скачать книгу бесплатно
Незаметные ни для кого, девушки шустро проскочили мимо собравшихся. Вскоре они вышли со двора и свернули за ближайший угол, где не было никого, кроме редких прохожих. Никто из толпы, оставшейся во дворе, не обратил на них внимания. Индифферентный охранник, сидящий в уличной будке, вроде бы, бросил на них ничего не выражающий взгляд, но сразу отвернулся.
На малолюдном пятачке возле соседней многоэтажки, где они остановились, казалось, было легче дышать.
Сауина быстро огляделась по сторонам и стала внимательно осматривать кустики, потрескавшийся старый бордюр, урну и сломанную вандалами деревянную скамейку, точнее, ее остов. Лолик, терпеливо понаблюдав за этим некоторое время, молча указала пальцем туда, куда еще не успел упасть взгляд Сауины. И точно – начатая пачка сигарет оказалась припрятанной именно там, в неприметной ямке между краем бордюра и тем, что осталось от задней ножки скамейки, когда-то крепко вкопанной в землю. Внутри пачки была и зажигалка. Сауина вытащила одну сигарету. Она была тоненькой, дамской, с ментоловым вкусом. Повертев ее пальцами, девушка закурила. Она неспеша затянулась и в первый раз нарочно медленно выпустила дым. В воздухе между ней и Лоликом нарисовалась красивая струйка. Каролина с демонстративным удовлетворением пошевелила ноздрями, определенно, дым ей нравился.
Вообще, до этого дня Сауина не курила никаких сигарет. Ни обычных, ни электронных. Пробовать пробовала, еще в классе восьмом, но ей не понравилось. Она убедилась, что это болезнетворное и ускоряющее смерть занятие, еще и малоприятное. Она думала, что безвозвратно перелистнула страницу с курением, но, оказалось, нет. А когда еще дымить, если не сейчас?
Помнится, в первый раз с непривычки она закашлялась и дым показался ей ядовитым, вызвал отвращение и желание тотчас бросить это глупое дело. Так и произошло. Но в этот раз, все было терпимым – Сауина легко сделала пару затяжек, ей не надо было себя заставлять. Когда душа в аду, физический дискомфорт теряет силу.
У курения странная энергия. Кому-то оно кажется расслабляющим, убирающим напряжение. Но, в конечном счете, его энергия ближе всего к безнадеге и разрушению. Если кто-то считает курение успокаивающим, он прав – то, что приближает конец, то и успокаивает. Где-то рядом было иллюзорное ощущение покоя, и Сауина, как могла, цеплялась за него. Одновременно она, не переставая смолить, со скрытым ужасом разглядывала верхние этажи окружавших их зданий. Первая сигарета быстро сменилась второй, третьей.
Лолик молча наблюдала за подругой. Ей был приятен дым, но она понимала, что Сауина перебарщивает. К тому же, сигареты были чужими, они принадлежали некой Марине – молодая женщина приходила сюда курить тайком от мужа и тут же, под сломанной скамейкой, благополучно прятала свои пачки.
– Пожалуй, на сегодня хватит, – дружелюбно, но твердо произнесла Лолик, глядя в упор на Сауину.
– Если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день, – неожиданно для себя процитировала Сауина первое, что пришло на ум.
В свете последних событий это прозвучало неуместно, пафосно и глупо. Это было настолько очевидно, что девочки переглянулись и одновременно рассмеялись. Смех был короткий, но искренний. Еще у него был какой-то терапевтический эффект, от которого у Сауины на время исчезла тревога. Хотя, со стороны, конечно, это выглядело странно и дико. Ну и пусть. Сауина прекрасно знала, что всегда была девочкой со странностями, а с появлением в ее жизни Лолика их стало только больше.
Несколько лет назад район, в котором располагался бедный квартал, попал в зону активного внимания властей, в очередной раз озабоченных эффективным решением квартирного вопроса алматинцев. Тогда они решили снести одну часть жилищного сектора с ветхими домами и вместо него построить безликие многоэтажные дома для граждан, годами стоявших в очереди на муниципальное жилье.
