является использование предлога между, сочетающегося с абстрактно-собирательным существительным (это идет из языка XIX в.):
Дружба, товарищество между молодежью [в Советской России. – А. З.] отсутствует (Голос России. 1932. июль. № 12).
В современной нормативной грамматике предлог между не может сочетаться с подобными собирательными именами существительными (крестьянство, учительство, профессура), имеющими формы только единственного числа. В нормативном языке возможны только модели, в которых участвует наряду с между также сочинительный союз и, т. е. в восполняющих (комплетивных) конструкциях, напр.: между молодежью и старшим поколением, между крестьянством и властью и т. п. Однако в языке XIX в., не только разговорном, но и книжно-литературном, использование предлога между с собирательными существительными не воспринималось как отклонение от нормы. Ср.:
Когда после холостого ужина [Пьер Безухов], с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики (Л. Толстой. Война и мир).
Очевидно, к концу XIX – началу XX в. произошла дифференциация предлогов в дистрибутивном значении: между стал использоваться со счетными именами, среди – с абстрактными именами, которые в семантическом отношении состояли из отдельных, самостоятельных компонентов, но в грамматическом отношении оставались невыраженными, поглощенными морфологической категорией собирательности.
Но он знал цену популярности среди молодежи и потому не решался круто разорвать с прежним кружком (Куприн. Яма).
Кавальканти шел, весь отданный своим черным думам, и, только случайно подняв глаза, заметил Лоренцо, старого нищего, хитрость которого была хорошо известна среди молодежи (Н. Гумилев. Радости земной любви).
Произошло также и стилистическое размежевание предлогов, используемых в данных конструкциях: предлог среди все более тяготел к нейтральному регистру, предлог между стал разговорно-просторечным. В некодифицированных сферах русского языка смешение данных предлогов было вполне возможно: причиной этого был дисбаланс между грамматикой (собирательность) и семантикой (раздельная множественность). В этой связи приведем любопытный языковой документ, написанный в СССР в первые революционные годы. Это заявление (от 5 февраля 1929 г.) В. Бухарева в Томский губернский избирком (орфография и пунктуация источника сохранены):
…нас губила не сплоченность не связанность между молодежью не сознательность, неужели я бы торговал зная, нет, когда узнал гадость торговли я бросил, нас погубила религиозная обстановка, теперь я уже себя считал среди молодежи и считал себя учеником советского союза (Дружба народов. 2000. № 11).
Использование предлогов между и среди со словом молодежь, по нашему мнению, едва ли можно однозначно квалифицировать как ошибку неграмотного человека (отвлеченная лексика противоречит этому) или нарушение грамматических правил. Кажется, в приведенной цитате очевидно стремление пишущего грамматически и семантически различить, дифференцировать использование данных предлогов: сочетание между молодежью равно по смыслу фразе между молодыми людьми (с локативно-квалификативным значением), сочетание среди молодежи подчеркивает активную (инклюзивную) роль субъекта в некоторой группе (молодежь). Аналогичную грамматическую конструкцию находим и в тексте И. Солоневича, в 1934 г. вместе с братом Борисом и сыном Юрием, бежавшим в Финляндию (затем – в Центральную Европу) из ГУЛага в Карелии. Можно ли объяснять ее появление в письменном тексте теми же языковыми мотивами (неустойчивым, динамическим состоянием предлогов между и среди в узусе), что и в предыдущем полуграмотном заявлении, или же отнести к особенностям эмигрантском языка? На наш взгляд, больше оснований видеть те же языковые процессы семантико-стилистической и грамматической дифференциации, подвижного и еще неустойчивого положения в конкуренции предлогов между и среди, но не коррозию, не ошибку, как это можно было бы квалифицировать, исходя из современных грамматических норм.
