скачать книгу бесплатно
– А ты напросись у начальника турмы разведчиков, чтобы брал в дозоры. Там всегда есть возможность проявить себя, – посоветовал Распараган. – Часто случаются стычки с дозорами противника. Этак я уже двумя скальпами украсил упряжь своего коня.
– Дельный совет! Непременно воспользуюсь им, – обрадовался молодой ирон нашедшемуся выходу из гнетущего положения.
– Как раз сегодня ранили стрелой одного из наших и пострадавшего отправили в обоз на излечение. Если Афсараг ещё не подыскал замену, то место вакантное и ты вполне можешь его занять, – ещё сильнее обнадёжил более удачливый сородич своего, не достигшего успеха, соратника.
– Вообще, я слышал, старшие говорят, будто скептух гонит армию Артабана к Евфрату и там, прижав к границе с римской провинцией Сирия, вынудит вступить с нами в сражение. Хоть бы скорее это случилось, так не терпится поучаствовать в настоящей битве, – озвучил сокровенное желание ещё не реализовавший себя воин.
***
Наконец армия Артабана-3 была прижата к Тибру недалеко от того места, где расположена столица Парфии Ктесифон с зимней резиденцией царя. В среде аланских воинов царило приподнятое настроение. Все понимали о неизбежности предстоящей битвы армий. Людям и коням дали время отдохнуть. Ратники приводили оружие и доспехи в надлежащее состояние.
Накануне сражения для поднятия боевого духа, согласно древней традиции, скептух распорядился провести обряд поклонения богу войны Хсарту. Для этого призвали жрецов, навезли 200 возов хвороста, из которого воздвигли высоченный холм. На вершине холма соорудили деревянный помост, а в него воткнули меч славно погибшего в бою воина. К помосту протянули деревянные ступени.
Когда приготовления к ритуалу были завершены, конные алы (эскадроны) выстроились турмами (сотни) вокруг рукотворного холма, собрались вспомогательные команды маркетантов, лекарей, оружейников, караульных и началось священнодейство.
Богу войны полагалось приносить человеческую жертву. Для этого привели пленного парфянского лучника в лёгких доспехах со связанными сыромятным ремнём за спиной руками. Когда пленника проводили мимо, Распараган разглядел его угрюмо сосредоточенное лицо. Он ничуть не был сломлен, шёл твёрдой уверенной походкой, хоть и понимал всю безвыходность положения. Невольное чувство уважения к такому достойному противнику заколыхалось в душе, и молодой ирон понял, что не может быть лёгкой победы над столь крепким несломленным врагом.
– Смотри… смотри, как он гордо вышагивает, – толкнув локтем в бок, зашептал Распарагану на ухо Зевах.
– Так и должен воин идти на смерть, – восхищённо ответил ирон.
– Посмотри, как он высок и широк в плечах. Силач! Наверное, много врагов перебил, – снова зашептал завистник.
– Тихо! Отсюда и так не слышно жреца, так давай хоть просто посмотрим торжественный ритуал, – прервал болтуна приятель.
Четверо прислужников подвели обречённого к жрецу, сдёрнули шлем с головы жертвы и попытались опустить на колени перед главным духовным лицом. Но парфянин, набычив шею, так упёрся ногами, что худосочные подручные не смогли исполнить своё намерение. Тогда они потянули за волосы, и пленник склонил голову. Служитель культа полил ему затылок вином из нуазан-чаши, произвёл манипуляции руками, приговаривая молитву, затем, приблизил сосуд с хмельным напитком к губам связанного, предлагая выпить. Но тот мотнул головой с такой силой, что чаша расплескалась, едва не выпав из рук священнослужителя.
– Он даже отказался выпить вино для поднятия духа перед смертью! – прокомментировал увиденное потрясённый Зевах.
Тем временем один из прислуживающих взмахнул ритуальным кинжалом, и из перерезанной сонной артерии жертвы брызнула алая струя. Жрец подставил чашу, наполнив её до краёв. Вскоре напор крови иссяк и, потеряв силы, парфянин сначала тяжело опустился на колени, а затем рухнул замертво. У трупа отрубили правую, державшую меч, руку и бросили её в поле. Захоронение тела без правой руки считалось у аланов позорным и подобной экзекуции подвергались лишь враги или осквернившие звание воина соплеменники. Служитель алтаря взошёл по ступеням на помост с воткнутым мечом и, поливая клинок жертвенной кровью, взывал к богу войны о ниспослании аланам победы над парфянами в предстоящей битве.