Семья Лолика переехала сюда в разгар строительства. Родители Каролины купили по выгодной цене заброшенный участок со старой хибарой неподалеку от возводимых многоэтажек. К этому времени здесь наметились неплохие перспективы джентрификации, связанные с активным развитием инфраструктуры всего района.
Отец Лолика снес ветхую лачугу и в течение короткого срока выстроил на участке добротный двухэтажный коттедж из красного кирпича. Сразу же, как это принято в наших краях, участок обнесли двухметровым каменным забором. Это был первый, более чем приличный дом в этом районе. Соседи вначале показывали на него пальцем, но недолго: вскоре многие участки были распроданы по новым, взлетевшим ценам и заселены другими, более состоятельными людьми.
Материальный контраст все еще где-то сохранялся, но с каждым годом, квартал становился более привлекательным и успел избавиться от нищенского клейма. Теперь он привлекал многих из тех, кто еще два года назад и не посмотрел бы в его сторону. Для Сауины он, наоборот, с каждым днем становился чужим, неузнаваемым. За пару-тройку лет весь район преобразился и, если бы Сауина не наведывалась сюда регулярно все эти годы, она бы не узнала прежние улицы.
С тех пор, как Сауине исполнилось восемь, она почти ежедневно бесцельно слонялась по знакомым улочкам (так казалось со стороны), набирая впечатления, которые помогали заглушать ей неясную внутреннюю тоску. После того, как Сауина благополучно переросла это грустное время, она стала появляться тут гораздо реже. Она могла не заглядывать сюда месяцами, но иногда внутри нее возникал зов, будто о ней вспоминал древний дух-хозяин этого места. И тогда она поддавалась неведомой тяге и спешила туда, где раньше могла находиться без всякого счета времени.
Так случилось и в ее четырнадцатый день рождения. После школы Сауине вдруг приспичило заглянуть в бывший бедный, а теперь просто старый квартал, словно там ее ждало что-то не менее важное, чем праздничный стол, накрытый для нее дома.
День был майский, солнечный. Участок семьи Лолика, огороженный проволокой, уже представлял собой свободный квадрат с ровной землей. Каролина прогуливалась по территории будущего двора в то время, как ее родители, стоявшие поодаль, беседовали о чем-то с прорабом, руководящим строительством их дома.
Сауина в этот момент глазела на участок со стороны улицы, краешком плиссированной юбки слегка задевая натянутую проволоку. Она хорошо помнила отвратительного вида домик, который, казалось, был навечно прилеплен к этой земле и теперь не верила своим глазам, взирая на пустоту в этом месте.
Каролина приблизилась к девочке на несколько шагов и остановилась, разглядывая незнакомку. Она не выглядела как соседская девочка (Лолик немного видела будущих соседей – субъектов полумаргинального типа). За плечами у той был приличный школьный рюкзак, а ее ученическая форма явно была куплена не на дешевой распродаже. Темные волосы были собраны в хвост, а умные черные глаза смотрели на Лолика внимательно и с любопытством. Это было самое удивительное.
Сауина думала о Лолике примерно то же самое. Она сразу поняла, что эта красивая и со вкусом одетая девочка, по виду ее ровесница – не местная.
Набравшись смелости, Лолик подошла ближе и поздоровалась:
– Привет!
– Привет, – отозвалась Сауина.
– Я – Каролина, – представилась Лолик.
– Редкое имя.
– Это еще ничего, а вот мою бабушку зовут Иоланта.
– Ни разу не слышала.
– А тебя как звать?
– Сауина.
– У нас одинаковые окончания. Только мое имя немецкое, а твое…
– Казахское.
– Ты живешь здесь? – спросила Лолик, зная, что ответ будет отрицательным. Сауина мотнула головой.
– Я живу… далековато от сюда, ближе к центру. А тебя как сюда занесло?
– Родители строят тут дом, – Лолик обвела рукой участок: – А еще посадят деревья, цветы, в общем, будет красиво!
– А где вы живете сейчас?