Должен сказать, что среди этой молодежи напрасно было бы искать какой-нибудь хотя бы начерно выработанной программы, во всяком случае положительной программы. Их… не устраивает никакая партийная диктатура, и поэтому между той молодежью (в лагере ее немало), которая хочет изменить нынешнее положение путем, так сказать, «усовершенствования» компартии, и той, которая предпочитает эту партию просто перевешать, существует основной решающий перелом: две стороны баррикады (И. Солоневич. Россия в концлагере).
По-видимому, и приведенную в начале нашего рассуждения цитату из эмигрантской газеты следует рассматривать как сохранение старой грамматической модели, не имеющей для эмигрантов стилистической окраски просторечности/разговорности.
Рассмотрим вторую тенденцию – возможного влияния иноязычных предлогов, вызывающего смешение русских. Начнем с предлога через в значении «посредством, вследствие, с помощью». Употребление данной конструкции с предлогом через было свойственно не только дворянскому речевому обиходу в XIX в., но и просторечию. Грамматической особенностью предлога было его использование с абстрактными существительными:
[Кузнец: ] «Зачем тут лежат эти мешки? их давно бы пора убрать отсюда. Через эту глупую любовь я одурел совсем. Завтра праздник, а в хате до сих пор лежит всякая дрянь. Отнести их в кузницу!» (Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки).
Постигнув через эту любовь смысл жизни, он верно постигает и смысл смерти – и чем глубже он постигает этот смысл, тем меньше трепещет перед нею (Л. Толстой. Путь жизни).
Применительно к современному узусу БАС-1 предлог через в значении «из-за чего-н., по какой-н. причине» снабжает пометой устар[елое] и простореч[ное] [БАС Т. 17: 866]. В эмигрантской речевой практике старые синтаксические модели активизировались под давлением иностранных языков: франц. par («посредством»), par suite de («вследствие»), нем. durch («посредством»). Употребительность предлога через зафиксирована и в устной эмигрантской речи [ЯРЗ 2001: 96]. Ср. также пример из нашего газетного корпуса:
На днях в Париже гильотинировали Жоржа Гошэ – юношу из хорошего, богатого дома, который долго катился по наклонной плоскости и дошел, через кутежи, игру и кокаин, до жестокого убийства с целью грабежа (Возрождение. 1932. 2 янв. № 2405).
Использование данной модели не редкость и в эмигрантской художественной литературе, что можно рассматривать либо как перенос (трансфер) из старого узуса, либо как кальку. Ср. также в прозе Набокова:
У меня ничего не вышло из беспечной идеи завладеть ее волей через ее любовь (В. Набоков. Лолита).
Интересно употребление предлога от в значении «изготовленный, заказанный». Очевидно, такое значение в эмигрантском узусе – непосредственное влияние иностранных языков; ср. франц. de, передающее грамматико-семантические отношения «автор, изготовитель»:
Я видела на княгине Ильинской необычайно элегантный черный шерстяной костюм от Ланвене, отделанный пышным бантом из белой тафты; маленькая шапочка и муфта от Ребу были сделаны из гладких белых перьев (Возрождение. 1935. 1 янв. № 3499).
В русском языке метрополии активность данной предложно-падежной группы фиксируется 80–90-ми гг. XX в. и объясняется обычно как результат иноязычного влияния в постперестроечные годы; неслучайно в конце 80-х гг. оно использовалось как языковой маркер зарубежной жизни, сейчас же – применительно и к российским реалиям. Ср.:
Хотя для мафиози [Кашляев] слишком малоинтеллигентен, такие разминают почву для настоящих боссов, а те держат дома видеокассеты с роками и порнографией, закусывают импортным миндалем в соли, носят шелковые слипы, носки от Кардена и рубашечки японского шелка… (Ю. Семенов. Репортер).
Конечно, «Тати» – не место для снобов, в глазах которых элегантность – это обязательно платье от «Шанель» или костюм от «Версаче» (Итоги. 1 июня. 1999).
…новомодный костюм от Зайцева или от Юдашкина… (Дружба народов. 2004. № 5).
