скачать книгу бесплатно
– В психиатрическом, – ответил я, чувствуя, что больше у меня спрашивать нечего. Так и оказалось.
На следующий день объявили судебное решение. “Истцу” отказали. Все аресты сняты. Ордер нашего обидчика признан недействительным.
В общем, мы победили. Оставалось лишь дождаться решений по апелляции, если, конечно, “истец” ее подаст. Но все это уже будет проходить без нашего участия.
– Могу ли я, наконец, ехать в Москву, – спросил адвоката.
– Подождите десять дней. Если апелляции не будет, можете ехать, – ответил адвокат, – Но, выписаться вы сможете лишь после того, как родители получат на руки решение суда и на его основании пропишутся в новой квартире.
Что ж, мой полугодовой “отдых” близок к завершению. И еще, я интуитивно почувствовал, что это был последний столь продолжительный период моей жизни в родном городе.
А чтобы время пошло быстрей, пришлось вспомнить о мамином списке “Работа для Толика”. Похоже, другого Толика в обеих квартирах вплоть до следующего моего отпуска не найдется. И этот список так и будет расти и расти.
Апелляцию наш противник так и не подал. Отец попытался узнать, когда можно получить решение суда, но его лишь обнадежили обещанием, что это случится еще до новогодних праздников. Я оставил свой паспорт и доверенность отцу, и купил билет до Москвы.
За день до отъезда навестил кладбище. Перед тем, как надолго уехать из города, я всегда приезжал сюда, к моей любимой Людочке. За полгода, которые здесь не был, так и не обнаружил следов посещения могилы кем-нибудь из ее родственников. Памятник на новом основании теперь стоял надежно, но новая фотография на нем так и не появилась, и предназначенный для нее овал до сих пор зиял пустотой. Что ж, запишу в свой личный символический список “Работа для Толика”.
За час привел в порядок могилку и заказал рабочим окраску оградки.
“Что еще я могу сделать для тебя, любимая? Как жаль, что это уже ничего не изменит в опустевшей без тебя Вселенной. Я не смог сделать для тебя самого главного – спасти от неминуемой смерти. А все остальное – бессмыслица. Оно лишь пустяк для тщетного успокоения твоих родных и близких, которые еще помнят тебя. Ты где-то здесь, любимая, совсем близко от меня, но как далеки мы теперь друг от друга. Как бы хотелось, чтобы хоть на миг исчезла страшная бездна, разделяющая нас. Чтобы смог протянуть руку и снова ощутить тепло и нежность твоей руки, как тогда, когда часами сидел у постели, любуясь красотой, которую так и не смогла победить болезнь, но которую безжалостно уничтожила смерть. Но я помню твое цветение, мой самый яркий и неповторимый цветочек. Я помню тебя совсем маленькой хорошенькой девочкой, одетой в хлам с чужого плеча. Помню наши детские игры, и как я защищал тебя – свою младшую сестренку. Помню тебя маленькой мамой твоей двухлетней сестры. Помню, как мы вместе ухаживали за нашими малышами и играли с ними. Помню, как ты поразила своим блестящим выступлением на соревнованиях, а я понял, что люблю тебя, и буду сражаться за твою любовь хоть со всем миром. Помню нашу весну, когда впервые заглянул в твои глаза и утонул в них навсегда. Помню наши дни счастья, когда мы любили друг друга так искренне и так чисто, как бывает лишь, когда любовь взаимна. Помню решимость и одновременно слезы в твоих глазах, когда мы расставались на долгие годы, а я ничего не мог понять, что произошло, и почему ты так внезапно переменилась ко мне. Помню день нашей встречи через столько лет разлуки, искалечившей наши судьбы. Как же прекрасна ты была, любимая! Помню вечер, когда ты приняла мое предложение и стала моей невестой. Помню месяцы, проведенные у твоей постели, когда ты безнадежно болела, не жалуясь на судьбу. Помню наш последний разговор накануне твоей смерти. Ничто не подсказало тогда, что вижу тебя живой в последний раз. Ты простилась со мной без слез, с улыбкой, словно мы расставались ненадолго. Помню все наши разговоры в детстве и в юности, и в последний год твоей такой коротенькой жизни. Я помню все, любимая, и никогда не забуду ничего из того, что было связано с тобой. Потому что не было ничего ярче и светлей в моей жизни, чем наша с тобой дружба и наша большая любовь навсегда”, – мысленно говорил любимой, а, по сути, самому себе.
