скачать книгу бесплатно
На этой выставке уже определённо видно, из каких элементов, связанных своими художественными симпатиями, складывается группа.
Некоторых прошлогодних участников нет, и, по-видимому, в группе становится принципом оставлять, вместе со старым названием, часть художников, отходящих самостоятельно, либо от которых отходит группа ищущих новых возможностей.
Выставка состоит из художников, маляров и вывесочников. При выставке <имеется> отдел лубка русского, китайского, индийского и персидского, и русских иконописных подлинников
.
Ларионов выступает на этой выставке вещами, которые можно было бы назвать современным примитивом. Таковы его «Венеры»
, «Четыре времени года»
, где в каждом времени показано преобладание присущего ему цвета, причём цвета комбинируются по диагонали в порядке гармонирующем, вертикально же и горизонтально в порядке диссонирующем; четыре цвета: синий, жёлтый, коричневый и зелёный; на картинах написаны стихи разнообразными буквами. В «Венерах» примитив другого характера, поражающий выразительностью деталей. «Портрет дурака»
, интересный по комбинации линий и цвету, и работы в реалистическом лучизме, среди которых знаменитая «Лучистая колбаса и скумбрия»
.
Против ожидания работы этого года не многочисленны, но значительны по содержанию.
Гончарова и на этой выставке даёт наибольшее количество холстов, ею заняты две большие стены. Преобладают вещи футуристические и лучистые, две-три кубистические – из них «Зеркало»
, самая интересная – кубистически-футуристический «Ночной город»
и «Фабрика»
, чисто футуристическая «Весна»
. Лучистые: «Лилии» (коричневое, жёлтое и зелёное)
, «Кошки» (чёрное, жёлтое, розовое)
, «Вечер», «Море»
, и ряд лучистых восприятий. В примитивном стиле ею сработаны крупные композиции из еврейской жизни
. Наряду с этими вещами были выставлены вещи прошлых годов, но не бывшие на выставке. Если Ларионов открыл лучизм, то Гончарова его утвердила. Её работы в этом направлении являются совершенно особенными, ничего подобного не было никогда в мире, это совершенно никем никогда не виданные вещи, они лучше всего показывают тот высокий подъём, который переживает современное русское искусство. Это удивительная теория заставит Запад пойти нашим путём, не говоря уже об искусстве наших икон, которому, по моему убеждению, нет ничего равного во всём мировом искусстве. Будущее это ярче и наглядней всего покажет.
М. Ле-Дантю показал себя на этой выставке ещё более ярким и глубоким живописцем, чем в прошлом году. Его кавказские вещи прекрасно построены, очень декоративны, цвет сдержанный, плотный и густой. В портрете художника Фаббри
, в «Счастливой Осетии»
и «Сазандаре»
всё это особенно ярко выражено. В портрете видно совсем особое построение лучисто-кубистического характера, но настолько своеобразное, что я даю это название, не умея подыскать другое, так как тут видны ещё новые задачи, поставленные автором.
В «Грузинской пляске» несмотря на хорошее построение, неприятно действуют голые линии и живописная сухость. «Человек с лошадью»
в этом отношении лучше, но в нём слишком безразлична колористическая задача.
О В. Барте в этом году говорить, к сожалению, не приходится, так как то, что им выставлено и слишком немногочисленно, и того же самого характера, как и в прошлом году. Кажется, даже это его прошлогодние рисунки. Зато А. Шевченко выставил и много, и небезынтересные вещи, они, правда, по-прежнему немного перекладывают новые формы на академический лад, какие-то притёртые и даже втёртые грязноватые краски у них, но ощущение они дают определённое, упрямого присущего только им порядка. Здесь формы кубистов, футуристов и лучистые вводятся в картину строго академически построенную. Такого порядка у него «Девочка с дьяболо», немного с вывесочным оттенком, «Пейзаж с мальчиком, красящим колесо»
и «Женщина с вёдрами»
. Некоторые вещи уклоняются в сторону романтизма, как, напр., «Дом и около него женские фигуры»
, есть вещи чисто реалистические, как, напр., очень красивая вещь «Женщина с гитарой»
. Все вещи прекрасно нарисованы и строго построены, и в этом году очень очевидно его поступательное движение.
К. Зданевич представлен безумно красочными этюдами и композициями. Этот хаотически красочный беспорядок показывает всё-таки очень способного живописца, и против прежнего года он расцвёл теперь каким-то диким цветом.
Его «В горах», «Духан Этуаль», «Красный пейзаж» выразительны, хотя очень беспорядочны. Висящий рядом с ним К. Малевич в этом году отдался мелкому кубизму с примесью какой-то графической раскраски, на которую переложены мотивы из сельской жизни
. Вещи сухие, но имеющие в себе известные технические достоинства. Названия их настолько же сумбурны и нелепы, как и у блаженной памяти некоторых вещей Павла Кузнецова. Из совсем молодых художников, впервые участвующих, вообще, на выставке нужно отметить С. Романовича и В. Левкиевского. Первый выставил «Рояль» (лучистое построение), второй «Городской пейзаж», так же построенный по принципам лучизма
.
Ещё о некоторых участниках этой выставки я не говорю, так как не считаю их яркими выразителями тех задач, которые приводят вышеупомянутые художники, составляющие центр группы.
Из маляров и вывесочников заслуживает внимания Т. Богомазов, очень хороший живописец, и мастер Виктор
. В женщине с кружкой Пиросманашвили
.
Теперь в заключение скажу несколько слов о значении и влиянии этих выставок и их главных представителей.
Значение их для утверждения новых точек зрения огромно, так как есть от чего отправляться. Этот ряд произведений подлинного русского современного искусства даёт массу поводов для разговора об этом искусстве. Не будь этого, можно было бы говорить о французском искусстве, о его влиянии на русское, о разных переломах и поворотах, происшедших от передвижников к Миру искусства и т. д.
Но когда вы видите ряд произведений художников, шедших от Запада, преодолевших его так, что на самом Западе их искусство становится на ряду с самыми лучшими представителями западного искусства, (как, наир., произведения Гончаровой), где Ларионова называют творцом мужицкого стиля, русифицировавшего западные формы, тогда нет ничего удивительного, что начинают, наконец, говорить об этом искусстве и на родине, но всё-таки попробуйте вы заинтересовать такими картинами так называемых теперешних любителей и ценителей искусства.
И не может ли показаться странным, что художники, выступившие гораздо позднее, уже успели пожать и признание и интерес к своим произведениям. Ларионов же и Гончарова, несмотря на свою больше чем десятилетнюю работу, несмотря на то, что всё решительно, что сейчас интересует в современном русском искусстве, было создано ими, несмотря даже на то, что из их мастерской буквально не одна, а несколько плеяд вышло молодых художников, начиная с того времени, как они участвовали на выставках «Золотого Руна», и даже ранее, до сих пор не нашли себе ни критика, ни ценителя их искусства, задумавшегося над исключительным значением его. Их деятельность весьма плодотворна. По их инициативе в 1907 г.
«Золотым Руном» была устроена первая выставка произведений современных французов, имена которых, несмотря на очень большие заслуги перед искусством, не были многим участникам журнала даже известны. По их настоянию выставка продолжала работать в этом направлении. В следующем году были приглашены новейшие французы: Брак, Пикассо, Ван-Донген и др., это было в 1908 году
. Наконец, ими самостоятельно был устроен в 1910 году «Бубновый валет», затем «Ослиный хвост», «Мишень», в будущем году предполагается № 4
. Эти два художника, с немногими единомышленниками, все переходят к новым и новым возможностям, к ним пристают и отходят новые и новые группы, я не говорю о таких художниках, как Ле-Дантю, Шевченко, отчасти Зданевич, находящихся с ними в более прочном содружестве, художниках, вполне сознательно проводящих в своих произведениях задачи определённого порядка. Оставленный ими «Бубновый валет» превратился в общество, расцвёл прекрасным академическим цветком, переводя на эту почву западные формы, но что ещё хуже – формы Гончаровой и Ларионова, так как последняя выставка сплошь состояла из хлебов и бутылок плюс Сезанно-Дереновский пейзаж. Одна картина Ларионова, хлеб с бутылкой (выставка первого «Бубнового валета»
), дала пищу почти половине выставки этого года, другую половину составил даже не целый, а часть пейзажа Сезанна. А разве пресловутый вывесочный стиль, который у всех навяз в зубах сейчас, не от Ларионова пошёл?! Достаточно вспомнить его провинциальных франтов, франтих, прославленного «Парикмахера», написанных ещё в 1907 году
, когда о вывесках среди художников и разговора не было. И разве все эти портреты поэта и свои собственные в халате с расстёгнутым воротом
, не есть подражание парикмахеру и собственному портрету Ларионова
? Только всё это опошлено, приведено в большие размеры, и к немецкому мюнхенскому стилю
. Сейчас говорят наряду с разрушением старых хранилищ искусства о создании музея вывесок. Ларионов же говорит, «я создал такой стиль, который делает музей жизнью, т. е. таким же объектом для наблюдения художника, как и жизнь, это стиль лучистой живописи. Те, кто говорит о разрушении музеев и создании музея вывесок, опять всё-таки музея, не знают, о чём говорят, так как наша улица, украшенная вывесками, разве не есть музей вывесок? И когда они уничтожатся и заменятся печатными плакатами, как на Западе, тогда осуществится и вторая мечта – будет уничтожен самый грандиозный музей в мире»
. Если не справедливо, то по крайней мере логично.
Другая часть участников «Бубнового валета» опошляет художественные задачи Ларионова и Гончаровой с другой стороны, т. е. их проповедь национального искусства.
Для примера беру казака Давида Бурлюка
, по заданию и композиции эта вещь подражает «Солдатам» Ларионова (первая выставка «Бубнового валета» 1910 года
), по существу же это не что иное, как смесь Бродского с Судейкиным.
Но ведь этими людьми больше всего говорится о современном искусстве, больше всего выносится, в угоду обывателю, на обсуждение вопрос бесценности Репина, Александра Бенуа, точно в этом кто-то сомневается. Да и какая разница, по существу, между Александром Бенуа и Давидом Бурлюком? Оба они ничего не делают в искусстве и усердно болтают о нём, примазываясь всеми правдами и неправдами к решительно всякому течению. Оба они одинаково ничего не смыслят в его теперешних задачах и одинаково обращаются исключительно к буржуа, среди которых и стараются сделать себе карьеру. Оба они говорят о казённом искусстве, академизме и о Репине. Один на двадцать лет раньше, другой на двадцать лет позднее.
Гончарова десять лет работает религиозные вещи и говорит о красоте иконы. К чему же это привело? Сейчас все спохватились, и пошло грандиозное опошление в лице А. Бенуа, С. Маковского, Врангеля
и др.
А. Бенуа сразу вывел влияние Романского искусства на русскую икону
, и что всё-таки мы хотя маленький, но кусочек Запада, когда это ему нужно, а то он против Запада очень восставал. К сожалению, он совершенно упускает из виду, что Романское искусство идёт прямым путём от Византийского, а то в свою очередь от Грузино-Армянского, и то, что в нём есть греческого, его только обезличивает. А. Бенуа также не понимает, что мы не маленький кусочек Запада, а самостоятельное и громадное целое. Гончарова по этому поводу говорит просто и ясно. «Искусство идёт с Востока, если оно и было в каменном веке в Западной Европе, то это искусство, очень прекрасное, ничего общего не имеет с тем, что делалось позднее. При том надо помнить, что наш каменный век совпадает чуть ли не с расцветом Египта, Индии и Китая.
Если западные мастера влияли на Персию, работали в Индии и России (итальянцы), то всё равно из западного образца создавалась прекрасная персидская вещь, и образец послужил только объектом для возбуждения творческих сил, а иностранные мастера, несмотря на так называемую свою высокую культуру, вполне подчинялись влиянию русского и индийского стилей. Это потому, что на Западе цивилизация, а на Востоке культура, и мы, русские, к этой культуре ближе, чем Запад. Теперь нужно бороться против Сезанна, Пикассо и западничества, это не значит, что нам не нужно иметь их произведений у себя, наоборот, они должны быть, чтобы мы видели один из более высоких подъёмов западного искусства»
.
Я думаю, что она права, и что через несколько времени и эти взгляды будут господствовать и популяризироваться разными Бенуа, Кончаловскими и Бурлюками, работающими в разных плоскостях, но в одном направлении.
Что будет иметь большое влияние на будущую живопись – это лучизм Ларионова. Пускай находят нелепым и не соответствующим даже русскому языку подобное название. Это учение на самом деле приносит живописи жизнь по её собственным законам и полное освобождение, выдвигающее на первый план её собственные задачи
.
К сожалению, уже появились подражания, дающие толкования, гораздо больше имеющие общего с интимистическим декадентством, чем с тем, что в лучизме имеет в виду Ларионов.
Из числа выставок, возникших как отражённое влияние движения, начатого в Москве, является общество «Союз молодёжи» в Петербурге. Члены этого общества: Школьник, Шлейфер, Шпандиков, Давид Бурлюк, Потипака
и многие другие. Я не стал бы говорить об этом обществе, потому что живописные произведения его членов не имеют ровно никакого касания к современному искусству; всё это остатки декадентства, очень близкого по духу к последним мюнхенским художникам
, но ввиду того, что это общество одно из первых начало в Петербурге ряд докладов по современному искусству
, я должен немножко остановиться на его деятельности. Прежде всего, все доклады главным образом, о современном французском искусстве, проводили связь между ним и современным русским. Но все разговоры об этом, также, как и о кубизме (отдельная лекция), были очень бездарны и не обоснованы, сводились внезапно к нападкам на академию, и вообще, на совершенно ничем не объяснимые эксцессы перемешивания старых взглядов с обрывками новых французских теорий.
Все эти господа говорят сразу обо всех новых искусствах гуртом, об академизме, импрессионизме, кубизме – всё, что они знают или могут себе представить.
Учатся в одно и то же время в школе писать академически и стараются получить диплом от тех, кого ругают, ставят на выставку полуимпрессионистические этюды для продажи, говорят о кубизме, гуртом работают, и в поэзии, и в живописи, и где только можно притыкаются ко всему, что носит название нового.
Впрочем, лучше всего обо всём значении подобной «художественной деятельности» свидетельствует полное одобрение Александра Бенуа, нашедшего всё это и новым, и сильным, и похвальным
. – Трогательная общность взглядов!
Таковы пока плоды этого движения, которое было начато Ларионовым, Гончаровой и людьми, близко к ним примыкающими. Художники «Союза молодёжи» и «Бубнового валета» их современники, многие старше их, по началу своей художественной деятельности просто довольно скверно работали сначала в старом направлении, затем решили так же скверно работать в новом. Кончаловский, Машков, Бурлюк типичные академисты по духу. Их импрессионизм того же порядка, что и у Бродского, при переходе к синтетикам, кубистам и примитиву отношение осталось тоже самое. Ларионов же со школьной скамьи был новатором, и звание художника получил за внеклассные работы импрессионистического характера, писанные им в начале девятисотых годов. Гончарова в школе живописи училась только скульптуре. А потому я убеждён, что их настоящие продолжатели – среди будущих истинно молодых художников. Недаром в сборнике «Бубнового валета» они названы новаторами, надоевшими своими глупыми трюками
.
В этой фразе чувствуется та громадная пропасть, которая отделяет Ларионова и Гончарову от тех, кого они вызвали к жизни, но кто не может за ними следовать. Они вечно движутся вперёд, и более молодые за ними поспеют.
Сезанн сорок лет ждал признания, несмотря на то, что его живопись возродила утраченные традиции и теперь продолжает питать всю современную художественную Францию.
И он был справедлив, называя живопись Гогена китайской картинкой (имея в виду плоскостную закраску) и находил Ван-Гога пёстрым
.
Гончарова права, теперь нужно бороться с Сезанном и Пикассо, а не с Репиным и Рафаэлем, и с теми паразитами, которые вместо художественных произведений выдвигают борьбу со старым искусством, стараясь на этом сделать себе карьеру.
Париж
24-го апреля
В. Паркин
Литература. Художественная критика
Диспуты и доклады
I
Интерес, возникший к футуризму, переносится ошибочно на многие вещи, не имеющие с ним не только ничего общего, но даже идущие вразрез и явно говорящие против него.
Есть люди, которые пристают решительно ко всякому направлению, оттого, что им выгодно и удобно в данный момент считаться новыми.
Очень маловыразительные в чём угодно, среднего дарования, отрицаемые теми, к кому пристают, но легко пробивающие себе дорогу в тупом и ограниченном представлении обывателя, ввиду сходной психологии, подобные люди вносят окончательную путаницу и ставят затруднения при оценке задач и достижений современного искусства.
Обыкновенно такие ретивые защитники нового искусства стараются быть левее самых основателей направления и коверкают их идеи по своему усмотрению, и счастье, если это усмотрение окажется не слишком ограниченным. Выдавая
себя, быть может, и искренне, за самых ярых поборников современного искусства, они проходят в свет и сердце буржуа за много годов раньше тех, кем они вдохновились и на чей счёт, опошляя их идеи, живут. Так было в своё время с Сезанном, живописные идеи которого в ложно понятом виде прошли в жизнь в картинах других художников, даже не в одной Франции, ранее того, чем произведения самого мастера стали известны более или менее широкому кругу людей.
Теперь же, когда эти идеи настолько опретили, что вызывают горячий протест со стороны художников, стремящихся вперёд и не желающих в замене старой академии создавать такую же новую, подобные протесты встречаются негодованием и чуть ли не обвинением в святотатстве.
То же самое произошло с идеями Ницше, Ибсена и друг.
К открывателям новых путей и выдвигающим новые задачи пристают масса ограниченных популяризаторов, желающих разделить с ними будущую славу. Подобные популяризаторы, не давая ничего своего, стараются утрировать новое учение и главным образом возможно скорее приобщать его к жизни, хотя бы даже в форме диаметрально противоположной самому учению.
И так как в таком случае единственный путь – это приближение нового к старому и в то же время нападки по адресу представителей старых же традиций, то приведённое в такой вид «новое» делается вполне приемлемым для буржуа. Бойкая ругань возбуждает внимание. Средняя новизна предлагаемого позволяет воспринять.
Всё это только отдаляет и задерживает, конечно, не самое движение нового искусства, но возможность в более чистом виде проходить ему в жизнь.
Теперь развился новый класс людей, раньше не существовавший, или существовавший только в лицах так называемой публики – это класс профессиональных популяризаторов и комиссионеров всевозможных художественных идей.
Я не отношусь к этой корпорации с осуждением, как и ко всему, что выдвигает наше живое и интересное время, когда это происходит откровенно под своим флагом, – как я не прихожу в ужас от развращённости детей и стремления к хулиганству. Торжествующий хам вовсе не кара нашего времени, а его знамение. Но я хочу отметить факт торгующих хамством в розницу и вовсе не под этим блестящим названием, а наоборот, позорящих и провоцирующих его отрицательное, но грандиозное значение.
Все эти пришепётывающие, беззубые остатки декадентства с театральным пафосом и жестами, выступающие в защиту – то кубизма, то футуризма, сообразно случаю, одинаково позорят и дают ложное представление о том, что они защищают и к чему себя пристёгивают.