Снизу было отчётливо видно, как высоко сверху на фоне голубого неба старик в развевающихся чёрных одеждах воздымает длани, а рядом торчит меч, олицетворяющий грозного бога Хсарта.
Глава 2
Cтавка парфянского царя Артабана-3 на высоком холме.
Две враждующие армии, парфянская и аланская,
выстроились на равнине перед сражением.
35 год от Рождества Христова.
Небо едва порозовело на востоке, когда всё отчётливей стала проступать панорама разворачивающихся действий внизу, на равнине. Молочная дымка тумана рассеивалась прямо на глазах, теснимая наступающим утром. Двухсоттысячная армия парфян заканчивала построение своих частей в боевой порядок. Широким шпалером развернулось каре тяжеловооружённых конных катафрактариев, ощетинившихся частоколом длинных копий. Впереди каре разместились боевые колесницы, подразделения легковооружённой пехоты: лучники, пращники, а также, расчёты солдат с метательными баллистами и катапультами. На обоих флангах выстроились конные турмы легковооружённых всадников. Уже различались знамёна войсковых подразделений, вышитым позолотой шёлком развевающиеся на свежем утреннем ветру.
Монотонным голосом главный военачальник, визирь Барозан, перечислял алы и турмы конницы, пехотные команды, занимающие места в боевых порядках согласно диспозиции, расположение метательных машин, распределение лекарских пунктов и госпиталей, размещение обозов, определял точное место каждого подразделения…
– План гениален, благочестивый! – воскликнул сурен (вельможа) Тохар, командующий лёгкой конницей, якобы не в силах сдержать своего восторга перед военным гением царя. – Мы приложим все силы, чтоб выполнить поставленную задачу в самом лучшем виде.
Сверкая пурпурными одеждами – атрибутом достоинства и суверенитета царского сана, Артабан в задумчивости прошёлся среди свиты сановников и изрёк:
– Да поможет в наших делах мудрая Анахита! Нам так необходима сейчас благосклонность богов.
Верховный жрец храма огня, магупат Хивтар, облачённый в кулах и камар (головной убор и пояс), определяющие принадлежность к высшей аристократии, восприняв призыв монарха, приступил к возжиганию царского огня от солнечного камня, упавшего с неба. Прислужники помогали в отправлении религиозного культа: разделывали жертвенного барана, раскладывали хворост в жертвеннике, внутренности животного возложили на алтарь. Магическими заклинаниями магупат привёл себя в состояние божественного экстаза, чтоб исполнить роль оракула. Он делал судорожные движения телом, воздымал длани к небу и рёк прорицания, по внутренностям животного определяя победу парфянского оружия. Когда жрец закончил священнодейство, на золотом блюде обнесли сановную свиту, подав свежепожаренные куски мяса.
– Ну, теперь несдобровать этим полчищам аланских дикарей! – вкусив от ритуальной жертвы, воспрянул духом главный казначей, нахвадар Зопир. – Уважаемый магупат Хивтар вполне постиг законы мирового движения, течения звёзд, на чём и основывается наука предсказания будущего.
– Будущее есть свидетельство истинности прорицаний! – заметил царевич Манхерух, наставительно вздёрнув кверху указательный палец.
На что Артабан высказал собственное умозаключение:
– Жизненные обстоятельства указаны роком вследствие движения звёзд, в силу оснований и взаимосвязи естественных причин.
– Победоносный, всё так! Но боги благоволят тебе, о царь царей! И падёт этот аланский скептух Амаг бесславно и жалко, сокрушённый твоей жезлоносной дланью, – откликнулся пышной тирадой зять царя, командующий пешими войсками, шахрап Емран.
– Аланы – племя свободное, воинственное, непокорное и до того жестокое и свирепое, что даже женщины у них участвуют в войнах наравне с мужчинами, и им помогают их боги, – высказал мнение царевич. – Их не так просто победить…
Между тем, один за другим от передовых частей прискакали вестовые офицеры к визирю Барозану с докладами о готовности войск к сражению.
В изморщенной лёгкой облачной рябью вышине в лучах восходящего солнца парил хищно распростёршийся коршун, высматривая добычу. Он будто чуял сегодня о предстоящей кровавой трапезе. С противоположной стороны равнины надвигалась в облаке пыли неисчислимая аланская конница.
– О победоносный! Амаг двинул своё войско на наши позиции. Пора отдавать приказ, – обратился к венценосцу визирь.
