скачать книгу бесплатно
– Он надо мной смеялся, – огрызнулась Руни, стараясь повернуться так, чтобы дед не заметил кошелька, спрятанного за пазухой, – а сам и не приметил, как я ему с зада штаны срезала. Надо было спереди оттяпать. Он бы и не хватился, мало ли что там под брюхом болтается. Вот тогда посмеялся бы он…
– Посмеялся бы, уж поверь мне! – Старик ударил внучку по щеке, любя, жалеючи – только ладонь скользнула по русым вихрам, но на щеке девчонки тотчас загорелся румянец гнева и стыда. – Не смей, не смей больше. Тебе жизнь не дорога, так обо мне подумай. Дождешься зла, покуражатся над тобой, моей старости не пощадят. И богов не прогневят, потому что храбрость и добрый меч богам милы, а девки для того и на свет родятся, чтобы их…
Старик не успел договорить. Кто-то тронул его за плечо.
Альв будто соткался из воздуха. Еще мгновение назад никого не было рядом, только фыркали да тревожились лошади. И вот перед Ансельмом вырос высокий, худой и совсем молоденький на вид альв в длинном зеленом плаще, насколько можно было судить о возрасте по этим совершенным лицам, что достались народу альвов от их создателей Перворожденных. Длинные темные волосы стекали по плечам чужака как расплесканный деготь. Прозрачные, цвета молодой листвы глаза внимательно смотрели – нет, не на лекаря – на сжавшуюся, словно готовый к отчаянному броску зверек, девочку.
– Мне понравилось то, что ты сделала, – сказал он ласково, протягивая ей руку, – ты могла бы пойти со мной.
– С какой стати? – возмутился старик лекарь, шаря глазами по толпе в надежде, что кто-то заметит наглеца альва и поможет дать зарвавшемуся юнцу укорот.
– Эта девочка нуждается в хорошей пище и обучении. – Альв чуть склонил голову набок, рассматривая старого Ансельма, как рассматривают жука, внезапно обнаруженного в центре полевого цветка. – Ты, старик, видимо, лекарь? И лекарь дурной, иначе девочка не была бы так худа. И судя по твоему изношенному плащу, давно на мели. А из нее, – альв показал тонким изящным пальцем на девчонку, – может выйти воительница, даже несмотря на то что это всего лишь простая смертная.
Руни все еще смотрела на чужака исподлобья, но в ее глазах, помимо страха и недоверия, мелькнуло и удовольствие от странной похвалы альва.
– Шли бы вы своей дорогой, молодой господин. – Со странной смесью подобострастия и раздражения старик попытался встать между альвом и Руни. Но красавец чужак был выше лекаря на полторы головы. Он просто продолжал ласково смотреть на девочку поверх обвисших полей старой шляпы врачевателя. Лекарь попытался выпрямиться, расправить худые старческие плечи, но тут за спиной молодого альва появились еще двое. Нет, они не соткались из воздуха. Эти двое вынырнули из толпы, что все еще гудела после происшествия с рыжебородым. Альвы приблизились. Один остановился поодаль, продолжая переговариваться о чем-то с высоким сухопарым старцем. Другой окинул взглядом своего молодого товарища, старика, девчонку-заморыша и, мгновенно разобравшись, что к чему, тихо и жестко произнес:
– Старик, этот благородный альв желает купить девочку. Какова твоя цена?
– Ах ты, остроухое отродье! – завопил старик, так что гомон на пароме сразу стих. Множество глаз устремились на беднягу-альва, и смотрели эти глаза очень нехорошо. – Мало вам того, что Всеблагой Хедин дал вашему племени? – заметив обратившиеся к ним взгляды и сурово сведенные брови воинов, во все горло заблажил старик. – Уж и не знаю, за какую такую помощь! Так теперь внученьку! Единственную! Сиротинку! Да чтоб я вашему племени изуверскому на поругание отдал?!
Будь помощь нужна старому попрошайке, едва ли кто из стоящих рядом пошевелил бы пальцем. Но дома у каждого второго осталась на печи такая вот малявка Руни – пусть и не похожая на эту маленькую гордячку в поношенном платье, но такая же хрупкая, уязвимая, ручки – две в отцову ладонь скроются по запястье. И не вернись отец из боя – тоже была б сирота.
