скачать книгу бесплатно
– У вас очень вкусный хлеб, сеньорита, – сказал капитан, когда девушка опять приблизилась к столу. – Очень ароматный.
– Это наш касаве – деревенский хлеб. Он выпекается с добавлением юкки, который напоминает по вкусу картофель, – ответила девушка охотно и опять отошла.
Спустя какое-то время капитан сказал, склонившись к столу:
– Мы здесь как в ловушке… Мы не успеем прочесть «pater» и «ave»[12 - «Pater» и «Ave» – католические молитвы «Отче наш» и «Богородица».], как нас сцапают.
– Что делать? – спросил Платон, почти не двигая губами.
– Удирать. Где она?
– Сидит возле входа.
– Что делает?
– Смотрит на вас во все глаза, – ответил Платон.
При этих словах капитан выронил кружку с вином. От неловкости он заулыбался, отдёрнул руку и опустил её под стол.
– А теперь она смотрит на вас и плачет, – сказал Платон.
– Чёрт! Чёрт! – зашипел капитан одними губами.
– Тихо, она идёт сюда, – остановил его Платон.
Девушка подошла и стала тряпкой вытирать вино на столе, поглядывая на капитана. Тот сидел, не смея шевельнуться, и улыбался тихой, кроткой улыбкой. Потом сказал:
– О, сеньорита, не отведёте ли вы меня в лавку?
– Охотно, сеньор, – ответила девушка и заулыбалась. – А что вам надо купить, сеньор?
– Мне надо купить подарок моей невесте, – сказал он и опустил голову.
Какое-то время девушка молчала, потом спросила сдавленно, уже без улыбки:
– Что вы хотите ей купить?
– Серебряный образок и… Может быть, мантилью? – ответил капитан и попросил: – Помогите мне выбрать.
– Самые лучшие кружевные мантильи продаются у лавочника Эскудеро, – сказала девушка безжизненным голосом, потом она снова стала вытирать вино, хотя стол был давно чист.
Капитан, с напряжением подглядывая за её рукой, готов был сквозь землю провалиться, но он поднялся и стал шарить по лавке в поисках своей шляпы. Платон подал ему её. Девушка вышла из комнаты. Капитан надел шляпу, достал из-за пояса немного серебра и положил на стол. Чувство бесконечного отвращения к себе уже начинало давить и мучить его, он не знал, куда деваться от стыда и готов был сбежать немедленно, но ощущение опасности удерживало его.
На улице темнело, но лавки ещё были не заперты, и скоро они пришли в лавочку Эскудеро. Девушка, поговорив с хозяином, выбрала для капитана образок с девой Марией, а ещё мантилью из чёрных кружев и черепаховый гребень. Завернув всё это в простое полотно, она подала узел Платону. На капитана она не глядела. Капитан расплатился с лавочником, достал ещё монету и протянул её перед собой со словами:
– А это вам, милая сеньорита. Вы мне очень помогли.
Девушка, не глядя на монету в своей руке, быстро ушла, простившись.
Спустя минуту, из дверей вышли и капитан с Платоном. Капитан узнал у хозяина лавки, где находится недорогая приличная вента[13 - Вента – постоялый двор, гостиница.], и они пошли искать её. Из какого-то подвала на их пути, видимо из таверны, потому что снизу доносились звуки дудки, барабана и маракасов, выходили двое пьяных, они, ругаясь друг на друга и держась в обнимку, стали выбираться по лестнице на улицу. Капитан и Платон подождали, когда пьяные уйдут с дороги. На улице скоро совсем стемнело, прохожих было мало, и капитан открыл глаза, не забывая держаться за руку Платона и стучать палкой.
Только через десяток шагов он перестал стучать и начал прислушиваться: ему показалось, что за ними кто-то идёт. Капитан предупреждающе сжал руку Платона и остановился. Платон тоже замер на месте.
«Ну, конечно, идут, двое», – подумал капитан и рванул с места, быстро потянув за собой Платона, а когда увидел переулок, он впихнул туда Платона и прижался вместе с ним к стене.
Скоро мимо них в темноте узкой улочки пробежали два человека. Платон с капитаном быстро пошли дальше по вонючему и скользкому переулку, намереваясь скрыться от преследователей на соседней улице, но переулок только сужался и темнел, путаясь и кривляясь, а выхода из него всё не было. Наконец, переулок, словно в насмешку, сделал поворот, и капитан с Платоном чуть ли не носом уткнулись в стену – ровную стену из больших каменных блоков.
