скачать книгу бесплатно
– Тогда будешь тем, кем я сказал, и разговор закончен. Принимай отделение.
Позднее Саша узнал, что взводный был мужиком упрямым и спорить с ним не рекомендовалось. Тем более, он только что вернулся из госпиталя. Бронетранспортер, в котором он ехал, «духи» прострелили из гранатомета, и под сиденьем, на котором сидел Садыков, взорвалась граната. Он остался цел. Задницу потрепало – не страшно, а вот контузия – дело неприятное. Потому он и был злой, как черт. Утверждали, что он малость «тронулся».
Прошло совсем немного времени, и Саша со взводным стали друзьями. Мужиком Садыков оказался нормальным, всегда придет на помощь, подставит плечо. Война была рядом. От снарядов и пуль не защищали ни стены казармы, ни ангары, ни дырявые глиняные дувалы, бывшие некогда афганскими укреплениями.
…В тот день ротный замполит влетел к Саше в оружейку, запыхавшись, сходу отдал команду:
– Петров, срочно в тягач! Поедем танк вытаскивать из ямы. Пулемет брать не надо, некогда с ним возиться.
– Товарищ старший лейтенант, по инструкции без пулемета нельзя.
– Хочешь, неси, только бегом. Тут недалеко, километров десять. Танк с бетонки слетел в яму, экипаж не стал с ним возиться, просто пересели на другой и вызвали нашу службу с тягачом. Надо быстрее забрать, пока «духи» не заминировали.
Саша с трудом дотащил до тягача тяжеленный пулемет, на ходу установил его на башню. Собственно, это была не совсем башня, а две защитные стальные плиты по бокам в два пальца толщиной. Пулеметчик сзади и спереди был весь открыт, как на ладони.
Тягач шел впереди под прикрытием БТР, семь человек из ремонтной роты и четыре автомата на всех. Подъехали к месту аварии. Танк лежал на боку в овраге. Тягач подогнали к танку, БТР остался на бетонке. Саша спрыгнул с тягача, чтобы зацепить тросом танк, и вдруг рядом – взрыв и свист пуль. Понять, откуда и кто стреляет, невозможно. Саша забрался в тягач, механик-водитель закричал, что стреляют из ближнего кишлака. Ребята из охранения стали палить из автоматов – занятие глупое и вредное. Перевод боезапаса. До кишлака больше километра, при чем же здесь автоматы? «Духи» работали из гранатометов и пулеметов. Саша запрыгнул в башню и открыл огонь по кишлаку. Так, под прикрытием пулеметного огня, выбрались из засады. Никто не пострадал. Все были довольны, особенно радовался замполит, утверждавший, что действовал по инструкции.
После этого случая всегда выезжали в полной боеукладке.
Однако Саше рейды доставались редко, почти круглосуточно он находился в ремонтной зоне. Его друг Роман, с которым жизнь свела их на призывном пункте, был механиком-водителем тягача и практически каждый день уходил «на дело». После рейдов он всегда забегал к Саше.
– Привет, жестянщик! – кричал он. – Давай курнем!
Они доставали сигареты, и Сашка с удовольствием слушал рассказы Романа о стычках с «духами». Говорил тот напористо, возбужденно, словно все накопившееся в нем выходило наружу, освобождая душу от неимоверного тяжелого груза.
…Октябрьским жарким днем почти весь полк ушел в рейд. На базе осталась только охрана и ремонтная группа. Саше, как ни просился он вместе со всеми, не разрешили, работы было много. Ночью все вернулись, попали под обстрел. Утром Саша стал искать Романа.
– Ты не видел Романа? – спросил он командира отделения.
– Здесь должен быть.
– Не могу найти. Обычно он сам забегает ко мне.
– Может, спит? Его тягач «духи» подорвали, и я отдал команду пересесть на БТР.
– А кто Ромку после этого видел?
– Да я видел, сказал ему, куда садиться.
– Живым видел, не раненым?
– Ну чего ты пристал?
– Так нет его нигде.
– Куда ему деться?
Однако поиски ни к чему не привели. Командование отдало приказ группе вернуться к месту боя. Сашу включили тоже. Вот и тягач, что стоял возле дороги с развороченными гусеницами. Но люки были задраены изнутри. Саша закричал:
– Рома, открой люк! Свои!
– Не могу, Санек!
– Что с тобой?
– Руки заняты!
После долгих усилий люк сорвали, и Саша первый залез в тягач. Роман сидел с двумя гранатами в руках, гранаты были без колец.
– Рома, все нормально, выброси гранаты.
– Не могу, Саша, занемели пальцы, не разжать…
– Только ты не суетись.
