скачать книгу бесплатно
Дождавшись, когда Лич с Крэком ушли, Гай тяжело поднялся и, сплюнув окровавленными губами, пошел к транслятору, откуда за ним наблюдали Тобиас с Сидом.
– Зря ты с ними связался, – тихо заметил Сид. – Эти выродки тебя не оставят.
– Не я их первым тронул, – присел рядом Гай.
– Оно того стоило, – выглянул из узкой полоски тени худощавый паренек с опухшим от побоев лицом. – Я, когда увидел рожу Крэка, так даже вспомнил, что еще умею радоваться. Ты суррогат?
– С чего ты взял?! – Гай испуганно посмотрел на свои пальцы – уж не появились между ними перепонки? Потом пощупал за ушами.
– Руки у тебя длинные. Сам худой, жилистый, непропорциональный. Вот я и подумал. А суррогаты уже не те, что были раньше. Выдающие их наросты на ушных раковинах давно исчезли.
– Нет, я не суррогат, – постарался как можно уверенней ответить Гай. – Ты, кстати, тоже на них похож. У тебя кожа бронзовая, как у суррогатов. Стойкая против солнечных ожогов.
– Получил, Свимми? – хмыкнул, вступившись за Гая Тобиас. – Ты в каждом новичке видишь суррогата. А я уже года два как не встречал ни одного.
– Оттого что они ушли за горы, – ответил Свимми. – А те, что остались внизу, научились маскироваться. Их преследуют, потому что боятся. А зря. И от них могла быть польза. Я знал одного суррогата, у которого коэффициент полезности был выше, чем у префекта главного правительственного компьютера.
– У префектов коэффициент не замеряют, – возразил Тобиас. – Он у них высокий по определению. Уж это я точно знаю. А суррогатов правительство боится как раз из-за их способностей.
Гай хотел рассказать, что в подвале его дома прятались двое суррогатов. Он даже тайно носил им еду. У одного были гибкие кости рук, и он мог обвивать ими словно веревками. Второй видел все вокруг с закрытыми глазами. Гай каждый раз гадал, какого цвета его глаза, но так и не узнал, потому что Сплин их открывал очень редко, это ему и не нужно было. Он чувствовал спускающегося в подвал Гая за несколько бетонных стен. Но решив, что такая дружба оттолкнет его новых знакомых, Гай предусмотрительно промолчал.
Неожиданно их прервал громко засипевший Сид. Хрипя и содрогаясь, он повалился в пыль, зашедшись длинным, выворачивающим легкие кашлем.
– Что с ним? – спросил Гай.
– Рядом с океаном ночи холодные, – ответил Тобиас. – Днем жара, ночью холод. Не каждый выдержит.
– При чем здесь холод? – вмешался Свимми. – Сида мы грели собственными телами. Ему отбил легкие Неженка Ахилл.
– И то, и другое не пошло Сиду на пользу, – нехотя согласился Тобиас. – Удивлюсь, если он переживет эту ночь. После того как он проиграл собственную жизнь, удача от бедняги отвернулась. А без фортуны такому игроку как Сид жить дальше нет смысла.
– Сид – игрок? – с любопытством взглянул на Сида Гай. Игроков ему приходилось видеть еще реже, чем суррогатов.
– Еще какой! Играл на все. Было время, когда он был богаче, чем правительственный вельможа. Занимал два этажа в зеленой зоне города. Потом встретил более удачливого, но скрывающегося от отчуждения игрока. Сид сыграл на его приговор и впервые проиграл. И теперь он вместо другого носит удавку на собственной шее.
– А ты сам за что угодил на баржу? – как бы между делом спросил Гай.
– Я? – нервно заерзал Тобиас. – Это не важно. Расскажу как-нибудь в другой раз.
– Тоби у нас слишком много болтал! – засмеялся Свимми. – Слишком много знал и слишком много болтал. Он из наладчиков главного компьютера.
Гай с уважением посмотрел на своего нового знакомого.
– Ты работал с главным компьютером? Это же почти правительственный кластер? Я и не знал, что они своих отдают в отчуждение?
– Бывает! – хмыкнул Свимми. – Если начать рассказывать тайны этого кластера всем встречным подряд.
– Потому что не мог терпеть вранья! – вспыхнул Тобиас.
– А кому нужна твоя правда? – не сдавался Свимми. – То, что наш мир катится в преисподнюю, ясно всем и без твоих откровений. Это интересно разве что Святоше Джо, – Свимми неопределенно кивнул на сидевших в потянувшейся от транслятора тени арестантов. – Что бы там ни проповедовало правительство о нашем исключительном положении и великой роли, кто ему верит? Нам тоже придет конец, как и всему миру.
– Я верю, – тихо возразил Гай. – И кто тебе сказал, что весь мир погиб?
– Он! – Свимми похлопал по колену Тобиаса. – И я ему верю! Хотя много ума не нужно, чтобы обо всем догадаться самому. А ты, похоже, из тех дураков, что до сих пор доверяют нашим зажравшимся вельможам?
– Ну, ну, остынь, – увидев, как вспыхнули глаза Гая, примирительно обнял его за плечи Тобиас. – Он прав. Не нужно верить всему, что тебе говорит правительство. Я в этом убедился на собственной шкуре. Мне обещали помилование, если я прилюдно покаюсь и скажу, что обо всем наврал. Я сделал все, как они приказали, и все равно оказался здесь. А на счет остального мира он тоже прав. Еще два-три поколения, и у нас не останется суши. Все поглотит океан. Когда на орбите еще висел чудом уцелевший спутник, он уже показывал, что от материков остались лишь жалкие огрызки, где было высокогорье. Непонятно с чего вдруг климат вдруг резко потеплел и растопил на полюсах льды. И теперь мы медленно тонем, хотя старательно делаем вид, что ничего не происходит. Когда я пытался об этом рассказать горожанам за пределами кластера, мне этого не простили. Хотя ты прав – в правительственном кластере прощается многое. Ты не поверишь, но однажды от скуки во время дежурства я запрограммировал одну ветвь компьютера на личный выход и создал на экране собственный мир. Я заселял его людьми, управлял их судьбами. Строил города, выращивал огромные леса, тянул длинные дороги. В моем мире бушевали исчезнувшие грозы, вращались давно забытые ураганы. Вершины гор покрывал снег. Но главное, я создал разных людей, каждого со своим характером и собственной жизнью. Для них я был Богом. Потом я так увлекся, что не заметил, как за этим занятием меня застал главный куратор. Согласно внутреннему кодексу наладчиков, я совершил преступление. Но меня простили. Даже не сменили сектор дежурства. А стоило мне во всеуслышанье сказать, что мы гибнем и нужно что-то делать, как меня тут же приговорили к отчуждению. Правительство, конечно, знает, что все мы обречены, но предпочитает оставшееся время прожить ни в чем себе не отказывая. Узнай люди правду, начнутся волнения, ненужные претензии, неудобные вопросы. А нашим вельможам это совсем ни к чему. Проще убеждать таких как ты, Гай, простаков, что они о нас заботятся. Они гарант стабильности и спокойствия. А рухнет все только в том случае, если наше правительство станет испытывать в чем-нибудь нужду.
– Такие речи я не слышал, даже когда заблудился и оказался в самом трущобном районе города, где жили мусорщики, – смутился Гай. – Тебя из-за твоей опасности должны были сразу отправить на утилизацию.
– Перестань, – угрюмо хмыкнул Тобиас. – Они и так меня уничтожили, с той лишь разницей, что вместо мгновенной утилизации обрекли на длительное мученье. В чем их отличие от Неженки Ахилла? – Тобиас недобро покосился в сторону каменных глыб. – Этот садист покалечил Сида лишь за то, что он когда-то жил достойной жизнью, с избытком пресной воды и прохладой в каменных стенах. А узнает кто я, так мне не пережить и одной ночи. Хотя убивать они нас боятся. Перед ошейниками все равны, а полицейские ни с кем разбираться не станут. Они могут вообще просто выключить транслятор, если по какой-то причине нам не хватит баржи. Вот когда окажемся один на один с этим отребьем в океане, вот тогда с нами и покончат. Им не привыкать есть человечину, и мы для них превратимся в еду. Яхо, я знаю точно, ел людей. Да и Лич, думаю, тоже.
Гай нервно вздрогнул, брезгливо оглянувшись на прятавшихся в тени гранитных глыб арестантов. В городе людоедства не было. Но ему рассказывали, что за его стенами – это не редкость. А в пустыне, куда вывозили прокаженных, это и вовсе было нормой.
– Я не дамся, – еле слышно шепнул он.
Но Тобиас его услышал.
– А по мне, так уж лучше сразу, чем мучиться на барже без еды и воды.
– Не слушай его, – вмешался Свимми. – Тоби любит поиграть на нервах. Не хочешь на баржу – чего проще? Топай к карьеру, где не достает транслятор, и все – отмучился!
Далеко в небе, над застывшей гладью океана, Гай заметил медленно парящую точку. В городе, где за серыми небоскребами небосвод не виден, он редко смотрел вверх и потому не удержался от вопроса:
– Кто это?
– Водный гриф, – со знанием дела ответил Тобиас. – Еще насмотришься, когда нас выбросят в океан. Как передохнем, так на барже от них отбоя не будет.
– Ну ты, Тоби, и негодяй! – хмыкнул Свимми, заметив, как передернулся Гай. – То ты боишься, что тебя съедят дружки Лича, то – что водные грифы. Ты уж пугай нас кем-то одним.
– Сначала выродки Лича покончат с нами, потом грифы сожрут их, – не сдавался Тобиас.
Гай заглянул ему в лицо, надеясь, что он сейчас не выдержит и рассмеется, признавшись, что все это было розыгрышем. Но Тобиас сидел, нахмурившись, и, обняв колени, смотрел вдаль за горизонт.
– Баржу может вынести к какой-нибудь суше, – несмело возразил Гай. – Вдруг нам повезет, и мы выживем?
– Нет. Не тешь себя глупой надеждой. Не осталось больше суши, кроме нашей. Мы на компьютере моделировали рельеф материков, с учетом поднимающегося уровня океана – все уже под водой. Да и рассказать о других островах некому. Ни одна баржа не вернулась. Так что не надейся. Ждать осталось недолго. Мы раньше, остальные чуть позже. Поговаривают, что буксир притянет баржу уже завтра. Нас вытянут за мыс, где проходит течение, и прощай, суша. Больше ты ее никогда не увидишь. Можешь насыпать в карман песка с глиной – будешь, покуда жив, вспоминать, какая она была на ощупь.
На этот раз не нашелся что ответить даже не унывающий Свимми. Блуждающая улыбка сошла с его лица и, отвернувшись, он замолчал, надолго уйдя в себя.
Опустившись, солнце коснулось океана, и с берега потянулась спасительная прохлада. Колеблющийся от жары воздух успокоился и, скрывавшийся в его испарениях горизонт внезапно будто обнажился, открывшись на многие километры. Гаю показалось, что он видит кривизну планеты. И куда ни доставал глаз, всюду был океан. Спокойный, неподвижный и могущественный. Впервые Гаю стало по-настоящему страшно. Даже услышав приговор, он понимал, что наказание слишком сурово и несправедливо. Отчуждение – это плохо. Это самое плохое, что могло с ним произойти. Страшнее только – досрочная утилизация. Его отрывают от людей, лишают их общества, отнимают маленький, но ставший родным мирок. Но сейчас пришло понимание, что это еще не самое ужасное. Его отдали в руки чему-то жуткому, всесильному и беспощадному. Он песчинка, микроб, мусор, который океан проглотит и не заметит. Сейчас он представлял его чем-то живым, с мерзким оскалом, проглатывающим баржи с отданными ему на забаву людьми.
– Нет, не верю. Зачем тогда с нами так жестоко играть? – произнес задумчиво Гай, ни к кому не обращаясь. – Ведь правительство говорит, что дает нам шанс, пусть даже в наказание. Оно отправляет нас на поиски новой суши. Да, это лотерея, но кому-то, наверное, везет? Спросите Сида, он как игрок вам подтвердит, что выигрыш бывает даже при минимальных ставках! – Гай чувствовал, что заводится, переходит на крик, и к нему начинают прислушиваться другие арестанты. В них он надеялся найти поддержку таких же как и сам оптимистов. – А вы в своих расчетах могли и ошибаться! Что мешало правительству нас всех просто утилизировать? Зачем ему с нами возиться и давать баржу? И если ни одну баржу не принесло обратно, это еще не значит, что все они погибли. Может, как раз в эту минуту кто-то наслаждается жизнью на зеленом острове, кто-то из тех, кто тоже ни во что не верил?
– Во всем наказанье божье! – вдруг встрепенулся заключенный в изношенной черной рясе с дырами на локтях. Отделившись от стенки транслятора, он пополз к Гаю, сверля его лихорадочно блестящими глазами. – Мы все отребье, предавшее Господа! За то и пьем чашу геенны огненной!
– Заткнись, Святоша Джо! – огрызнулся Свимми. – Без тебя тошно. Ты за свою ересь попал на баржу, а все неймется. Мог же, как все церковники, прославлять правительство и жить, ни в чем себе не отказывая?
Святоша Джо не удостоил Свимми ответом и, схватив Гая за ногу, прошипел, запекшимися, с остатками засохшей пены, губами:
– Земля уходит у нас из-под ног! Солнце выжигает наши души! Вспомни – разве не так говорилось в святом писании? Бог отвернулся от забывших слово пастыря! Послушай его! – Святоша Джо ткнул растопыренной пятерней в Тобиаса. – В нем тлеет искра ниспосланного Господом разума!
– Замолчи! – на этот раз не сдержался Тобиас, и Гай заметил, что Святоша Джо тут же осекся. – Я слышал, что горожане живут в собственном мире, предпочитая глупое неведение элементарной логике. Но ты, Гай, выделяешься даже среди них. Чтобы утилизировать всех приговоренных к отчуждению, нужна бесценная энергия. А с этим-то как раз и главная проблема. Ее и так уходит слишком много на утилизируемых, достигших возрастного лимита. Да и предавать земле, как это делали наши предки, нельзя – нынче земля в городе слишком дорога. А за городскими стенами – лишь плодить трупоедов. И не от хорошей жизни нас убеждают есть сырое мясо, якобы оно полезней. Вранье! Вельможи сырое не едят. Все ради того, чтобы сэкономить лишний джоуль энергии. Выбросить нас в океан – это самое простое, что могло придумать правительство. Они избавляются от нас предельно дешевым способом. Когда-то люди плавали по океану по собственной воле. Но это было очень давно. Океан потерял берега, и мы стали его бояться. Да и все та же пресловутая энергия. Чтобы отправить корабли в экспедиции, нужны сотни тонн топлива. А такой роскоши у нас давно нет. Едва хватает на прибрежные полицейские буксиры. Вот и гниют корабли, что еще не порезаны на металл, за дамбой. Нашли применение лишь баржам. Но и тех остается все меньше и меньше. Так что выжить нам невозможно по определению. Мы все обречены. И я, и ты, и Сид, и Лич со своими выродками. Послушай меня и оставь эти глупые бредни о спасении! Для нас все кончено.
– Возможно, ты и прав, – сделал последнюю попытку возразить Гай. – Ты служил в правительственном кластере и наверняка знаешь больше меня. Но я знал еще одного очень умного человека. Он прятался в подвале моего дома. И он говорил так…
– Он был суррогат? – перебил Свимми.
– Нет… – неуверенно соврал Гай, поразившись его сообразительности.
– С чего тогда ему прятаться в подвале?
– Да отцепись ты с этими суррогатами! – не сдержался Тобиас. – Надоел! Рассказывай, Гай, дальше. Что он тебе говорил и как его звали?
– Да… конечно… – попытался собраться с мыслями Гай. – Его звали Сплин, и он говорил так: тот, кто утверждает, что что-то невозможно, как правило, ошибается. Мне всегда нравились его слова. В них чувствовались интеллект и сила.
– Не знаю, не знаю… – с сомнением, вздохнул Тобиас. – Мне кажется, что это не наш случай. Возьми, – протянул он руку, неожиданно сменив тему. – Это галеты. Когда Крэк шарил у меня по карманам, я их спрятал сзади, под рубашкой. Полиция оставила на всех мешок с сухарями, но он там… у этих выродков. А вот бак с водой они забрать не смогли. Он накрепко приварен к транслятору. Вода протухшая, и сейчас ее лучше не пить. Потерпи до ночи. Когда остынет, то хотя бы не такая противная.
На небе засверкали первые звезды, а вместе с ними с побережья дохнуло холодом. Молодая луна наклонилась узким серпом в океан. Земля под ногами быстро остывала, отдавая последние остатки тепла сквозь тонкую ткань одежды. Еще не так давно пылавший жаром короб транслятора теперь покрылся узорами побежавшей по металлу влаги. Таких резких перепадов температуры в городе тоже не знали, и Гай с удивлением заметил, что еще час назад изнывая от жары, теперь начинает замерзать. Тобиас с Сидом отвернулись и, прижавшись друг к другу, ворочались, готовясь ко сну. Развернув закатанные брюки и положив под голову по пучку сухой травы, они подползли к баку с водой, щедро отдававшему, накопленное тепло. Рядом с ними вытянулся Свимми. Под дном транслятора, укутался в рясу Святоша Джо. К нему притиснулся другой арестант, попытавшись, словно одеяло, натянуть на себя клочок плотной ткани сутаны.
Гай встал и, чтобы согреться, размашисто взмахнул руками, пару раз присел, сделал наклоны в стороны.
– Не поможет, – подал голос Тобиас. – Ищи, где есть место среди нас.
Искать, к кому прижаться в поисках тепла, Гаю показалось неловко. Да и спать после такого насыщенного и бурного дня не хотелось. Он пошел к берегу, чтобы впервые в жизни вблизи увидеть такую огромную массу воды. В городе воду давали строго по времени и нормо-должностям. Зачерпнув в ладони, он плеснул в лицо, затем набрал полный рот. Поперхнувшись, Гай закашлялся и бросился вытирать язык остатком рукава. Вода оказалась жгучая, словно кислота, горькая и ужасно соленая.
Хотя и звездная, но непроглядно черная ночь скрыла транслятор, и Гай пошел назад наугад, ориентируясь по оставленному за спиной берегу. Предупреждающе пикнул ошейник, и Гай, испугавшись, тотчас повернул в другую сторону. Где-то рядом кто-то едва слышно переговаривался, и, успокоившись, Гай пошел на голос.
– Тобиас, вы где? – тихо спросил он, прислушавшись к хрустнувшим под ногами камням. – Эту воду нельзя пить. В ней опасно много соли.
– Угу. Дерьмо, а не вода.
Это не был голос Тобиаса, и, остановившись, Гай вгляделся в едва различимые силуэты, появившиеся с разных сторон.
– Он?
– Он самый. А я уж подумал, что этот недоумок ухитрился снять удавку и сбежал.
– Дурень, без активатора удавку не снимешь. Тебе же было сказано, что никуда он не денется.
– С теми доходягами его не оказалось.
По спине пополз холодок, оттого, что Гай узнал пришепетывающий голос Лича и хрипловатое сипение его черного напарника. О них он совсем забыл. Был еще третий, молча обошедший его сзади и отрезавший путь к отступлению.
– Балу, хватай его! – шепнул Крэк, и силуэт за спиной тотчас навалился на плечи.
– Держу! – зловонное дыхание обдало Гаю ухо.
Гай дернулся, двинул локтями, попытался лягнуть, но ноги неожиданно оторвались от земли, и его потащили, волоча голой спиной по камням. Сперва Гай подумал, что его снова будут бить. Но потом он вспомнил слова Тобиаса о каннибалах, и, похолодев, закричал, что было сил:
– Свимми, Тобиас, Сид! Помогите!
Никто не откликнулся, но тут же отреагировал Лич, зажав ему рот:
– Заткнись, а то я сам тебя заткну!
– Дай я выбью ему зубы! – обрадовавшись, отозвался Крэк.
– Нет. Все должно быть натурально. Этот недоумок решил бежать, не поверив в силу удавки! Для отчета полицейским нужен его ошейник. Завтра они будут его искать и найдут в карьере уже синего. А мы будем вне подозрений.