Смешение предлогов из – с в эмигрантской публицистике вызвано, скорее всего, влиянием немецких синтаксических моделей; так, русское нормативное выбить с какой-либо позиции испытало воздействие нем. (den Feind) aus seiner Stellung vertreiben – «выбить (противника) с его позиций», в результате чего и происходит замена предлога с калькированным из:
На Гвадалахарском фронте националисты коротким ударом выбили красных из передовых позиций (Возрождение. 1937. 3 апр. № 4072).
Функционирование предлогов в – на в русском языке может являться строго закрепленным, идиоматизированным: в пользу кого-либо, но на пользу кому-либо. В эмигрантской прессе встречаются как случаи правильного употребления, так и модифицированного (влияние французского синтаксиса). Ср. нормативные модели:
Для Комиссаров важна любая свара на любой почве из-за надежды потом как-нибудь повернуть свару в свою пользу (Рус. правда. 1925. июль – авг.).
В кругах венгерских легитимистов большое недовольство вызвали заявления эрцгерцога Оттона в парижской печати, в которых претендент на венгерский престол высказывался против парламентской демократии и в пользу фашизма и корпоративного государства (Возрождение. 1935. 2 января. № 3500).
Но рядом с ними – трансформированные, возникшие в результате калькирования франц. au bеnеfice de; au profit de – «в пользу (кого-либо)»:
Нынешняя власть залила потоками крови Родину Нашу, довела Ее до небывалого обнищания и продолжает предавать интересы страны на пользу III Интернационала (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).
Ср. также смешение русских предлогов в – на в результате калькирования, где французский предлог en указывает направление движения, отсюда появляется винительный падеж. В русском языке после существительного представительство требуется предложный падеж.
Лиц, интересующихся младоросским движением… просят обращаться письменно к генеральному секретарю представительства Р. Ц.С. М. на Францию (Младоросская искра. 1933. 10 июля. № 31); буквальная калька с франц. la prе?sentation en France, букв.: «представительство на Францию», ср. рус. нормативное представительство во Франции.
Происходит смешение предложно-падежных групп, калькированных уже в XIX в.: под управлением (нем. unter der Leitung), под руководством (нем. unter der F?hrung, unter der Leitung). В эмигрантском узусе может происходить семантическая нейтрализация, хотя в дореволюционном языке их дистрибуция была достаточно отчетлива: группа под управлением сочеталась с существительными, обозначающими лиц музыкальных профессий; группа под руководством обладала более широкой сочетаемостью (и музыкальные, и общественные сферы). Эмигрантский узус дает непривычное сочетание: под управлением шефа-повара [sic], что можно объяснить унифицирующим влиянием немецкой предложно-падежной группы unter der Leitung или франц. sous la conduite de – «под управлением»:
Первоклассная русско-французская кухня под управлением шефа-повара [sic] (Дни. 1925. 8 февр. № 686).
Ср. нормативно-узуальное под управлением дирижера, композитора:
Сегодня, в четверг, 18 ноября, первое представление «Медеи» Эврипида [sic] в переводе Д. С. Мережковского и постановке М. Н. Германовой, играющей Медею. Усиленный оркестр и хор под управлением специально приехавшего из Праги композитора А. Подашевского (Дни. 1926. 17 нояб. № 1161).
Таким образом, смешение предлогов в нашем корпусе – явление, проявляющееся как в сохранении старых, архаических моделей, так и в контаминации с иноязычными грамматическими конструкциями. В последнем случае иноязычные модели могут легко проникать в русское речевое употребление, когда уже на почве русской грамматики есть предпосылки (семантическая ослабленность близких по смыслу и выражаемым отношениям предлогов) для такого унифицирующего влияния. Вообще, иностранный языковой материал в области грамматики выполняет именно унифицирующую функцию, погашающую вариативность, семантическую дистрибуцию русских предлогов и предлагающую взамен альтернативы один предлог с четко выраженной грамматической семантикой. Итак, семантика в процессе унификации оказывается «страдающей» стороной, уступая первенство грамматике, более формализованной и четкой в функциональном отношении.