– О, это долгая история. Мы раньше все жили в Астане. Переехали сюда пару месяцев назад и хотели просто купить в Алматы квартиру, но моя бабушка с прибабахами заставила папу взять эту землю, – Лолик понизила голос и искоса глянула в сторону родителей, будто хотела определить, не услышат ли они их диалог. Нет, расстояние было достаточным, чтобы никто ничего не услышал, кроме звуков ветра, гоняющего по асфальту мусор. Тогда она продолжила:
– В общем, мы переехали сюда и пока снимаем квартиру.
Далее Сауина узнала, что кроме любимой (хоть и странной) бабушки Иоланты у Лолика есть младший брат по имени Харальд, которому пять лет, а ей самой – четырнадцать. Сауина, в свою очередь, поведала об Адине и рассказала, что ее папа умер семь лет назад, а мама второй раз вышла замуж.
Девочки поболтали еще какое-то время, потом Сауина сказала, что ей надо идти. Каролина немного огорчилась, но все же сказала, что ей было очень приятно познакомиться и она надеется, что они еще увидятся. Сауине она тоже понравилась. Было в новой знакомой что-то легкое, необычное, но второпях именинница забыла обменяться контактами и вспомнила об этом уже на подходе домой.
8
– Сауина! – уверенно-нейтральным тоном окликнул девушку отчим. Несмотря на интонацию, ему до сих пор принужденно давалось общение с падчерицей. Сауина, стоявшая в одной из кучек родственниц, теснившихся во дворе, повернула к нему голову и уставилась на него вопросительным взглядом. Он небрежно глянул ей в лицо, словно говоря глазами: «Я знаю, что ты не хочешь снисходить до ответа, но мне и не надо», после чего мотнул шеей в сторону своего затонированного автомобиля и, наконец, произнес:
– Мама сидит сзади и зовет тебя, – после паузы добавил: – Она снова плачет.
Сауина кивнула в знак того, что поняла, что ему от нее нужно и проследовала к машине. Ален ненадолго задержался на месте, ровно затем, чтобы на несколько секунд оказаться позади Сауины и привычно вонзить ей в спину тяжелый взгляд, полный неприязни. Он всегда пребывал в некотором напряжении, когда приходилось разговаривать с падчерицей.
Никто не видел этого взгляда, кроме Лолика. Она стояла чуть в отдалении, но лицом к нему, а он, в свойственной ему манере, высокомерно задрав нос, смотрел сквозь нее. Лолику было не привыкать. Она чувствовала себя лишней среди этой толпы и после того, как Сауина, на ходу с ней попрощавшись, направилась к матери, решила здесь не задерживаться.
Они с Аленом чуть не наткнулись друг на друга, когда он вдруг резко дернулся с места, а Каролина в этот момент спокойно проходила мимо него. От неожиданности девочка пугливо отскочила в сторону и тут же затерялась в толпе. Поглощенный своими темными мыслями, мужчина и в этот раз ничего не заметил. Хотя, мог бы – подобные столкновения кратковременно обостряют чувствительность, но видимо, у кого-угодно, но не у таких зацикленных на себе нарциссах, как Ален.
– От тебя пахнет табаком, – укоризненно произнесла мать, не успела Сауина усесться с ней рядом, на заднем сиденье авто.
«Как это может тебя сейчас волновать?..», – хотела тотчас отреагировать девушка, чувствуя внутри себя закипающий мелкий гнев, но сдержалась.
– Тебе кажется, – помедлив, ответила она.
Мать отвернулась к окну, тихо, но достаточно заметно всхлипывая. Она никогда не упускала возможности продемонстрировать, как ей плохо. В эту минуту к машине подошел Ален, открыл переднюю дверцу и уселся на водительское место. Их теперь стало трое в салоне, но Сауина, как всегда, чувствовала себя отделенной от них.
