скачать книгу бесплатно
Класс рассмеялся, а одноклассница забилась в истерике. Такой инцидент не прошёл мимо классного руководителя, и в этот же день Альберта Тиграновича вызвали в школу. Дина видела разочарование в глазах отца – большего наказания и не требовалось. С того дня он всё чаще читал ей лекции о приемлемом поведении, а Дина не хотела его слушать. Они стали всё больше отдаляться друг от друга.
В школе она стала аккуратнее. Завоевала доверие учителей, имела блестящую репутацию среди одноклассников и пускала пыль в глаза родителям своей хорошей учёбой и поведением. На деле маленькая компания, созданная Диной, терроризировала школу, и каждого, кто шёл против неё, ждала расправа.
– Это что? – Подойдя к однокласснице, она кончиками пальцев подняла подол юбки, такой же, как и у неё. – Думаешь, имеешь право носить что-то подобное? Сними!
– П-прости, – произнесла девушка, заикаясь от страха. – Я больше так не буду.
– Сними либо проваливай. Иначе я на тебе её порву.
Дина уяснила правило: бей первой, пока тебя не ударили. Теперь главной стервой школы стала она.
До четырнадцати лет Дина была близка с семьёй. Любила сестру, слушалась маму и пыталась сохранить ту особенную дружбу с отцом, в котором видела воина и защитника. Он тянулся к ней изо всех сил, но у Дины до сих пор перед глазами стоял тот разочарованный взгляд. Всё чаще разговоры между отцом и дочерью становились лекциями о поведении, и в какой-то момент общение с ним потеряло для неё смысл.
У Альберта Тиграновича появилась вторая дочь. Насте было пять лет, и для родителей она стала новой попыткой воспитать кого-то нормального. Дина не могла их винить. Анализируя свою жизнь, она решила больше не мешать родителям и оставалась в стороне, отыгрывать свою роль.
– Дина! – Сестра дёргала ее за руку. – Быстрее, Дина.
Она стояла около зеркала и не верила своим глазам. Какая-то плохая подделка смотрела на неё: белый сарафан, заплетённые волосы и эта приторно-сладкая улыбка, фальшь которой чувствовалась за версту, а Настя продолжала кружиться вокруг, смотря на неё самыми чистыми и любящими глазами. В такие моменты Дина была готова отдать всё, чтобы её любимая девочка никогда не столкнулась с ужасами судьбы.
– Девочки, сколько можно? – послышался из прихожей строгий голос мамы. – Мы с папой уйдём без вас. Выходите!
Дина вышла за порог комнаты и грустно улыбнулась родителям. Её отец нервно топал ногой, смотря на часы. Мама заканчивала красить губы помадой персикового цвета, а младшая сестра без устали бегала вокруг неё, радостно крича: «Мы идём в парк. Парк! Парк!» Она очень хотела быть частью этой семьи, но понимала, что не вписывается в рамки.
– Конечно, идём, – отец подхватил сестру на руки, подкидывая её к потолку. – И если наши две мадемуазели поторопятся, то мы проведём в парке больше времени.
– Ма-ам, – протянула девочка, – Дина, давайте быстрее.
Яркий солнечный свет слепил глаза, повсюду росли зелёные деревья и кустарники, слышался доносящийся с аттракционов детский смех, который заполнял каждый уголок парка. В самом центре стоял огромный фонтан, брызги его долетали до прохожих. Младшая сестра схватила её за руку, и они вместе побежали к киоску со сладкой ватой, а следом – родители, не отрывавшие друг от друга взгляда.
– Папа, купи, – показывала Настя на всё, что попадалось ей на глаза. – Ты обещал.
– Настя, животик будет болеть, – строго ответила мама.
– Но папа обещал, – пробубнила девочка, надувая щеки от обиды.
– Марина, я ведь обещал, – улыбаясь, произнёс отец. – Дина, а ты что будешь?