– Да чтоб тебя!.. Надо выбираться отсюда, – зло зашипел капитан и повернул назад.
Они опять дошли до выхода на узкую улочку, и капитан осторожно высунул голову за угол. Он увидел в свете неясной луны две тёмные фигуры, которые, возвращаясь, быстро приближались к ним. Бежать было поздно. Капитан положил свою палку на землю, достал нож, раскрыл его и посмотрел на Платона – Платон уже стоял с ножом в руке. Капитан сделал шаг из темноты узкого переулка. Идущий первым мужчина сказал ему:
– А… Слепец. Так это ты морочишь головы глупеньким девушкам?
– Я здесь… Иди ко мне, – сказал капитан и попятился по улице, выманивая своего противника на себя, чтобы оставить место для манёвра Платону.
Когда противник капитана бросился к нему, из переулка вышел Платон и преградил дорогу второму нападающему. И тут капитан весь сосредоточился на своём противнике.
Противник его, рослый гибкий испанец, согнулся пополам, как хищник, готовый броситься на свою добычу. В левой руке он держал шляпу, чтобы отражать удары, в правой руке был зажат нож, выставленный вперёд андалузским приёмом. Капитан встал лицом к нему: левая рука кверху, левая нога вперёд, нож у правого бедра. Сердце его, заколотившееся сначала, теперь замерло, успокоилось. Он почувствовал себя сильнее самого могучего великана. Нападающий бросился на него.
Капитан повернулся на левой ноге и резко шагнул в сторону, и испанец наткнулся на пустоту и на нож капитана, который вошёл ему в подбородок. Капитан повернул нож и, выдернув его, отпрыгнул. Из раны испанца бурно хлынула кровь свистящим, чёрным потоком. Он рухнул и больше уже не двигался. С ним было кончено. Капитан обернулся.
Платон в это время уклонялся от быстрых ударов, но его противник, увидев, что против него теперь двое, отпрыгнул назад и метнулся бежать. Капитан и Платон его не преследовали. Наоборот, они побежали в противоположный конец улицы, не забыв спрятать ножи и взять с земли палку. Добежав до давешней таверны с дудками и маракасами, они, переждав немного, чтобы утихло сбитое дыхание, вошли туда, и спросили у хозяина дорогу к ближайшей недорогой венте. В ней они и заночевали, обессиленные и оглушённые, на каких-то шкурах, сваленных на каменном полу, мучимые тревожными мыслями и клопами…
Под утро капитану приснился сон: он, одетый в красный жилет поверх кирасы, тяжело бежал к открытым воротам алжирской крепости в первых рядах таких же воинов в чёрных плащах с белым крестом на левом плече. Ливень бил его, ослепляя, холодными струями по лицу, злой северный ветер сыпал градом и мешал бежать, путая его мокрый, липкий плащ в усталых ногах. Мушкет свой с промокшим в нём порохом он давно уже бросил в палатке, которую тут же смело ураганом, и сейчас в его руках был меч, простой и надёжный.
Он бежал из последних сил почему-то уже один, спотыкался, падал, вставал, задыхаясь: бежать было трудно, ноги скользили в страшном месиве грязи. У него не было слёз – их смыл ливень, и не было мыслей – все мысли исчезли, осталось только отчаяние, а мощные створки ворот уже стали сходиться медленно, неотвратимо, и он понимал, видел, чувствовал всем сердцем, всей душою, что в город ему не попасть. Он яростно вскрикнул, рванулся вперёд и всадил в уже запертые ворота наваху, зажатую в правой руке. Потом застонал, сполз по воротам в бессилии и проснулся…
На следующее утро уже ничего, казалось, не напоминало им о ночном бое. Буря стихала и к вечеру могла совсем успокоиться. Вставало солнце, и они осмотрели одежду друг друга – пятен крови не было видно. Осталось купить съестного, побродить по городу и идти быстрее в обратный путь, хотя и смущала мысль о вчерашнем нападающем, который сумел удрать.
Капитан надел свою шляпу, приготовил палку и взялся за локоть Платона. Они выбрались на крыльцо, и тут Платон, застыв на месте, прошептал ему:
– Нас поджидает вчерашняя мисс.
****
– Вы ошиблись, – сказала девушка жалобно. – Вы мне дали вчера золотой в два пиастра. Это очень много.
– Как вы нашли нас? – спросил капитан, мысленно проклиная себя за опасную чувствительность.
– Я спросила у дяди, – ответила девушка. – Дядя Пепе знает всё, что происходит в Гаване.
Капитан про себя чертыхнулся… «Бежать, бежать, – подумал он. – В пещере спокойнее!»
– Да, милая сеньорита, я ошибся, – сказал он тихо. – Но пусть этот золотой останется у вас, на память.
– Куда вы сейчас пойдёте? – спросила она, в её голосе слышалось страдание.
– В любую съестную лавку, купить что-нибудь в дорогу, – ответил капитан и стал нащупывать палкой ступеньку внизу.
– Вы не выберетесь из города, – сказала она вдруг.
Капитан замер, как вкопанный.
Вчерашняя буря почти улеглась. На улице уже начиналось движение: крестьяне везли на рыночную площадь съестные припасы на тележках, тут и там раздавались взрывы их громкого говора, смеха, в доме напротив со стуком распахивались ставни одни за другими, слышались голоса – это соседи из своих окон здоровались друг с другом. Всё это капитан осознал в одну секунду. Столько же понадобилось ему на то, чтобы спросить:
– Почему?
– Потому что дон Гарсия, отец убитого этой ночью Антонио, караулит убийцу своего сына на старой заставе у городских ворот. Алехандро, который вчера убежал, говорит, что убийц было двое, и он сумеет их опознать, – быстро проговорила девушка.
Капитан молчал, глаза его были закрыты, несмотря на тот холод и трепет, которым пронзило всё тело. Тут откуда-то резко запахло апельсинами. Через мгновение он услышал стук колёс… «Апельсины повезли на рынок», – почему-то с горечью подумал капитан и сделал шаг вниз со ступеньки. Руки девушки подхватили его под локоть.
– Я помогу вам бежать, сеньор, – горячо зашептала она и тут же добавила. – Клянусь Пресвятой Девой!..
И поцеловала свой палец, а любой испанец знает, как это увеличивает силу клятвы. Только капитан этого не увидел. Он опустил голову в мучительном раздумье.
– Они первые напали на нас, – выговорил он, наконец. – Мы только защищались.
– Я знаю. Алехандро рассказал про это, – ответила девушка, и капитану показалось, что то, кто на кого напал первым, ей было совершенно безразлично.
Она бережно потянула его за собой. Платон пошёл следом.
****
Перед порогом, прежде чем войти, она сбросила туфли и ввела капитана за собой. Платон шагнул в комнату следом за ними.
– Посидите здесь, – сказала она. – Дядя Пепе вот-вот приедет с рынка. А я пока соберу вам поесть в дорогу, а ещё…
И она заметалась по комнате в поисках чего-то важного, так необходимого ей в эту минуту. Охнула, словно вспомнив, всплеснула руками и выбежала. Звуки её босых ног раздались по каменным плитам пола в галерее и стихли. Капитан и Платон сидели и прислушивались, не глядя друг на друга. Скоро девушка вернулась с узелком в руках и приблизилась к капитану. Он встал.
Тут к ним вошёл мужчина.
– Что, дядя? – спросила она, оборачиваясь к двери.
– Сейчас мы отправимся. Пока через заставу проходит много народа, нам легче затеряться! – обнадёжил он капитана, с напряжением глянул на девушку и вышел.
Она опять повернулась к капитану. Он чувствовал её волнение, оно передалось его беспокойной, страдающей душе. Где-то в доме хлопали двери, звучали голоса. Начинался день, и в таверну пришли повара и слуги, они разговаривали, окликали друг друга, здороваясь и вознося хвалу Всевышнему за новый день.
«Возвращаться – плохая примета», – почему-то с горечью подумал капитан, и неясные воспоминания стали опять всплывать в его сознании. Какие-то перезрелые, почти коричневые вишни качались под ветром среди зелени листьев, и в их беспокойном качании казалось что-то невыносимо обречённое, словно он ясно понимал, что вишням неизбежно суждено осыпаться, и в этой невыносимой утрате стыла безнадёжность тёмного речного омута. Воспоминания захлёстывали его, они путались в голове, как любопытное домашнее животное под ногами, которое мешается не ко времени и на которое страшно наступить ненароком, и он, тряхнув головой, отогнал их, как совсем ненужные сейчас.
– Я тебя никогда не забуду, – вдруг выговорила она.
– Вы меня никогда больше не увидите, сеньорита! – напомнил он, хотел улыбнуться, но улыбка скомкалась на его губах.