– Отец и братья у тана Хагена на службе головы сложили, – продолжал причитать дед, умоляюще протягивая руки то к низкому серому небу, то к тем, кто еще недавно осыпал его насмешками. Альвы стояли неподвижно, и лишь тот, что разговаривал со старцем, неодобрительно покачал головой, недовольный тем, что каприз молодого господина привлек столько внимания.
– Успокойся, добрый человек, – уверенно произнес тот альв, что предлагал назвать цену. – Мы не желаем зла тебе или твоей внучке. Подобно всем вам, – он обвел повелительным жестом придвинувшуюся толпу, – мы с братьями идем на Хединсей, чтобы принести клятву Новым Богам и предложить свои мечи и знания великому тану Хагену. И, я надеюсь, во избежание печального непонимания, могу я предложить тебе, досточтимый лекарь…
– Ансельм, – подхватил старик.
– …лекарь Ансельм, – даже не взглянув на старика, продолжил альв, – и твоей внучке воспользоваться нашим покровительством и гостеприимством на Хединсее.
Смешанные чувства отразились на лице старого лекаря. Ансельм пожил на этом свете и знал, что стоит принять предложение альвов, как он окажется в хорошей комнате, у огня, перед большой порцией недурной еды. Он будет спать на хорошей кровати. Лучше той, что осталась дома в деревне. Но рискует, проснувшись, обнаружить, что зеленоглазый молодчик увел Руни, оставив ему на столе горсть медяков.
Голос крови победил упрямое урчание желудка. Лекарь отрицательно покачал головой.
Альвы не пытались снова раствориться в толпе на пароме. Плотная стена воинов окружила их. И все могло бы закончиться худо, если бы в этот самый момент кто-то не крикнул с берега: «Бери правей!» И все вдруг увидели, что, такие далекие еще несколько минут назад, белые башни Хединсея приблизились, нависли над самыми головами. И соседние паромы, один за другим, уже приставали к берегу. Растеряв всю суровость, воины принялись торопить паромщиков.
Пользуясь суматохой, юный альв наклонился к Руни и шепнул, едва касаясь тонкими губами ее зарумянившегося от смущения уха:
– Если однажды ты захочешь чего-то большего, чем срезать кошельки, знай, что кто-то в Альвланде ждет тебя, маленькая смертная.
Руни совершенно смутилась, опустила глаза. А когда подняла, безымянный альв и его спутники уже смешались с толпой, торопившейся к воротам.
Казалось, весь Хединсей стал в одночасье подобен парому. Заполненный людьми, гномами, альвами, он гудел, как улей, ожидая явления Новых Богов. Кое-где в толпе виднелись громоздкие фигуры гоблинов – избранных из числа тех, кто удостоился чести лично принести присягу Хедину и Ракоту.
Те, кто прибыл на Хединсей заранее, спасаясь от духоты, сидели на каменных плитах в тени навесов, разложив прямо на камнях захваченную в дорогу еду. Кто-то спал. Те, кто спускался на берег со все прибывающих паромов, присоединялись к сидящим. Постепенно все пространство, все ниши, проемы, каждая пядь узких улочек – все оказалось заполнено народом. Вновь прибывшие, сперва осторожно выбиравшие место, куда опустить сапог, вскоре перестали церемониться, наступая на ноги, руки, фляжки, отшвыривая сапогами надкушенный хлеб, неосмотрительно положенный кем-то на край плаща. Всюду бранились, то и дело вспыхивали драки.
Те, кто уже не надеялся раздобыть место в крепости, укрывшись плащами, накидками, а кто и тулупами, спали в привязанных у берега лодках. Благо, волей Новых Богов, погода сжалилась над Хединсеем, и хотя низкие темные тучи медленно ходили над его белыми башнями, возле стен царило полное безветрие и ни одна капля дождя не потревожила тех, кто прибыл на божественный зов.
В одной из лодок, хозяину которой посчастливилось попасть внутрь крепости, спал старик лекарь. Руни сидела на корме и следила за движением туч. Мучимые безветрием, они, словно могучие воины, набившиеся в хединсейскую крепость, напирали друг на друга, наливаясь темнотой. И, казалось, одного-единственного дуновения ветра достаточно было, чтобы их молчаливое недовольство переросло в грозный ропот, чтоб уязвленная гордость, бродящая в этих сизых, нависших над самым морем тучах, вырвалась на свободу, рассекла небо мечами молний.