4. Трансформация грамматической сочетаемости
Изменение моделей грамматического управления, точнее сказать, трансформация грамматической сочетаемости (нарушение норм управления) – тема, активно изучаемая специалистами на материале как языка метрополии, так и русского языка эмиграции [Kouzmin 1982; ЯРЗ 2001; РЯЗ 2001; Протасова 2000, 2004; Зеленин 2004 и др.]. Очень часто изменение грамматической сочетаемости вызвано:
а) смешением синонимов, близкозначных слов и появляющейся на этой основе подменой одного слова другим;
б) нечетким знанием индивида сочетаемостных (валентных) свойств лексемы (в [ЯРЗ 2001: 420] отмечается, что «грубые ошибки, связанные с управлением, встречаются скорее у людей, покинувших родину в детском возрасте»);
в) влиянием иностранных языков и трансфером из второго (третьего) языка в русский валентных связей слова (особенно это касается глагольных лексем) и др. Все эти процессы хорошо описаны, и в литературе приведено большое количество примеров, преимущественно из эпистолярных жанров и записей устной речи. Эмигрантская пресса первой волны содержит не так много отклонений от нормативных грамматических конструкций, как устная речь или эпистолярные тексты, однако и на страницах газет можно видеть аналогичные языковые процессы, описанные на материале некодифицированных сфер языка эмиграции.
Градация контаминированных форм может располагаться в известных границах: от таких, которые находятся в пределах нормы (играть значение; ср. нормативное играть роль и иметь значение), до таких, которые расцениваются как «режущая слух ошибка» [Лаптева 2000: 87]. Примером последнего типа является, напр., неоправданный перенос глагольного управления (валентности) на отглагольное существительное: под угрозой револьверами (нормативное глагольное управление угрожать чем? но невозможно сказать под угрозой чем? отглагольное существительное требует другого предложно-падежного управления: под угрозой чего?):
[В Фучжоу] вчера шайка коммунистов ворвалась в зал официального банкета и под угрозой револьверами связала руки участников банкета… после чего последних увезли с собой (Сегодня. 1930. 9 янв. № 9).
В случае убит поездом теоретически можно усматривать возможность использования грамматической русской инструментальной модели (убить ножом, топором, кулаком), но на деле данная фраза является скорее всего английской синтаксической калькой X was killed by train (результативный пассив нормативен для романо-германских языков):
Поездом убит Джон Василевский, 48 лет, 5530 Лэйк Парк аве [sic] (Рассвет. 1937. 11 февр. № 35).
Однако в нашем корпусе модели нерезкого нарушения грамматических норм в процессе контаминации, допустимые в разговорной некодифицированной речи, несомненно преобладают и едва ли могут вызвать резкую негативную языковую реакцию со стороны говорящих и пишущих: воспитанный, выросший под большевиками (контаминация воспитать под страхом и вырасти при большевиках, быть под большевиками), «стучать» среди эмигрантов (контаминация шпионить, следить среди кого-либо и стучать на кого-либо – «доносить»), тянуть за коммунистов (контаминация тянуть за кем-либо – «следовать за кем-либо, ориентироваться на кого-либо», и быть за коммунистов), допустить до военной оккупации (контаминация допустить до чего-либо (разг.) и довести до чего-либо). Скорее можно говорить о допустимой (в пределах узуса) вариативности. См. некоторые примеры из нашего корпуса:
Нынешнее православное духовенство в СССР почти полностью состоит из людей, выросших и воспитанных под большевиками, получивших духовное образование и посвящение в катакомбах, несмотря на скорпионы Чеки и ГПУ (Возрождение. 1937. 20 нояб. № 4107).
Иногда «стукачей» посылают за китайскую границу, чтобы «стучать» среди эмигрантов (Возрождение. 1927. 5 окт. № 855).
