скачать книгу бесплатно
Мы же, видящие в совершенствовании залог Небесного блаженства, просто обязаны действовать по своим убеждениям, только тогда мы обретем Небеса, что на Земле. Именно к ним должны быть обращены все наши думы и чаяния, любое желание и любое устремление следует подчинять только этой цели.
Иные, желая возразить, спросят меня: а разве можно совершенствоваться, живя на Земле? (Замечу: совершенствоваться и быть совершенным – далеко не одно и то же; первое означает приближение к совершенству.) Я же, в свою очередь, спрошу их: кто из вас когда-либо ставил перед собой такую цель, которая была бы для вас самой главной? Если таких не найдется, то, я думаю, этот вопрос можно оставить без ответа.
Так что же такое совершенство? Совершенство – это совокупность всех хороших качеств, которыми может обладать благодаря своим природным данным тот или иной субъект. Выходит, совершенным допустимо считать человека, имеющего завидное здоровье, сильное и ловкое тело, обладающего разнообразнейшими знаниями, самыми верными взглядами, крепчайшей волей. Сами же старания и стремление привить себе максимум тех хороших качеств называются совершенствованием. Когда Каюс намеревается изучить философию, Титиус упражняется в плавании, а Семпрониус пытается развить свою силу воображения, сделав ее живее и богаче, то все они совершенствуют себя, хотя не исключено, что ни один из них Небес на Земле так и не найдет.
Сами по себе человеческие качества конкретной ценности не имеют. Они подобны нулям, значимость которых зависит от числа, стоящего перед ними. Но у человека есть одно качество, определяющее ценность всех прочих, которое именуется – правильное понимание своего долга и обыкновение действовать сообразно с этим пониманием, что в дальнейшем я буду для краткости называть исполнением долга. Вот оно-то и определяет нашу истинную ценность. Все прочие хорошие качества, которые можно развить в себе, ценны лишь настолько, насколько они способствуют исполнению нами своего долга. Справедливость сказанного доказывать не нужно. Это и так хорошо понятно, к чему еще доказательства? Значит, критерием ценности человека может служить только то, насколько он верен своему долгу. Какой правитель самый достойный? Какой купец самый уважаемый? Какой ученый самый выдающийся? Какой солдат, ремесленник, пастух самый лучший? Какая прислуга самая лучшая? На все эти вопросы один ответ: тот из них, кто вернее всех служит своему долгу.
Заметив, что иной человек отличается от других именно этим качеством, мы уже считаем его для себя самым ценным.
Если кто-нибудь меня спросит, а что такое долг, я вместо ответа задам ему несколько вопросов.
Вопрос. Какой долг у отца перед своими детьми?
Ответ. Материально обеспечивать их и воспитывать.
В. Если они заболеют, каков его долг?
О. Сделать все для того, чтобы они выздоровели.
В. Если он сам их воспитывать не может, каков его долг?
О. Обеспечить их воспитание другими людьми.
В. Какими?
О. Теми, кого он считает наиболее добросовестными и умелыми.
В. Если кто-то нанимает прислугу, каков его долг?
О. Выплачивать ей положенное жалованье.
В. Если прислуга неумелая?
О. Обучать ее.
В. Если она работает с огрехами?
О. Вразумлять ее.
В. Если она, поступив к нему в услужение, заболеет?
О. Заботиться о ней и лечить.
В. Когда она со временем состарится и ослабеет, каков его долг?
О. Кормить ее.
В. А если она, находясь у него на службе, умрет и оставит малолетних детей, нуждающихся в воспитании, каков его долг?
О. Заботиться об их воспитании.
В. Но если отец или мать не оставили на это денег, каков его долг?
О. Выделить на это денег.
В. Если кто-то не настолько состоятелен, каков его долг?
О. Постараться их достать.
В. Если человека со скромным доходом, который едва сводит концы с концами, приглашают в общество, где каждую неделю устраивают пиры, а два раза в год – балы, то каков его долг?
О. Отклонить приглашение.
В. Если некто взял взаймы?
О. Вернуть долг.
В. Если некто дал некое обещание, каков его долг?
О. Сдержать слово.
Все вышеприведенные ответы вполне конкретные и правильные. Подобными вопросами можно было бы исписать еще несколько листов, и каждый из моих читателей наверняка даст на них такие же конкретные и правильные ответы.
Но если я, сформулировав вопросы несколько иначе, спрошу иного читателя, а каков именно его долг, то ответы, скорее всего, будут уже другими. Услышав от меня, к примеру, вопрос: «Твой слуга на службе у тебя состарился, что ты обязан сделать?», кто-то, наверное, пожмет плечами и скажет: «А что я теперь могу сделать для него, пусть о нем позаботятся люди». Если я спрошу некого отца семейства, пекущегося о нуждах семьи: «Тебя друзья пригласили в свое общество, где каждую неделю устраивают пиры, а два раза в год – балы, каков твой долг?», то он, скорее всего, ответит: «Мой долг? Мое благосостояние обязывает меня принять это приглашение».
