скачать книгу бесплатно
– Пытаешься быть скромным?
– А, по-твоему, я не скромен?
– Какой скромник будет летать туда-сюда в лодке?
– Я не раскрасил лодку и не намалевал на ней герб.
– А хотел? – хихикнула Рухи. – Можешь мне признаться.
Я остановился среди узких каменных стен и сказал:
– Какова награда за то, что мы делаем? Ты когда-нибудь задавалась этим вопросом?
– Награда будет в следующей жизни.
Рухи говорила серьезно. Она пребывала в уверенности, что получит плату за службу. В ее словах не слышалось сомнений.
– Помимо этого, – я указал на булыжники под нами, – нам что-нибудь причитается здесь и сейчас?
– Если возьмешь награду здесь, ничего не получишь там.
Она не совсем понимает, о чем я спрашиваю?
– Шейхи любят говорить, что жизнь коротка. А я скажу, что она слишком длинна. Слишком длинна, чтобы у тебя просили все и не давали ничего взамен. В конце концов, даже самому благородному, стойкому, преданному слуге понадобится что-то, чтобы его поддерживать. Даже такие маленькие жесты… – Я указал на ворота, сквозь которые мы прошли. – Они делают путь чуть более гладким. Немного облегчают испытания.
Рухи кивнула, в ее глазах мелькнуло сочувствие.
– Я понимаю. Тебе и должно это нравиться. Ты многое сделал для этого народа, так же как и для моего. Но я не стану целовать твой кафтан. – Я знал, что под покрывалом она ухмыляется. – По крайней мере, сейчас.
Выйдя из прохода, мы оказались в приятном районе с каналами, фонтанами, разноцветными садами и свежими двух- и трехэтажными каменными зданиями. Рухи внимательно оглядела всех слонявшихся там разнообразных пятнистых кошек. Она впервые оказалась в Сирме и, скорее всего, впервые в шумном городе, кроме Кандбаджара или Зелтурии. И это было совершенно иное место по сравнению с пустынными городами, со своими неповторимыми прелестями, которые я оценил только сейчас.
Горожане казались сильно занятыми, передвигались быстрее, чем жители Зелтурии. Шум и суета еще не достигли уровня, который был до крестейского вторжения. Все-таки мертвецов не так просто заменить. И запах рыбы был не так силен – возможно, рыбный промысел еще не восстановился.
Когда мы поднялись по главной улице, стали видны районы в стороне от Тесного пролива, гораздо более бедные. Ветхие деревянные хижины и лачуги теснились по берегам многочисленных каналов, а некоторые даже были построены на сваях прямо над каналами, что, насколько я помню, запрещено, потому что жители имели склонность испражняться прямо в воду. Но людям надо как-то жить.
Кругом стучали молотки по дереву и камню, и этот звук обещал, что скоро город вернет свое прежнее великолепие. Я задался вопросом, откуда у Мурада золото. Но в его подчинении остались способные люди, а потому неудивительно, что он нашел способ двигаться вперед. После разрушений, которые мы наблюдали, можно было только надеяться на такое быстрое возрождение.
Мы взобрались по лестнице к Небесному дворцу. Каменные ступени обновили, а по бокам высадили цветы. Дорожки к близлежащим строениям также щеголяли свежим булыжником и бодрыми кипарисами и кедрами.
У ворот мне бросилась в глаза табличка с красными буквами, гласившая: «Поклонение Архангелу и Двенадцати ангелам, а также обращение в эту веру в стенах Костаны отныне запрещены. Если станете свидетелем этого, сообщите своему судье».
Разумные меры, и я мог только удивляться, почему никто не принял их раньше. Учитывая, какую угрозу до сих пор представляли собой крестейцы, в этих стенах не должно быть ни одного сочувствующего им. Позволить им проникнуть сюда было бы полной глупостью. Если уж город возрождается из пепла, он должен стать бастионом латиан, чтобы трагедия завоевания Михея никогда больше не повторилась.
У ворот дворца последовал небольшой допрос. В конце концов янычары узнали меня, выразили свое удивление, расцеловали в щеки и пропустили.
– Великолепие дворца полностью соответствует рассказам, – заметила Рухи, глядя на его зеленые купола, с которыми прекрасно контрастировали голубые купола храма, стоявшего на более высоком холме.
Здешний мрамор был белее, чем известняк в Кандбаджаре, и слепил глаза отражавшимися от него солнечными бликами. Песни живительных фонтанов и щебетание птиц вызывали ностальгию. В Аланье, напротив, не хватало птиц, все заполонили одни только дронго. Хотя, возможно, сады были и не столь великолепны, как в Песчаном дворце, и не могли похвастаться таким разнообразием.
С каким облегчением я увидел отреставрированный тронный зал. Никакого крестейского пурпура и ангелов с щупальцами. Павлин Селуков, глядящий на нас рубиновыми глазами, был точной копией того, которого расплавил Михей Железный. Все остальное казалось еще более свежим, новым, сверкающим. Фрески на стенах изображали битву при Сир-Дарье. Дальнюю стену украшал героический поход Кярса, все его гулямы сверкали золотом. Лица отступающих к реке крестейцев были исполнены отчаяния, а рогатые джинны на облаках массивными ковшами перемешивали дождь. История власти и судьбы искусно разворачивалась на этих стенах в мельчайших деталях.
А вот, наконец, и он. Шах Мурад сидел на золотой оттоманке – троне самых могущественных людей, которым я служил. Одет шах был очень просто: белый тюрбан без плюмажа, черный халат и небесно-голубые сандалии.
Он спустился с помоста и подошел к нам. Я склонил голову, и Рухи последовала моему примеру.
– Ваше величество, – сказал я.
– Ты даже не попрощался, Кева. Только спустя несколько лун после твоей пропажи в Лабиринте я узнал, что ты обнаружился в Зелтурии.
В его голосе звучало нечто похожее на печаль.
– Долг не позволил мне попрощаться.
– До меня дошли… слухи. – Печаль в его голосе сменилась надеждой. – О том, что в Аланье видели мою дочь Сади. – И снова печаль. – Но это невозможно. Мы ее похоронили.
– Это правда, ваше величество. Сади возвратили к жизни, в точности как императора Ираклиуса.
– Возвратили к жизни? – Он придвинулся так близко, что я почувствовал свежий аромат дерева арак в его дыхании. – Ты серьезно?
– Она в Зелтурии. Вы хотели бы ее увидеть?
Шах Мурад так сильно закусил губу, что я испугался, что пойдет кровь.
– Если это так, почему ты не привел ее сюда?
– Она не захотела.
– Почему?
Я постарался смягчить тон.
– Она… она не хочет обременять вас, ваше величество.
– Она думает, что ее жизнь станет для меня бременем?
– Не жизнь. Смерть. Вы уже пережили ее однажды. Сади боится, что вы запрете ее в клетке, чтобы не оплакивать снова.
В его глазах вспыхнул огонь.
– Она права. Я не спускал бы с нее глаз. Мое семя крепко, и у меня будут еще дети. К счастью, Алир здоров, и я позаботился о том, чтобы остальные мои дочери вернулись сюда. Больше я ни одной не позволю покинуть дворец. Я наполню эти залы детьми, как было до Михея Железного. – Он перевел взгляд на закутанную с ног до головы Рухи. – Ты привел мне новую рабыню? Почему она вся замотана?
– Нет, ваше величество. Она Апостол Хисти.
– И что вы с ней можете предложить моему царству?
– Боюсь, нам не дано стать дарителями. И похоже, вы и так справляетесь лучше, чем можно было надеяться.
– Да. Набег Рыжебородого на Никсос принес нам десятки тысяч рабов и множество сокровищ. Но Сирм лишился земель. Пока Тагкалай остается в руках этого жалкого мятежника. И есть… есть еще кое-что…
– Что?
– Тебя не было, когда над городом парил Архангел. Ты не видел, как он разлетелся на тысячи осколков. Я попрошу Эбру рассказать тебе обо всех странностях, которые из этого вышли.
Чего ждал от меня шах? Чего я ждал от него? Эти два вопроса как будто уже вступили в противоречие, а я даже не успел рассказать, зачем мы пришли.
– Я не собираюсь оставаться, мой шах. Я пришел за помощью. Вы знаете, что случилось в Кандбаджаре?
– Его захватили какие-то вонючие лошадники из Пустоши. Уверен, что шах Кярс быстро выкурит их оттуда.
– Без вашей помощи у него не получится.
– И какой помощи вы от меня ждете? – Он холодно усмехнулся. – Крестейцы могут напасть на нас в любой день. Мятежники в Тагкалае тоже могут захотеть расширить свои владения. Думаете, у меня есть лишние люди, оружие или деньги? – Он ударил себя в грудь. – Я должен удержать Сирм.
Я посмотрел на изображение Кярса на стене. Он несся вперед на своей кобыле, подняв золотую саблю, покрытую парамейской вязью.
– А как же честь? Кярс помог вам в самый темный час. Вы перед ним в долгу. И передо мной тоже.
– Ты получил мою дочь, не так ли? Считай это уплатой долга, если окажешь ей честь браком. А что касается Кярса, придет время, и я отправлю ему половину мира, и мою честь больше никто не поставит под сомнение.
– Он не доживет и до получения самой малости. Без помощи он не переживет эту зиму. Союз силгизов и йотридов, правящий Кандбаджаром, выморит его голодом из Зелтурии. И тогда все, живущие там, будут преданы мечу, в том числе и ваша дочь.
– Не нужно дергать за эту ниточку. – Шах Мурад погрозил мне пальцем. – Придержи язык. Призывы к спасению дочери не заставят меня послать армию и флот воевать с какими-то племенами из Пустоши в этой гребаной пустыне. У меня наготове замена всем моим погибшим детям, включая ее.
Я ожидал упрямства. Ожидал гнева. Но также ожидал и чести, а может, даже немного любви. К великому разочарованию, я их не нашел.