У матери был Ален и была она. Как бы она не изучила мать и как бы к ней не относилась, эмпатию у Сауины было не отнять. А кто теперь остался у нее? Никого, если не считать Лолика. Всем остальным плевать. Особенно матери, на которую она перестала обижаться с тех пор, как умер отец. Найля, вероятно, родилась дефективной, такой и умрет – никогда не узнав, что такое сочувствие и сострадание, вот что давно поняла Сауина. Горькое понимание, однако, не избавляло от ставшего еще более пронзительным ощущения одиночества.
Ален завел двигатель, автомобиль тронулся, мать уткнулась в носовой платочек и продолжила хныкать. Сауина, насколько позволял подголовник сиденья, слегка откинула голову назад и закрыла глаза, чтобы не видеть ни мать боковым зрением, ни отчима спереди. Лучше черная пустота. Жаль, что нельзя на время отключить слух.
Ехали недолго и спустя пятнадцать минут авто остановилось возле ресторана, где после похорон все собрались на поминальный обед. Соблюдая приличия, Сауина держалась возле матери. За трапезой они, как положено, сидели рядом, а по обеим сторонам от них расположились ближайшие родственницы. Ален находился за другим столом, за которым, кроме стариков и самых близких мужчин, восседал мулла. Тот самый, что был на похоронах и олицетворял идеального священнослужителя: степенного, не словоохотливого, умевшего облекать мысли в краткие слова и ненавязчивого в желании проповедовать. Он говорил недолго, но обладал поистине божьим даром утешения и вновь его голос проявил свою гипнотичность во время чтения молитвы за столом. Сауина опять смогла на несколько минут погрузиться в оцепенение и сейчас это было для нее лучшим состоянием из всех.
После того, как обед закончился, гостям раздали целлофановые мешочки, чтобы каждый мог забрать со стола то, что ему нравится из оставшейся еды – такова традиция. Это, как бы, продолжение обряда поминовения и никто никогда от нее не отказывается. Считается, что душа ушедшего человека будет довольна, если позже, у себя дома, участники трапезы доедят всю эту выпечку, фрукты и конфеты.
Сауина дождалась, когда почти все разошлись, сказала матери, что не поедет вместе с ними домой и под благовидным предлогом покинула ресторан с припасенным пакетиком.
В мешочке был стандартный набор: фрукты, конфеты, печенье и сухофрукты. Его она приготовила для «фрау Шиллер», бабушки Лолика, которую никто никогда так не называл, кроме ее внучки. Это было редкое и шутливое обращение. Обычно Лолик звала бабушку «ба», но за глаза та была «фрау Шиллер», а еще «Иолли».
Подруга Лолика собиралась навестить Иоланту, которую она звала просто «тетя Иолли». Сауине казалась, что для чужих людей та слишком молодая, чтобы ее называли бабушкой. Один-единственный раз она обратилась к Иоланте «фрау Шиллер» и этот случай запомнился ей навсегда, хотя, шок, который ему сопутствовал, успел давно испариться.
Девушка долгое время не была в бедном квартале, который перестал быть бедным. Черный автомобиль бесшумно подкатил к воротам коттеджа из красного кирпича. Сауина вышла из такси и подошла к двери рядом с воротами. Постояв пару секунд, девушка нажала кнопку домофона. Мелодичная музыка звонка играла недолго и вскоре послышался щелчок отворяющейся двери. Сауина повернула ручку и вошла внутрь.
Перед ней была знакомая дорожка, ведущая в дом – слегка изогнутая, вымощенная гладким серым камнем, вдоль которой в летнее время росли разноцветные розы с большими лепестками – все как когда-то представляла Лолик.
Сауина бесшумно ступила на аккуратно выложенные идеальные камни и неторопливо двинулась в сторону дома. Ей осталось пройти четверть пути, когда из дверей дома показалась бабушка Лолика и, замерев у порога, осталась на месте встречать девушку. Та ускорила шаг и очутившись перед Иолантой, помедлила всего секунду и тут же, внезапно всхлипнув, припала к груди пожилой женщины, которая с готовностью распростерла заботливые объятия.
– Милая, мне очень жаль, – тихо, с привычной и глухой горечью произнесла Иоланта.
Из глаз Сауины покатились крупные слезы и несколько капелек упало на плечо Иоланты.
– Пойдем, милая, – ласково позвала ее Иоланта, бережно приобнимая и увлекая через распахнутую дверь в глубину дома. Сауина покорно последовала за ней, опустив голову и продолжая едва заметно всхлипывать. Мешочек с фруктами и конфетами нелепо болтался сбоку, свисая с запястья, которое она просунула в петлеобразные ручки пакетика.
Девушка уже бывала в этом доме с приятно обставленными просторными и тихими комнатами. Стены тут были ненавязчивого цвета – однотонные, бледно-серые и бледно-зеленые; в доме было много окон с подходящими по тону портьерами и прозрачными тюлями с вышитыми невесомыми звездами и цветами; старинная мебель, представленная комодами с резными ящиками и огромными зеркалами в широких рамах соседствовала с современными диванами и столами, полы были застелены узорными шелковыми коврами, поглощавшими редкие громкие звуки. Сауина пару раз видела Харальда, которому недавно исполнилось девять – он был удивительным ребенком, чья естественная любознательность почти не создавала шума, и он был таким же спокойным, как весь этот дом.
Последним штрихом красоты и вкуса здесь был огромный породистый кот – с голубой шерсткой, круглой большой головой и изящным ошейником на благородной шее. Каждый раз, когда Сауина его видела, он был где-то рядом: либо восседал на мебельных возвышенностях, либо вальяжно прохаживался по коврам, чередуя грациозные шаги с показом асан из йоги, то, раскинувшись в завидной неге, возлежал везде, где ему вздумается: начиная со столешниц комодов и заканчивая широким прямоугольным пуфиком у входа. Звали кота Ланселот, в честь рыцаря короля Артура. Отзывался он на «Лансика», а когда произносили «Ланселот», снисходительно шевелил ушами, давая понять, что знает, о ком толкуют, но не намерен реагировать на бестолковые человеческие звуки.
Иоланта включила электрический чайник и пока закипала вода, начала вынимать содержимое пакетика и раскладывать по тарелочкам. Сауина уселась за кухонный стол напротив, на маленький диванчик. Она перестала плакать и уже сидела, подперев рукой одну щеку, как в прежние времена. Раньше она обожала сидеть так, слушая Иоланту, которая рассказывала много всяких невероятных вещей, которые для обычных людей показались бы небылицами. В основном, это были воспоминания о прошлом, но для Сауины они все были очень значимыми, оттого, она жадно схватывала каждую фразу Иоланты, на ходу осмысливая все сказанное.
Иногда к ним присоединялась и Лолик. Внучка Иоланты вела себя по-разному: бывало, что почти не слушала бабушку, витая где-то в собственных мыслях, которые могли внезапно захватить ее и унести прочь, но были моменты, когда она, как и Сауина, внимала каждому слову и даже могла ронять едва заметные слезы.
В этот раз они были только вдвоем. Иоланта разлила чай в чашки и уселась за стол. Сауина уже сидела за ним и меланхолично размешивала ложечкой чай, пить который ей совсем не хотелось.
– Попробуйте, – зачем-то сказала она Иоланте, указав глазами на тарелочки. Та прекрасно знала обычай, не нуждалась в подсказках, но согласно кивнула и тут же потянулась за крайней печенюшкой.
– Жаль, что я не успела вас познакомить, – вздохнула Сауина.
Сочувственно взглянув на убитую горем девушку, Иоланта произнесла со странной интонацией, одновременно и грустной, и ободряющей:
– Может быть, мы еще познакомимся.
– Ах, тетя Иолли, если б не вы, я бы, наверно, решила, что уже давно сошла с ума.
– Любишь ты все преувеличивать! – послышался им обеим голос Лолика с легкими нотками обиды.
Сауина, Иоланта и Ланселот, сидевший на подоконнике за серебристой просвечивающей занавеской, втроем повернули головы в сторону говорящей – на пороге с обеспокоенным видом возникла Каролина. Она прошла к свободному стулу за столом и уселась посередине, между бабушкой и подругой. Ланселот, расслабившись, снова развернулся мордой к стене, предоставив желающим возможность лицезреть его слегка приплюснутый аристократичный профиль.