И снова заморосил затяжной осенний дождик, а я стоял и стоял у могилы моей любимой Людочки, ясно осознавая, что эта могила – самое дорогое, что оставляю в родном городе, который теряю окончательно и бесповоротно.
Я вдруг припомнил точно такой же день поздней осени семилетней давности. Точно так же над городом плыли низкие серые тучи. Изредка сквозь редкие просветы пыталось пробиться солнышко. Листопад уже почти прошел, и деревья стояли скучные, голые. Я ненадолго отошел от постели уснувшей Людочки и смотрел из ее окошка, пытаясь представить ощущения любимой, когда совсем недавно она, как и я, грустила в одиночестве и смотрела на это небо, на эти деревья, на окна домов напротив, где жили чужие незнакомые люди.
– Толик, – вдруг услышал голос любимой и обернулся. Людочка уже проснулась и теперь смотрела на меня и улыбалась своей чудесной улыбкой. Я тут же бросился к ней, сел у ее постели и взял ее руку, протянутую мне, – Я уже минут десять за тобой наблюдаю. Чем ты так увлекся?
– Людочка, ты уже проснулась, а я не заметил, – виновато улыбнулся в ответ, – Изучаю вид из твоего окошка.
– Ну и как? – потускнев, спросила Людочка. Я же в ответ лишь неопределенно пожал плечами, – Да, Толик. Я сюда попала, как в чужой город. До сих пор не привыкла. Там у нас все было родное, знакомое. Там хоть изредка, но могла увидеть тебя. А здесь. Я смотрела на незнакомых людей, и мне становилось грустно и одиноко. Особенно в такую погоду. Не люблю осень. Даже зима лучше.
Людочка замолчала, и я удивленно молчал. Не удержавшись, все же спросил:
– Людочка, а разве ты хотела меня видеть? Мне показалось, ты избегала наших встреч, даже случайных.
– Толик, какие же мы с тобой дураки. Почему ты не прислал мне хоть одно стихотворение еще тогда? И не было бы этих тоскливых лет, – косвенно ответила любимая на мой вопрос, который не давал мне покоя все долгие годы нашей нелепой разлуки, – Толик, а как ты сочиняешь стихи?
– Людочка, не знаю. Они возникают сами по себе. Иногда почти мгновенно, иногда мучительно долго. Сначала возникает смутная мысль. Она тревожит, или забавляет – неважно, но захватывает полностью. Иногда ни о чем другом даже думать невозможно. Мысль оформляется в слова, в набор слов. Возникает ключевая фраза. Она становится все точней и точней. Начинает звенеть, будоражить, нравиться. Потом появляются другие фразы. Появляется ритм, плетутся рифмы. А потом, как озарение – внезапно рождается куплет, за ним другой. Иногда их меняешь местами. Чего-то не хватает, но есть основа. А потом – поток строк, вереница куплетов. И можно выбрать, с чего начать и чем окончить. Иногда что-то записываю, а чаще забываю. Но, всегда помню ключевую фразу. Вспоминая ее, можно сочинить много стихов.
– Да-а-а. Непросто. Толик, а ты можешь прямо сейчас сочинить стихотворение, в котором просто расскажешь о твоих ощущениях осени?
– Людочка, я не знаю, получится ли прямо так, сходу. Никогда не сочинял по просьбе. Но, для тебя попробую, – ответил любимой, и сердце тут же забилось в ускоренном ритме. “Людочкин экзамен”, – подумал я. В юности она любила меня экзаменовать. “А ты донырнешь до средины реки?” – вдруг спрашивала на пляже. И я, выбиваясь из сил и почти задохнувшись, выныривал на средине. Нырял я лучше, чем плавал, да и река тогда, до строительства плотины, была намного уже, чем стала потом.
