Гаты. Перевод и толкование

скачать книгу бесплатно


Итак, Ахура-Мазда приказывает Йиме построить Вар размером в один «пробег коня» (т.е. две тысячи шагов двумя ногами) не «по четырём сторонам», а «на четыре стороны», «на все четыре стороны», т.е. подразумевается сооружение не прямоугольное, а круглое, состоящее из трёх кругов концентрических земляных стен (расстояние между каждой из стен в «пробег коня»), во внешней стене было девять проходов, в средней – шесть и во внутренней – три. Во внутренний велено было снести семя всякого скота, людей, собак, птиц и красных горящих огней. Средний предназначался для жилищ людей, а во внешнем были помещения для скота.

Таким образом, Вар, сооруженный Йимой по велению Ахура-Мазды, по конфигурации идентичен круглым поселениям с концентрическими земляными стенами, открытым археологами на Южном Урале (раскопки поселения Аркаим под руководством Г.Б.Здановича), и напоминает круглые города Северного Афганистана (раскопки В.И.Сарианиди), на что впервые обратил внимание архитектор Л.Л.Гуревич (1983, 1989). Мифический Вар Йимы, разумеется, превосходит их своими грандиозными размерами: он должен был быть 12 тысяч шагов в диаметре (около 6 вёрст, тогда как диаметр Аркаима около 300 метров). Неподалеку от Аркаима (также экспедицией Г.Б.Здановича) обнаружены захоронения с колесницами (могильник Синташта), раскопаны и древние ступки (см. иллюстрации в Приложениях). Датируются эти памятники примерно серединой II-го тысячелетия до нашей эры, т.е. предполагаемой эпохой распада индоиранской (арийской) общности на иранскую и индоарийскую.

Отсюда, из полосы степей, во II-ом тысячелетии до нашей эры могла начаться экспансия ариев (или языка ариев?) на юг. В сторону юга расширяет землю первый царь ариев, царь-пастух, Yima-, букв. «близнец», ставший у индоариев первым смертным и царём в царстве мёртвых. У уральцев-коми Йома – ведьма, живущая в лесных болотах, насылающая болезни и смерть. Йима расширяет землю при помощи двух орудий, данных ему Ахура-Маздой, – кнута-стрекала и пастушьего рожка. Оба названия этих предметов заимствованы уральцами у ариев, заимствовано и название убежища, построенного Йимой для защиты людей и скота от стихийных бедствий (снегопада и последующего таянья снегов), – венгерское var, varos «город». Нашлись и уральские параллели к этому арийскому мифу – удмуртская сказка о первом человеке.

На рубеже II—I-го тысячелетий до нашей эры языковые потомки индоиранцев, называющие себя ариями, уже прочно обосновались в Средней Азии, к северу, западу и югу от Памира и Восточного Гиндукуша, о чём свидетельствуют многочисленные географические названия, образованные по древнеиранским моделям: названия рек, восходящие к древнеиранским vahvi- «благая, благодатная» (Ох-, Вах-); vax?u- «растящая» (Вахш, Окс); haitu-mant- «переправная (обильная мостами [этимологически, букв. «сетями»], бродами)» (Хильменд) и проч.

Где-то здесь в предгорных и горных областях Центральной Азии родился и выступил со своей проповедью Заратуштра.

3. Заратуштра

«Ржавеет золото и истлевает сталь.

Крошится мрамор. К смерти всё готово.

Всего прочнее на земле печаль

И долговечней царственное слово».

    Анна Ахматова

Нет сомнений в том, что арийский пророк по имени Заратуштра действительно существовал, а сложенные им Гаты дошли до нас именно в таком виде, в каком он их произнёс (не принимая во внимание, разумеется, искажений, сопутствовавших длительной сначала устной, а затем рукописной их передаче). Этот факт – прекрасное подтверждение того, что самое «долговечное», как сказала поэт, на земле – это Слово, а молитвы оказываются более прочными, чем храмы:

…И нет хором, прочнее веры —

Молитвы крепче есть, чем храмы.