Руни запрокинула голову, стараясь силой мысли заставить тяжелые облака разойтись в стороны. Она представляла, как наливающиеся грозовой синевой громады расступаются, открывая только для нее кусочек неба. И в этой прозрачной льдистой голубизне распахивается золотая, щедро украшенная алмазами и причудливой резьбой дверь. И из нее появляется отец. А за ним – одетые солнечным светом братья. Отчего-то казалось, что герои, павшие на поле боя, должны жить там, за облаками, в золотом сиянии. В руках у них должны гореть колдовским светом чудесные мечи. И волосы, не такие, как при жизни – такие, как у того альва, что говорил с ней на пароме, – гладкие, ниспадающие волнами на плечи волосы их будут излучать свет, когда по одному лишь слову того, кто истинно верит, бог Хедин призовет ушедших обратно, подарив новую жизнь. И Руни молилась, безмолвно и горячо, чтобы все было именно так. Достаточно лишь попросить всемилостивого Хедина. И дед попросит, он обещал. И тучи, широкими плечами закрывающие небесные врата, позволят отцу вернуться.
Глаза девочки сами собой заполнились слезами, отчего по рыхлой гряде туч поплыли радужные пятна. Руни моргнула раз, другой, надеясь остановить закипающие слезы. Капли слетели с ресниц, но сияние не исчезло. Напротив, оно ширилось, росло, прожигая в облачной пелене огненное око. И вот уже все небо над головой девочки заполыхало нестерпимым огнем. И из этого огня появился Он. Могучий, громадный как гора, прекрасный как грозовое море. Величественный воин, восседающий на спине удивительного чудовища, сплошь покрытого антрацитовыми перьями. Чудесный всадник спускался с небес, казалось, прямо к ней, Рунгерд. Его пронзительно-синие глаза смотрели ей в душу, и алый плащ бился и трепетал за спиной прекрасного небесного варвара. И сердце Руни забилось и затрепетало с ним в такт.
Подняв руку в приветственном жесте, бог со своей небольшой, но ужасающей свитой, в которой смешались самые жуткие, самые немыслимые творения Тьмы, пронесся мимо под ликующие возгласы воинов, которые тотчас потянулись на новый штурм ворот, желая оказаться поближе к богам.
Руни выскочила из лодки и понеслась следом. Ей не составило труда пробраться через толпу. Она ныряла между ногами людей и лошадей, резала ножичком мешавшие движению плащи. Ее волокла вперед непреодолимая сила – желание еще раз поймать взгляд синеглазого бога, жажда увидеть его, увидеть близко, закручивалась тугим комом где-то в животе, где еще совсем недавно говорил лишь голод.
Рунгерд вынырнула из толпы, как юркая рыбешка из рук старика. Ее не остановили. Но перед собой она увидела не красавца варвара – тот парил высоко над головами людей и башнями крепости, а кого-то совсем другого. Он не был высокого роста, не был необычайно широк в плечах, но что-то в его взгляде, темном, властном и страшном, заставило Руни попятиться. Однако толпа не дала ей скрыться.
– Хедин, бог Хедин, – зашептали сзади, и у Руни похолодели руки.
Великий Хедин, Хедин, Познавший Тьму, вышел к воинам простым смертным. Ни сияния, ни магических причуд, ни чудовищ – ничего. Словно стесняясь собственной божественности, он поднял руку, приветствуя всех. В ответ ему взметнулись сотни рук. И вот тут не обошлось без магии, потому что только она могла позволить полутора тысячам людей, задавленных толчеей в разных частях крепости, видеть и слышать бога так, как если бы он стоял от них в двух шагах.
– Я и мой брат, – проговорил Хедин в установившейся за мгновение оглушительной тишине, – приветствуем всех, кто пришел на наш зов.
Толпа ответила радостным ревом и звоном оружия, к которому присоединилось гулкое рычание спутников Ракота, чудовищ крылатых и бескрылых. Многие из них расположились на шпилях башен и крышах, вцепившись когтями в карнизы и трубы.