Дина молча пожала плечами, стараясь не встречаться взглядом с отцом. Он всегда на неё смотрел с какой-то тоской, и ей казалось, что это обида за упущенное время. Ей казалось, что, смотря на неё, он видит, насколько испортилась его дочь, что нет в ней больше той душевной чистоты и жажды справедливости, как когда-то в детстве.
В этот день они с сестрой прокатились на всех аттракционах, ели сладости и звонко смеялись, словно кто-то подарил им второе дыхание. Родители не могли оторвать глаз от своих прекрасных дочерей и, заканчивая прогулку, решили сделать снимок на память. Это был их последний семейный портрет.
В тот вечер Дина в последний раз лежала на коленках матери. Она и не заметила, как заснула. Делала так, сколько себя помнила. Потом отец в последний раз отнёс её в кровать, поцеловал на прощание в лоб.
– Ты моё главное сокровище, – прошептал он ей на ухо. А возможно, девушке это приснилось. Правды она никогда не узнает.
На смену семье пришли друзья и подростковый бунт, которой Дина старалась спрятать от глаз родителей.
Для матери было хорошим знаком, что у Дины появились друзья. В четырнадцать лет она всё чаще стала уходить на ночёвки к подругам. Мама не возражала, но отец каждый раз добавлял: «Помни, у каждого действия есть последствия. За всё в этой жизни придётся платить, и чем сильнее твой проступок, тем больше за него цена».
Дина не обращала на это внимания. Откуда старому судье знать, что скрывает его дочь? Они давно перестали разговаривать по душам. Дина была примером законопослушного гражданина и любящей дочери в пределах дома. То, что было на улице, – оставалось тайной под тысячей замков.
– Сегодня у Ярика вечеринка, – сказала девушка в короткой юбке и разноцветном топе. – Можем взять бухла и зарулить туда.
– Ярик – тупая малолетка, – ответила Дина. – Есть варик со студентами. В принципе, можем сходить на две пати. Ночь длинная.
И, на свой страх и риск, о котором не задумывались девочки-подростки, они отправились к студентам. Взрослые мальчики не задавали лишних вопросов. Они спаивали их, надеясь на продолжение, не спрашивая о возрасте.
– Детка, ты не против уединиться? – спросил долговязый пьяный парень у Дины.
– Отвали!
Она показала ему средний палец и собиралась уйти к подругам, но парень и не думал останавливаться. Он схватил её за руку, приближая к себе. Второй рукой потрогал её бедра под юбкой.
– А я люблю дерзких сучек.
И в Дине снова проснулось всепоглощающее нечто. Она не контролировала свои движения. Схватив бутылку со стола, разбила её о голову парня, злобно ухмыляясь. Он упал на пол, потеряв сознание.
– Как тебе такая дерзость, уёбок?
В квартире начался хаос; девочки ушли, оставив за собой последнее слово. Им было по четырнадцать лет, и никто в здравом уме не заявил бы в полицию. А Дина забыла о том, из-за чего именно они вынужденно ушли с вечеринки.
Жить в родном городе ей наскучило. Пришло время покорять новые вершины. Вершины новые – привычки старые. По окончании школы она решила поступить в технологический университет, находящийся за сотню километров от родителей. Большой город – большие возможности. И родители её поддержали. Шумное застолье, наставления и переезд туда, где её больше не смогут контролировать.
Дина всё реже приезжала домой и всё чаще загуливалась в местных барах. Она хорошо училась, чтобы не вызвать подозрения у родителей. Жаловалась на отсутствие свободного времени и постоянно кормила их обещаниями, что скоро приедет. На деле же она сама потерялась во всей этой лжи, во всех мужчинах, что ошивались около неё. Так прошёл первый учебный год.
Первый день лета она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Телефон разрывался от звонков, на которые Дина не хотела отвечать. И всё же спустя час она взяла трубку. Звонила соседка, которая на грани истерики сообщила, что у Дины больше нет семьи.