Именно молитвы и считал Заратуштра самым действенным оружием против всех злых и враждебных сил.

Имя его Зарат-уштра (авест. Zara?-u?tra- – обычное скотоводческое, означает примерно что-то вроде «Старо-верблюдый» (т.е. «владеющий старыми верблюдами») и относится к именам-оберегам, которые у многих народов Средней и Центральной Азии до сих пор даются детям для того, чтобы отвратить от них губительное воздействие злых сил. «Охранные» имена носили, видимо, и родители Заратуштры. Отца его звали Поуруш-аспа – «Серо-лошадный». Иметь лошадей этой масти до сих пор считается дурной приметой, например, в Таджикистане:

Asp-i sur – az gala dur – «Серую (сивую) лошадь – из табуна прочь!», – гласит таджикская поговорка.

Заратуштра происходит из семейства Спитама, что в буквальном переводе может значить «беловатый», «белесый». Это родовое имя сохранилось до наших дней среди языковых потомков скифов и алан – осетин: Sid?mon – «по этногоническим преданиям осетин, имя одного из родоначальников осетинского народа», как писал замечательный иранист и филолог Василий Иванович Абаев (1900 – 2001). По его предположениям, служение Заратуштры происходило на рубежах туранского (первоначально, кочевого скифского) и иранского (арийского) мира, переходившего к оседлости (изложено в ряде работ, упоминаемых в разделе «Литература», с.).

Мать пророка носила имя Дугдова (из древнеиранского duxta-?ava-), дословно, разумеется, не «доительница коров, доярка» и проч., а буквально «Выдоенно-коровная», «Имеющая выдоенных коров», «Та, чьи коровы выдоены», т.е. остались без молока.

Таких охранных, уничижительных имён среди древних ариев известно ещё несколько: «Не-быстро-верблюдый», «Тоще-быкий», «Тоще-лошадный». Царя-покровителя Заратуштры звали Виштаспа (авест. vi?taspa- <*vi-?ita-aspa-), что буквально может значить «Отпущенно-лошадный» («Тот, чьи лошади отпущены», т.е. то ли выпущены пастись, то ли разбежались?). В Таджикистане встречаются такие имена (nom-i past «низкие имена»): xo?ok «мусор», jorub «веник». А в одной семье, где умирали дети, новорожденную вообще нарекли be-nom «безымянная».

Заратуштра именует себя мантран («прорицатель») или заотар («жрец, священнослужитель») и происходит из священнического рода, так что произнесению изречений-мантр, очевидно, учился с детства. Время и место его деятельности осторожнее всего было бы наметить так: рубеж II—I тыс. до н.э., предгорные области Центральной Азии в самом широком понимании (от Южного Урала до Саяно-Алтая, включая, разумеется, и собственно среднеазиатские: Тянь-Шань, Памиро-Алай, Гиндукуш, Копетдаг и т.д.). Не лишёнными серьёзных аргументов кажутся гипотезы о родине Заратуштры в Бадахшане и о локализации мифической прародины ариев Арйана-Ваэджа в верховьях Аму-дарьи в долине Пянджа (Grenet 2002). Именно область в самых верховьях Пянджа – Вахан – сохранила в своём названии отражение имени реки, протекавшей там согласно упоминаниям в древних текстах: ваханское Wux «Вахан» закономерно восходит к древнеиранскому *vahvi- букв. «Добрая, Благая, Благодатная» – река на Арйанам-Ваэджа.

Достоверные сведения о Заратуштре можно найти только в Гатах, но они немногочисленны. В Гатах Заратуштра, безусловно, предстаёт как историческое лицо. В остальных текстах Авесты Заратуштра – это мифический персонаж, постоянный собеседник верховного Бога Ахура-Мазды, обожествляемый Глава (Рату) всего материального мира, Судья во время последнего Суда. Сведений о его реальной жизни в этих текстах нет.

Легенды и предания о жизни Заратуштры содержатся в более поздней средневековой зороастрийской литературе, в сочинениях на среднеперсидском (пехлеви) языке, наиболее последовательно и подробно излагаются в поэме на персидском языке «Зардушт-наме» («Книга Зардушта», по поздней форме имени пророка), сочиненной или приписываемой некоему Бахраму в Х-Х1 вв., но основывающейся, очевидно, на предшествующих утраченных пехлевийских источниках.

Согласно этим легендарным сведениям, Заратуштра был зачат родителями после того, как они испили священного питья – хаомы. Это был, как кажется, не опьяняющий, а скорее возбуждающий напиток, приготовлявшийся в I-ом тысячелетии из произрастающего в горах Центральной Азии и Иранского нагорья кустарника эфедры. О том, что в древнеиранскую эпоху хаому (этимологически буквально, «выжимаемое», родственно русскому сок) получали именно из эфедры свидетельствуют многочисленные названия этого растения в иранских языках и диалектах, закономерно восходящие к древнеиранскому *hauma (ka) -> памирские шугнанское amojak, ваханское yimыk, таджикское диалектальное (зеравшанское) xuma и проч. – «Ephedra sp.». Приготовленным из эфедры питьём вдохновлялись вожди и поэты, воодушевлялись воины перед битвой, жрецы во время богослужений. Позднее способ приготовления был утрачен, имитацию ритуального напитка готовят чисто формально из смеси разных соков (имеются сообщения, что в него всё же добавляют веточки эфедры).

Рождение великого пророка было предсказано матери в вещих снах, а первое чудо было совершено Заратушрой в самый миг рождения. Как об этом повествуется в «Зардушт-наме»:

Bexandid cun ?od ze madar joda

Daraf?an ?od az xande-ye u sara

Рассмеялся он, отделившись от матери,

Засверкал от его смеха весь дом…

Об улыбке-смехе Заратуштры-Зороастра упоминается и в античных легендах. Как бы то ни было, такое жизнерадостное начало жизни пророка прекрасно соответствует жизнеутверждающему и оптимистическому характеру провозглашенного им вероучения, получившего, по греческой передаче его имени, название зороастризм.

Далее рассказывается о безуспешных попытках злобных врагов, враждебных правителей и завистников-жрецов, уничтожить младенца и о его чудесных избавлениях ото всех напастей. При намерении заколоть его кинжалом, у убийцы, в момент наносимого удара, отсыхает рука. Огонь чудом не причиняет вреда брошенному в костёр ребёнку (да и как могло бы быть иначе, ведь огонь – одна из святынь зороастрийцев). Младенца подбрасывают на узкую тропу, по которой проходит стадо скота. Бык становится над ним и спасает его от смерти под копытами. То же повторяется и с табуном лошадей: кобылица защищает его своим телом. Два последних чуда, несомненно, отсылают жизнеописание к эпохе скотоводов, но не обязательно кочевников, а узкая тропа или проход напоминает о горной местности.

Наконец, коварный злодей-правитель готовит младенцу неизбежную гибель. Он приказывает убить детёнышей-волчат в норе волков и подбросить туда Заратуштру. Вернувшиеся волки бросаются растерзать ребёнка, но маленький Зардушт сучит ручками и ножками и ударяет волка рукой по морде. В тот же миг пасть волка смыкается, а другие волки отступают. Тут как раз спускаются со склона гор две овцы и дают младенцу в рот соски вымени, полного молока (в другом варианте волки утоляют овцой свой голод). В финале этого чуда может прослеживаться влияние библейского (и коранического) сюжета о принесении Авраамом в жертву своего сына (Исаака в «Книге Бытия», Исмаила в Коране).

Будучи сыном жреца, Заратуштра, как и полагается в традиционном обществе, должен был унаследовать профессию отца, а потому с ранних лет готовился к своему будущему служению, заучивал наизусть священные и богослужебные тексты, возможно, учился составлению каких-то ритмизованных изречений – искусство, примененное им позднее при сочинении Гат. Полагают, что Заратуштра – единственный основатель нового вероучения, вышедший из семьи священнослужителей.

В возрасте 15 лет он должен был пройти обряд посвящения, стал полноправным членом общины, был опоясан поясом из шерстяных нитей, ношение которого восходит еще к индоиранскому времени, так как является общим для ариев-иранцев и индо-ариев. Первоначально Заратуштра, видимо, прислуживал отцу или старшим жрецам.

Достигнув тридцати лет, Заратуштра однажды вошёл в реку, чтобы набрать воды для приготовления необходимого для совершения богослужения священного напитка – хаомы. Согласно легендарным жизнеописаниям пророка, это и была та самая Вахви- (датийа) (досл. «Благая», «Благодатная»), протекавшая по мифической прародине ариев Арйанам-Ваэджа. Это случилось в очередной сезонный праздник «Середины весны» – время перегона скота на летние пастбища (конец апреля – начало мая). В этом месте река растекалась на четыре рукава, и Заратуштра прошёл через все четыре, погружаясь сперва по голень, потом – по колено, затем – по пояс, и наконец, по шею. Надо отметить, что такое деление больших горных рек на несколько рукавов в среднем течении характерно именно для весеннего времени, когда ледники тают еще не столь интенсивно и во многих местах реку можно перейти вброд, погружаясь в воду не более, чем по плечи. Рискованно однако было бы искать конкретное местоположение такого брода на Аму-дарье, Пяндже или Зеравшане, например, брод Самти в области Рог (<авестийское Ra?a-) в Бадахшане, неподалёку от которого есть и селение Doraj, напоминающее авестийское Dr?ja – родину Заратуштры (так у F.Grenet. Zoroastre au Badakhshan, 2002). Приводим аналогичный вид на разлив весеннего Пянджа выше ваханского селения Змудг, а вдали виднеется кишлак Дридж (вах. Drij/z) – созвучие, скорее всего случайное.

(вид Пянджа выше Змудга) …Отмечу, что именно здесь, в верховьях Пянджа (древней Vahvi- «Благодатной», реки на мифической прародине ариев) около селения Ширгин лежит грандиозное окаменевшее туловище «дракона», называемое местными жителями Azdar-?ar «Дракон-камень». Это минеральное образование рыжевато-красноватого цвета «охраняет» вход в ущелье одного из боковых притоков Пянджа. В первом фрагарде Видевдата одной из напастей прародины Арианам-Вайджа, помимо холодных зимних месяцев, объявляется dahaka- rao?ita-, досл. «рыжеватый (менее вероятен перевод „речной“) дракон» (см. илл.?).

Эпизод четырёхкратного погружения пророка в священную реку трактуется и как предсказание четырёхкратного же рождения и возрождения благой веры: во-первых, провозглашение её Заратуштрой; во-вторых, возрождения после губительного нашествия Александра Македонского (разорившего, согласно легендам, многие храмы и спалившего Авесту, записанную золотом на воловьих кожах): в-третьих, сохранение после арабского завоевания и насаждения ислама; и, наконец, грядущее возрождение в наши дни.

В реке Заратуштра набрал самой чистой воды и вышел, омывшись в священных водах, на берег в состоянии полной ритуальной чистоты.