– Мы вышли из Великой Войны, – проговорил Хедин негромко, но его голос покрыл рев толпы. – Вышли с победой. Но у нас… еще остались враги. Я и мой брат, мы – не прежние, Молодые Боги. Мы не станем прятаться в Обетованном. Мы не станем грозить издалека. Мы не сдадимся. Я – не побегу ни от кого. И я знаю, что вы – тоже. И потому я позвал вас сюда. Потому явился перед вами в теле смертного. Чтобы вы, каждый из вас, ваши внуки и правнуки знали, что я – с вами! Я сделал смертного моим учеником. И сегодня я даю клятву верности всем вам. И в ответ ожидаю верности. Сейчас, когда наши враги ищут любую, даже самую малую брешь, чтобы нарушить этот, едва установившийся мир и равновесие, ваша верность – вот то, о чем я прошу. Прошу уберечь себя и свои семьи от тех, кто хочет взять силой ваш дом и наш мир, и – более всего – от тех, кто станет искушать вашу душу, соблазнять обещаниями власти и силы, сулить неисчислимые богатства. Не на богах держится Упорядоченное. Мы лишь те, кто поддерживает его в равновесии и мире. Оно стоит на каждом из вас. Покачнется один – оно выстоит. Но если враг, искуситель найдет дорогу к вашим сердцам…
Хедин замолчал, давая каждому возможность увидеть перед мысленным взором то, от чего ужас рождается в душе, и содрогнуться от этого ужаса.
– Идите в свои дома, идите в свои города. И храните мир, – продолжил он почти печально.
– Идите. И мы будем с вами незримо, – прогрохотал над толпой голос того, кто носил имя Повелителя Тьмы. Ракот на своем летучем чудовище двинулся по небесам вокруг острова, продолжая взывать и вещать.
Но Руни даже не взглянула на него.
Она лишь сделала шаг вперед, туда, где стоял Хедин. Новый Бог и в смертном обличье внушал страх. Брови его грозно сошлись к переносице, губы были сжаты в тонкую линию. Глубокая складка усталости и неизбывной боли залегла в углу этих губ.
Но при взгляде на выступившую вперед девочку лицо Хедина чуть смягчилось.
– Чего ты хочешь? Принести мне и моему брату клятву верности? – с едва уловимой улыбкой спросил он.
– Нет, – ответила Руни, холодея от собственной дерзости. – Я хочу попросить тебя… сдержать обещание.
– Я… что-то обещал… тебе? – Новый Бог недоуменно поднял бровь, устремив на девочку пронизывающий взгляд: надменный, насмешливый и одновременно полный печали.
– Верни мою семью, – выпалила Рунгерд, для храбрости сцепив в замок руки, отчего получилось что-то вроде молитвенного жеста. – Верни моего отца и братьев, что погибли, защищая твоего ученика, тана Хагена. Все говорят, что ты обещал вернуть тех, кто погиб в битве на стороне Новых Богов.
– Все говорят? – с угрозой произнес Хедин, и в его голосе прозвенел металл. – И ты веришь… всем?
Рунгерд поняла, что все испортила. Она сказала что-то не то. И теперь милостивый Хедин не вернет отца. Не захочет. Лучше бы говорил дед. Он всегда умел подольститься к господам. А она, Руни, способна лишь наломать дров.
Она не успела ответить. Из толпы вырвался растрепанный, лишившийся плаща и шляпы старик Ансельм.
– Нет-нет, – пролепетал он, заталкивая внучку за спину. – Не слушайте ее, о господин наш, милостивый и милосердный.
Лекарь упал на колени, увлекая за собой в пыль и растерявшуюся Руни.
– Сирота, – залопотал он, – девчонка. Растет без отца-матери. Вот и мелет, что на язык лихо положит.
Руни попыталась подняться, но дед снова дернул ее за руку, и девочка ткнулась лицом в пыль.
– Все вы, женщины, одинаковы, – расхохотался Новый Бог, – норовите обменять свою клятву верности на что-нибудь ценное. Вставай.
Рунгерд поднялась, уцепившись за плечо деда. Вытерла рукавом перепачканное лицо, отчего, казалось, стала еще грязнее.
– Ты права. Я обещал вернуть самых отважных и верных. Тех, кто встал на мою сторону и под знамена Хагена в трудные времена. Не одна ты ждешь возвращения своих близких. Но сейчас, когда в чаше мироздания еще не утихли отголоски бури, когда все Упорядоченное лихорадит от последствий минувшей войны, – есть дела более неотложные. Но обещания я исполню. В свой срок.