Саша потихоньку, чтобы не отлетела чека, стал разжимать кулаки, отгибая по одному пальцу, и, в конце концов, освободил гранаты из рук Романа. Все с облегчением вздохнули. Стали обнимать Романа, а тот неожиданно для всех заплакал…
Уже вечером в каптерке у Саши, разливая неприкосновенный запас, Роман рассказывал:
– После взрыва я еще долго не мог понять, что произошло, видимо оглушило порядочно.
– Но тебе же командир отделения приказал сесть на БТР!
– Я видел, что он махал, но был как заторможенный. Полез внутрь вещи взять. Когда выбрался, наших уже не было. Ладно, думаю, хватятся, вернутся. Люки задраил, жду. Ночью пришли «духи» и стали ползать по тягачу, сняли пулемет, пробовали открыть люки. Тогда я взял в руки по гранате и зубами вырвал кольца. Думаю, если залезут, себя взорву и их. Видимо, торопились, не почувствовали, что в тягаче кто-то есть, ушли. А я остался сидеть с гранатами в руках, отпустить не могу, выбросить тоже.
– Ладно. Слава Богу, обошлось, вовремя спохватились.
Они выпили. Помолчали. Вдруг Роман, глядя на Сашу, сказал:
– Ты не думай, я в плен никогда бы не сдался.
– Я и не думаю. Тем более с двумя гранатами в руках. Захочешь – не получится.
– Я лучше себя взорву, чем плен.
– Чего ты заладил, плен да плен. Сидишь с друзьями, живой-здоровый, чего еще надо?
Роман уснул в каптерке. Саша, прикрыв его телогрейкой, продолжил разбираться с заклинившим пулеметом. О капризах этих пулеметов знали все, но зато калибр у него значительно больше, чем у его собрата на тягаче. Однако следить за ним нужно было постоянно, затвор слишком навороченный: то его клинит, то патроны не заходят в патронник. Один придурок-наводчик пытался решить эту проблему при помощи молотка. Пуля оказалась разрывная, разнесло пацану лицо в клочья…
* * *
Уже почти год, как Саша служит в Афганистане. Чужая страна, чужая земля. Страна гор. Кругом, куда ни кинешь взгляд: горы, горы, горы. Хребет за хребтом простираются до самого горизонта. Земля напоминает мгновенно застывшее море во время сильного шторма. Страна как будто опутана горными цепями, идущими в разных направлениях. Стянуло, обхватило пространство каменным поясом. Земля лишена растительности. Реки, берущие начало в горах, теряются в песках. Можно ехать многие дни и не увидеть ничего, кроме обрывистых горных ущелий, отдаленных вершин и новых хребтов, уходящих к горизонту.
Радостно здесь весной. Долины выглядят нарядно, словно зеленая прерия, живописные холмы зарастают высокой травой и цветами. Красные маки трепещут на ветру. Меньше месяца длится это благословенное время. Весенние дожди прекращаются, зеленый покров жухнет, летняя жара сжигает даже воспоминания о весне. И, как недостижимая прекрасная мечта, вдали видны снежные вершины гор – величественно-ледяные.
Зимой все заметает снегом, и такой мороз опускается на землю, что не выдерживает металл. А люди выдерживают всё.
В Афганистане мало автомобильных дорог, но звуков паровоза никто не слышал в каменных джунглях. Горы буквально изрезаны тропами и тропинками. Часто можно видеть, как по безлюдной пустыне, под палящим солнцем идет караван. Друг за другом шагают верблюды, нагруженные вьюками. В них – драгоценный каракуль с мелкими тугими завитками шерсти, или снаряды, или оружие, или наркотики. Караван-баши и погонщики верблюдов одеты в широченные шаровары и длинные овчинные шубы. На головах белые и цветные чалмы, на ногах мягкая кожаная обувь с загнутыми носами. Молодым солдатам, не привыкшим к этим пейзажам, хочется к родным берегам полноводной реки, вода в которой холодная даже в жаркие дни…
Саша потряс головой. И сразу родные, милые сердцу места исчезли, и перед глазами – нынешняя жизнь. Налево – штаб, прямо – казарма, за ней столовая. Потом баня, потом склады. За складами автопарк и мастерские, радиостанция накрыта маскировочной сетью. За каменным забором видны дувалы, огороды, уходящая в горы дорога. После ангаров – длинное здание узла связи. Одна стена выкрашена в белый цвет – это экран. Фильмы проектировали из «клуба» – двухэтажного вагончика. За клубом – плац для построений и строевой подготовки.