А сейчас – за дело. Людочкин экзамен я обязан сдать с первой попытки. Только что смотрел на низко нависшие тучи, на едва пробивающееся сквозь них солнце. Правда, эту осень я воспринимал радостно, потому что именно она вернула любовь моей Людочки через долгих пять с половиной лет нашей духовной разлуки. Но сейчас любимая болела, и это не давало радоваться в полную силу. И Людочка грустила по той же причине. Я чувствовал, что временами на нас обоих будто бы наваливается неодолимая тоска, словно эти свинцовые тучи. Я сосредоточился на этом образе, и мгновенно возникла ключевая фраза.
– Людочка! – вскрикнул так, что Людочка вздрогнула от неожиданности, и испуганно посмотрела на меня, – Есть ключевая фраза. Слушай. “Морем тоски наливается небо – серое небо свинцовых раздумий”. Ну, как?
– Толик, здорово! Я тоже думаю, но у меня пока так ничего и не вышло. А ты за пять минут сочинил.
– Да еще ничего не сочинил. Это лишь начало, или конец. Еще не знаю, – ответил ей, и минуты через три выдал очередную фразу, – Людочка, послушай. “Выглянет солнце и скроется снова, с осени взглядом столкнувшись суровым”. Ну, как?
– Да-а-а. Похоже, мне с тобой посоревноваться не удастся. Я все повторяю твою ключевую фразу, а у самой так ничего и не выходит.
– Выйдет, – успокоил любимую.
Оказывается, она захотела посоревноваться со мной. Она всегда любила со мной соревноваться, особенно в беге. Она бегала хорошо. Я тогда еще не очень, но выносливости хватало. И мы часто бегали с ней по улицам, взявшись за руки. Как же давно это было.
– Людочка, слушай, – отвлек любимую от ее сочинительства еще минут через пять, – “Смотрит печаль на свое отражение в зелени вод потемневшего озера”. Ну, как?
– А я помню то озеро, – вдруг обрадовалась Людочка, – Я угадала? – улыбнулась она.
– Угадала, – подтвердил я. Мы ездили туда когда-то на электричке. Я уже давно знал то зеленоватое от тины, но очень чистое озеро в небольшом лесочке. И когда Людочка и ее подружка Ирочка отказались купаться в нашей грязной речке, предложил им съездить на озеро всей нашей компанией. Это было совсем недалеко. Оказывается, она его помнила, хотя мы и были там всего один раз.
Я поколдовал еще минут пятнадцать над текстом и прочел Людочке только что сочиненное стихотворение ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ:
В поле стогов
Потемнела солома,
Рыжая грязь
На разбитых дорогах.
Выглянет солнце
И скроется снова,
С осени взглядом
Столкнувшись суровым.
Морем тоски
Наливается небо,
Серое небо
Свинцовых раздумий.
Вымерло все.
Лишь гонимые ветром,
Туч косяки
Проплывают угрюмо.
Смотрит печаль
На свое отражение
В зелени вод
Потемневшего озера.
Кажется, в мире
Застыло движение
Под леденящим
Дыханием осени.
Людочка была в восторге.
– Толик, ты за полчаса сочинил стихотворение! Даже не верится. Прямо на глазах. Знаешь, так хочется сходить в наш парк или в сад Шевченко. Как же там было хорошо! Ты помнишь?
– Людочка, я все помню. Все наши места, где мы бывали с тобой той весной, когда я был твоим Ромео, а ты моей Людочкой, – неожиданно слишком смело высказался я, поскольку все еще пребывал в состоянии творческого экстаза. Людочка на мгновение замолчала. Похоже, она еще не была готова к подобным разговорам. Что-то ее удерживало. Наше объяснение состоялось позже. А пока мы заново открывали друг друга. Похоже, первый экзамен я выдержал.
– Толик, а наш клен у входа в общежитие уже осыпался? Он всегда был такой желтый-желтый. Я так любила рисовать его листочки. Толик, если там еще осталось что-нибудь, принеси, пожалуйста, букетик из кленовых листочков. Принесешь?
– Людочка, ты еще спрашиваешь.
– Толик, а ты помнишь зимний вечер, когда Светланка захотела спать, ты расстроился, а потом я вышла одна, и мы с тобой гуляли вокруг угольной кучи?
– Конечно, помню.