Одобрительный гул прошел по толпе, жадно ловившей каждое слово небывалого разговора: живого бога – и смертной малявки с перепачканным пылью лицом.
– Наступит время, и, если это возможно, я верну тех, кто тебе дорог. Верну каждого. И сегодня я прощаю тебе твою дерзость, – в голосе Нового Бога прозвучала стальная снисходительность, – и принимаю твою клятву верности.
– Тогда… пока я ее тебе не даю, – выкрикнула Руни.
Казалось, не мгновение – доля мгновения, и небо расколется над головой Рунгерд. Взгляд Хедина прожег ее насквозь. Но старый Ансельм втащил внучку в толпу и поволок прочь. Перед ними расступались, как перед прокаженными.
Глава 3
– Я хочу, чтобы Хедин исполнил свое обещание, – проговорила девушка, пристально следя за каждым движением Одина. В очаге заплясал желтый язычок огня. Отец Дружин придвинул к нему руки.
– Привычка, – просто сказал он, словно самому себе. – Когда я был еще Хрофтом, озлобленным старым Хрофтом, которого ты так хотела видеть, я больше всего, больше Молодых Богов и предателей магов, больше служащих им гнусных тварей ненавидел холод. В Хьёрварде в это время такие холодные ночи. Смертные ведь тоже страдают от холода? Хочешь, подойди к огню.
В голосе Одина звучала искренняя забота. Но Руни слышала много сказок о его мудрости и хитрости, поэтому осталась стоять в той же напряженной позе, сжимая в руках свечу.
– Ты смешна, – продолжил Древний Бог, поворачивая ладони перед разгорающимся огнем. – Смешна и глупа. Ты угрожаешь мне, не доверяешь и все же уверена, что я соглашусь помочь. Ты явилась ко мне, вооруженная сказкой и нелепой верой в то, что сам бог Хедин что-то задолжал тебе. Поверь, если бы я желал убить тебя, то ты уже была бы мертва. Если бы мне требовалась твоя боль – ты страдала бы так, что сам Демогоргон пришел бы забрать тебя с собой, чтобы избавить от этих страданий. Так что не глупи и садись к огню. Приближается ночь. Время Живых скал. И если ты пожелаешь уйти сейчас – это будет худшим способом самоубийства. А я не хочу слышать сквозь сон твои крики и плач, когда Скалы станут выпивать твою душу и истязать твой разум. Я гостеприимный хозяин.
– Я ощутила твое гостеприимство, Древний Бог, – пробормотала девушка, все же пряча свечу в сумку и усаживаясь к огню, – когда моих воинов давили Стражи, стерегущие подходы к твоему жилищу.
– И как же ты миновала детей Живых скал? – спросил Один равнодушно, словно ответ вовсе не интересовал его.
– Меня вела моя звезда, – уклонилась от разговора гостья, протянула руки к огню, как это несколько мгновений назад делал сам хозяин.
– Значит, эта же звезда привела тебя… к Свече?
Девушка не ответила. Они сидели молча. Небо, видимое через единственное окно Хрофтова жилища, постепенно наливалось чернильной темнотой. Прямо над перекрестьем рамы вспыхнул далекий дрожащий огонек, затем еще один. Девушка мучительно боролась со сном. И хотя под глазами незваной гостьи залегли глубокие тени усталости, ее напряженный взгляд горел темным огнем. Одину был знаком этот пламень. Он помнил себя таким же. В тот день, перед битвой на Боргильдовом поле. Все чувства, божественный разум и примитивный животный инстинкт – все восставало против того решения, что он принял. Но воля и гордость гнали его вперед, навстречу Молодым Богам и их ратям. Без надежды победить. Может, и ему, как этой девочке, что-то шептало в висок: «Удача любит дерзких». Это теперь он знал, что удача любит терпеливых и мудрых. Осторожных, как Хедин.
В тот день на Боргильдовом поле он потерял всех. И много веков учился быть терпеливым и мудрым, чтобы отомстить. Но месть не принесла облегчения. Он вернул себе имя. Вернул силу. Вернул величие. Осталось лишь одиночество, жадно терзавшее его душу. Одиночество, которое он поил кровью врагов, своих и чужих.
