скачать книгу бесплатно
Чухарев объяснил, кто он и зачем пришел.
– Как же!.. Очень хорошо помню. Приехали вечером тридцать первого октября. Хорошо помню. Еще у меня тогда жилец из третьего номера сбежал. Номер четырнадцатый заняли, отличный… два рубля в сутки.
– Как жили? Кто им прислуживал?
– Прислуживала Анютка. Только ее нет теперь – прогнал я ее, подлую. А как жили, я знаю. Я всех жильцов знаю – время есть, я и слежу.
– Дружно жили? Бывали у них кто?нибудь? Заезжали?
– Дружно, очень. Видно, любовники. Днем спали, потом шли обедать вместе, а вечером в театр или куда. Дел никаких не делали, и никого у них не было. А потом вдруг она хворать начала, да все круче, круче. Он беда как убивался, все мне жаловался. «Боюсь, – говорит, – умрет». Я говорю: «Доктора позовите!«А он: «Нет, – говорит, – я ее лучше домой увезу». И увез. Закутал всю, – шалями покрыл и увез.
– Когда и куда?
– Позвольте… Это было… сейчас после Екатерины… Да, да, двадцать пятого ноября увез. Сказывал, домой – в Красноярск, что ли. «А в Москве, – говорит, – полечу».
Чухарев прошел на Невский проспект, в дом № 54. Там его встретила хозяйка.
– Кругликов? – заговорила она. – Такой рыжий, с бородой? Как же, помню! Он недолго жил – всего неделю или дней десять. Приехал с больной женщиной, и как ввел ее, так они и заперлись. Редко даже прислуга входила. Он то придет, то уйдет, а она все лежит… даже неприятно было. А потом один раз вывел ее, всю закутанную, и увез. «В больницу», – говорит. А там через три дня и сам уехал… один.
– А поклажа была?
– Как же! Чемодан слуга выносил, а с ним сверток с подушкой, сумочка дорожная, да в руке еще картонка.
– Зашитая?
– Да. Будто от платья.
– Справьтесь: когда въехал и выехал? Когда ее выписали?
– Сейчас! – Хозяйка поднялась с кресла, достала книгу, надела очки и стала искать по страницам. – Вот, – и она указала на записку.
Чухарев нагнулся и прочел: «Кругликов, Антон Семенович, мещанин, приехал из Петербурга 25 ноября. Комната № 8, выехал 5 декабря. Коровина, Анастасия Петровна, купеческая вдова, приехала из Петербурга 25 ноября, комната № 8, выехала 1 декабря».
– Благодарю вас, – сказал Чухарев и вышел.
Жар его остыл сразу. Что же дальше? Ну вот, проследил он Кругликова до самого конца, и все. Сперва тот ее, то есть Коровину, вывез, а потом сам уехал. Черт знает что! Ничего и не разобрать!
Сыщик покрутил головой, тихим шагом направился в знакомый ему трактир» Плевна» и, к своей радости, увидал там Калмыкова.
Тот с мрачным, сосредоточенным видом пил пиво. Кругом полупьяные мужчины и веселые женщины оглашали зал смехом, визгом и говором, орган с увлечением гудел» Гейшу», а Калмыков сидел мрачнее тучи.
– И ты тут? – окликнул его Чухарев.
– И я тут.
– Ну, что сделал? – спросил Чухарев, а затем, не дожидаясь ответа, сел к столу, подозвал лакея, заказал ему водку и еду и снова повторил свой вопрос.
– Ничего, – мрачно ответил Калмыков. – Везде прописан по порядку. Паспорта как паспорта. Выписывали везде в отъезд, и все. Ищи ветра в поле! Нет, я откажусь. Решено. Ну их! А ты?..
Чухарев вздохнул, переждал, пока ему подали то, что он заказал, потом выпил водки, закусил и лишь после этого сказал:
– И я тоже. Ходил, ходил, все будто делаю что – а там хлоп, и ничего нет. Был этот самый Кругликов и весь вышел. Не сыскать его, нет!
– Главное – следов нет, – сказал Калмыков.
Чухарев кивнул головой, выпил еще рюмку и стал жадно есть, а Калмыков молча пил свое пиво.