Разочарование в коммунистах [название заметки]. Небольшая часть рабочих двинских жел[езно]-дорожных мастерских под влиянием бешеной агитации и посулов «тянула» за коммунистов. Теперь настало отрезвление и разочарование. […] – Ныне, – уверяют они, – у нас в мастерских нет ни одного сочувствующего коммунистам (Сегодня. 1930. 6 янв. № 6).
…представители немецкой тяжелой индустрии сговорились бы с самим чертом относительно т[ак] н[азываемых] «национальных интересов Германии», коль скоро они могли бы при этом нагреть руки. Но так как со стороны английской угольной промышленности… им были предложены большие барыши, то в них вдруг заговорило их национальное сердце, и они допустили до военной оккупации [Рурской области Францией. – А. З.] (Анархич. вестник. 1923. № 5–6).
Итак, в эмигрантской прессе процессы грамматической аналогии, вызывающие коррозию предложно-падежных позиций и появление контаминированных форм, встречаются преимущественно в области глагольной лексики. Но в большинстве случаев трудно однозначно квалифицировать, являются ли эти языковые сбои особенностью эмигрантского узуса или они проникли из русского советского языка (не следует забывать о существовавших связях, пусть и ограниченных, между частью эмиграции с СССР). В частности, следующий пример определенно можно идентифицировать как «советскую» грамматическую конструкцию. Новое глагольное управление стало широко распространяться в русском советском языке уже в 20-е гг. XX в. (многочисленные примеры и комментарии см., напр., в: [Селищев 1928; РЯСОМ 1968]); на страницах эмигрантских газет оно проявляется главным образом в результате заимствования фраз, словосочетаний из советского языка, напр. вычистить, вычищенный из партии. Появление в глаголе вычистить нового значения следует связывать с советской реальностью (массовыми чистками) и проникновением в смысловую структуру глагола семантического элемента «уволить со службы или исключить из какой-нибудь организации по чистке (нов.)» [СУ Т. 1: 523]. Активность употребления лексического (и синтаксического) советизма вычистить из партии в эмигрантской прессе резко возрастает в 30-е гг., когда чистки стали повсеместны в СССР, и практически затмевает стилистически нейтральное выражение исключить (из рядов какой-либо организации).
В среде большевистских главарей вспыхивают ежедневно скандалы. […] Лукьянов и Семенов исключены из партии за кражу кассы миноносной флотилии (Голос Родины. 1919. 1–14 мая. № 264).
Один из старых большевицких лидеров, А. П. Смирнов, бывший комиссар земледелия, исключен из партии… Это исключение мотивируется тем, что Смирнов упорно отказывался принести публичное покаяние в своих «антисталинских» заблуждениях (Возрождение. 1935. 2 янв. № 3500).
Из управления ГПУ Бурято-Монгольской республики вычищены за контрреволюционное направление 48 ответственных работников ГПУ (Голос России. 1931. 1 сент. № 2).
Грамматические модели, бытовавшие в первые годы революции, смещенные затем на языковую периферию и признанные уже в 30-е гг. устаревшими, в эмигрантской прессе используются без таких стилистических ограничений: прикрепить к колхозам, обратить в колхоз:[28 - В СУ обе фразы даны с пометой «устар[елое]», фиксирующей изменение прагматического потенциала глаголов прикрепить «ввести к состав кого-, чего-либо (обычно насильно, административным решением)», обратить с идиоматическим управлением: обратить в новую веру, обратить в рабство. Усиление в официальном дискурсе идеологически выверенных языковых форм вызвало необходимость удаления на лексико-прагматическую периферию глагольных конструкций с целью избежать негативного коннотативного компонента «сделать что-либо насильственно, вопреки желаниям кого-, чего-либо», явственно присутствующего в обоих глаголах.]
Через пять лет весь Русский народ, все сто с лишним миллионов будут обращены окончательно в крепостных кабальных рабов. Крестьяне будут прикреплены к своим колхозам, где будут отбывать коммунистическую барщину, такую жестокую, какой не знали и в самые древние, стародавние времена подлинного крепостного права (Рус. правда. 1930. июль – авг.).