И тут… эта девочка. И свеча. Свеча, которую он спрятал и не ожидал увидеть в руках обычной смертной. Та самая Свеча. Узнать ее могли лишь те, кто остался навек на Боргильдовом поле.
А может, кто-то сильный и жестокий, не насытившийся его многовековыми страданиями, решил вновь сыграть с ним злую шутку, заставив поверить в то, что один из тех, Древних, сумел вернуться. Выбраться из далеких чертогов Демогоргона. Что кто-то из его друзей, сыновей, соратников, в том или ином обличье, ступает по земле в одном из миров Упорядоченного. Возможно, здесь, в Хьёрварде. И зов, так неожиданно прервавшийся, был его зовом.
Раненная горькой стрелой надежда взметнулась в душе Хрофта. Он бросил взгляд на девчонку. Она опасливо положила руку на сумку. Видимо, все еще думала, что обладание Свечой защищает ее от жестокой расправы Древнего Бога.
«Кто ведет тебя? – мысленно вопрошал Один, тончайшими нитями заклинания прощупывая пространство вокруг девушки, дома, магическим взором оглядывая склоны Живых скал. Но нигде не чувствовалось и следа магии. – Кто подсказал тебе, какая из тысяч свечей – моя?»
Пристальный, испытующий и вопрошающий взгляд Одина заставил девушку поежиться, поплотнее запахнув плащ. Она отвела глаза, напряженно вслушиваясь в тишину за стенами хижины.
– Рунгерд, – наконец нарушила она это тягостное безмолвие. – Меня зовут Рунгерд. Дочь мечника Торварда, внучка лекаря Ансельма. Но в народе меня зовут просто Девчонка.
– Народ уже дал тебе имя? – отозвался Один, по-новому глядя на тощую нескладную фигурку девушки.
– Да, у меня есть имя. И есть воины, что готовы идти за мной, – с достоинством проговорила Рунгерд, словно не она еще недавно зябко куталась в плащ, стараясь укрыться им от пристального взгляда Древнего Бога. – Есть даже маги, что готовы присоединиться ко мне. Но для того, чтобы добраться до Новых Богов, мне нужен ты, Великий Один, Владыка Асгарда, Родитель Ратей…
– Довольно имен, – прервал ее хозяин хижины, – ты можешь звать меня Хрофтом.
Рунгерд улыбнулась, мгновенно став старше и женственней.
– Благодарю, что согласился выслушать меня, Великий Хрофт, – сказала она, вынула из сумки и протянула хозяину дома круглую фляжку. – Это эль, – торопливо добавила Рунгерд, пока Хрофт вертел в руках фляжку, думая, принять ли этот знак мира или отвергнуть, чтобы девчонка не забывала свое место. – Я не знала, придешь ли ты на зов, и…
– Приготовила мне подношение? Эль?! – Хрофт расхохотался, так что эхо заметалось под потолочными балками. – Я что, домовой? И как же ты звала меня?
Лицо и шею Руни залил румянец стыда и обиды.
– Так, как зовут богов, – бросила она глухо. – Молитвой.
Так вот чей полный отчаянья зов привел его в Хьёрвард. Видно, этой дерзкой гордячке действительно нужна помощь, раз отголосок ее зова добрался до Хрофта так скоро, отразившись в зеркалах тысяч миров, чтобы быть услышанным. Древний Бог приложил губы к горлышку фляжки. Эль оказался превосходным.
– Видно, молишься ты лучше, чем владеешь мечом, – насмешливо проговорил Древний Бог, видя как и без того алые щеки девушки становятся пунцовыми от подступающего гнева. – И ты решила, что если встретишься с Хрофтом, то он ради смертной девчонки пойдет против Хедина? Или это тоже рассказал тебе дед?
– Нет, – ответила девушка, устремляя взор на огонь в очаге. – Это говорил отец. Он говорил, что Хедин и Хрофт – те, кто будет держать Упорядоченное на своих плечах, обливаясь кровавым потом, только для того, чтобы мы, смертные, гномы, альвы и их родители, Перворожденные, жили. И потому каждый, кто знает, что такое честь, не усомнится в том, кому отдать свой меч.