– Даже Лансик перестал обращать на меня внимание. Мне радоваться или как? – буркнула Лолик.
– Тебя больше устраивало, когда он шипел и выпускал когти? – не смогла сдержать иронию Сауина. Иоланта посмотрела на нее, улыбаясь глазами и Сауина поняла, что не сморозила лишнего, а только разрядила ситуацию.
Лолик продолжала делать вид, что ей обидно.
– А каково мне? Это я скоро сойду с ума с вами со всеми!..
Тем не менее, все понимали, что это ненадолго и дуться, в сущности, не на что и не на кого. С таким же успехом можно было обижаться на равнодушие кота.
– Родная, ты всегда забываешь, что нам, как бы сказать… в некотором смысле… повезло и мы продолжаем любить тебя так, будто ничего не изменилось, – мягко обратилась к внучке Иоланта.
Лолик была ранимой, как и многие в ее, так сказать, экстраординарном положении, но все же разум, чувство юмора и доброта никогда ей не отказывали.
– Ладно, ба, ты права. Мы все здесь немного чокнутые и надо к этому относиться нормально. У вас свои сложности, у меня свои. Я все еще не понимаю, что мне делать. Такое чувство, что они просто забыли обо мне, – девушка на секунду вскинула глаза вверх.
– Родная… – встревоженная Иоланта хотела что-то добавить, но Лолик ее опередила:
– Ба, я все знаю. Ты сделала все, чтобы это закончилось. Это уже не в твоих силах. Я не обижаюсь на вас. Просто мне тоже иногда бывает очень грустно.
Каролина Шиллер поставила локоть на стол и опустила голову, прикрыв ладонью глаза. В эту минуту все поняли, что она плачет и не хочет, чтобы они это видели.
9
Ближайшие предки Иоланты Шиллер, а точнее, обе бабки и один дед со стороны отца попали в Казахстан в результате насильственной депортации в 1941 году. Как они выжили – известно одному богу и тем милосердным казахам, которые приютили их вместе с другими соплеменниками, выброшенными посреди холодной степи осенью того страшного года. Несмотря на всеобщий трагизм, бесконечные смерти, болезни, холод, голод и нужду, предки Иоланты выстояли в этой битве за жизнь и вырастили ее родителей, благодаря которым девочка и появилась на свет в конце более благополучных пятидесятых годов прошлого века.
Иоланта родилась в Целинограде – такое название было у Астаны в советское время. В этом городе она прожила всю свою жизнь: получила образование (Иоланта была биологом по профессии), встретила будущего мужа, родила единственного сына, рано овдовела и рано стала бабушкой. Эрик и невестка Кристина сначала подарили женщине чудесную внучку Каролину, а спустя девять лет – не по годам спокойного и мудрого Харальда.
Так выглядели факты в официальной биографии Иоланты. Конечно же, там не было ни слова о тяжелобольном брате-инвалиде, о котором она заботилась с юности и полностью взяла под свою опеку, когда умерла мама. Тогда Иоланте было всего тридцать, у нее уже был Эрик и муж, на которого нельзя было положиться – об этом тоже нигде не было упоминаний.
Однажды супруг Иоланты, любивший жить легко и ярко, не выдержал суровых будней рядом с женой, вечно обремененной бытом и заботой о близких, да и ушел из дома в неизвестном направлении. Где он скитался несколько месяцев – Иоланта могла только гадать. Супруг был не очень востребованным и никому не известным артистом. Горечь от осознания своей ничтожности отравляла его реальность, и он бежал от нее самым простым и известным путем. Для этих целей он порой находил самых невообразимых собутыльников. Малознакомые и ненадежные, они могли только ускорить его путь к беде.