Выходит, как следует поступать другим, нам известно, а как нам – тут еще надо подумать.
Итак, простейший способ уяснить себе свой долг в обоих случаях один и тот же: нужно спросить себя: что, как тебе кажется, должен сделать другой, окажись он в твоем положении?
Правда, долг, который нам не хочется исполнять, тяготит нас, и мы принимаемся расплывчатыми ответами и всевозможными отговорками избавляться от этого бремени. Тут в ход идут и наша неспособность его исполнить, и наша занятость, и отрицательные качества того, перед кем мы в долгу, – и все это лишь бы убедить себя в необязательности исполнения того, что должно было бы сделать в аналогичной ситуации другому человеку.
А поскольку я хочу, чтобы каждый читатель как можно скорее обрел Небеса уже на Земле, и смог подниматься как бы по ступенькам все выше и выше, то я воздержусь от пространных и неуместных здесь поучений касательно долга человека, поскольку решающее значение для их обретения имеет не знание долга, а его исполнение. Так почему бы нам не наслаждаться Небесами уже сейчас? К тому же подобные поучения только отпугнули бы тех, для кого долг и бремя суть одно и то же.
Итак, я советую всем желающим обрести Небеса на Земле и без промедления начать делать то, что велит им их долг. Ведь у каждого наверняка есть какие-то обязанности и он считает себя должным их исполнять. Так вот с них и начните, но не вполсилы, а изо всех сил, делая их максимально добросовестно и аккуратно. И когда вы почувствуете, что ваши силы и достоинство возрастают и ничто на свете не дает столько покоя и блаженства, как именно исполнение долга, у вас возникнет естественное желание брать на себя как можно больше обязанностей.
Мнение, будто любая обязанность только в тягость, возникает у того, кто ее не собирается исполнять или исполняет кое-как. Неисполненные обязанности действительно тяготят нашу душу, исполненные же доставляют удовольствие. Сознание, что мы их выполнили, – высшее благо, какое можно только найти на Земле. Не верите? Сделайте то, что вам надлежит сделать, а потом ответьте мне.
Долг и обязанности следует исполнять до конца, считая это главной целью всех наших трудов. Им нужно подчинять все наши стремления и желания. Любое стремление следует пресекать, любое желание подавлять, любое общение прерывать, от любого дела отказываться, если они уводят нас от этой цели. В идеале все, что мы думаем, говорим и делаем, должно иметь самое прямое отношение к исполнению нашего долга.
«Ну, это уж слишком», – скажут мне. Что значит слишком? Слишком будет только в том случае, если требуемое нам не под силу. Но мы говорим о другом. Я даже берусь утверждать, что, делая исполнение долга своей первейшей целью, мы этим, как ничем другим, облегчаем себе жизнь. Простейший и кратчайший способ добраться до нужного города – держаться все время прямого пути, ведущего к нему. А если я вздумаю, проехав милю вперед, вернуться затем на пару миль назад, то мне придется вновь проехать те же две мили, отчего я только еще больше устану, не приблизившись к цели настолько, насколько приблизился бы, постоянно двигаясь вперед.
Не происходит ли то же самое, когда исполнение долга для нас не самое главное? Когда есть еще и другие, побочные цели, отвлекающие нас от главной? Когда, к примеру, исполняя перед иным человеком свой долг, мы, будучи людьми азартными, то и дело отвлекаемся на десять других дел, проявляя свою необязательность?
В таких случаях обычно сетуют на тяжкую борьбу, которую приходится вести со своей несобранностью и которая так осложняет исполнение долга. А может быть, посчитав это своим первейшим делом, мы бы тем самым ослабили накал той борьбы и по возможности не дали ей разгореться? Если подавить свою неорганизованность на один день, а затем снова несколько дней ей потакать, то так мы только разовьем ее, лишив крепости наш разум, которому следовало бы бороться с нею. И тогда исполнение своих обязанностей не принесет нам никакого удовольствия.
Каюс знает свои обязанности и стремится их исполнять. Но дается это ему нелегко. Каждый шаг, предпринимаемый им в этом направлении, каждое напоминание о его долге, мешающее ему с наслаждением предаваться трапезе, каждый час, который он из-за этого вынужден отрывать от своего сна, исторгают из его груди тяжкий вздох. Семпрон же исполняет все те же и многие другие обязанности с величайшей радостью и легкостью. В чем причина такого различия? Главная цель Семпрона – исполнять свой долг, и его натура с этим уже свыклась. Каюс же, напротив, ставя на первое место удовлетворение своих желаний, исполняет свой долг как бы между прочим, отчего всякий раз, когда ему для этого надлежит что-то сделать, вынужден вести жестокую борьбу со своими пристрастиями.
