скачать книгу бесплатно
– Ну, что нам сегодня расскажут трупы? Эта жертва убийства шепнула бы нам что-нибудь на ухо, если бы могла.
Знал бы он. Натали смущенно усмехнулась и передала ему черновик. Пока его глаза стремительно скользили по строчкам, она наблюдала за его реакцией. Его нарочитая неподвижность ничего не выдавала.
– Это хорошо, – сказал месье Патинод, снова затягиваясь дымом. Его пальцы были все в пятнах от табака и чернил, – кроме одной вещи. Садись. – Он разложил статью на столе и разгладил ее.
– Да? – Она заняла место напротив него, сев себе на ладони. Она сделала ошибку? Что-то плохо написала? Она была в шоке, когда это писала, и потому вполне возможно, что…
– Ты упоминаешь ужас, который она испытала, – сказал он, прерывая ее размышления. Голос его звучал ровно. – «Ее юные черты, искаженные кошмарными порезами, не выдавали и тени ужаса, испытанного перед безвременной кончиной».
– Да.
– Ты этого не знаешь наверняка, – сказал он. Он сделал быструю затяжку и затушил сигарету, сминая окурок несколько дольше, чем было нужно. – Или знаешь?
– Я… – Натали запнулась. Она знала это наверняка, если то, что она видела, было реальным. Крики девушки все еще отдавались в ее памяти. – Я предположила, что она его испытывала.
– Должно быть, – произнес он, пристально глядя как бы сквозь нее.
На ее руку села муха. Она смахнула ее и встала, обрывая зрительный контакт.
– Какое отношение это имеет к статье?
Месье Патинод поднялся со стула, все еще не сводя с нее глаз.
– Должно быть, испытанного. – Он моргнул, будто только проснулся, и дружелюбно ей подмигнул. – Добавь это слово в статью. Если ты не присутствовала на аутопсии или не совершила убийства сама, то не можешь знать, испытывала ли она ужас. Может, он ее отравил, усыпил, а потом порезал.
– Объяснить мое предположение – это все? – сказала Натали раздраженно. Газета славилась своими преувеличениями, а он ее заставляет зря нервничать из-за пары слов.
– Это все. – Он вернул ей статью. – Сделай пометку и отдай это Арианне.
Арианна, секретарь месье Патинода, была единственной работающей в газете женщиной. Она набирала на машинке некоторые статьи для передачи редакторам и, зная, кто Натали на самом деле, относилась к ней благожелательно.
– Merci. – Она выпрямилась. Быть репортером из морга – это настоящая привилегия. Перед тем как Натали начала работать, мама предупреждала, чтобы она не загордилась. Несмотря ни на что, было сложно не чувствовать себя, ну, особенной и гордой.
– Я слышал, очередь была невероятно длинной… Эй, Кируак! – Месье Патинод смотрел поверх ее плеча в редакционную комнату. – Ты уже четверть часа болтаешь с Терьо. Как думаешь, твой стул еще тебя помнит? – Он повернулся обратно к Натали. – Клянусь, с тех пор как я его повысил, он стал общительнее в десять раз. В общем, эта жертва убийства привлечет много внимания, как и та, другая, которую выловили из реки сегодня. – Он понизил голос. – Мы точно не знаем, но похоже, что это вторая жертва.
– Я так и знала!
– Что?
– Ну, то есть я… У меня было такое ощущение. – Она вспыхнула, уже жалея, что заговорила. Не могла же она ему рассказать о допросе с месье Ганьоном. – Всего час назад я видела активное движение около двери, куда они заносят тела, и… Не знаю, что-то заставило меня подумать, что это могла быть еще одна жертва.
Он подвинул очки на переносицу.
– Отличный журналистский инстинкт! Я знал, что твое любопытство даром не пропадет, когда нанимал тебя.
Она поблагодарила его и любезно улыбнулась.
– Учитывая время, требующееся на аутопсию и необходимое охлаждение, я уверен, что труп не выставят на обозрение раньше чем завтра. Ты знала, что они держат убитых на виду дольше, чем другие трупы? Иногда они даже откладывают объявление личности убитого, если толпы велики. – Он поправил очки. – Чем живописнее труп, тем больше внимания он привлекает и тем дольше они держат его на виду.