Союз где-то далеко, за горами. Как тяжело быть вдали от родных мест! Как там мама? Последнее письмо от нее было так давно. Она ложилась на операцию. Саша написал несколько писем, но сестры не ответили. Неужели что-то случилось? Как плохо без весточки из дома! Он посмотрел на высокое небо и бережно приложил ладонь к нательному крестику, подаренному мамой.
Роман вбежал в мастерские, словно за ним кто-то гнался.
– Ты чего, Рома?
– Саша, уходим в рейд.
– Когда?
– Через два дня.
– Далеко?
– Ну, кто мне маршрут скажет.
– У меня все в порядке, последний танк одеваю.
– Слушай, давай попросим ротного, чтобы ты с нами сходил.
– Не пустят.
– А вдруг?
– Давай попробуем.
Они пошли в штаб. Ротный посмотрел на ребят с недоумением.
– Да что в рейдах хорошего, сами подумайте. – Потом, взглянув на Сашу и что-то прикинув в уме, позвонил командиру полка.
О чем они говорили, Саша не понял. Положив трубку, ротный буркнул:
– Собирайся.
Саша и Рома вышли из штаба, на крыльце столкнулись со старшиной из роты связи.
– Петров, – окликнул старшина. – Тебе письмо, вертолетчики привезли.
– Ну, наконец-то, – с облегчением вздохнул Саша. – Второй месяц ни слуху, ни духу…
– Возьми в узле связи.
Письмо было от сестры. Он распечатал его и сразу начал читать, глотая строчки. И вдруг остановился. Перечитал трижды несколько трагических слов: «Саша, мама умерла, сердце не выдержало операции…». Как это умерла?! Он зажал листок бумаги в руках, медленно ступая, ища опору, словно слепой, пошел в мастерские.
Роман, увидев приятеля, сразу понял – у друга горе.
– Саша, я тебе нужен?
– Нет, Роман, спасибо. Я побуду один.
Роман молча и вопросительно смотрел на Сашу.
– У меня мама умерла.
Саша зашел в каптерку, закрыл на крючок дверь. Прочитал еще раз письмо. Он ни о чем не думал, ничего не хотел, кроме тишины и уединения. Он расстегнул гимнастерку, нащупал на груди маленький железный крестик, который дала ему мама. О его-то спасении она позаботилась, а сама не сумела уберечься.
Почему-то он вспомнил, как мама учила косить траву. На заливном лугу – трава по пояс. Делая первый прокос, она пропускала Сашу вперед:
– Смотри, Саша, – приговаривала она, – чуть поднимешь косу, и срез будет высокий, сена мало. По земле косой начнешь водить, всю траву землей перепачкаешь. Вот как надо, – показывала она. – Ровнее держи косу, вот так, хорошо…
Солнце палит нещадно, от скошенной травы идет острый свежий запах. Прошли по прокосам, разбросали траву, чтобы сохла лучше.
– Устал, родной? – слышит он голос мамы, – Присядь вот здесь, – она расстилает у куста черемухи большой холщовый мешок.
– Нет, я не устал, – пытается он сопротивляться.
– Отдохни чуть. Перетрудишься, будет хуже.
Сын прилег, закрыл глаза и провалился в забытье. Сколько он спал, неизвестно, но мама за это время скосила больше половины поляны.
И снова визжат косы, и снова падает трава. Саша торопится, он слышит голос мамы:
– Не спеши, сынок, всё успеем.
Но он торопится, хотя коса в руках становится тяжелой, словно чугунной. А потом опять отдыхает, а мама легко машет и машет своей литовкой, словно усталость ее не берет. Вечернее солнце вот-вот закатится за Качинскую сопку, и Саша с мамой идут домой. Мама впереди, с двумя косами в руках, он еле плетется сзади. Все болит, и руки, и ноги, и спина. Мама заботливо замедляет шаг.
– Потерпи, осталось немного.
У него нет сил даже ответить. У самой деревни он просит мать отдать ему косу.
– Зачем?
– Неудобно как-то, иду налегке.
Мать смеется.
– Давай пойдем огородами!
Сын соглашается.
Дома нет сил, чтобы поесть, мальчик забирается на сеновал и мгновенно засыпает.
Мама научила Сашу доить корову. Пока он мыл руки с мылом, мама подвязывала Зорьке хвост, осматривала вымя, соски, тщательно промывала их теплой водой, затем белой тряпочкой насухо вытирала. Показав, как это делается, она посадила Сашу на скамеечку справа от коровы. Та, почувствовав, что к ней прикасается не хозяйка, забеспокоилась, стала недовольно переступать ногами. Мама гладила Зорьку по холке, приговаривая:
– Зоренька, успокойся, это ведь Сашенька наш. Будь умницей.
А Саше говорила:
