скачать книгу бесплатно
Лесник сел и непонимающе посмотрел на нас. Через несколько мгновений в его глазах промелькнул огонек узнавания, и он, помотав головой, встал и потянулся. Наскоро позавтракав, мы вышли из дома – впереди Ян с ребятами, потом лесник, а за ним – мы с Антоном. Отойдя от дома, мы пустили Богдана вперед и пошли за ним.
Путь к месту, где, по словам лесника, мы могли разжиться оружием, занял несколько часов. Следуя за Богданом по утреннему лесу, я все думал о том, не обманет ли он нас и не заведет ли в засаду. Хотя не мог же он организовать эту засаду, находясь под постоянным присмотром. Однако вывести нас на отряд немцев или полицаев – это он вполне мог. Но раздобыть оружие было необходимо, и приходилось рисковать. А что делать с лесником после того, как выйдем на место? Отпустить или все же не рисковать? Этот вопрос мучил меня больше всего. Риск, конечно, есть, но и стрелять его особо не за что… Просто для профилактики? Типа «ничего личного – только бизнес»? Я представил себе, как всаживаю Богдану пулю в спину после того, как он станет уже не нужен… Нет, я не отморозок. Если честно выведет нас к оружию – отпущу его. Не знаю, может, я идиот, но стрелять в спину безоружному, не сделавшему мне ничего плохого человеку не буду. А вот если попытается предать, то с чистой совестью можно будет от него избавиться.
– Следи за ним, – шепнул я идущему рядом Антону. – Глаз не спускай. Особенно когда будем собирать оружие. Если что-то заподозришь – стреляй.
То, что Богдан все же ведет нас к обещанному месту боя, а не в засаду, я понял по запаху. По моим прикидкам, идти было еще около километра, а я уже почувствовал пока слабый, но явственный запах разложения. Вскоре мы вышли к небольшой лесной дороге.
– Туда, – махнул вправо рукой Богдан, – еще минут пять ходьбы.
– Так пошли! Чего стоять? – сказал Антон.
– Я ж говорю, шо мне там дурно. – Лесник повернулся ко мне. – Тут уже ком к горлу подступает, а там вообще дышать не могу!
– Ну не оставлять же тебя здесь, – парировал я. – Сам понимаешь, вдруг ты сбежишь и наведешь на нас кого-нибудь. Придется тебе потерпеть.
С горестным вздохом Богдан развернулся и пошел вдоль дороги. Запах все усиливался и в конце концов стал настолько сильным, что я еле сдерживал рвотные позывы. Желудок словно скрутило в тугой узел, выдавливая его содержимое наружу.
– Зря только завтракали… – сдавленно выдохнул Антон, но договорить не успел. Мы вышли за поворот дороги, и нашим глазам открылась картина произошедшего здесь боя. Антон, судя по звукам, все же проиграл схватку с тошнотой. Я тоже, быстро прижав к нижней части лица рукав, чувствовал, что скоро присоединюсь к нему.
На обочине дороги, метрах в десяти от нас, стоял обгоревший немецкий танк. Чуть дальше, на небольшой, изрытой воронками полянке, слева от дороги, виднелся ряд наскоро вырытых ячеек, в которых лежали раздувшиеся трупы бойцов Красной армии. Бойцы лежали и на дороге, и на самой полянке. Всего на первый взгляд – около полусотни тел. Рядом из кустов торчал ствол разбитой сорокапятки. Немецких трупов я не увидел. Что здесь произошло? Еще в будущем, до переноса во времени, я старался по расположению найденных гильз и прочего железа определить примерный ход боя. Кто и откуда наступал, кто оборонялся… Здесь, похоже, отступающими частями Красной армии был оставлен заслон, задачей которого было задержать преследующего их противника. Справились ли они с задачей? Судя по тому, что вокруг были трупы только наших солдат… Впрочем, судя по числу воронок, бой был долгий и бойцы как минимум задержали немцев. Да и урон нанесли, наверное, серьезный – танк вот подбитый. Но все же уничтожить противника заслон не смог – немцы собрали своих убитых и раненых. Поэтому и нет немецких трупов. А почему не собрали оружие? Спешили и оставили это дело на тыловые части или просто не захотели? Вроде бы в начале войны у них был приказ продвигаться как можно быстрее, не отвлекаясь на подобные мелочи. Значит, спешили… Все эти мысли закрутились в моей голове скорее как защитная реакция – чтоб как-то отвлечь внимание от раздутых, пролежавших здесь уже, наверное, месяца полтора трупов. Впрочем, размышления могли прогнать только мысли о вони, но не саму вонь.
Махнув рукой своим спутникам следовать за собой, не в силах сказать ни слова, я отбежал метров на двадцать назад. Когда трупы исчезли из вида, а запах чуть-чуть ослабел, немного отступила и тошнота. Я дождался, пока ко мне присоединятся остальные. Хуже всех выглядели Славко и Казик. Зеленые, со слезами на глазах… Пацанов стало действительно жалко.
– Славко, Казик, – обратился я к ним. – Остаетесь здесь и будете сторожить Богдана. Славко, держи пистолет. Богдан, извини, но мне придется связать тебе руки, пока не вернемся. Сними-ка ремень.
Лесник встрепенулся и хотел было возразить, но на него уже глядели своими черными, холодными глазками два ствола. Снова вздохнув, он выполнил приказ и протянул мне свой ремень. Хороший, надо сказать, ремень. Кожаный, с большой пряжкой. Как раз то, что надо. Когда-то в детстве мне показывали, как просто и надежно связать руки таким ремнем. Вроде бы этот метод использовался еще с Русско-японской войны. Впрочем, точно о происхождении этого способа я сказать не могу. Связать таким ремнем очень просто – надо сложить противоположный от пряжки конец вдвое и пропустить его через пряжку так, чтобы получилось как бы две петли, одна в другой, а оставшаяся часть ремня торчала из пряжки. Потом эту конструкцию надевают на руки и, потянув за свободный конец, просто затягивают. В итоге выходит, что внешняя петля сдерживает внутреннюю и, если кожа ремня нормальная, освободиться очень проблематично. А для верности можно еще и закрепить свободный конец в пряжке.
– Только сиди спокойно, – предупредил я лесника, закончив его связывать, – ребят не нервируй. И не бойся – мы, как закончим, сразу тебя отпустим. Не обманем. Антон, Ян, пошли.
Мы снова вернулись к месту боя. Не скажу, что впечатление оно произвело менее гнетущее, чем в первый раз. Даже наоборот. Тогда мы смотрели на погибших бойцов с расстояния, а сейчас пришлось подходить к ним вплотную. Вблизи многие тела оказались не только раздутыми, но еще и обгрызенными местным зверьем. Мы собирали все, что находили. То и дело кто-то из нас сгибался в новом приступе рвоты – сухой, потому что все, что можно было из себя извергнуть, уже было извергнуто. Подобранные карабины мы относили к тому месту, где оставили ребят и лесника. Особенно трудно было собирать патроны и гранаты. Приходилось расстегивать подсумки, висящие на ремнях полуразложившихся трупов. Впервые столкнувшись с этим делом, я сказал Антону и Яну собирать боезапас только с тех бойцов, которые лежали на спине – переворачивать лежащих на животе мы были уже не в силах, тем более что при попытке перевернуть бойца одежда на нем расползалась вместе с плотью.
Так мы промучились почти час. Работа шла медленно, но в конце концов у нас скопилась целая гора оружия – два нагана, почти сорок карабинов Мосина, две СВТ, два ДП и два маузеровских карабина, валявшихся в кустах и, очевидно, не замеченных немцами, когда те забирали своих. Ко всему этому мы собрали много патронов – я их даже не считал. Патроны, в обоймах и россыпью, мы просто сбрасывали в найденный вещмешок и набили его почти полностью. Отдельно сложили четыре диска к ДП, из которых только один был полон. Кроме того, нашей добычей стали почти два десятка гранат – три Ф-1, а остальные – РГД-33. Вдобавок к оружию и боеприпасам мы захватили с собой еще несколько саперных лопаток.
Покончив со сбором валявшегося на земле оружия, присели передохнуть у собравшейся груды. После такой работы дико хотелось курить, хотя бы чтоб отбить запах. Стоит заметить, что все это время, с того момента как я очнулся в погребе Ежи, я, соблюдая уговор с Олей, не курил. А вот сейчас решил нарушить обещание. Самокрутку мне, по моей просьбе, свернул Ян. Вдохнув резкий дымок, немного потеснивший трупную вонь, казалось навечно въевшуюся в мои легкие, я немного расслабился.
– Ну шо, – подал вдруг голос Богдан, – когда меня развяжешь?
– Потерпи немного, – ответил я и повернулся к Антону с Яном: – Надо в танке посмотреть. Может, что полезное найдем. Пулеметы, там…
Возвращаться на поляну никому не хотелось, но никто не протестовал. Когда мы подошли к танку, я рассмотрел его уже во всех подробностях. Что я могу сказать? Обгоревшая махина, черная от копоти, не была ни «двойкой», ни «тигром». Не специалист я в немецких танках. Да и в наших – тоже. Небольшой, где-то на метр выше меня, казавшийся узким, танк был вооружен какой-то мелкой, не внушающей почтения пушкой, с которой был спарен пулемет. Второй пулемет торчал впереди из корпуса. Возвращались мы, как оказалось, зря. Пулемет, который торчал из корпуса, мы смогли снять с турели. Правда, для этого пришлось покопаться, наверное, минут двадцать, но радовало хоть то, что запах гари вблизи танка, а особенно внутри его практически перебивал вонь гниющих тел. В итоге перед нами на земле лежала здоровенная «дура» неизвестной мне системы. Рифленый ствол с раструбом на конце в квадратном дырчатом кожухе уходил в большую квадратную коробку с пистолетной рукоятью. Что это за зверь, я так и не понял. Единственное, смог определить – в ленте пулемета были обычные патроны 7,92 Маузер. Точнее, когда-то были. Огонь, охвативший весь танк, уничтожил всю боеукладку, в том числе и запас патронов к пулемету. Я вообще удивляюсь, как этот танк не разнесло на мелкие куски после детонации снарядов. Что же касается пулемета, то в искореженной ленте остались только разорванные гильзы. Такие же, как и те, которые устилали ковром все днище танка. Посоветовавшись, мы решили пулемет не брать. А смысл тащить с собой эту бандуру, по прикидке – не меньше двадцати килограммов весом? Еще и без патронов. Кроме того, насколько я понял, даже если бы были патроны, то без станка стрелять из этого пулемета было бы нереально. И это при том, что вообще неизвестно, работает ли он еще после того, как в ленте рвались патроны. Сама лента была вся искорежена. Но и оставлять оружие на дороге не хотелось – мы прикопали его чуть в стороне от дороги и вернулись к леснику и ребятам.
– Ну что, Богдан, – сказал я, подходя к связанному леснику, – ты свое обещание выполнил.
Лесник напрягся. После того как я связал ему руки, он явно не ожидал, что его отпустят. Я ослабил ремень и отдал его хозяину.
– Спасибо тебе за помощь. Можешь идти домой. Антон, – я повернулся к Антону и отдал ему карабин лесника, – проводи его до дома. Там отдашь ему карабин, только сначала разряди, и возвращайся сюда.
– Сделаем. – Антон повесил карабин лесника на плечо и пошел вслед за Богданом, медленно удаляющимся от нас.
Я пошел рядом с Антоном.
– Когда проведешь его, – шепнул я, – и будешь возвращаться, спрячься где-то недалеко от дома. Полежи с полчаса и посмотри, не идет ли он за тобой. Если что – пристрелишь его. Понял?
Антон молча кивнул и уставился на лесника, который как раз оглянулся. При виде меня, шепчущего на ухо Антону, Богдан скривился и как-то сразу поник. Шаги у него стали тяжелые, шаркающие. Думает, что я приказал Антону убить его? В принципе, он прав. Но здесь все зависит от него – если не пойдет за Антоном или не сделает какую-то другую глупость, никто его не тронет. Я, приветливо улыбнувшись, помахал леснику рукой и вернулся к Яну, Славко и Казику. Надо решить, что делать с найденным оружием.
* * *
Видели бы вы глаза Славко и Казика, когда я выдал им их первое оружие! Ребята так вцепились в карабины, сжали их с такой силой, будто я дал им что-то такое ценное, что даже не описать. И смотрели они на меня так преданно…
– Бойцы, – горящий взор пацанов мне совсем не понравился, – вы глупостей-то не наделайте! Ваша задача как партизан какая?
– Немцев стрелять! – тут же ответил Славко, и его слова эхом повторил Казик.
– Это понятно. Только немцев надо с умом бить. Запомните, ребята, главная задача бойца – выполнить приказ. И по возможности выжить. Понятно? – Пацаны кивнули, а я продолжил: – Погибнуть сможет любой дурак. А вам надо именно выжить. Чтоб потом вы могли выполнить новый приказ. Так что на рожон не лезть. Не стрелять в первого попавшегося врага, тем более если он силой вас превосходит.
Не знаю, какой эффект произвела моя речь, но я надеюсь, что теперь Славко и Казик не кинутся бездумно в бой. И не погибнут в этом же первом бою. Глаза их все так же сверкали и лица выражали твердую решимость, не предвещавшую врагу ничего хорошего. В любом случае хотя бы первое время надо будет за ними приглядеть.
Светиться на дороге было ни к чему, и мы перетащили собранное оружие подальше в лес, а затем я послал Славко и Казика на поиски приметного места, подходящего для того, чтобы спрятать там оружие. Не тащить же нам пятерым всю эту гору железа с собой! Пусть оно лучше полежит в земле, а потом, когда у нас в отряде появятся новые бойцы, выдадим им оружие с этого склада. Примерно через полчаса ребята отыскали подходящее место – большое дерево, ствол которого раздваивался у самой земли. Вдобавок к этому еще одной «особой приметой», по которой можно будет опознать место, было лежащее рядом еще одно дерево – старое и трухлявое, видимо поваленное когда-то ветром. Мы перетащили туда свой арсенал и принялись копать яму, в которой собирались схоронить оружие до лучших времен. Копали глубоко – я рассудил, что лучше сделать глубокую яму и уложить в нее карабины в несколько рядов, чем копать неглубоко, но на большой площади. Так оно незаметнее. Когда яма была готова, я отобрал у Яна его обрез и выдал ему взамен СВТ, отложил в сторону один из пулеметов и все диски, которые собирался отдать Антону. Немного поколебавшись, я взял себе вторую «светку». Причиной моих сомнений служило прочитанное об СВТ когда-то в Интернете. Там говорилось, что наши, в отличие от немцев, которые с удовольствием меняли при возможности свои «маузеры» на СВТ, очень не любили эту винтовку. Несмотря на все преимущества десятизарядного полуавтомата перед «мосинкой», в которой приходилось постоянно передергивать затвор, СВТ нуждалась в гораздо более тщательном уходе и тонкой настройке чего-то, что я уже не помнил. Но все же я махнул рукой на эту проблему и взял винтовку. Остальное оружие, кроме револьверов, мы уложили в яму и засыпали ее землей, выложив сверху предусмотрительно сохраненный дерн. Эх… Если бы найти такое место в будущем, во время своих «покопушек»… Нет, я, конечно, никогда не тащил домой подобное железо – проблемы с законом мне не нужны. Но хотя бы сфоткаться со свежевыкопанным «дегтярем», да на фоне горы «мосинок»… Правда, за десятилетия, проведенные в земле, все деревянные части сгнили бы, а сталь покрылась бы ржавчиной, но все равно фотки вышли бы замечательные! Впрочем, что сейчас об этом думать…
До возвращения Антона, по моим прикидкам, было еще больше трех часов. К тому месту, где мы должны встретиться, я выслал Казика, поручил Славко и Яну почистить пролежавшее долгое время на земле оружие, а сам, с помощью Славко, принялся разбираться с дисками к ДП – чтобы не тратить времени зря, возникла идея их снарядить. Вот здесь, должен вам сказать, я сразу же попал в тупик. Снарядить обычный, «рожковый», магазин легко. Основной принцип каждый знает с детства. А вот с этим диском… Сколько «теплых» слов услышал бы от меня тот Дегтярев, который выдумал эту систему, встреться он мне! Вначале я сидел и с умным видом крутил в руках диск, пытаясь логически разрешить задачу его снаряжения. Логика подсказала, что либо патроны придется засовывать в окошко, через которое они подаются в пулемет, либо диск надо разобрать. В этот момент я, наверное, сильно напоминал обезьяну, которая тщетно пытается разгадать назначение чего-то, типа микроскопа или другой подобной вещицы. В отличие от той обезьяны, для чего нужен диск, я знал точно, но вот как туда засунуть патроны… На помощь мне, взяв другой диск, пришел Славко. Теперь в лесу сидели две «обезьяны» – результат от этого не изменился. Я решил проверять свои идеи последовательно. Вначале попытался засунуть патрон в окошко, но из этого ничего не получилось. Потом начал искать, как разобрать диск. Тоже безрезультатно. Хотя не совсем безрезультатно. Здесь я заметил, что диск состоит из двух половинок и верхняя половинка с натугой, но вращается относительно нижней. В общем, мучились мы долго, но разгадку все же нашли. Система оказалась абсолютно идиотской. Причем идиотской до такой степени, что удобнее всего снаряжать диск было вдвоем. Надо было отжать подаватель и, удерживая одну половину диска, вращать вторую, при этом закладывая по одному патроны. Чудо техники, что тут скажешь…
Кое-как разобравшись с одним диском, я решил, что пусть с остальными дисками мучается Антон, и подошел к Яну, колдовавшему над своим карабином.
– Ну что, ты подумал, кого в отряд можно еще взять?
– Подумал. – Ян оторвался от карабина и отложил его в сторону. – Человек пятнадцать где-то.
– Надежные люди?
– Поручусь, как за себя! – Он нахмурился и опустил глаза. – Сначала прикинул, больше двадцати человек можно… А потом отобрал только тех, кому полностью доверяю.
– Вот и хорошо, раз уверен. – Я присел рядом и посмотрел Яну в глаза. – Люди из одного села или из разных?
– Та из разных. Васыль из Гощи, Степан, Мыкола, Тарас из Воскодавов…
– А поближе к лесу никого нет? – Насколько я помнил, Воскодавы находились километрах в двадцати с чем-то от леса, а в Гощу после подрыва моста лучше вообще пока не соваться.
– Двое из Коросятина есть. А ближе… – Ян задумался, а потом покачал головой. – Только двое.
– Вот что, Ян, – я помолчал, оформляя в голове мысль, – когда дождемся Антона, пойдем к Коросятину. В село пойдешь сам, ночью. Пригласи этих двоих на разговор. Только так, чтобы ни тебя, ни их никто не заметил. Сделаешь?
Антон появился только через два часа. Вначале мы услышали, как кто-то пробирается через лес, и схватились за оружие, но это оказались Антон с Казиком.
– Порядок, – доложил Антон, подойдя ко мне. – Довел до дома, отдал карабин и залег в кустах неподалеку. Он никуда не выходил.
– Ну и хорошо. – И я кивнул ему на пулемет. – Карабин давай сюда, а сам возьмешь вот это и наган.
Дав Антону отдохнуть, мы прикопали отдельно отобранный у него карабин и отправились к Коросятину. До места дошли вечером. Путь по лесу был спокойным, будто и не было вокруг никакой войны. Только оружие у каждого за спиной напоминало о суровой действительности. Я заметил, что все меньше вспоминаю о своей прошлой жизни – о будущем. Как звучит – «вспоминаю о будущем»! Похоже, начинаю вживаться в роль партизана Великой Отечественной войны… Или уже вжился? Нет, знания из будущего, среди которых есть и крохи полезных, никуда не делись. Просто я что-то уже давно не сожалею об оставшихся позади (впереди?) прелестях и комфорте цивилизации. Когда я в последний раз вспоминал, что такое душ, метро, Интернет? Все это выпало из моей жизни, оставив едва заметные следы, будто сказка, услышанная в детстве. Интересно, каким я стану, если еще побуду в этом мире? Физическая форма пришла в норму и – даже больше – улучшилась. Теперь дальние походы по бездорожью не вызывают у меня такой усталости, как в первое время. Психическая форма… Не знаю, может, у меня изначально с планкой что-то не то было – убиваю людей, пусть и в немецкой форме, и не испытываю никаких угрызений совести. Впрочем, лесника я все же не смог убить, хотя сам назвал бы идиотом того, кто поступил бы так, как я… Правду, видимо, говорят – человек может приспособиться ко всему. А я, похоже, прожил здесь уже достаточно долго, чтобы начать приспосабливаться. Или это у меня «приспосабливаемость» такая повышенная? Почувствовав смутную тоску, я мотнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Думать потом буду – после войны, если выживу. А то или крыша поедет, или проколюсь в чем-нибудь. Перефразируя древних, скажу: во многой мысли – много печали.
На опушку леса мы вышли глубокой ночью. Впереди, за полями, где-то лаяла собака, светился одинокий огонек – кто-то не спал.
– Ян, до Коросятина отсюда сколько?
– Час идти, – ответил тот, почему-то перейдя на шепот.
– Тогда давай быстро туда. Передашь своим людям, что мы будем ждать их после полудня возле того перекрестка, через который недавно прошли. Запомнил? Передай: если согласятся, пусть скажут, что за дровами или еще за чем-то в лес идут. Все, давай.
Ян исчез в ночной темноте, а мы, распределив дежурства, легли спать. Мое время стоять на посту наступило перед самым рассветом. Антон растолкал меня и, когда я, позевывая, поднялся, лег на мое место. Завистливо поглядев на тут же захрапевшего товарища, я принялся, прогоняя сон, расхаживать из стороны в сторону. Прохладно, однако. Лето почти закончилось, и ночи становятся все холоднее. Кстати, о холодах. Зима этого года, насколько я знаю, будет суровой. Надо бы уже загодя приготовить сани, то бишь место для зимовки. Или на хуторе каком-то остановиться? Нет, хутор – не вариант. Даже сейчас нас слишком много – рано или поздно заметят. Значит, надо организовать лагерь в лесу. А что я знаю о подобных лагерях? Придется копать какие-нибудь землянки, или в чем там партизаны жили. Я продолжал расхаживать, отгоняя холод мыслями о зимних морозах и о том, как их пережить. Да, придется-таки рыть землянки. Заодно получим скрытое убежище на всякий случай. Вон бойцы УПА в своих «крыивках» аж до середины пятидесятых прятались, хотя искали их очень серьезно. Неплохо бы и нам что-то подобное сделать. Ладно, оставим этот вопрос на будущее. До зимы еще дожить надо.
Вернулся Ян, когда уже совсем рассвело. Увидев его еще издалека, я разбудил остальных.
– Ну как? – спросил я, когда Ян вошел в лес.
– Придут, – обрадовал нас известием Ян. – Я не говорил про партизан, да они сами догадались.
– Это как они догадались? – переспросил Антон.
– Так полицаи всем рассказали, шо меня ищут!
– Точно люди надежные? – забеспокоился я. – Полицаям не сдадут?
Ян только покачал головой – видимо, устал уже уверять меня в надежности своих знакомых.
– Ладно. Тогда идем к перекрестку.
У перекрестка я оставил только Казика, приказав тому залечь в кустах и не высовываться, пока не появятся те, кого пригласил Ян. Казик должен был, убедившись, что нет никакой опасности, проводить пришедших к остальным. Сами же мы отошли поглубже в лес. Ян улегся спать – отдохнуть ему этой ночью, в отличие от нас, так и не пришлось. А мы с Антоном уселись поудобнее и перекусили остатками еды, которую захватили с собой, когда бежали с хутора.
– Что дальше делать будем? – спросил Антон, медленно пережевывая остатки хлеба.
– Что делать? – не понял я. – Воевать будем.
– Я имею в виду, – Антон опрокинул в рот остатки крошек с ладони, – как воевать?
Да, действительно. Я только сейчас понял, что плана у меня, собственно, нет… Как-то не подумал я, чем именно мы займемся. Связи с большой землей у нас нет – значит, разведданные собирать пока нет смысла. Следовательно, основной упор придется делать на уничтожение противника. С этим тоже не все гладко. Взрывчатки у нас нет, и большие засады мы организовывать не сможем. Зато есть куча стрелкового оружия и немного гранат. Получается, что пока в наших силах лишь налеты на слабо охраняемые объекты, одинокие машины и небольшие группы полицаев и немцев. Сколько соберем в отряд людей – это и определит, насколько небольшие группы нам по силам. Что еще? Надо будет еще устроить всем экзамен по стрельбе – вдруг найдется кто-то достаточно меткий для снайперской работы. Тогда можно будет реализовать мои старые задумки по отстрелу офицеров. Еще надо будет выяснить у местных по поводу минных полей – там разживемся взрывчаткой и сможем развернуться уже более широко. Вплоть до диверсий на железной дороге. Дальше что? Ближайший крупный город – Ровно. Что там у немцев – хрен его знает. Мои знания из будущего по этой местности практически равны нулю. Не интересовался я Ровно! Надо будет кого-то послать в город и разузнать, что да как. Может, попытаться на подполье выйти? А есть ли в Ровно подполье? Тоже выясним…
– Как воевать, говоришь? – Все то время, пока я думал, Антон тоже молчал. – Для начала соберем отряд, а там – посмотрим. Пока с тем, что у нас есть, мы много не навоюем…
* * *
Полдень давно прошел, но гости все не появлялись. Настроение стремительно падало – я стал предполагать худшее. Может, они и не придут? Или что-то случилось? А вдруг кто-то оказался не настолько надежен, как предполагал Ян? Нет, в этом случае нас бы уже окружали. Почему же они не идут? Когда я уже совсем извелся, в сопровождении Казика появились двое. Один из пришедших, здоровенный крепкий мужик с широким, заросшим седой щетиной лицом, оглядел нашу компанию и, мне показалось, будто сразу как-то сник. Он глянул на второго, который был ростом пониже, но тоже внушительного вида, и снова посмотрел на нас. Навстречу им тут же поднялся Ян.
– А мы уже думали, не придете. – Он крепко пожал руки каждому и повернулся ко мне: – Наш командир – Алексей, а это – Антон. Славка и Казика вы знаете. А это – Тарас Бжынский и Костя Гарченко.
Мы с Антоном пожали руки Тарасу и Косте. Я чувствовал себя как-то неуютно – Тарас, который покрупнее, услышав, что я и есть командир отряда, не отрывал от меня взгляда, будто обмеривая и взвешивая. Что творилось у него в голове, не знаю, но, судя по выражению его лица, я не произвел впечатления.
– Вы, наверное, догадываетесь, зачем Ян вас сюда пригласил? – спросил я после того, как обмен приветствиями закончился.
– То вы и есть партизаны? – вопросом на вопрос ответил Тарас.
Я уперся взглядом ему в лицо. С этим товарищем, похоже, надо пожестче – не дать ему почувствовать слабину. Видно же, что как командира он меня не воспринимает ни в каком виде. Во как смотрит – твердо, изучающе, прямо в глаза. Еще чуть-чуть – и начнет кривиться, будто лимон жует.
– Да, мы – партизаны, – твердо сказал я, не отрывая взгляда от глаз Тараса. – Ян говорил, что каждому из вас есть за что не любить немцев. Это правда?
– Правда. – Тарас молчал и ответил за обоих Костя. – У меня два сына в Красной армии. Младшего, Андрюшку, убили подо Львовом, а старший, Сашка, вообще неизвестно где. Как немцы пришли – никаких вестей от него не получал.
– А ты? – Я кивнул Косте и обратился к Тарасу.
– Сына застрелили, – после паузы, во время которой продолжалась борьба взглядов, наконец-то ответил Тарас. – Я на заработках в Ровно был, а на поле винтовку подобрал и у сарае спрятал. А потом в полицая стрельнул.
– Да, мужики… – Я сел под деревом и жестом пригласил присаживаться остальных. – Любить немцев вам действительно не за что. Так вот, я собираю сейчас партизанский отряд, и мне нужны люди. Пойдете ко мне?
Гости тоже сели на землю. Костя задумался, поглядывая то на меня, то на Яна, а Тарас принялся скручивать самокрутку. При виде табака жутко захотелось курить и мне. Но просить угостить и меня табачком я не стал – что это за командир, который вербует бойцов и сам же у них попрошайничает?
– А хто ты такой, шоб мы шли под твою команду? – Тарас лишь на мгновение опередил с ответом Костю. Тот уже открыл было рот, чтобы ответить, но после вопроса Тараса промолчал и вопросительно уставился на меня.
– Я? – Судя по поведению Тараса, такого вопроса следовало ожидать, но он все же заставил меня растеряться. – Найденов Алексей. Боец Красной армии, который оказался в тылу противника. За последние полтора месяца воевал в двух партизанских отрядах. Командовал группой подрывников. Мост у Гощи, который взорвали, – моя работа.
Говорил я сухо, отрывистыми фразами, будто читал автобиографию на каком-то собрании. Каждое слово я старался вбить в собеседников. При этом не должно было казаться, что я хвастаю, – все должно выглядеть простым перечислением фактов. Я не набиваю себе цену, а просто излагаю факты из своей партизанской жизни.
– Мост, говоришь? – Тарас криво усмехнулся и покачал головой. – Так там поубивали всех, хто его взорвал…
– Не всех. – Это уже вклинился Ян. – Иисусом клянусь, сам там был. Алексей правду говорит – он взрывал.