Потом и Чухарев перешел на пиво, и поздно вечером они, взявшись под руку, пошатываясь, направились к своим домам. Встречные хулиганы и жулики узнавали их и с почтением здоровались с ними.
VI
Увлечение и любовь
В буфетной комнате при совете присяжных поверенных в углу за столиком сидели Горянин и его друг Прохоров, тоже присяжный поверенный.
– Да ты изменился, – сказал ему Горянин, продолжая разговор.
– Изменишься! – желчно ответил Прохоров. – От тебя я не скрываюсь. Я влюблен в нее, как гимназист. Одно время она как будто отвечала мне. Помнишь – в театре? Евгения Павловна пошутила насчет свадьбы, и она ничего…
Горянин молча кивнул головой.
– И вдруг, – со злобой в голосе сказал Прохоров, – является этот Чемизов – и все прахом. – Он стукнул по колену сжатым кулаком и замолчал. Его красивое, с тонкими чертами лицо омрачилось, густые брови сдвинулись, серые глаза потемнели. – Скажи мне, Алексей Петрович, – продолжал он, – откуда этот Чемизов? Где ты достал его?
Горянин беспечно пожал плечами.
– Встретился с ним в кружке Полонского. Кого там не бывает! Разговорились, и он вдруг оказался моим товарищем по гимназии. До пятого класса шли вместе, а там он в юнкерское перешел. Вот и все. Где он был по сие время – не знаю, что он и кто он – тоже. Живет хорошо, видимо, обладает средствами, холост и, главное, занимателен…
– Черт знает! – возмутился Прохоров. – Ты вводишь его в свой дом, со всеми знакомишь…
– Ревность? – засмеялся Горянин. – Да отчего же не ввести мне его в дом? Он вполне приличен, интересен, знает массу анекдотов. К тому же в нем есть что?то таинственное.
– Вот – вот! Елена Семеновна убеждена, что это – необыкновенный человек, – сказал Прохоров.
– Моя Евгения Павловна – тоже, – подхватил Горянин. – Он у нас раза три в неделю бывает. А согласись, – сказал он, смеясь, – тогда, вечером, он всех занял?
– Простой опыт гипнотического внушения, и попался ему дурачок Хрюмин.
– Ну, мы бы и этого не сделали.
– Потому что не фокусники, а если бы и сделали, то не для увеселения публики…
– Ну, ты совсем взбесился! – пожав плечами, воскликнул Горянин и встал. – Пойду в канцелярию, почитаю дело. До свиданья! Заходи!
– Зайду, – Прохоров задержал руку Алексея Петровича, – а про Чемизова этого я наведу справки. А?
– Наводи, коли охота есть, – и Горянин, кивнув головой, вышел.
Прохоров опустил голову и задумался.
С год тому назад он познакомился с Еленой Семеновной Дьяковой и полюбил ее. Она не отклоняла его ухаживания, появлялась с ним и на вечерах у знакомых, и в театре, и на выставках, позволяла касаться интимной стороны жизни и вдруг сразу словно отрезала – с того злополучного вечера у Горянина.
Если бы это случилось сто лет тому назад, Прохоров просто зарезал бы этого Чемизова. А теперь…
Прохоров вздохнул, встал и уныло побрел по коридору.
«Сегодня же увижу ее и объяснюсь», – решил он и вдруг ободрился.
Дома он пообедал, отбыл свои приемные часы, к восьми часам вечера оделся и поехал к Дьяковой. Горничная встретила его и, не растворяя двери, через цепочку сказала:
– Барыни дома нет. Уехали в театр.
– Одна?
По лицу горничной скользнула чуть заметная усмешка.
– С Григорием Владимировичем. Они теперь завсегда с ними ездят.
У Прохорова закружилась голова.
– Кланяйся барыне, скажи, что я был, – проговорил он, стараясь казаться равнодушным, и стал спускаться с лестницы.
На улице он очнулся. Тоска охватила его жгучей болью.
– О, черт! – вслух произнес он. – Не гоняться же мне за нею.
Вдруг он услышал возглас: «Сергей Филиппович! Наше вам!» – и, подняв голову, увидел купца Авдахова, которого однажды защищал в суде.
– Савелий Кузьмич, здравствуйте! – сказал он.