В ночь на 25 марта Братская пятерка спалила обращенную в колхоз дер. Козлянцы. Жители ее, в числе 32 домохозяев, добровольно перешли на коллективизацию и забрали все имущество прочих 15 домохозяев, отказавшихся войти в колхоз и за это высланных в Сибирь после конфискации всего имущества (Голос России. 1931. 2 авг. № 1).
5. Категория числа имен существительных
Числовые формы имен существительных также требуют небольшого комментария, поскольку в эмигрантской прессе содержатся или, напротив, отсутствуют такие языковые факты, которые отличают ее от советских газет.
5.1. Специфика употребления множественного числа существительных на – а/-ы
Формы множественного числа имен существительных обычно обозначают или количество (снега?), или множество лиц (студенты), предметов (столы). В этом случае в оппозиции к единственному числу формы множественного выступают как маркированный член, напротив, единственное число – как немаркированный. С одной стороны, категория числа в русском языке является облигаторной (обязательной) для имен существительных, с другой – категория числа вместе с тем зависит от намерений языковой личности, т. е. может выступать и в качестве интенциональных (намеренных) или неинтенциональных (ненамеренных) языковых феноменов [Бондарко 1994].
Многие формы слов singularia и pluralia tantum лексикализованы в языках, что обусловлено скорее языковой традицией, нежели реальными денотативными отношениями. В языке эмиграции формы множественного числа имен существительных могут быть или реликтами старого узуса (типа жары, знои), или лексико-грамматическими кальками, прототипы которых в языках-источниках выступают как в форме множественного, так и единственного числа, в то время как в русской нормативной грамматике они используются только в одной числовой форме (напр., багажи – ср. франц. bagages; крахи – ср. англ. collapses, failures, crashes; спорты – ср. англ. sports, «занятия спортом, соревнования; виды спорта») [ЯРЗ 2001: 401–402]. В узусе третьей волны эмиграции в США этот грамматический процесс протекает весьма активно [Andrews 1999: 10, 15, 64, 67 и др.].
Иноязычные грамматические формы множественного числа могут оказывать прямое воздействие на грамматическое оформление существительных в газетном тексте. Особенно это касается реалий иного быта, другой культуры. Грамматика оказывается тесно связанной с предметным миром, сферой практики. Можно предположить, что, не окажись эти люди за границей, едва ли в их речевой практике появились бы, например, такие формы во множественном числе: недвижимые имущества, сорочки-трикотажи, рабочие классы, реальности и др. Но именно широкое использование данных слов как в единственном, так и во множественном числах в иностранных языках ослабляет языковое внимание индивидов и способствует проникновению в их речь «неправильных» (с точки зрения русской нормативной грамматики), но закономерных (с точки зрения иностранных языков) форм: земельные имущества – франц. fonds agraires, bien-fonds, «недвижимое имущество, земельный фонд»; сорочки-трикотажи – франц. chemises tricotеes; рабочие классы – франц. les classes ouvriе?res; реальности – франц. rе?alitе?s.
Но соглашаясь уплатить эту сумму в качестве компенсаций, венгерское правительство в то же время категорически отказывается связать вопрос о вознаграждении венгерских оптантов за конфискованные у них Румынией земельные имущества с вопросом о репарациях, настаивая на том, чтобы Румыния вознаградила венгерских оптантов сама (Сегодня. 1930. 9 января. № 9).
[Распродажа: ] мужские чулки; фротировочные материи; джемперы; дамские шлипфера; верхние сорочки-трикотажи; галстухи;[29 - В этом можно усматривать явное регрессивное влияние немецкого языка (Halstuch), так как форма галстух в начале XX в. уже вышла из употребления. Написание галстух свидетельствует о подравнивании графической формы слова под прототип с одновременных отказом от устоявшейся русифицированной формы галстук.] кашнэ (Сегодня. 1930. 12 янв. № 12).