– Крестейцы помогут нашим врагам, – сказал я. – Можете на это рассчитывать.
– И что? Пусть лучше отправятся туда, чем сюда.
– А как же Святая Зелтурия? Вы позволите ей попасть в руки еретиков? Они жгли тела наших святых.
– Теперь они «наши» святые? Ты забыл своих сирмянских святых?
– Они все святые. Какая разница?
– Для меня есть разница. Я не могу защитить всех верующих на этой земле. Я шах Сирма. Я не Темур, не падишах.
– И все же вы называете себя Тенью Лат.
Мурад взглянул на фреску за троном. На ней он заносил золотую саблю Кярса над шеей императора Ираклиуса и само солнце взирало на него с довольной ухмылкой.
– Как только меня ни называют, Кева. Но когда я был пленником Михея Железного, то спал прямо под этим залом в куче собственного дерьма.
Рухи кашлянула. Я почти забыл о ее присутствии.
– Почему бы вам самому не править Зелтурией, ваше величество?
Мурад недоуменно посмотрел на нее.
– О чем ты говоришь?
Я тоже посмотрел на нее. О чем она говорит?
– Я хотела сказать, вы могли бы присоединить Зелтурию к своему царству. Она граничит с Сирмом так же, как и с Аланьей. По обе стороны горного хребта есть перевалы, хотя северный хорошо скрыт.
– Сирм не правил Зелтурией сотни лет, – презрительно бросил Мурад.
– Я прожила там большую часть жизни. – Рухи шагнула ближе к шаху. – Как только Аланья снова станет безопасной, город наводнят паломники. Только представьте себе налоги. Сирм станет еще богаче, и ему больше не придется полагаться на набеги на заморские крестейские города. И вы сможете расширить свое влияние так, как не удалось вашему отцу.
Мурад озадаченно повернулся ко мне.
– Что говорит эта странная женщина? Вы пришли с просьбой помочь Кярсу, а она хочет, чтобы я отнял у него город!
– Она – Апостол Хисти, – ответил я. – Вам следует прислушаться к ее просьбе. Городом правят Апостолы, а именем Кярса или вашим – решать им.
– Мы можем попросить шаха Кярса уступить вам Зелтурию, – сказала Рухи. – Но взамен вы должны помочь ему вернуть Кандбаджар и победить Путь Потомков. Вы должны показать нам, что способны защитить Зелтурию от врагов.
– Откуда тебе знать, что Кярсу понравится такой обмен?
Если Мурад задал этот вопрос, значит, обдумывает ее предложение.
– Дело не в том, что ему нравится или не нравится, – ответила Рухи. – Дело в сильном шахе и армии, охраняющей святыни и паломников. Если вы согласитесь, мы обсудим с ним эту уступку, когда вернемся.
– Шахи не любят идти на подобные жертвы. – Мурад скрестил руки на груди. – Я знаю, о чем говорю.
Но Рухи была права. Пусть Кярс и назывался защитником Зелтурии, но он не мог защищать ее, прячась внутри. Если придется выбирать, Кярс, скорее всего, откажется от Зелтурии, если сможет вернуть себе Кандбаджар вместе с Мервой, Дорудом и городами на побережье Юнаньского моря. Какой великолепной ни была Костана, Кандбаджар гораздо богаче Зелтурии и Костаны, вместе взятых. Он был центром сухопутной торговли, через него шли пряности из Пустоши, парча из Кашана и металлы с южных островов.
А если Кярс не согласится, он может предложить Мураду один из городов на Юнаньском побережье. Например, Саканд, расположенный на краю длинного полуострова и тем самым ставший бы идеальной гаванью для Рыжебородого. Город контролирует великий визирь Баркам, но как только могучий флот Рыжебородого появится у берегов, тут же сдаст Саканд.
– Кярс примет горькую пилюлю, – сказал я. – Если вы пошлете достойную армию и мы снова возьмем Кандбаджар, надеюсь, до того как в пустыне пойдет снег, ваше имя зазвенит в храмах Зелтурии. Вас будут помнить не только как шаха, отвоевавшего Костану у неверных, но и как того, кто защитил веру от ереси и был заслуженно вознагражден самым святым городом на земле.
Несмотря на легкую улыбку, Мурад проворчал:
– Этот Таки кое-чему научил тебя, Кева. Должен признать, ты дергаешь нужные струны, словно музыкант. А может, правильнее сказать, кукловод. – Мурад сжал мое плечо. – Я подумаю над этим. А пока идите, найдите себе комнаты и насладитесь моим гостеприимством. Ах да, и ждите, что Эбра постучится к вам.
Эбра… в последнюю нашу встречу я ударил его по лицу. С тех пор мой гнев иссяк. По правде говоря, я оценил, насколько спокойным, холодным и расчетливым визирь был после падения Костаны – в отличие от меня самого.
Я возлежал на шелковых простынях, когда в дверь тихонько постучали.
– Можно войти? – спросила Рухи.
– Конечно.
Когда она вошла, я сел.
– Твоя комната не хуже моей? – спросил я.
Она огляделась.