– Вот рад?то! – воскликнул Авдахов, запахнув дорогую шубу. Его лицо лоснилось, глаза маслились, губы затягивала блаженная улыбка, и только теперь адвокат заметил, что купец немного пьян. – Вот рад?то, – повторил тот. – Вы куда изволили?
– А никуда, так…
Авдахов восторженно всплеснул руками и завопил:
– Ловлю, коли так, не выпущу. Едем с нами! Уж и угостим же мы вас!.. Сегодня вы – мой… Егор! – крикнул он. – Ходи сюда!
Прохоров оглянулся и увидел, как из широких саней, запряженных парой под синей сеткой, стал выходить крепкий, коренастый мужчина в дорогой шубе и бобровой шапке.
– Егорий! Вот друг, – крикнул Авдахов, – господин Прохоров, адвокат… Меня спас, всему научит. Зови с нами! Это, – сказал он Прохорову, – мой кум, Егор Егорович Семечкин, купец из Саратова. Тоже по хлебной части.
Семечкин протянул руку Сергею Филипповичу и сказал:
– Сделайте честь! Не побрезгуйте!
Прохоров был рад забыться.
– С удовольствием, – согласился он и через минуту сидел в санях против купцов – приятелей.
– В» Самарканд»! – крикнул Авдахов своему кучеру.
Сани двинулись и понеслись по снежным улицам.
А в это время Дьякова переживала давно забытые чувства.
На сцене знаменитый артист в костюме Демона пел свою песню Тамаре, и мягкие звуки ласкающей струей вливались в душу Елены Семеновны. У своего локтя она чувствовала руку Чемизова, и от его прикосновения острая дрожь проходила по всему ее телу.
– «В любви, как в злобе, верь, Тамара, я неизменен…«Не смею сказать: велик, – прошептал Чемизов, когда певец под гром рукоплесканий окончил свою арию.
Дьякова чуть заметно вздрогнула и окинула своего собеседника томным, разнеженным взглядом.
По окончании каждого акта она выходила в фойе и, опираясь на руку Чемизова, прогуливалась там, среди оживленно гудящей толпы.
Чемизов был красив. Его лицо со строгими, правильными чертами, с глубоко сидящими и сверкающими глазами невольно останавливало на себе внимание; какую?то особую торжественность приобретало оно от гладко выбритых усов и бороды. Он был высок ростом, строен, в безукоризненно чистом белье, и вся его фигура производила впечатление аристократичности. Дьякова шла, опираясь о его руку, и с тщеславным удовольствием замечала, какими взглядами окидывают ее спутника встречающиеся девушки и дамы.
– Когда я смотрю на вас со стороны, – сказала она своему кавалеру, – вы мне кажетесь чем?то вроде великого магистра масонской ложи.
Чемизов, улыбнувшись, сказал:
– Может быть, это и так.
– В вас есть что?то недосказанное, – сильнее опираясь на его руку, сказала Елена Семеновна, – словно тайна. И это влечет…
– Вы верите в симпатию и антипатию? – спросил он.
– О да!
– Я сразу почувствовал, что вы станете на моей дороге, едва увидел вас, – тихо продолжал Чемизов. – До этих пор я считал себя свободным, как сокол.
– А теперь? – тихо спросила молодая вдовушка.
– Теперь я связан…
Эти слова, сказанные почти шепотом, были для Дьяковой слаще всей прослушанной музыки. Она взглянула на своего спутника и увидела строго сжатые губы, нахмуренный лоб и сосредоточенно смотрящие пред собою глаза. Что?то роковое показалось ей в его лице, и она почувствовала власть этого человека над собой. Спектакль окончился.
– Ну, домой! – весело сказала Елена Семеновна.
Чемизов помог ей накинуть ротонду, надеть капор, и они вышли на широкую площадь, залитую электрическим светом.
Был легкий мороз. В воздухе кружились снежинки, тихо спускаясь на одежду и на землю нежными сияющими звездочками.
– Хотите прокатиться? – сказал Чемизов.
– О, с радостью! – ответила Дьякова.
Чемизов выбрал лихача, бережно усадил свою даму в санки, сел рядом, охватил ее талию правой рукой и сказал кучеру:
– По Каменноостровскому на Острова и назад.