Закончилось все тем, что в один рекордно холодный зимний день (в Астане очень суровый климат) его нашли на улице замерзшего и с небывалым количеством алкоголя в крови. Так пришел конец замужеству Иоланты. Она не могла себе позволить сильно скорбеть, хоть и любила непутевого мужа: не долго-то и будешь оплакивать мертвого, когда от тебя ежеминутно зависит благополучие беззащитных живых.
Пролетели годы, будто кто одним махом перелистнул множество отрывных календарей, и вот, Иоланта схоронила брата, женила сына и стала бабушкой.
Казалось, жизнь налаживается. Эрик, к счастью, пошел не в отца. Трудолюбием и терпением он был похож на мать, но помимо этого, в нем была изобретательность, предпринимательская жилка и упорство. Благодаря этим качествам он стал довольно удачливым предпринимателем, и его семья ни в чем не нуждалась. В Астане у Шиллеров была огромная квартира на левом берегу и все атрибуты безбедной, беззаботной жизни: частная школа для Каролины, дорогая няня для Харальда, помощница по хозяйству для Кристины, водитель для Эрика и приличный отдых заграницей несколько раз в год для всей семьи. Бизнес Эрика успешно развивался и перспективы у семейства были замечательные.
Иоланте сын купил маленькую квартиру на правом берегу, в которой она принимала посетителей. Это были несчастные люди, потерявшие близких, а Иоланта слыла медиумом еще с юности, едва ли не с детства.
Люди часто говорили глупости. Например, кто-нибудь мог заявить на полном серьезе, что это дар божий, а Иоланте повезло быть избранной и цель ее жизни – использовать его во благо людей. Когда она слышала подобное, особенно в молодости, ей хотелось плюнуть от досады и полного непонимания того, о чем толковали эти невежды. Они были правы в одном – она должна была помогать людям, такова была воля сил, которые наградили ее этим «даром». Сама она, скорее, считала его проклятьем, от которого не было никакого избавления. Во второй половине жизни у нее, наконец, появилось что-то вроде смирения, и она больше не роптала по поводу того, что почти всегда рядом с ней обретались мертвецы. Со временем она даже научилась прогонять тех, кто не стремился донести через нее нечто важное живым, а просто докучал ей в силу зловредного характера. То были разные покойники, как и люди. Ведь они все когда-то были живыми.
Все шло хорошо до того рокового осеннего дня. Мертвецы больше не имели привычки беспокоить Иоланту в жилище, где она жила с семьей, теперь они приходили в маленькую квартирку – знали, где женщина не будет сердиться, а примет их, как терпеливый доктор в поликлинике. Дождавшись очереди, передавали что-то своим близким, если те хотели их услышать. Бывали и такие, что зря маялись возле Иоланты – их родным было не до них. Кто-то тонул в своем горе и никого не слышал, кто-то упорствовал в неверии – даже если покойники находили выходы в их сны и прямым текстом вещали что-то важное, те оставались глухими и бездействовали. Душам обычно мало что нужно – только помянуть, да можно еще прибрать могилку. Чаще они хотят о чем-то предупредить живых. Или хотят успокоить – чтобы те не горевали безмерно, ибо чрезмерные слезы живых топят мертвых, не дают им спокойно уйти туда, где им надлежит пребывать в мире и покое.
Тот сентябрьский день перевернул всю жизнь семьи Шиллеров.
Четырнадцатилетняя Каролина Шиллер вышла в обед из школы и направилась домой. На ближайшем оживленном перекрестке исправно работал светофор, а девочка всегда соблюдала правила дорожного движения. Однако, в тот день что-то пошло не так: Каролина выбежала на дорогу на красный свет, а водитель легковушки клялся, что для него был зеленый и потому, он на полном ходу, не сбрасывая скорость, промчался через перекресток.
От сильного удара автомобиля Каролина отлетела в сторону от проезжей части и когда к ней подошли прохожие, то увидели ее на асфальте неподвижную, в луже крови, но она дышала. Люди вызвали скорую, та была поблизости и приехала моментально. Бригада быстро забрала пострадавшую и увезла в больницу, тут же сообщили обо всем близким.
Каролина сразу впала в кому и дальше потянулись часы и дни ожидания.