– Твой отец был глуп, раз находил время так высокопарно говорить с сопливой девчонкой. – Хрофт снова отхлебнул эля и вернул фляжку гостье.
– Он говорил это не мне. – Девушка, не повернув головы, взяла не принятый богом дар, но не сунула обратно в сумку – продолжала безразлично вертеть фляжку в руках. – Он говорил это моим старшим братьям. И все они, все трое, ушли вместе с отцом, чтобы встать под знамена хранимого судьбой тана Хагена. Отец погиб в храме Ямерта, принял в грудь шар пламени, предназначенный для его тана. Тормунда и Торлейва превратили в кровавое месиво палицы древесных великанов когда-то кроткой Ялини. Последнего, Вегеста, сожрали муравьи великого мага Мерлина на волшебном острове Авалон. И я даже не знаю, где упокоены кости тех, кого я любила. Но мне часто снится ком колдовского пламени, летящего мне в грудь. И тысячи огромных муравьев, жадно щелкающих жвалами. Может, было бы легче не знать, как они ушли. Но Фьялар, друг Вегеста, счел по-своему. Он пришел к нам в дом, чтобы утешить вестью о том, что отец и братья умерли героями, сжимая в руках верные мечи.
Он сказал, что Новый Бог Хедин обещал вернуть самых преданных из людей своего ученика.
И я, и дед – мы поверили.
Я продолжала верить, даже когда Новый Бог Хедин посмеялся надо мной. Но потом умер дед. И я осталась одна. Ты знаешь, Великий Хрофт, каково это. И эту тоску, что внутри, оказалось нечем заполнить. Нечем, кроме желания отомстить. От отца мне досталась любовь к мечу, и только впервые напоив его кровью, я поняла, что не могу просто ждать, когда Хедин исполнит свое обещание. Поэтому я прошу тебя о помощи, Хрофт. От тебя не потребуется многого. Я не прошу тебя пойти против дружбы с Новыми Богами. Просто дай мне шанс еще раз увидеть надменное лицо бога Хедина и спросить, когда он намерен выполнить обещанное.
Хрофт устало вынул фляжку с элем из рук девушки, одним глотком осушил ее почти до дна и привычно выплеснул в огонь остатки.
– Зачем тебе это? Даже если Хедин вернет твоих родных, тебе, мятежнице, этого не увидеть. Ты, почитай, уже мертва за одни только слова, что наговорила здесь. За одни только твои мысли. Единственное, что удивляет меня сейчас, что ты и твои воины еще живы. И тебе хватает глупости и дерзости требовать?!
Рунгерд встала и, обойдя вокруг очага, двинулась к двери, чуть приотворила ее, так что свежий, пахнущий травами ночной воздух ворвался в хижину. Пламя в очаге заколебалось, качнувшись навстречу чистому дуновению ночи.
– Мне ничего уже не нужно, – ответила она после короткого задумчивого молчания. – Признаться, я уже не помню отца. Не помню братьев. Но помню лица тех, кто ждал и не дождался милости от Новых Богов. И я хочу напомнить Хедину о той клятве верности, которую он принес тогда на Хединсее. У богов множество дел, более важных, чем слезы смертных. Они борются с врагами, мощь и силу которых мне не дано даже представить. Я это понимаю. Мы, люди, всего лишь песчинки, изредка попадающие в сандалии богов и магов. Но разве мы – не часть того, что само Упорядоченное вверило им для защиты? Молодые Боги бежали, и их место заняли Новые, но для тех, кто всю жизнь пахал и сеял, ничего не переменилось? Ведь ты, Отец Дружин, ты летишь на своем белоснежном Слейпнире на зов смертного воина, последним вздохом просящего тебя о помощи? Так отчего Хедин перестал слышать людей?
Ночной ветер шевелил полы коричневого плаща девушки и темные пряди волос. Там, за пологом ночи, скалы жадно тянулись к живому, надеясь получить свою долю крови и чужого страдания.
– Видно, я зря надеялась на то, что ты поймешь, Владыка Асгарда, – едва слышно сама себе ответила девушка. И, словно повинуясь зову Скал, сделала шаг за порог, другой, третий.
В одно мгновение Хрофт оказался рядом с ней, втащил за руку в хижину, захлопнул дверь, заставив Живые скалы испустить едва слышимый разочарованный вздох.