– А разве они не начинают?.. – Она закончила предложение мысленно. – Слава богу, что вонь не проникает через стекло в смотровую комнату, как в старом морге. Видеть трупы – уже и так достаточно.
Ухмылка растянула губы месье Патинода. Он замешкался, будто глубоко задумался.
– Нигде в Европе не получают столько удовольствия от морга, как в Париже. Бесплатный публичный театр, и каждый день новое представление.
Что-то дрогнуло на границе сознания Натали: смутное, непонятное беспокойство. Две недели она видела месье Патинода. А сегодня все было по-другому. Он был другим.
Она поблагодарила его, извинилась и ушла. Спускаясь по ступеням, Натали размышляла об их разговоре и поняла, чем он ее встревожил.
Этот пристальный взгляд, когда они обсуждали ужас девушки.
И ухмылку, когда они говорили о морге.
* * *
Несмотря на то что сказал месье Патинод, ей пришлось вернуться в морг. Не могла же она пойти домой, не проверив. Может, он ошибся и тело уже выложили на обозрение. Возможно, они его покажут публике сейчас, а на ночь унесут охлаждаться.
Если тело уже в смотровой комнате, станет ли она дотрагиваться до стекла снова?
Она еще не решила.
Хотя толпа у морга была куда меньше, чем несколькими часами ранее, ждать пришлось дольше. На этом настаивала нервная энергия, наполнявшая тело Натали, если только она не обманывала. А это не исключено, потому что чему в себе она сейчас могла верить? И так уже все случившееся этим утром казалось далеким и ненастоящим, скорее сном, чем действительностью. Натали засунула руки в карманы брюк и сжала свой флакончик с землей из катакомб.
Когда она приблизилась ко входу, то заметила пожилую женщину, торгующую цветами. Как там ее назвал месье Ганьон? Валлет? Валлери? Валуа? Мадам Валуа. Натали видела ее вчера и позавчера. Но не сегодня. Несмотря на историю, которую рассказывали недостающие в кармане монеты и поникшие цветы дома.
Старушка держала по букету в каждой руке: один – из мелких белых цветочков, другой – из темно-розовых. Пока никто в очереди не обращал на нее никакого внимания. Натали рассматривала женщину, пока стояла в очереди.
Нет, не видела ее сегодня.
Натали была уверена.
Когда та приблизилась, ее взгляд был как укол. Она глянула на брюки, потом снова на лицо Натали:
– Желаете еще цветов, мадемуазель?
«Еще» – доказательство, что женщина ее узнала и что продала ей те цветы сегодня утром.
Натали поймала ее немигающий взгляд и покачала головой. Мадам Валуа осмотрела ее коричневые брюки, сузила глаза и снова подняла взор на Натали, прежде чем пойти дальше вдоль очереди.
Ей казалось, что она вздохнет с облегчением, хотя бы чуть-чуть, если вопрос с цветами разрешится окончательно. Должна бы.
Но нет.
Спустя несколько минут она вошла в морг. Мужчину, стоявшего сегодня на страже смотровой комнаты, что отправил ее говорить с месье Ганьоном в кабинет, сменил другой.
Месье Патинод оказался прав. Нового трупа нет. Ничего не изменилось с утра.
У Натали засосало под ложечкой, когда взгляд упал на нее. Безымянная девушка с залитым кровью платьем. Неважно, что Натали уже видела убитую пару часов назад. Ужас и жалость никуда не делись.
Не так давно жертва была девушкой. Наверное, любила Париж так же сильно, как Натали. У нее были семья, может, братья и сестры, подруги вроде Симоны и Агнес, любимые книги, платья, блюда, и она засыпала на подушке, укрывшись одеялом. Она смеялась, и мечтала, и хранила воспоминания, которые растворились навсегда с ее последним вдохом, полном боли.
И тут Натали поняла.
Она должна еще раз прикоснуться к витрине.
Вдруг она увидит что-нибудь, что может помочь этой бедняжке? Или узнает ее имя?
Натали посмотрела на дверь с Медузой, дурным знамением сегодняшнего утра. Это просто дверь с декоративной резьбой. Она чувствовала себя глупо, что так ее испугалась и подумала, будто одна из змей шипела.
Что бы это ни было тогда, она готова испытать это снова.
Не привлекая внимания.
Месье Ганьон стоял в смотровой комнате, там же, у зеленой занавеси слева. Натали была у крайнего правого края, толпа людей ее удачно закрывала. Она не хотела, чтобы ее опять вызвали в комнату для допроса, случись что.
Он прошел в сторону Натали, наклонился что-то поднять с пола; она спряталась в тень, прежде чем он успел подняться. А поднявшись, он между делом оглядел зрителей.
Натали отвернулась в сторону, надеясь, что он не заметил ее. Выждав, она глянула; месье Ганьон вернулся на свое место.
Она встала ближе к внешней стене. Чем лучше она спрячется, тем больше шансов не выдать себя. Если это случится снова.
Если, если, если.
Она ощутила трепет, как прикосновение ветерка к нагретой солнцем коже. Медленно вдохнув, она протянула руку и прижала кончики пальцев к стеклу.
И ничего.
Она шагнула ближе к стеклу и попробовала снова.
Ничего.
Затем кое-что пришло ей в голову. Пальцы задрожали на стекле от этой мысли.
Симона предположила, что Натали знакома с убийцей. Это объяснило бы, почему она не может воспроизвести то, что произошло.
Возможно, видение было не видением вовсе, не моментом бреда и не воображением.
До сего момента ей не приходило в голову, что это могло быть воспоминанием.
Глава 6
Сон, ветреный и немилосердный, в эту ночь покинул Натали.
Она лежала в темноте, поглаживая Стэнли, чтобы напомнить себе, где она находится сейчас. Ее воображение, демонстрируя свою подлость и изобретательность, всячески пыталось убедить ее в обратном. Она представила убийцу – безликого, скрытого, скорее духа, чем человека, – шепчущего ей в ухо, говорящего, что она безумна, дразня по поводу того, что она видела, спрашивая, понравилось ли ей смотреть на убийство.
Натали больше не могла это терпеть; ей нужно было встать, подвигаться, заняться чем-то другим. Отбрасывая влажные от пота простыни, она зажгла керосиновую лампу, выскользнула из постели, схватила со стола блокнот, карандаш и маленькую коробочку. Стэнли спрыгнул с кровати, загнув хвост, готовый следовать за ней.
– Только если пообещаешь не шуметь, – сказала она, – и не хватать лапой мой карандаш, пока я пишу.
Она обулась и взяла в руки керосиновую лампу. Осторожными шагами подошла ко входной двери и выскользнула в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь, выпуская Стэнли. Прошла по дубовому полу коридора, поднялась на три пролета винтовой лестницы. Перед ней возвышалась дверь, гордая и грозная, она практически могла представить эту дверь со сложенными крест-накрест руками. Слава богу, что она была высокой, иначе ключа ей было бы не достать. Симоне не хватало роста до него дотянуться, но настал наконец счастливый день, когда это смогла сделать Натали. С тех самых пор «салон на крыше», как они его называли, стал их любимым убежищем.
Она толкнула тяжелую дверь. Стэнли прыгнул вперед, на залитую лунным светом крышу, и вскочил на бортик. Натали легко ступала по периметру: прямо под ней была квартира, где жили люди, – и села, упершись в стену. Голоса из таверны «У Жозефины», что на соседней улице, вились в летнем воздухе.
Она открыла коробочку и вынула письмо от Агнес, которое получила за несколько дней до открытки.
Дорогая Ната,
мы провели здесь пять дней, и в четыре из них бабушка что-нибудь пекла: хлеб, круассаны, пирог, снова хлеб. «У нас, в семье Жальбер, печка используется как следует» – так она любит приговаривать. С завтрашнего дня я начну у нее учиться. Если приеду домой в августе, приобретя форму воздушного шара, ты будешь знать, в чем причина.