Артабан выждал ещё немного и, когда противники сблизились на достаточное расстояние, взмахнул рукой, чтобы по условному сигналу барабанов каре закованных в броню конных копейщиков двинулось с места. Одновременно пришло в движение и остальное войско. С холма было хорошо видно, как блистая в солнечных лучах медными доспехами, яростно столкнулись две армады враждующих армий.
Под низкий и тяжёлый рокот парфянских барабанов, похожий на звериный рык или отдалённые раскаты приближающейся грозы, катафрактарии, тяжёлой, всё ускоряющейся рысью устремились навстречу аланам. Удар конной фаланги был страшен. Первые вражеские линии были смяты. Тяжёлые копья парфян с разгона пробивали насквозь доспехи легковооружённых степняков, иногда даже успевая нанести смертельное ранение ратоборцу второй линии.
Баллисты метали тяжёлые камни в гущу аланских войск. Хионитские пращники забрасывали свинцовыми гирями, лёгкая кавалерия обстреливала из луков боевые порядки неприятеля. С установленных на колесницах тяжёлых луков, с шести сотен шагов свободно пробивающих стрелами толстые панцири и железные доспехи, парфянские стрелки разили аланов. В первых рядах началась ожесточённая рубка, сражённые падали на землю, где их затаптывали кони, давили колёса колесниц. Фронт закованных в железо катафрактариев двинулся вперёд, сметая всё живое на пути, аланы дрогнули и принялись отступать. Их легковооружённой коннице не составляло труда оторваться от тяжело наступающей конной фаланги парфян. Вдогонку, не соблюдая линию боевого построения, увлечённые азартом погони, бросились алы легковооружённой парфянской конницы.
– Что они делают? – вскричал теряющий самообладание Артабан, обращаясь к командующему лёгкой конницей сурену Тохару. – Аланы отступают, перестраиваясь полукольцом, и в создавшийся мешок заманивают преследователей.
– Сейчас всё исправлю! – решительно рванул повод коня сурен, бросаясь в гущу событий.
– Поздно! Их уже не остановить, – с досады рубанул рукой воздух визирь Барозан.
Когда кольцо замкнулось, началась расправа. Всё произошло так стремительно, что подоспевших катафрактариев встретила вторая волна аланской конницы. Только теперь фалангу никто не прикрывал с флангов. Снова столкнулись две враждующие рати. Завязалась смертельная рубка. Аланы никак не могли расстроить плотно сомкнутые железные ряды тяжёлой парфянской конницы. И вдруг поредевшая первая линия кочевников расступилась, и из-за неё прямо в центр катафрактариев ударило клинообразное построение аланской кавалерии. От столь мощного столкновения раскололся строй тяжёловооружённых парфян. А другая конная армада уже охватывала кольцом рассыпающуюся фалангу, поражая с тыла неповоротливых тяжёлых катафрактариев. Побоище обернулось явно не в пользу парфянской армии. Её поражение стало настолько очевидным, что больше ни в ком не вызывало сомнений.
– Коварный пёс! Привёл в исполнение хитроумный замысел. Да выгрызут свиньи его печёнку, – взревел, багровея, разгневанный Барозан.
– Спасайте обоз! Там казна и царственные атрибуты власти, – отдал Артабан распоряжение главному маркитанту. – Запритесь в Экбатане, её стены способны выдержать долгую осаду.
Аланские конные латники повсюду на равнине настигали беспорядочно бегущие парфянские части и беспощадно громили их. Один из отрядов степняков подбирался к ставке Артабана с явным намереньем атаковать командный пункт. Среди всадников выделялся огромным ростом, в серо-золотом боевом панцире, верхом на гнедом саураге военачальник. Этим идеалом мужской силы и красоты, несомненно, являлся скептух Амаг. Искусный ратоборец, хорошо осознающий понятие о доблести и благородстве, он презирал жизнь, если в ней не оставалось места для чести, поэтому лично водил воинов в бой и сам с мечом в руке бился в первых рядах сражающихся. И вот его гений военного стратега воплотился наяву в выигранном сражении. Он легко переиграл именитого соперника, свершив блистательную победу. Боги благоволили герою.
И Артабан это понял, все его надежды на успех окончательно рухнули, чуда уже не могло произойти. Парфянская армия спасовала перед более могущественным и удачливым противником.
– Благочестивый! – предстал пред венценосным наместником бога на земле начальник конной турмы личной охраны царя, битахш Синнак-шах, подводя нисайского иноходца. – Не дело царя царей подвергаться опасности со стороны простых смертных.
– Да-да! – поддержал битахша царевич Манхерух, так и не применивший резервный элитный отряд парфянских мегистанов (вассальные князья) в бою. – Я силами своей турмы организую заслон, а вы тем временем успеете вывести государя из-под нависшей угрозы.