– Э-это шу-шутка? – дрожащим голосом просила девушка.
– Дина, тебе надо срочно приехать.
Она отправилась первым же рейсом. Домой было не попасть. Квартира была опечатана, а она билась в истерике и просила, нет, умоляла пропустить её внутрь. Не было слёз, лишь непонимание происходящего.
В полицейском участке Дина слушала подробный рассказ, но не улавливала его сути. «За что?» – единственный вопрос, на который не было ответа.
– Десять лет назад судья Исмаилов Альберт Тигранович вынес приговор по делу об изнасиловании. Несовершеннолетняя девочка в состоянии алкогольного опьянения находилась в квартире подозреваемого Игнатова Семёна. Он воспользовался её состоянием, и произошёл половой акт, на который потерпевшая согласия не давала, – монотонно рассказывал следователь, старый друг её отца.
– При чём здесь моя семья? – отчеканила Дина каждое слово.
– Дело в том, что ему дали десять лет. Твой отец вынес приговор. С насильниками в тюрьме, – он остановился, подбирая слова. – В общем, он решил отомстить, потому что вину свою не признавал. Я вёл то дело и помню, как он кричал в зале суда, что не виноват и девочка пришла к нему сама. Но твой отец был непоколебим, да и улики все указывали на него. Вчера вечером он проник в вашу квартиру и…
Следователь тяжело вздохнул, не желая продолжать. Дина не сводила с него яростных глаз. Каждый её жест кричал о том, что она хочет знать правду.
– Дина, слушай, тебе стоит отдохнуть. Я думаю, что на твоём здоровье подробности этой трагедии плохо отразятся. Все мы помним…
– Мне всё равно! – закричала девушка. – Я хочу знать, что произошло с моими родителями! С моей сестрой! Немедленно!
Допрос проводился под запись. Мужчина не отрицал своей вины, наоборот, рассказывал, смакуя каждое слово. Дина видела всё будто наяву, ведь он не только рассказывал, но и показывал, где и как убил её семью.
Это была глубокая ночь. Родители спали в своей комнате, не подозревая, что замок на входной двери взламывают. Мужчина точно знал, куда ему идти. Осторожно открыв дверь, он достал нож из кармана. Подумал, кого убить первым. Ему хотелось, чтобы судья наблюдал, как умирает его жена, но он понимал, что тогда ему не убежать, поэтому первым делом перерезал горло ему. Женщина проснулась, но не успела сказать и слова, как он зажал ей рот и убил точно таким же способом. Его возбудила эта месть. Он чувствовал, как в штанах стало тесно от кровавой картины прямо перед глазами. Хотелось выпустить пар, но он знал, что так оставит следы. Поэтому сделал фотографию на память.
Выходя из комнаты, мужчина и не подозревал, о том, что в квартире мог быть кто-то ещё. У Насти был чуткий сон. Она всегда боялась спать одна, а после отъезда старшей сестры её и вовсе мучали кошмары. Она услышала шорох и вышла из комнаты.
Увидев перед собой прекрасное маленькое создание, он сам себе не поверил. Глаза нездорово заблестели. Он шагнул вперёд, а девочка боялась пошевелиться. Лишь спустя мгновение она развернулась и побежала в сторону комнаты, но было уже поздно.
Мужчина схватил её за волосы, опрокидывая на пол. Она пыталась оттолкнуть его своими тоненькими ручками, но в его больной голове уже была картина происходящего. Он разорвал на ребёнке одежду, лапая нежную кожу похотливыми руками. Закрыл её рот рукой и прислушался к глухим всхлипам. Для насильника эта мелодия была всегда самой любимой, что до тюрьмы, что после неё. Долгие десять лет ожиданий стоили того, чтобы сполна насладиться девочкой, чей отец был виноват в его воздержании.