– Точно! – крякнул от удовольствия Крэк. Подхватив руками за ноги, он тащил Гая, пританцовывая и при этом умудрясь доставать ботинком в бок. – Любишь гулять за пределами зоны?! Хотел узнать длину поводка? Сейчас узнаешь!
– Стойте! – Лич остановился на краю насыпи. – А то еще сами свалимся.
Гай извернулся, пытаясь схватить Балу за руку, но его раскачали и швырнули со склона в карьер. Пролетев пару метров по воздуху, он рухнул на рыхлый известняк, покатившись вниз. Ошейник дал секундную отсрочку, затем потеряв сигнал, впился в шею железной хваткой. Гай хотел еще раз позвать на помощь, но из горла вырвался лишь жалкий хрип. Распластав руки и вогнав пальцы в мягкую пыль, он сумел остановиться, но силы улетучивались с катастрофической быстротой. Тело мгновенно одеревенело, покрывшись миллиардом иголок, и мир погрузился в тягучий студень. Звездное небо почернело, звуки исчезли, остался лишь разрывающий голову звон. Задыхаясь, Гай забился в конвульсиях, пытаясь протолкнуть сквозь сжатое горло хотя бы крошечный глоток воздуха. Но лишенный притока крови мозг уже начал отказывать. Он еще сумел определить спасительное направление на край склона и тут же погрузился в кромешную тьму. Инстинкт самосохранения некоторое время двигал его руками, заставляя лезть вверх, но вскоре сдался и он. Внезапно Гай почувствовал, как тело становится невесомым и парит, словно горячий воздух над раскаленной землей. Боль исчезла, осталась лишь легкость и неимоверное блаженство свободы. Высоко над головой, вместо ночной черноты, он увидел ослепительно яркое голубое небо, но что-то упорно не давало ему оторваться и взлететь в такую желанную бездонную синеву. Он боролся, вырывался, но неподъемный груз висел на ногах, разрывая тело надвое. Гай пытался его сбросить, выскользнуть из цепкой хватки, но тяжесть, словно досудебные оковы, держала, прижимая к раскалившейся докрасна пустыне. Вдруг рядом, расплываясь и кривляясь, появилась голова судьи Добмана. Его справедливость парил, неестественно растянув рот, и неожиданно произнес утробно низким басом:
– Я уже не могу!
И тут же, словно споря сам с собой, он сказал совершенно другим голосом:
– Задержи дыхание!
– Я поднимусь на секунду.
– Нельзя. Он не выдержит.
Гай глядел на гримасничанья судьи и хотел спросить, что он этим намеревается сказать? Но тут же заметил, что не может этого сделать – у него нет ни рта, ни языка. А его справедливость не утихал ни на мгновенье.
– Быстрей, а то мы тоже отсюда не выберемся!
– Осталось еще чуть-чуть!
– Я задыхаюсь!
– Терпи! Здесь уже достает отраженный сигнал.
Теперь тяжесть, кроме ног, появилась и в голове, словно сдавив стальным обручем. Легкость исчезла, боль отозвалась во всем теле, прокатившись горячей волной, выворачивающей наизнанку. Яркий свет пропал, и вновь навалилась чернота. Гай хотел взмолиться, чтобы судья Добман наконец оставил его в покое, но тот неожиданно улетучился, напоследок выкрикнув визгливым голосом:
– Сид, хватай его за руку!
…Откуда-то издалека опустилась ночь, и искрящееся сотнями лучей небо досадно исчезло. Порыв холодного воздуха лизнул по онемевшей щеке, и Гай с трудом разлепил непослушные веки. Над ним, склонившись на коленях, стоял Тобиас. В темноте он видел лишь нечеткий силуэт, но был уверен, что это именно он. Тобиас потрогал его шею, просунув под ошейник палец, и удовлетворенно шепнул:
– Живой.
– Живучий, – согласился Свимми.
Его Гай тоже не видел, но безошибочно узнал голос.
– Это вы? – не расслышав собственных слов, попытался он шевельнуть непослушными губами.