– Детка, выходите! Нам надо торопиться! – Раздалось со двора через открытое окно.
– Мы уже идём, дядя! – крикнула она в ответ и бросилась к туфлям: в её голосе капитану послышались слёзы.
Туфли оказались раскиданы по полу. Она схватила ближний, стала лихорадочно надевать его, морщась от нетерпения и поглядывая в окно. На босую ногу туфель надевался плохо.
– Детка, становится опасно! – опять позвали со двора.
– Мы идём! – крикнула она, отшвырнула ногой бесполезный туфель, подхватила узелок и выговорила капитану с отчаянием: – Пойдёмте!
Она первая пошла по галерее, не оборачиваясь, и босая вышла на замусоренный задний двор. Здесь уже вовсю работали рабы и слуги, чернокожие женщины, стоя под лохматой пальмой, толкли что-то высокими и тяжёлыми пестами. Многие заинтересованно оглядывались на них. Девушка протянула узелок Платону и покосилась на повозку с возницей. Возница не глядел в их сторону, но вожжи были у него в руках, он нетерпеливо перебирал ими, готовый отъехать. И тогда она бросилась к капитану. Платон шагнул к ним и отвернулся, загородив этих двоих от всего мира своей широкой спиной.
Девушка положила ладони капитану на грудь. Тот снял шляпу и откинул голову, по-прежнему всматриваясь в её лицо сквозь густые ресницы.
– Я тебя никогда не забуду, – повторила она опять, как заклинание.
– Я буду вас помнить, сеньорита, – отозвался он.
Она встала на носки и потянулась к нему губами для поцелуя. И капитан нагнулся, обнял её, одной рукой прижимая к себе, и поцеловал. Где-то на улице нетерпеливо заржала лошадь. Молодой мужской голос стал успокаивать её.
Когда капитан и Платон разместились в повозке и отъехали, босая и плачущая девушка какое-то время шла рядом.
Отстала она только после того, как возница тихо сказал ей, что она привлекает к ним внимание всей улицы.
****
Дядя Пепе, хозяин таверны «Добрый Франциск», вывез капитана и Платона из Гаваны на своей повозке.
Остановившись на дороге в безлюдном месте, он выпустил своих «пассажиров» из тайника и угостил капитана сигарой, а в Испании, как в Старом Свете, так и в Новом, угощение сигарой устанавливает между людьми особые отношения товарищества и гостеприимства, подобно предложению хлеба и соли на Востоке.
Когда дядя Пепе стал отъезжать, капитан крикнул ему, сняв шляпу и чуть приоткрыв веки, чтобы видеть:
– Как зовут вашу племянницу!
– Аврора, – бросил тот через плечо.
Капитан улыбнулся. Потом улыбка его медленно погасла. Он вскинулся, придушенно вскрикнул, открыл удивительно встревоженные глаза и бросился догонять повозку. Дядя Пепе остановил волов и вопросительно посмотрел на капитана. Казалось, что он нисколько не удивлён превращением слепого моряка в зрячего. Несколько секунд капитан молчал, словно собираясь с мыслями, потом спросил:
– А скажите, сеньор, вы ничего не слышали про «золотой груз», который должен был прийти в Гавану? Груз с приисков Сан-Доминго?
Дядя Пепе ответил не сразу, потом сдвинул на затылок свою шляпу и медленно проговорил:
– Да, три корабля коммодора Гранта. Груз с приисков Сан-Доминго, где управляющим – дон Франсиско Барреро. Груз должен был прийти в Гавану несколько дней назад… Но не пришёл.
– А вы не знаете названия кораблей? – спросил капитан и затаил дыхание, ожидая ответа.
– «Принцесса», «Гордый» и «Архистар», – сказал дядя Пепе и шевельнул вожжами.
Повозка опять тронулась, и он бросил через плечо:
– И я не советовал бы этим кораблям появляться в испанских владениях.
Капитан долго стоял и смотрел вслед повозке, собираясь с мыслями.
Он думал о том, что любовь, особенно любовь с первого взгляда, нельзя понять и измерить, ещё ему вспоминалось, как больно было смотреть из повозки на необутые ноги сеньориты Авроры, торопливо идущей за ними по уличной грязи. Ещё он думал, что «Архистар» надо скорее уводить из испанских вод. Но ему даже во сне представиться не могло, что из-за этого контрабандного золота они все попадут в такую переделку, что избежать смерти им поможет только чудо, посланное с небес на землю.