Он испытал облегчение. Двойное убийство и эта девочка пробудили в нём старые воспоминания. Сколько их было, этих малолеток, что велись на смазливую внешность, а потом кричали, что не хотят его. Всё это глупость. Они все желали его. Хотели насладиться им сполна, и он, как благородный рыцарь, исполнял их желания. Он не насильник. Он джинн, только тереть надо не лампу.
Когда он закончил, Настя затихла. Свидетелей оставлять было нельзя. Он подхватил ребёнка на руки и вышел на балкон. Ночь была свежа и прекрасна. Он хотел, чтобы девочка тоже почувствовала, как прекрасен этот мир. Девять этажей – именно такое расстояние преодолела маленькая девочка, освободившись от пыток мучителя за считанные секунды. Жестокая смерть для ни в чём не повинного ребёнка.
Запись остановилась. Он перестал рассказывать, и самодовольная улыбка озарила его лицо. Он убил её семью!
– Ни одна камера в мире не способна воспитать из подонка достойного человека, – подытожил друг семьи. – Дина, я обещаю, он больше не увидит свободы.
– На сколько его посадят? – тихо спросила Дина. – На десять, двадцать или тридцать лет?
– Ему светит пожизненное.
– Ясно…
Дина встала на ватных ногах. Хотела думать, что это лишь кошмар, но жизнь никогда не была к ней милосердна. В этот момент она хотела очутиться во вчерашнем дне. Если бы она могла, то повернула бы время вспять. Никогда бы не покинула родителей. Если бы в тот вечер она была дома, то, возможно, погибла бы, но предупредила родителей о том, что в квартиру проник убийца. Если бы она могла, сестра была бы жива. Если бы…
– Дина, я тебя прошу, не смей ничего с собой делать. Твой отец желал тебе самого лучшего, и он бы не хотел, чтобы с его любимой дочерью что-то случилось.
Дина кивнула. Отец. Она жалела, что перестала ему уделять время. Жалела о том, что они так и не смогли поговорить. Он был прекрасным отцом. Всегда принимал её такой, какая она есть. Всегда давал ей право выбора. А она…
– За всё в этой жизни придётся платить, и чем сильнее твой проступок, тем больше за него цена, – повторила она его слова следователю. – Так за что заплатила я? – Мужчина открыл рот, но Дина его остановила. – Это был риторический вопрос.
До похорон и конца следствия Дина жила у старых знакомых родителей. Они помогли организовать похороны и не трогали её, оставив одну, – переживать горе. Но она не плакала. Представляла, как расчленила бы подонка по частям. Ему было не место в тюрьме. Что это за наказание такое, с личной койкой и трёхразовым питанием? Ей хотелось, чтобы он страдал. Страдал от её рук. Но институт судебного дела решил, что в тюрьме его ждёт наказание куда гуманнее, чем придумала Дина. Она хотела, чтобы его оправдали. Она бы убила его на скамье подсудимых, но суд был закрытым, а у Жизни на этот счёт были свои планы.
Дина продала квартиру родителей, предварительно разнеся её в щепки. Ей было невыносимо находиться там, где её когда-то любили. Там, где эту любовь уничтожили. Она уехала из города, оборвав все связи. Замкнулась в себе. Так было проще жить дальше. Так было проще всё забыть.
Она молила о смерти. Каждую ночь её посещали образы родителей, которые говорили: «Ты должна со всем справиться, как бы ни было трудно». «Мы тебя любим», – добавлял папа.
И вот наконец Смерть нашла своего получателя, но мучала пытками. Иногда к ней приходил грубый мужской голос. «Сатана», – думала Дина. Иногда слышался и женский, мелодичный, переливающийся светом. «Ангел», – подмечала она. А после кошар, где мужчина с безумными глазами и уродливой улыбкой, ей смутно знакомой, выбивал из лёгких последний кислород.
«Небесный суд, – подумала она, вновь находясь в темноте. – Жила как отброс общества – и умерла точно так же».
И она вновь отправилась в кошмар, где вся жизнь проносилась, как скоростной поезд.
Глава 6. Маленькие трагедии
С неба летели огромные хлопья снега, но мгновенно таяли, стоило им прикоснуться к земле. На детской площадке бегали дети, пытающиеся поймать снежинки, а под их ногами разбрызгивалась во все стороны грязь. Они весело проводили время, пока один из них – самый маленький – плашмя не упал в лужу. Раздался плач. Женщина, вместо того, чтобы успокоить своего ребёнка, начала кричать на него, и тот разревелся ещё громче.
«Да твою мать! – взвыл Антон в такт мальчику, но только не в голос, сдерживая всё внутри. – И здесь нет мне покоя».
Он вынул пачку сигарет и с досадой покачал головой: два часа дня, а осталось три штуки, хотя ещё утром у него была целая пачка.
«Ебучие нервы», – подумал он, прикрывая огонь зажигалки от лёгкого ветерка.
Он сидел в тени на доисторической карусели «Вертушка», что не пользовалась популярностью у детворы, так как вокруг всё заросло кустарником, а сама она вот-вот должна была отправиться на металлолом. Идеальное место, чтобы спрятаться от всего мира, и если бы не этот дикий плач ребёнка и брань его матери, то это был бы лучший момент за всю пережитую неделю. Антон впервые стал невидимкой. Никто его не дёргал, не упрекал и не заставлял слушать жалобные стоны той, которую хотелось наконец добить. Несмотря на ноющую боль в области груди, на детской площадке, среди кустарников, ему было куда спокойнее, чем дома.
В этом самом дворе Антон провел своё детство. На этой самой карусели он и Саша играли в космонавтов, раскручиваясь до тошноты, иногда не удерживались и разбивали коленки, локти, головы, пытаясь хоть как-то затормозить. На плач двух мальчиков из подъезда выбегала тётя Валя – мать Саши – и за уши затаскивала оболтусов домой. Она работала учителем в школе и была классным руководителем Антона. Иногда занижала оценки, контролировала выполнение домашнего задания, но это не отменяло того, что он любил её всем сердцем. Коренастая женщина, которая пекла мальчикам пирожки с морковкой по выходным, заменила ему мать. Одна из тех, кто действительно о нём заботился, переживал и поддерживал в трудные минуты, а этого добра в жизни мальчика было вагон и маленькая тележка.
«Придёт отец и всыплет вам за такое поведение», – приговаривала она, пока отмывала юные лица от грязи и обрабатывала ссадины зелёнкой.
Вечером, после очередной смены на заводе, приходил дядя Паша – отец Саши. За грозным выражением лица он еле прятал улыбку и, пока тётя Валя была в комнате, ругал мальчиков за беспечное поведение. Те делали вид, что осознали свои ошибки, и просили прощения, но, как только женщина возвращалась на кухню, всё мнимое раскаяние исчезало. «Ну, космонавты, что на это раз случилось?» – со смешком в голосе спрашивал мужчина, и мальчики рассказывали о том, какой рекорд побили сегодня: кто дольше продержался или кто дальше упал. Это был второй человек в жизни Антона, которому было не всё равно. Родители Саши заменили ему семью.
Дядя Паша всегда провожал Антона до дома, несмотря на то, что они жили в одном подъезде. Он знал, что будет с мальчиком, когда его отец увидит, в каком виде тот пришёл домой. У товарища прапорщика были скверный характер и суровый нрав – непослушания он не терпел. Один раз за всю жизнь Антон назвал Петра Афанасьевича отцом, и этот урок запомнился надолго, как и первое посещение больницы с разбитой головой. Туда его отвезли родители Саши, оправдывая травму падением с лестницы, правда, после этого мальчик стал скрывать все побои и от них: товарищ прапорщик преподал новый урок. Все семейные тайны оставались за порогом квартиры, а чтобы не позорить Петра Афанасьевича, Антон изображал самого счастливого ребёнка – близкие люди не верили, но больше не лезли в чужую семью.
Обычно семья ассоциируется с чем-то тёплым и уютным; вспоминая о ней, человек невольно улыбается, а самое сокровенное для него – это детство, проведённое в кругу родных. Становясь взрослее, человек грезит мечтами о том, как вернуться в дом, где провёл первые два десятилетия своей жизни. Антону это место снилось в кошмарах. Его квартира напоминала казарму, где они с товарищем прапорщиком жили по уставу. По телевизору всегда показывали новости, на ужин – остывшая еда из столовой, о детском смехе и праздниках не было и речи – так был устроен быт в семье Загвоздкиных. Но Антон помнил, что когда-то с кухни доносился чарующий женский голос, а квартира пропитывалась запахами свежеприготовленной еды. Или ему это снилось.
От воспоминаний пробежала дрожь по телу. Он не приходил в знакомый двор два года, обходя многоквартирный облезший дом стороной, и представить не мог, что вновь посмотрит на подъездную дверь, за которой пряталось его детство. Бордовая лакированная поверхность металла стала блёклой, с потрескавшейся краской. И он такой же: снаружи цельный и весёлый парень, а внутри сплошные трещины, которые он упорно заклеивал изолентой, потому что не хотел терять последние остатки себя; чтобы быть, а не казаться.
Люди, живущие полной жизнью, – счастливы. Даже когда у них наступает чёрная полоса, они греют душу тёплыми воспоминаниями, предаются детским мечтам и снова встают на ноги, чтобы идти вперёд. Воодушевляться прошлым, чтобы идти в светлое будущее, – не тот путь, который выбрал Антон.
Единственное, что он помнил о ранних годах своей жизни, – сказку о маленьком рыцаре, до боли банальную, но придающую сил идти дальше, даже когда всё становилось плохо. Он знал наизусть каждое слово, запятую и интонацию, в которой велось повествование, но понятия не имел, кем и когда она была рассказана. Образ принцессы, которую спасал рыцарь, остался отпечатком в его памяти: прекрасная дева с огненными волосами и мелодичным голосом. Антон неосознанно искал её среди случайно встреченных женщин, среди певиц пытался найти знакомый голос, но все они пели не так, как она, и не ту песню. Пусть он не помнил слов, но был убеждён, что если услышит хоть одну строчку, то вспомнит всё, что было связно с этой сказкой.
Остальные события тех лет стёрлись из памяти, оставив после себя кусок белого листа. Антону хотелось, чтобы безвозвратно исчезла и вторая часть жизни, наполненная слезами, кровью и криками отчаяния и пропитанная запахом алкоголя и лекарств. Хотелось забыть о потерянных близких людях, холодных ночах и грязных притонах, где нередко приходилось ночевать, и словах товарища прапорщика о его матери, бивших больнее, чем армейский ремень. И со временем боль утихла, а картинки минувшего прошлого перестали всплывать перед глазами. Антон избегал всего, что было связано с восемнадцатью годами его жизни. Он предпочитал пустой лист, на котором можно нарисовать что угодно, главное, чтобы было желание, но каждый день он упускал эту возможность, откладывая карандаши в долгий ящик. А потом появилась она – девушка, перевернувшая его жизнь с ног на голову.
Антон её не знал, но она уже раздражала; он видел её от силы два раза, но чувствовал через стенку, когда она просыпалась; различал по звукам её боли и страхи – и это ему не нравилось. Именно из-за появления незнакомки трещины внутри становились больше, и он вспоминал то, что пытался забыть два года. Именно из-за неё он пришёл в свой двор и сел напротив подъездной двери. Благодаря ей его тело пробивала мелкая дрожь, а в пачке почти закончились сигареты.
– Молодой человек, здесь нельзя курить! – голос женщины, совсем недавно кричавшей благим матом на своего сына, послышался едва ли не над самой головой. – Вы с какого дома?