Дело представляли так: те, кто, утверждая, что вот-вот начнется разоружение и будет обеспечен вечный мир, – те человеколюбы и хотят мира; а те, кто не верил в эту словесность и предупреждал о тысяче противодействующих реальностях[30 - Подобная ошибка (описка) – явный случай ослабления русских падежных оппозиций. Этот аспект аналитических тенденций в языке эмиграции с приведением большого количества примеров в языковом материале как метрополии, так и зарубежья детально описан в: [ЯРЗ 2001]. И в эмигрантском узусе, и в русском некодифицированном языке (и даже, например, в правильной, нормативной речи дикторов телевидения) наблюдаются аналогичные тенденции.] [sic], – те милитаристы, империалисты и вообще злодеи человечества (Руль. 1930. 25 марта. № 2836).
Интернационал может пока лишь согласовывать интересы рабочих классов Европы и вырабатывать общую политическую линию в важнейших вопросах (Дни. 1925. 28 янв. № 676).
Эти случаи нарушения русской категории числа в некоторых словах (экономических, технических терминах) легко объясняются влиянием языков-субстратов, так как специализированная лексика действительно быстрее всего реагирует на иноязычное воздействие. Однако примеры с русскими формами лишь подтверждают наметившуюся тенденцию к выработке коррелированных форм, для языкового сознания индивида грамматически более «прозрачных» и «логичных».
Часто использование форм множественного числа выполняет немаркированную функцию, если их употребление связано с экспрессивностью высказывания. В этом случае форма множественного числа (терроры) обусловлена контекстом. Так, в следующем примере множественное число, с позиций русского словоупотребления, может получать интерпретацию через механизм «давления» контекста, иначе – наличия в структуре предложения других слов во множественном числе: успехи, жертвы, разрушения, – которые морфологически провоцируют продолжение ряда в том же числе; так, слово террор (singularia tantum) «заражается» семантикой раздельной множественности и выступает в конкретно-дискретном значении «террористические действия, акты, операции», вполне возможно эту неузуальную форму рассматривать как публицистический эллипсис словосочетания случаи террора.
Также и в случае со словом тундры мы встречаем множественное немаркированное, выполняющее экспрессивно-выразительную функцию. Слово тундра предстает не как географический термин, а в обобщенном (генерализованном), семантически и прагматически модифицированном значении «полярные, крайне холодные края, области» с важной коннотацией «место ссылки политических оппонентов»:
…телеграф каждый день приносит нам известия… о новых подвигах народных партизанских армий [Нанкинского правительства. – А. З.], о новых успехах их, жертвах и, конечно, о новых разрушениях, террорах и истреблении японских и белых русских аборигенов (Голос России. 1932. сент. – окт. № 13–14).
Пусть голос вашего пламенного протеста послужит предостережением для нынешних правителей России и пусть он в то же время придаст силы и энергию борцам, несущим крест революции в бесчисленных тюрьмах и холодных тундрах нашей страны (Анархич. вестник. 1923. № 1).
Многочисленные факты немаркированного множественного приведены в [РЯСОМ 1968: 156] как одна из характерных особенностей русского языка советского периода. Эти формы стали характерным лингвостилистическим элементом публицистического стиля, преимущественно в нарративном повествовании или в текстах, отражающих разговорно-речевую стихию. В нашем материале такие морфолого-стилистические явления единичны, что позволяет высказать следующее предположение: в эмигрантском публицистическом стиле немаркированное множественное как факт экспрессивной речи, свойственный русскому советскому публицистическому языку, осталось на периферии, не став лингвостилистическим средством эмигрантских газет.
Архаические формы множественного, уже вышедшие из употребления в русском советском языке, в нашем корпусе единичны. Ср. в следующей цитате использование слова клевета во множественном числе, которое можно рассмотреть либо как контекстуальное множественное, появившееся под влиянием другого существительного во множественном числе (слухи), так и сохранением старых грамматических форм:[31 - В СУ слово клевета сопровождается стилистической пометой: клевета, – ы, мн. устар[елое].]