Ян рассказал свою историю. Как пошел в лес и был схвачен партизанами, как мы ушли к мосту и вскоре тот взлетел на воздух, о том, как они с Антоном выловили меня из реки и спрятали в погребе у его брата – Ежи. И о том, как он убил полицая и сбежал вместе с нами в лес. Тарас и Костя внимательно слушали этот рассказ, а я все это время внимательно наблюдал за ними. Какое впечатление произведут слова Яна? Тарас, судя по всему, избытком доверия не страдает, и то, что рассказываю не я, а его знакомый – Ян, мне только на пользу. Мне он мог не поверить. Сомневаться же в словах Яна, которого, похоже, знал давно, у него не было причин. Когда рассказ о подрыве моста закончился, повисла тишина. Наши гости обдумывали сказанное, а мы ждали их реакции.
– Сколько вас? Пятеро? Один ранен, а двое – дети. Шо вы навоюете? – Тарас уже не смотрел на меня так недоверчиво, но скепсис по поводу моей персоны сменился скепсисом в отношении отряда в целом.
– Сейчас – да, – спокойно ответил я. – Поэтому мы и набираем людей. И с каждым новым человеком отряд будет становиться сильнее. Оружие у нас есть – нужны только надежные люди, которым это оружие можно дать.
– Даже если вас будет пятьсот, – снова вступил в разговор Костя, – что вы сделаете с такой ордой, как немецкая армия? Их тысячи и сотни тысяч! У них танки, самолеты…
– А твой сын, – перебил я его, – что делает? Воюет! И нас не пятеро. Нас миллионы – весь народ, за исключением горстки предателей! Поймите, мужики, сейчас всем вместе надо за немцев взяться. Вот твой, Костя, сын погиб, сражаясь против немцев. Второй сын и сейчас воюет. Каждый убитый нами немец – это минус один враг, с которым ему придется столкнуться на поле боя. Убивая врагов здесь, мы облегчаем работу ему. Понимаешь? И ты, Тарас, не хочешь отомстить за сына? И за своего, и за погибшего сына Кости, и за сотни других сыновей, погибших уже на войне?
Снова молчание. Тарас на этот раз молчит уже не недоверчиво, а сконфуженно. Костя тоже задумался. Глаза его повлажнели – видимо, вспоминает погибшего сына.
– Правильно говоришь, – в конце концов кивнул Тарас. – Но у меня еще три дочки дома. На кого я их оставлю? А сгину – как они будут? И у Кости еще двое малых. Случится с нами шо – с голоду ж помрут!
В этот момент я понял, что переговоры можно заканчивать. Тарас говорил с грустью в голосе, а на лице Кости отразилась мука – если до упоминания об оставшихся детях он склонялся на нашу сторону, то теперь его охватил страх подвергнуть их опасности. Но самое главное – я видел, что они нам не верят. Точнее, даже не так – они не верят в нас! Я будто снова услышал слова Тараса: «Пятеро! Один из вас ранен, а двое – дети…» И вторящий ему голос Кости: «Их тысячи и сотни тысяч! У них танки, самолеты…» Они сочувствуют нам, понял я, но считают нашу затею безнадежной. Как тысячи лет сочувствовали люди тем трем сотням спартанцев и восхищались их подвигом, но очень немногие захотели бы присоединиться к ним. Так и эти двое. Костя вроде бы и склонялся в мою сторону, но упоминание о детях заставило его по-новому взглянуть на ситуацию. Нет, он полностью поддерживает меня в том, что немцев надо бить, но семья перевешивает. Тарас же просто-напросто не верит в успех нашей затеи. Провал… Почему у меня нет никого, кто мог бы «глаголом жечь сердца людей»? Хоть бы какого-то политрука, специально обученного толкать речи и лозунги.
– Нет, Алексей, – покачал головой Костя, – не могу я в партизаны…
– Та и вы подумайте, – поддержал его Тарас, – может, схоронитесь где-то на хуторе…
– Ладно, – махнул я рукой, – в отряд к нам, как я понял, вы не пойдете?
Тарас и Костик почти синхронно кивнули.
– Тогда расскажите нам, что интересного вокруг есть? Где сколько немцев, полицаев, какие у них здесь предприятия есть поблизости?