Роже сводит меня с ума. Он постоянно болтает и, конечно же, не говорит при этом ничего особо интересного. Еще он проказливый (вчера засунул мне в туфлю лягушку) и неуклюжий (разлил сегодня утром чай на мой блокнот). На следующей неделе будем отмечать его десятый день рождения, и я всерьез подумываю подарить ему листья, булыжники или что-нибудь подобное – забавы ради. Моим настоящим подарком ему будет пирог, если мое обучение пойдет гладко.
Кстати, блокнот все же выжил после чая. К сожалению, страница с моим новым рассказом – нет. Думаю, оно и к лучшему, потому что он был не очень хороший.
И что касается творчества: расскажи мне о своем. Я хочу знать все о газете, репортажах из морга и каково это – ходить в брюках. Не считая последнего пункта, я завидую твоей великолепной возможности.
Пора идти. Папа зовет меня помочь маме пропалывать сад. Он думает, что это отличное «познание земли». Скрючиваться под жарким солнцем и измазываться в грязи – это познание земли, но я бы его не назвала отличным. Пару дней назад попалась змея, и я закричала. С тех пор я находила отговорки, чтобы не работать в саду, но, к сожалению, моя удача уже ускользнула, как та ужасная змея.
Скоро пришлю тебе открытку. Пиши мне, моя подруга.
Bisous,
Агнес
Если Симона была розой: яркой, женственной и привлекательной, то Агнес – лилией: нежной, элегантной и чистой. Симону Натали знала всю свою жизнь, а Агнес – только с начала прошлого школьного года, когда она сменила школу; они друг другу сразу понравились. Проехав по всей Франции, даже побывав в Англии и Германии, Агнес обладала исследовательским духом, всегда стремилась к чему-то новому, особенному или иному, даже в повседневной жизни. Симона и Агнес не часто пересекались, но, когда это случалось, неплохо ладили. Натали нравилось, как каждая из них смотрела на мир.
Она положила письмо обратно в конверт и вытащила из коробочки чистые письменные принадлежности. Отклонившись назад, она позволила взгляду блуждать по мерцающему ночному небу. Что она могла теперь сказать Агнес? Та открытка, написанная в кафе, была ошибкой. Она не хотела рассказывать Агнес о произошедшем в морге, пока сама не поймет, в чем дело. А может, вообще никогда. Агнес все-таки была на каникулах, а это видение в письме не опишешь. Но нужно было объяснить то, что она уже написала.
Стэнли спрыгнул с бортика и подошел к ней, замахнувшись лапой на ее карандаш.
– Это побуждение к действию или предупреждение, что ты нарушишь обещание не цапать карандаш?
Она почесала ему подбородок, взяла карандаш и начала писать.
Дорогая Агнес,
я всегда хотела покататься на воздушном шаре, они красивые, так что бывают сравнения и похуже. Буду искать тебя глазами в небе, когда вернешься.
Выпечка… Ну что ж, ты должна научить меня всему, что умеешь. Если продемонстрируешь мне, как испечь пирог, то покажу тебе пару вещей, которые я научилась шить, даже брюки, если тебе будет любопытно. Может, как раз сошьешь пару в подарок на следующий день рождения неугомонному Роже, чьи выходки заставляют меня радоваться, что у меня нет младшего брата.
У вас там так же жарко, как в Париже летом? Ты уже ходила на пляж? Хочу узнать все об океане. И мечтаю его когда-нибудь увидеть, ощутить его запах и услышать его (на вкус можно не пробовать). Мне кажется, стоять в волнах и чувствовать мощь движения воды – просто завораживающе.
Писать для газеты – настоящее приключение, с обязанностью выдавать колонку ежедневно, непрерывной суетой работы в редакции и, конечно, моим желанием впечатлить месье Патинода. Я уже привыкла ходить в брюках, хотя не могу сказать, что мне это нравится.
Полагаю, до севера Франции докатились слухи о жертве убийства, да? Очередь на вход в морг была длинной, и Агнес, боже мой, ты и представить не можешь, какая она растерзанная, эта бедняжка, почти нашего возраста. Что я там увидела, до конца своих дней не забуду. Я отправила тебе открытку сразу после того, как вышла оттуда, потому я была так потрясена.
Каково это – гулять по улицам Байе? Расскажи мне во всех подробностях, моя милая подруга, чтобы мне показалось, что я там, с тобой.
Bisous,