Когда Заратуштра вышел из реки, то перед ним явилось существо, одетое в белое. Это был Воху-Мана («Благая Мысль») – один из помощников или эманаций Верховного Бога Ахура-Мазды («Господь Мудрость»). Воху-Мана возвёл Заратуштру вверх, к Ахура-Мазде, сияющему божеству, в присутствии которого пророк не видел собственной тени. Так началось откровение. Впоследствии Заратуштра не раз еще встречался с Ахура-Маздой, вопрошал его и внимал ответам. Он удостоился общения и с пятью другими, помимо Воху-Мана, божественными сущностями, объединенными в число «Бессмертных Святых» (Амеша-Спэнта): Аша-Вахишта – «Истина лучшая», Хшатра-Ваирйа – «Власть избранная (желанная)», Спэнта-Армаити – «Святое Благомыслие (Здравомыслие)», Хаурватат – «Целост (ност) ь», Амэретат – «Бессмертие». Вполне возможно, что эти абстрактные понятия были призваны, в известной степени, заменить старых богов, олицетворения природных сил и явлений, но впоследствии они стали покровительствовать и ассоциироваться с естественными творениями соответственно: скот (Благая Мысль), огонь (Истина лучшая), металл (и небо) (Власть желанная), земля (Святое Здравомыслие), вода (Целостность), растения (Бессмертие).

Поскольку, как известно, «несть пророк без чести, токмо во отечествии своем и в сродстве и в дому своем» (Мф.13.57; Мк.6.4;), то, после объявления об откровении и попыток обращения соплеменников в новую веру, Заратушре поверил только его двоюродный брат Мадиоманха (букв. «Средне-месячный», т.е. рождённый в середине месяца), а другие родственники, видимо, подвергли преследованиям, так что пророк вынужден был оставить родные места и бежать на чужбину (полагают, что на восток ираноязычной области). К этому периоду могут относиться некоторые его жалобы, дошедшие до нас в Гатах (Йасна 46, Йасна 50 и др.).

Заратуштра находит пристанище при дворе царя (племенного вождя – кави) Виштаспа (предположительно, в Балхе, на севере соврменного Афганистана) и пророку удаётся завоевать расположение его жены, царицы Хутаосы (букв. «прекрасно-бёдрая» или «хорошо-опустошающая (ся)», т.е. «рожающая»? ). Женщины всегда были более восприимчивыми ко всяким новым веяниям и учениям. Это вызвало зависть жрецов-соперников, которые подбросили в жилище пророка разную погань – мертвечину, черепа и кости. Разгневанный Виштаспа заточил Заратуштру в темницу. В это время занемог странным недугом любимый вороной конь царя: у него ушли внутрь брюха все четыре ноги.

Никто не мог излечить любимца царя, и Виштаспа обратился к Заратуштре.

Легендарное житие сообщает, что Заратуштра вызвался вылечить коня, но поставил свои условия: с исцелением каждой ноги, царь обязывался выполнить просьбу пророка. Виштаспа согласился. После обещания царя принять истинную веру и молитвы Заратуштры, появилась первая нога, и царь признал Заратуштру пророком. Затем в новую веру обращается весь двор и дом, а когда наказывают злоумышленников, оклеветавших пророка, конь сразу же вскакивает на все четыре ноги. Виштаспа просил о прощении и обещал послать войска для распространения учения Заратуштры по всем странам. Подобно чудесам при рождении пророка, сюжет с вороным конём может быть косвенным указанием на далёкую эпоху и древнее устройство общества, когда он жил и проповедовал.

Считается, что Заратуштра при дворе Виштаспы заложил основы зороастрийской церкви, упорядочил богослужебные обряды и молитвенные тексты и, проповедуя свое вероучение, сложил Гаты, излагающие суть новой религии. Согласно традиции, Заратуштра эти Гаты распевал. В возрасте 70 или 77 лет пророк был убит: заколот жрецом-противником новой веры, приверженцем старых культов кинжалом в спину в то время, когда стоял на молитве.

В своей проповеди Заратуштра обещал пришествие Спасителя (Саошийанта) по имени Астват-Эрета («Воплотивший Истину»). Позже он был отождествлен с одним из трёх (излюбленное число зороастрийцев) сыновей пророка, которые последовательно приходят в мир, способствуя его спасению и готовя к окончательному разделению Добра и Зла, уничтожению второго и воскрешению праведников. Сыновья эти, согласно позднейшим представлениям, один за другим рождаются от семени пророка, хранящемся в озере Кансава (отождествляется с бессточным озером Хамун на востоке Ирана, в которое впадает река Хилменд на юге Афганистана). Сыновей родит дева по имени Виспатаурвари («Все-побеждающая»), выкупавшаяся в этом озере (в Приложении 2 приводится предсказывающий это явление отрывок из «Замйад-йашта»).

Сыновей Заратуштры видят в волхвах с востока (цари-маги в европейских переводах Евангелия), пришедших со своими дарами поклониться младенцу Христу. Принесённые ими дары (золото, ладан и смирна) аналогичны трёхчастным зороастрийским жертвам, из которых две – из мира растений, одно от животных (например, огню – сухие дрова, благовония и животный жир или масло; есть толкования для золота, как благовония животного происхождения). Трое волхвов на иконах, и трое царей-магов в европейском искусстве изображаются как старец, мужчина средних лет и юноша, что может ассоциироваться с идеей о последовательном пришествии сыновей Заратуштры.

Развиваясь на протяжении почти трёх тысяч лет, провозглашённое Заратуштрой вероучение, оставаясь живой религией, претерпевало значительные и разительные изменения. История зороастризма излагается во многих работах, из которых на русском языке рекомендуется обратиться к многократно издававшемуся в русском переводе обобщающему труду Мэри Бойс «Зороастрийцы» и книге В.Ю.Крюковой «Зороастризм» (Литература, стр.).

Гаты Заратуштры были включены позднее в канон священного писания зороастризма, как самая почитаемая, исполняемая во время богослужений часть этого священного писания – Авесты.

4. Авеста. Гаты

«И слово вещее – не ложно,

И свет с Востока засиял,

И то, что было невозможно,

Он возвестил и обещал».

    Владимир Соловьёв. Ex Oriente Lux.

Авеста – собрание священных текстов зороастризма, доисламской религии Ирана, последователи которой парсы (в Индии) и гебры (в Иране) живут теперь также в Западной Европе и Северной Америке. Название Авеста (этимологически, видимо, древнеиранское *upa-stavaka-) можно перевести примерно как «вос-хваление».

Открытие Авесты – одна из самых ярких и драматичных страниц в истории востоковедения и вообще гуманитарной науки. Про Зороастра, как уже указано, было известно со времён античности, что это великий маг и мудрец-астролог (ассоциации с греческим «астрон» – звезда). Молодой (ему было тогда 25 лет) французский востоковед Анкетиль дю Перрон, который увидел в 1754 году несколько листков рукописи Авесты, привезенных из Индии из общины парсов (зороастрийцев, убежавших в Индию от преследований мусульман из Ирана) в Бодлеанской библиотеке в Оксфорде, загорелся неистребимой мечтой прочесть их.

Бедный аристократ, он, как бы мы теперь сказали, не смог заручиться поддержкой богатых спонсоров, завербовался простым солдатом в полк Ост-индской компании (Франция и Англия в то время соперничали за владение Индией) и осенью 1755 г. добрался до Индии. После многочисленных приключений (пленение, нападения разбойников и хищных зверей), ему удалось попасть в общину парсов (зороастрийцев, покинувших Персию после мусульманского завоевания), войти в доверие к жрецам и научиться читать под их руководством Авесту и даже приобрести несколько рукописей.

Вернувшись в Париж в 1762 г., Анкетиль дю Перрон издал в 1771 году свой перевод в трех томах: «Зенд-Авеста, сочинение Зороастра… перевод на французский язык с зендского оригинала с примечаниями…». Теперь, даже из этого названия ясно, что Анкетиль слишком доверился парсийской традиции, своим учителям жрецам-парсам, которые не всё понимали в бывшем для них уже давно мёртвыми и языке Заратуштры, и комментариях к его вероучению. «Зэнд» – буквально «знание» – это уже не сама Авеста, а переводы и примечания к ним на среднеперсидском языке (пехлеви). Издание Анкетиля получилось изобилующим многочисленными повторами и поразило современников, ожидавшим прочесть возвышенные откровения древнего мудреца и пророка, перечислением мелочных ритуальных предписаний и несуразных, с европейской точки зрения, обрядов. Оно было воспринято как мистификация и фальшивка. «Или Зороастр не писал того, что ему приписывают – или у него не было здравого смысла, – писал Вольтер. – Нельзя одолеть двух страниц отвратительного бреда, приписываемому этому Зороастру, без того, чтобы не проникнуться жалостью к человеческой природе»… Тут надо напомнить, что ярый атеист Вольтер пытался «разоблачить» христианство и тщился «раздавить гадину-церковь», он надеялся найти в Авесте аргументы против уникальности пророческой миссии Моисея, богочеловечности Иисуса Христа и т. д. Не обнаружив в Авесте ничего, что можно было бы использовать против церкви и христианства, «легковесные болтуны энциклопедисты», – как характеризовал этих безбожников Владимир Соловьев, – разочаровались в переводах Анкетиля. Напомню, что это было романтическое время создания и разоблачения громких литературных мистификаций – (связанных с возникновением понятия авторства вообще, с переосмыслением роли авторства в целом: «Оссиан» Макферсона, «Песни западных славян» Проспера Мериме, частично переведенные Пушкиным. Подозрения пали и на «Слово о полку Игореве»…

Анкетиль дю Перрон скончался в голоде и холоде на парижском чердаке в 1805 году, и лишь через два десятка лет великий датский лингвист-индоевропеист, один из основоположников сравнительно-исторического языкознания (компаративистики), Расмус Раск в 1826 году опубликовал статью «О подлинности и древности языка „Зенд-Авесты“», в которой на основании сравнения с другими древними индоевропейскими языками, прежде всего санскритом и расшифрованными к тому времени древнеперсидскими надписями Ахеменидских царей, доказал древность и подлинность языка Авесты и его ближайшее родство с древнеиндийским.

Позднее в изучении Авесты использовались оба метода: и традиционные жреческие толкования и обращение к компаративистике.

Важнейшим открытием стало заключение немецкого филолога Мартина Хауга, что только Гаты, самая священная и центральная часть зороастрийской литургии – Йасна – подлинные изречения древнего пророка. В остальном Авеста, как и Библия, – собрание весьма разновременных текстов, составленных иногда уже на мёртвом языке с грамматическими ошибками и довольно поздними интерполяциями.

Огромный вклад в исследование Авесты внесли на рубеже 19 – 20 вв. классики индоевропеистики К. Гелднер и Хр. Бартоломэ, труды которых до сих пор не утратили своего значения.

Авеста включает очень разнородные тексты, слагавшиеся в разное время и в разных иранских областях, а потому она не однородна и по языку, за которым закрепилось название «авестийского». Ближайшими родственными ему языками являются древнеперсидский (язык клинописных надписей Ахеменидских царей) и древнеиндийский (санскрит). Древнейшую часть Авесты составляют Гаты («Песнопения»), сложенные самим Заратуштрой предположительно на рубеже 2—1 тыс. до н.э. где-то на востоке ираноязычного мира, возможно, в предгорных областях Средней (Центральной) Азии. Долгое время тексты передавались изустно, так как письмо считалось изобретением злых сил, непригодным для записи священных слов. В Сасанидское время (в III – VI вв. н.э.) осуществлена была кодификация Авесты специальным алфавитом, созданным на основе среднеперсидского письма пехлеви. Старейшие рукописи Авесты датируются XIII – XIV вв. н.э.