– А ты, недальновидный горе-полководец, оставайся и спасай здесь хоть какую-то часть моего войска, – гневно обратился напоследок к визирю Артабан, усаживаясь на коня. – В Ктесифоне ждёт тебя Каменная башня.
***
Молодой ирон Распараган находился в конвое скептуха Амага, когда их передовой отряд прорвался к господствующему над местностью высокому холму, на котором расположилась ставка парфянского царя Артабана-3. Ирон уже различал наверху высоты отдельные фигурки в пурпурных мантиях парфянских вельмож, предвкушая захватить какого-нибудь высокопоставленного сановника, когда вдруг из-за холма выскочил резервный конный отряд неприятеля. По золочёным кирасам и шлемам из маргианской стали нетрудно было понять, что это представители парфянской аристократии. Силы оказались неравны: отряд мегистанов превосходил аланов численным составом. Однако, не в правилах удальцов было отступать.
Завязалось ожесточённое военное противоборство между аланскими ратоборцами и парфянскими всадниками. В развернувшейся смертельной карусели неукротимые северяне стали теснить превосходящего численностью противника. Тут, несомненно, сыграл роль поднятый победой в степных богатырях дух. Распараган столкнулся с таким же молодым, как и сам, парфянином. Тот оказался весьма умелым бойцом, он искусно защищался и хлёстко наносил удары мечом. Даже успел легко ранить ирона в незащищённую латами голень. И всё-таки алан изловчился и сунул клинок под забрало парфянину. Мгновенно из раны хлынул фонтан крови, густо забрызгав сначала шею, а потом и грудь. Сражённый безвольно уронил руку с мечом и, вслед за тем, сам рухнул с коня, зацепившись ногой за стремя. Мёртвое тело хозяина скакун унёс за собой, волоча и кромсая о подворачивающиеся на пути камни. В стороны разлетались части экипировки, куски оторванных лат и вооружения.
Оказалось, пока длился поединок, мегистаны, не выдержав натиск аланов, принялись отступать, открыв путь на занимаемый ставкой царя холм. Забыв о парфянах, отряд скептуха кинулся скорее к вершине холма. Там царило полное затишье, оставались только брошенные в спешке предметы быта, подтверждающие пребывание венценосного вождя с царедворцами. Драгоценные же царская диадема с тиарой благополучно ускользнули из рук степных удальцов. Вместо этого из шатра вышел и сдался низложенный визирь парфянского царя Барозан.
Удручённые такой неудачей, аланы, упустившие царя Артабана, понуро теснились вокруг своего блистательного военачальника.
– Боги сегодня отвернулись от меня, – сокрушался Распараган, обращаясь к товарищу. – Сначала поверженного врага прочь умчал от меня его конь. Я даже не успел снять скальп, и лишился трофейной амуниции с убитого. А тут ещё царь парфянский удрал со свитой, пока мы расправлялись с заслоном элитных наездников…
– Всё, вперёд, братья! – обратился скептух к отряду на месте бывшей ставки Артабана-3. – Могущественная Парфия пала и распростёрта перед вами. Берите её!
Распараган сверху окинул удовлетворённым взором весь окоём покрывающейся сумерками равнины, где едва уже можно было различить следы завершившегося побоища. И гордость от причастности к славному делу победы охватила ликующую душу молодого воителя. Сокрушительным поражением такого сильного неприятеля впервые в этом сражении ознаменовалась аланская тактика боя конными алами с ложным отступлением и неожиданной контратакой клинообразным построением кавалерии.
***
Армия Артабана, деморализованная и рассредоточенная, заперлась по крепостям. Аланы безраздельно царили на территории Парфянского государства. От полного разгрома пораженцев спасло то, что кочевники, не имея опыта штурма укреплённых цитаделей, просто держали крепости в осаде, а тем временем, грабили брошенное на произвол судьбы и не защищённое армией население. Некоторые города, не выдержав голода, добровольно открывали крепостные ворота и сдавались на милость победителей. Нескончаемые караваны нагруженных повозок потянулись с захваченной добычей в Аланию. Вереницы рабов следовали на север, среди которых особенно ценились специалисты: ремесленники, строители, архитекторы, инженеры, скульпторы, живописцы. Столица Аланского царства Маас расцветала на глазах. Возводились роскошные дворцы, храмы, фонтаны, базилики, парки. По воле багаира воздвигли величественный храм богу Артхуру из белого паросского мрамора с огромным золотым куполом, олицетворяющим Солнце. Многочисленные скульптуры украсили город, стены дворцов и храмов расписывали фресками искусные живописцы. От нескончаемых пиров и жертвоприношений дни превратились в сплошные праздники. В аланских степях с каждым днём приумножалось количество пасущегося скота. Алания во всеуслышание заявили о собственных геополитических интересах.
За всеми этими значимыми событиями в Малой Азии ревностно следили из Рима, там не могли смириться с утратой имперского влияния в регионе. Незадолго до этих событий император Тиберий снял с поста оскандалившегося прокуратора Понтия Пилата, допустившего непомерными поборами всплеск возмущения в Иудее, вылившегося в ряд восстаний, и назначил наместником в провинции Сирия, куда входила мятежная Иудея, легата пропретора Луция Вителлия. Наместник ещё не успел освоиться на новом месте, когда вторгшиеся из-за кавказских хребтов кочевники принялись крушить сложившийся до сих пор баланс сил. Вителлий двинул легионы на левый берег Евфрата, чтоб осадить зашедшего слишком далеко в непомерных притязаниях аланского полководца Амага.
И вот, заняв выгодную позицию, римляне выжидали подхода главных сил противника. Вителлий не сомневался в победе, поскольку войско расположил, строго соблюдая фундаментальные каноны воинского искусства, – уперев левым флангом в Евфрат, а на правом фланге защищал легионы глубокий овраг. Стало быть, в такой ситуации невозможно ни коим образом обойти и ударить с тыла в фалангу тяжеловооружённой пехоты – главной ударной силы римлян.
Когда алы вражеской конницы приблизились к позициям латинян, Вителлий собрал на военный совет легатов, квесторов, начальников центурий и пламенной речью вдохновил их на скорую победу. Уверенно начала атаку римская конница. Активно заработали метательные машины. Аланы, не выдержав, стали поспешно отступать. Когорты пехотинцев под командованием квестора Марка Трибеллия бросились вслед за своими конными катафрактариями преследовать аланов. Отступление противника подняло дух римских солдат и в пылу погони они слишком увлеклись. Лишь только римские части кавалерии и лёгкой пехоты достаточно удалились от своего главного войска, аланы крупными силами контратаковали их, окружили и стали поражать стрелами. Отряд римской конницы попытался прорвать кольцо окружения, но его атака была отражена аланскими всадниками, вооружёнными длинными копьями. Покончив с окружёнными, скептух перестроил войска и обрушил конницу на надвигающуюся фалангу тяжёлой италийской пехоты. И тут римский полководец увидел собственными глазами невероятное – как рушатся отработанные теории военной стратегии.
Аланская конница двинулась клином на сомкнутые ряды легионеров. Отчётливо виден был несущийся впереди всех на самом острие наступающих отчаянный всадник.
– Сейчас этот безумец наткнётся на копья фаланги! – самодовольно пробормотал Вителлий, обращаясь к ликтору Гнею Сильвию.
– Против фаланги варварам не устоять, – поддакнул военный чиновник, приготовившийся наблюдать, как разобьётся, словно набегающие морские волны о несокрушимый утёс, аланская конная лава.
Через мгновение возглавляющий атаку всадник со всего разгона врезался конём в первый из шести рядов ощетинившейся копьями фаланги. Пронзённый тяжёлым копьём легионеров в грудь, конь обрушился на римских пехотинцев, смяв нескольких из них. И тут же в образовавшуюся брешь врезались следующие аланские всадники. Началась кровавая свалка из перемешанных павших коней и свалившихся с них наездников, подмявших под себя легионеров. Брешь на глазах расширялась, расколов в самом центре строй шеренг тяжеловооружённой пехоты. В образовавшийся разрыв хлынула неудержимая конница и с двух сторон из середины принялась обтекать двумя кольцами окружения оба крыла расколотого римского войска. Конники, зайдя с тыла, легко расправлялись сверху, с высоты коней, с пешими легионерами, побросавшими ставшие теперь бесполезными громоздкие тяжёлые копья, от чего грозная фаланга перестала существовать. А те аланы, которые лишились коней в процессе боя, обхватив обеими руками свои длинные мечи с удлинёнными рукоятками, позволяющими наносить гораздо сильнее удары, легко сокрушали защитную броню римских латников…
Такого разгрома Луций Вителлий никак не ожидал. Ему пришлось спешно бежать со штабом на другую сторону Евфрата, избегая пленения.
– Отводите спасшиеся части и закрепляйтесь в обороне на правом берегу, – отдавал последние распоряжения легатам потрясённый разгромом наместник. – А мосты и переправы уничтожить за собой!
Всю наступившую ночь нашедшие спасение в овраге легионеры перебирались через Евфрат. Никто не понимал, как могло такое случиться, что, заняв хрестоматийно правильную беспроигрышную позицию, римское воинство вдруг потерпело поражение. Да! Это стало огромным потрясением для привыкших к победам римского оружия легионеров.
***
По окончании сражения было объявлено о проведении обряда погребения погибших воинов. Каждое из аланских и других участвующих в войне племён подобрало своих убитых, чтобы захоронить, согласно принятым обычаям. Ироны собрали на поле брани 12 своих павших сородичей. Выбрали место в стороне от лагеря, обнесли его частоколом из воткнутых в землю по кругу копий, создав, таким образом, нечто вроде святилища для жертвоприношений главному божеству Артхуру. В центре жрецы установили походный жертвенник – круглую каменную глыбу с углублением посередине для возжигания огня. С одной стороны в этом алтаре был выдолблен жёлоб, по которому должно стекать вино жертвенных возлияний, а рядом возвышалась куча хвороста. Служители культа торжественно облачились в длинные, до ступней, накидки из белых выделанных овечьих шкур, скреплённых на шее серебряной застёжкой; головы покрыли остроконечными шапками тоже из белых шкур; каждый держал в руках кривой сучковатый посох, служивший знаком отличия обладателям священного сана. В стороне стоял громадный, с обнажёнными по локоть могучими ручищами, детина в длинном кожаном фартуке, забрызганном кровью; правой рукой он придерживал лежащую на плече тяжёлую палицу, за пояс был заткнут отточенный кинжал с рукояткой из оленьего рога; рядом стояла прислоненная к камню секира. Его молодой помощник подводил жертвенных животных: быков, лошадей, баранов и великан сначала оглушал их ударом палицы в лоб, а затем отрубал секирой головы. Кровь собирали в нуазан-чашу и поливали ею жертвенник. Перед забоем священнослужители благословляли каждое жертвенное животное, повернув его головой на восток и окурив горящим конским волосом для того, чтоб очистить от злых духов, присутствующих в живых существах. После этого старший из жрецов просил Бога-Солнце принять жертвенные дары. Здесь же разделывали туши. Возложив часть мяса на алтарь, готовили его на огне, поливая вином. Эта доля предназначалась Богу. Остальные куски мяса раздали иронам для приготовления на кострах поминальной тризны.
Тем временем недалеко от святилища с жертвенником сооружали помещения для склепов в вырытых двенадцати ямах, обложив их стены наподобие жилых комнат деревянным срубом. В каждый из склепов клали погибшего воина во всём воинском облачении, с боевым оружием и всеми необходимыми в быту предметами пользования, ведь душа алана после смерти живёт в потустороннем мире и нуждается во всём, что человек имел на земле. Оставляли запас провианта в закрытых глиняных горшках, вино и воду в амфорах. Кроме того, погибшему посвящали коня, который должен сопровождать хозяина в Царстве Мёртвых. Для этого жрец в белом навешивал на животное доспехи хозяина и водил вокруг места захоронения, рассказывая о лучших качествах умершего, прославляя его отвагу и доблесть. Затем скакуна закалывали и укладывали в склеп рядом с его наездником.
Отдавая дань почести, первым возложили в приготовленный склеп тело погибшего командира турмы разведчиков Афсарага. Выбранный вместо него из опытных воинов новый предводитель по имени Уархаг (волк) теперь распоряжался траурной церемонией. Он обменялся оружием с погибшим, выразив тем уважение к заслугам предшественника, сам отнёс мёртвое тело в приготовленную могилу. Последним из погибших возложили на смертное ложе так и не осуществившего заветную мечту беднягу Зеваха. Молодой алан, не успевший сразить ни одного врага, в самом начале атаки получил парфянскую стрелу. Вон глубоко проникший обломок её торчит из пробитого правого глаза.
Распарагану было жаль преждевременно ушедшего в другой мир приятеля, мёртвое лицо которого с заострившимися чертами всё стояло перед глазами, пока перекрывали брёвнами склепы и возводили над ними высокий земляной курган.
А потом был поминальный пир, начался который со священной традиции: знатные воины, прославляя богов, поочерёдно отпивали ронг из чаши Уацамонга. С ними вместе из этого сосуда позволялось пить лишь тем, кто убил в своей жизни хоть одного врага. Прикладываясь к почётной чаше, Распараган ощущал небывалый прилив отваги, будто вбирал в себя вместе с хмельным напитком боевой дух, вдохнутый в него приложившимися ранее к ковшу бывалыми аланами. Одновременно с трапезой, тут же, происходили состязания в силе и ловкости, поединки на мечах, скачки. Победителям вручали оставшееся от погибших оружие, коней или что-нибудь из захваченных ими трофеев. В общем, тризна продлилась до глубокой ночи.
***
Вскоре пала и столица Армении Артаксата, сподвижница Рима в Закавказском регионе. На два года вся громадная территория до самой Каппадокии оказалась в полной власти аланов. Не поддаётся никакому учёту то количество поживы, которое за это время было вывезено степняками. Эта война дала поистине толчок для дальнейшего расцвета кочевой империи аланов.
Весь мир всполошился! На Востоке, в степях Меотиды, между Боспорским царством и Гирканским морем, на землях Скифии и Сарматии, родилась новая сила – степная империя кочевников Алания. Никто не может противостоять хорошо организованным ордам степняков. Лучшие армии мира терпят поражения и бегут в панике, оставляя территории. Неудержимая конница варваров, применяя неслыханную до сих пор тактику, пробивает даже знаменитые фаланги тяжеловооружённой пехоты, перенятые римлянами из воинского наследия Александра Великого. Даже гордая Парфия, остановившая дальнейшее продвижение великой Римской империи на Восток, и та не может устоять против народившейся силы.
Глава 3
Неделю донимала непогода. Ветер то крепко хлестал дождевыми струями, то вдруг наступало затишье, и тогда нудная морось продолжала разводить мерзостную слякоть. Под ногами неприятно хлюпала жидкая хлябь, казалось, конца не будет обрушившемуся на землю ненастью. Здесь, в степях Гирканского побережья, в разгар летнего сезона подобная погода нетипична. Но по какому-то природному капризу ветер с севера нагнал несметные табуны серых туч, и незримый небесный погонщик гневно лохматил их мягкие гривы, теребя и кромсая своим кривым огненным посохом.
Буйно разросшийся травяной покров бесцеремонно прибило к земле неистовыми водяными потоками, и ветер зло трепал бескрайние ковыльные просторы, напоминавшие теперь волнующееся море.
Трудно приходится путнику, застигнутому в степи распоясавшейся стихией. На расстелившемся как скатерть плато, вздыбленном кое-где холмами, негде и переждать непогоду, укрывшись от пролившейся с неба влаги. Остаётся только раздражённо чертыхаться в душе и клясть каверзный нрав неугомонных богов.
Под вечер седьмого дня, наконец, первый сверкающий луч пробился сквозь пелену дождя, и тотчас на другом краю небосвода яркими цветами спектра вспыхнула радуга, предвещая близящийся конец ненастью. И действительно, небо стало проясняться, зазвенели птичьи голоса. Тёмные капли, тяжело повисшие на травяных стеблях, кристально засверкали мириадами бриллиантов. Через короткое время ветер совершенно утих. Мокрая степь, успокоившись, поблёскивала, будто разбросанными кругом яркими самоцветами. А солнце, окончательно выкатившись на простор, надменно взирало на медленно удаляющуюся серую пелену дождя.
…Уже двенадцатый день дружина аланских кочевников выслеживает добычу. Они ищут удобный момент, чтоб напасть на скотоводов-массагетов, выпасающих многочисленные стада своих животных. Воинственных аланов больше всего привлекло здесь то, что среди бессчётного количества травоядных оказался огромный табун лошадей, а степные витязи, как никто другой, знают толк в скакунах и умеют ценить их по достоинству. Потому и являются они лучшими наездниками. Да и как обойтись без доброго и надёжного коня воину? Все соседние народы пребывают в постоянном страхе в ожидании неожиданного нападения аланов, держат наготове вооружённые отряды для отражения возможных посягательств на их собственность. И ничего тут не поделаешь – такова жизнь! Либо у тебя заберут всё: жену с детьми и продадут их в рабство, нажитое непосильным трудом добро, и даже лишат самой жизни. Либо ты будешь в кровавых сражениях отстаивать своё право на существование. Уж так распорядилась природа, чтоб в непрестанной борьбе совершался естественный отбор и выживали наиболее сильные.
Скептух аланов – овеянный боями и умудрённый жизненным опытом воин по прозвищу Уархаг занял стратегически важную позицию: расположил основные силы отряда на господствующем над всей округой высоком холме. Дружинники со своими конями укрылись под сенью густо разросшихся по склонам высоты деревьев. И только лазутчики из числа молодых воинов, переодетые в одеяния скотоводов-кочевников, чтоб не привлекать к себе внимания, разъезжали по степи под видом обычных путников с целью добычи необходимых сведений о количестве вооружённой охраны противника, характере его вооружения, расположении отрядов охранения и т. д. Под покровом темноты все разведданные лазутчики доставляли в лагерь и докладывали предводителю, а тот, в свою очередь, держал совет с бывалыми своими соратниками. Но до сегодняшнего дня пока не представилось подходящего случая, чтоб совершить нападение и отбить часть животного поголовья у хозяев.
И вот, сегодня почти все лазутчики вернулись в стан и доложили обстановку. Не было только последнего, двадцать пятого. Время уже перевалило за полночь, а юноша всё ещё не появлялся. Уархаг чутьём опытного вождя чувствовал, что надо ожидать какие-то ценные сведения от разведчика, ибо тот долго не стал бы задерживаться, а поспешил скорее к сородичам и, чтоб получив честно заслуженный пай – кусок сыра и вяленого мяса на ужин, с осознанием выполненного долга устроиться до утра на отдых.
Предводитель уасдана (дружины) знал, что Андабур хоть и юн возрастом, но уже достаточно хорошо зарекомендовавший себя воин. Он смел и хитёр, как старый лис, знает языки других кочевых народов. И откуда только в столь юном возрасте мальчишка успел всему научиться? Вождь питал явную симпатию к младшему своему соратнику, а посему заметно тревожился за юнца. Ну вот, наконец, донеслось из темноты приглушённое конское фырканье – животное почувствовало близкое присутствие других коней и реагировало на это. Аланские кони прекрасно понимают когда они находятся в боевой обстановке и никогда не выдадут себя неосторожными действиями. Беспокойство Уархага улеглось – последний лазутчик прибыл в лагерь.
– Ты почему так долго не возвращался? – с напускной строгостью вопрошал юношу старший.
– Раньше не получилось, – ответствовал Андабур. – Как стемнело, я пробрался к этим презренным овцеводам, почти к самым их кострам, и подслушал разговоры.
– И что ты выяснил? Знают ли они о нашем присутствии?
– Нет, кафтисар (начальник)! Они, как их овцы, уткнулись мордами себе под ноги, выискивая траву посочнее, и не ведают, что творится вокруг. Хоть бери их голыми руками.
– Однако, охраны у них 4000 всадников и каждая тысяча расположена по четырём сторонам света, а нас только – 2500. Преимущество, как видишь, за массагетами. Если мы нападём первыми, то пока будем расправляться с одной их алой, три других обойдут нас и мы окажемся в кольце.
Разведчик нетерпеливо переминался на месте:
– Но я ещё не всё сказал. Завтра у пастухов начинается большой массагетский праздник. Старшие воины на три дня уедут к семьям. Здесь останутся лишь молодые и неопытные. Им привезли четыре бочонка греческого вина, и овцеводы соберутся возле своего каменного идола, который установлен в той дальней осиновой роще у источника, куда они гоняют стада на водопой. В этой роще находится жертвенник, там все три дня они будут пировать и состязаться в силе и ловкости. Со стадами останутся лишь пастухи, да и то в уменьшенном количестве.
– Да, это наш шанс! И его надо использовать, – яростно сверкнул очами предводитель.
Срочно собранный военный совет продолжался недолго. Решено было немедленно, чтобы успеть до рассвета, переместиться всеми силами ближе к священной осиновой роще и там затаиться в разных местах степи на окружающих холмах и в оврагах и ждать условного сигнала к атаке. Волк распределил все силы на две части: большая, количеством в две тысячи всадников, должна будет неожиданно напасть и расправиться с охраной и дальше прикрывать отход другой части, которая состоит преимущественно из юных наездников и погонит лошадиный табун и другую скотину в аланские земли. На случай, если погоня кинется отбивать свои табуны, находящиеся в прикрытии более опытные воины должны будут отбивать все такие попытки. Каждый из вожаков отрядов, составленных из представителей отдельных родов, получив от вождя необходимые указания, повёл своих родственников в назначенное для их турмы укрытие.
Весь день приготовившиеся к атаке аланы наблюдали, как вдали курились дымы от жертвенных костров. Иногда вблизи на полном скаку проносились соревнующиеся в лихой езде пьяные всадники. Во второй половине дня достаточно охмелевшие пирующие массагеты окончательно утратили бдительность и уже не способны были реально оценить окружающую обстановку.
Миг развязки настал!