– Ты меня тогда так рассмешил. В первый раз, когда попросила тебя достать из моего кармана носовой платочек. У меня обе руки были Светланкой заняты. А ты застеснялся, как девочка. Я сначала не поняла. Думала, боишься испачкаться. А когда догадалась, стало так смешно. Еле сдержалась. Ты же всегда был для меня как подружка. Я тогда впервые поняла, что мы с тобой уже выросли. А потом рассмешил, когда стал считать, сколько снежинок может поместиться на ресничках. А снежинки падали и таяли, и ты не мог сосчитать. Я потом весь вечер смеялась. И все это было у нашего клена.
Людочка еще о чем-то рассказывала, а я уже ее не слышал. Передо мной, как наяву, всплыл тот вечер. Крупными хлопьями тихо падал снег. И стояла такая звенящая тишина.
– Людочка, слушай, – перебил любимую, когда она на секунду задумалась, что-то вспоминая, – Ключевая фраза. “Легкие пушинки, белые снежинки, падают и тают на твоих ресницах”. Ну, как?
– Нет слов. Я только что об этом сказала, а ты уже придумал фразу. Нет, Толик, у меня ничего не получится. Буду ждать твое зимнее стихотворение, – слегка расстроилась Людочка. Но, судя по тому, как пожала мою руку, нисколько не жалела, что проиграла наше соревнование. Людочка улыбнулась и на время затихла, очевидно, чтобы не мешать мукам творчества. Минут через десять прочел любимой стихотворение ЗИМНИЙ ВЕЧЕР:
Легкие пушинки,
Белые снежинки
Падают и тают
На твоих ресницах.
Этот вечер зимний,
Этот воздух синий, –
Долго будет помниться,
Долго будет сниться.
– Толик, ты стихи печешь, как блины. Про осень есть, про зиму есть. Теперь весна и лето, и получится, как у Чайковского – “Времена года”. Ну, как? Одолеешь? – поставила новую задачку Людочка.
А передо мной уже разворачивалась картина весны. Весна – это яркий солнечный свет, это потоки света, пробуждающие природу от зимней спячки.
Первый куплет возник мгновенно.
– Людочка, послушай. Сразу целый куплет получился. “В волнах весеннего света, в грозах прозрачного мая рвется чудесное лето, зиму с пути сметая!”
– Великолепно. А почему май прозрачный? – неожиданно удивилась Людочка.
– А какой? Я и другие слова подбирал. Он у меня всяким побывал. Но мне показалось, что “прозрачный” будет точней. В мае все всегда светлое, прозрачное. Деревья покрыты мелкими светло-зелеными листочками, а кое-где белыми и розовыми цветами. Сквозь кроны можно смотреть – все видно. И люди весной одеваются ярче, особенно девушки, – пояснил ей свой выбор.
Когда упомянул о девушках, Людочка рассмеялась. Минут через пятнадцать понял, что больше, чем два куплета, не выходит. Но и с двумя текст выглядел цельным. И я прочел Людочке стихотворение ВЕСЕННИЙ СВЕТ:
В волнах весеннего света,
В грозах прозрачного мая
Рвется чудесное лето,
Зиму с пути сметая!
Тусклые серые краски,
Полосы грязного снега, –
Все исчезает, как в сказке,
В вихре его разбега!
– Ну, Толик, осталось мое самое любимое время года, – подбадривала любимая, – А ты можешь придумать, чтобы летом было море? Я еще ни разу не видела моря. Только во сне. Так хочется увидеть. И море, и другие страны. Особенно теплые, где всегда только лето, – высказала пожелания Людочка. А я уже чувствовал по ее виду, что она скоро снова уснет часа на полтора-два.
– Я постараюсь, Людочка, – пообещал ей. Минут через десять взглянул на нее. Она еще не уснула, – Людочка, послушай начало. “Волны синего моря мне сегодня приснились. О могучие скалы они с шумом дробились”.
Людочка вяло улыбнулась и прикрыла глаза. Тут же возникло название стихотворения – ЛЕТНИЙ СОН. В полчаса я его окончил:
Волны синего моря
Мне сегодня приснились.
О могучие скалы
Они с шумом дробились.
Серебристым потоком
Брызги к небу взлетали.