Клеветы, распространяемые большевиками против демократии, провокационные слухи и т. п. заставили исполнительный комитет центрального Совета профес[сиональных] союзов Грузии обратиться к международному бюро профес[сиональных] союзов… о положении и роли рабочего класса Грузии при демократическом строе (Воля России. 1920. 14 сент. № 2).
Таким образом, множественное число имен существительных в особых, выполняющих семантико-прагматическую функцию позициях встречается в эмигрантской публицистике первой волны в основном в двух ситуациях:
во-первых, при обозначении каких-либо технических, экономических, одним словом – специальных понятий (что является заимствованием соответствующих форм из других языков);
во-вторых, в контекстах с однородными членами, когда происходит морфологическое «заражение» слова формой множественного в результате «давления» синонимического ряда; такое экспрессивно-стилистическое явление используется спорадически, нерегулярно.
5.2. Стилистическая функция единственного числа
Как известно, единственное число имен существительных – категория в большинстве случаев немаркированная, что означает возможность широкого использования форм единственного числа как для номинации предмета в количестве одного, так и для номинации множественности предметов (лиц). В последнем случае в русском языке имена существительные в единственном числе имеют обобщенно-собирательное значение, располагаясь на морфологическом перекрестье между категориями: 1) собирательности объектов (лиц) и 2) обобщенности признаков, присущих этим объектам (лицам). А. А. Потебня называл такое использование форм единственного числа существительных «образом сплошного множества» [Потебня 1968: 25], понятым «как единица или как множество» [там же: 26]. На рубеже XX в. эта группа тематически была представлена именами существительными, обозначающими «лиц по профессии, общественной, политической деятельности, классовой, территориальной принадлежности и т. д.». Другую обширную группу «составляют имена существительные, обозначающие животных, рыб, птиц, [растения], машины и прочие предметы, связанные с производственной деятельностью и другими видами деятельности человека» [РЯСОМ 1968: 166].
Рост количества форм существительных единственного числа в собирательном значении в сфере общественно-политической лексики начался в русском языке примерно в первое десятилетие XX в., прежде всего в таком специфическом жанре публицистического стиля, как листовки (распространяемые социал-демократическими группами). В дальнейшем, по мере распространения в массах агитационно-пропагандистской литературы, существительные в собирательно-обобщенном значении становятся одним из элементов данного типа текстов и их стилевой приметой. Яркая стилистическая окраска обусловливается семантико-прагматической функцией: «собирательно обозначая ту или иную общественную группу, такие формы одновременно указывают и на всякого отдельного представителя этой группы. […] Это делает их особенно выразительными: они действенны, активны» [РЯСОМ 1968: 166]. Таким образом, активизация таких форм в пролетарско-большевистской и – шире – социал-демократической печати мотивирована языковой прагматикой – мощным стилистическим потенциалом категории единственного числа группы существительных, относящихся к актуальным общественно-политическим понятиям; такие формы отличает лозунговость, повышенная риторичность, патетичность и целеполагающая лаконичность: «прочел – и действуй!» [Винокур 1929: 150].
Эмигрантская публицистика использует такие стилистически маркированные формы единственного числа (значение «сплошного множества») крайне ограниченно. Пожалуй, безусловным «героем» данной категории является существительное деревня, используемое в собирательно-обобщенном значении. Семантика и прагматика субстантива в эмигрантских газетах мотивирована только советской действительностью, но не связана с зарубежными реалиями, что позволяет квалифицировать эту морфолого-стилистическую модель как несомненное заимствование из советской печати:
Деревня… не может развить своих производительных сил без усовершенствования торгового аппарата (Огни. 1924. 28 янв. № 4).
…деревня очутилась без той интеллигенции, отзывчивость и безграничное самопожертвование которой всегда были к услугам страдающей деревни (Голос Родины. 1919. 11 мая. № 262.).
Партийный и советские «руководители»… никуда не годятся, а у деревни отняты всякие стимулы для работы на полях «плантатора» – советской власти (Меч. 1937. 11 апр. № 14).