Он демонстративно выплюнул ей под ноги почти целую сигарету. Ему хотелось, чтобы от него все отстали. Всего несколько минут тишины – разве это много? Почему нельзя оставить человека в покое? Почему бы этой женщине не заняться своим ребенком? Зачем она лезет к совершенно незнакомому человеку, который, в отличие от неё, никого не трогает? Антон хотел высказать всё, что думает о ней, о её подругах, которые стояли в стороне и подначивали, о методах воспитания детей, – но молчал. Силы на препирательства закончились. От собственной язвительности было тошно. Он в принципе чувствовал себя так, будто его переехал каток.
– Да отстань ты от него, Свет. Видно же – наркоман какой-то. Участковому надо звонить – пусть сам разбирается.
– Ой, точно наркоман, – затараторила ещё одна женщина, чей ребёнок явно хотел свести счёты с жизнью. Только так можно было объяснить, почему он решил перепрыгнуть с разваливающейся горки на не менее разваливающийся бетонный козырёк. – У нас в подъезде недавно наркоманы почтовые ящики вскрыли…
«Работа», – вспомнил Антон и посмотрел на часы.
У него оставалось ещё несколько свободных часов, но встать с места не было сил. Сидеть здесь и слушать про местных закладчиков, которые не отличались умом и сообразительностью, – тоже не хотелось. Ко всему прочему напрягали взгляды в его сторону, из которых один был ему давно знаком. Так на него смотрел товарищ прапорщик, и Антон невольно поднял глаза на окна второго этажа, где слегка колыхалась штора. Пора было уходить.
– Эй, парень, я с кем разговариваю? – женщина до сих пор стояла около Антона, пытаясь прогнать его с площадки. – Ты как себя со старшими ведёшь, щегол?
«Курица облезлая, когда же ты заткнешься? – подумал Антон, нащупывая пачку в кармане. – Блядь, последнюю выплюнул».
Он с грустью посмотрел на то место, где лежала уже потухшая и обмякшая сигарета. С никотином было проще: выпустил дым – подумал и снова затянулся, прогоняя ненужные мысли. Этакий ритуал против хандры. Антон начал курить в двенадцать лет, и даже удары Петра Афанасьевича не смогли избавить его от этой вредной привычки. Не такой к нему нужен был подход, а человек, который смог бы наставить его на путь истинный, покинул этот мир. Собственно, поэтому он и начал курить.
Сейчас ему хотелось далеко не сигарет, а того, что лежало у него в рюкзаке. Тогда бы он подтвердил слова этих не унимающихся женщин, и, возможно, они бы от него отстали или вызвали полицию. Может быть, за решеткой найдётся покой? Эта перспектива его уже не пугала, но товар употреблять было нельзя, попасться полиции – значит создать новых проблем Сергею, поэтому он достал наушники из кармана и попытался настроиться на новый лад. Только писклявые голоса женщин, плач детей, как и чувство тревожности, музыка заглушить не могла. Будто где-то устроили конкурс «Кто быстрее доведёт Антона», но он заранее знал победителя, и имя ей – «чёртова самоубийца» или, как писали местные газеты, Исмаилова Дина Альбертовна. Да, именно она – в этом он был уверен – доведёт его до ручки.
Перед лицом защёлкали чьи-то пальцы, и даже он, не зная правил этикета, понимал, что это уже верх неприличия. Антон посмотрел исподлобья, от чего женщина невольно сделала шаг назад. Под глазами тёмные круги, волосы на голове растрёпанные, а челюсть сжата от злости так, что видно, как играют желваки, – вот он, ребёнок улицы, только грязи на лице не хватает.
– Я же говорю: наркоман, – привлекая внимание, кричала женщина своей подруге. – Свет, отойди от него, а то не дай бог ударит. Они же все того!
«Дура, – мысленно ответил ей Антон. – Врезать бы тебе, да посильнее; жаль, женщин не бью».