Эрлих известен своей верностью долгу. Если он что пообещает, то наверняка выполнит. Прибыль от продаваемого им товара всегда составляет ровно столько, сколько позволяет ему его совесть. Он никого не уговаривает купить у него товар, а если иное изделие имеет изъян, то он открыто указывает на него покупателю. Закупая товар, он никогда не наживается на некомпетентности продавца или стесненных обстоятельствах, в которых тот находится, а платит за него ровно столько, сколько может дать, не рассчитывая на большую прибыль. Если в его окружении появляется некто, нуждающийся в его поддержке, он тотчас помогает ему чем может. И все это делается им непринужденно и с такой же легкостью, с какой его сосед «забывает» о своей задолженности Эрлиху, на которую тот уже давно махнул рукой.
Для иного главное в жизни – нажить себе солидное состояние. Это превратилось в страсть, и все, что им ни делалось, подчинялось только этой цели. Он держит слово, чтобы получать кредиты; продавая свои товары, не стремится к чрезмерной прибыли, чтобы привлечь побольше покупателей, и точно в срок платит своим поставщикам, дабы те предпочитали его и несли ему плоды своего труда.
Что же касается обязанностей, идущих вразрез с его главной целью жизни, то они вызывают у него одну досаду! Чего стоит ему, продавая товар заезжему покупателю, которого он, скорее всего, больше никогда не увидит, удержаться от того, чтобы не нажиться на нем. Или как приходится ему заставлять себя показывать покупателям имеющиеся у товара изъяны, идти на уступки задолжавшей ему бедной семье! Как тяжело он расстается с дукатами, которые приходится ему, как состоятельному человеку, жертвовать на восстановление сгоревшей приходской церкви! Обычно его совесть в борьбе с корыстолюбием терпит поражение, а если порой и побеждает, то только ценой его огромных усилий.
Дафнис и Хлоя вынуждены пропустить устраиваемый сегодня вечером маскарад и остаться со своими детьми. Дафнису от этого удивительно отрадно на душе, и сознание того, что он поступает так, как велит ему долг, наполняет его еще большим блаженством, какого не испытать ни одному из тех, кто придет на маскарад.
Хлое же, напротив, это решение стоило больших усилий, теперь она в дурном настроении и ее сердце сжимается каждый раз, когда она слышит проезжающий мимо ее окон экипаж.
Как это получается, что одному исполнение своего долга дается легко, а другому с большим трудом? Причина проста: для Дафниса нет ничего важнее, чем делать то, что ему велит его долг, этому подчинены все прочие его желания, поэтому ему ни с чем бороться не нужно. Для Хлои же на первом месте чувственные наслаждения, отчего любая обязанность, следование которой противоречит ее главной цели, для нее только в тягость.
Если бы нам еще в детстве внушили, что самое главное в жизни – исполнять свой долг, то мы бы это делали без особого напряжения. Но вместо этого с первых дней жизни наши наклонности и усилия направлялись совсем на другое. А если нас и призывали быть верными своему долгу, то лишь потому, что его исполнение обеспечит нам более прочное положение в обществе. Поскольку цель всегда важнее средства, а для достижения одной цели часто существует немало средств, то для нас важнее всего в жизни стало дело, а исполнение долга сместилось на второй план. Отсюда и столь популярные сетования на то, что наша плоть ни на что хорошее не способна, что хотений у нас хоть отбавляй, а вот с исполнением долга – просто беда. Прежде чем мы осознали необходимость выполнения своих обязанностей, в нас укоренилась привычка удовлетворять в первую очередь наклонности совсем иного свойства, которые от частого потакания им обрели такую силу, что превратились в страсти, с которыми нам и приходится бороться всякий раз, когда мы намереваемся исполнить свой долг.
Чего стоит иному человеку, у которого тяга к развлечениям стала уже подлинной страстью, отказаться от запланированных развлечений и пойти туда, куда его зовет долг! Если мы своевременно пресекли развитие подобных страстей, то и сражаться с ними пришлось бы намного реже.
Но еще не все потеряно, мы можем стать теми, кем нам надлежит быть. Нужно только этого как следует захотеть. Правда, придется изрядно потрудиться, но такое возможно.
Предположим, ты отправился в поездку на целебные источники, полагая, что ехать нужно на юг. Но, проехав несколько дней, вдруг замечаешь, что едешь явно не туда, а следовало бы их искать на севере. Выходит, твоя поездка оказалась не только напрасной, но и ввела тебя в ненужные расходы. Чтобы достичь своей цели, тебе придется повернуть назад и, проехав несколько дней, ты вновь окажешься там, откуда прежде выехал, не продвинувшись ни на шаг вперед. Ты, конечно, можешь достичь своей цели, но только поездка обойдется уже дороже и окажется более утомительной.
Я не собираюсь прописывать здесь пространные правила, следуя которым вы сделаете исполнение долга своей главной целью. Куда приятнее и полезнее задаться этим самому. Но я все же позволю себе дать несколько рекомендаций, которые облегчат эту задачу.
У нас почти каждый день выдаются хотя бы час или четверть часа, свободные от конкретных дел, когда мы, оставаясь наедине с собой и давая волю своим мыслям, принимаемся строить всевозможные планы на будущее. В эти моменты лучше сосредоточиваться на себе, однако наши мысли примутся витать вокруг того, что нам кажется важнее всего, расцвечивая наши намерения в самые привлекательные тона и возжигая в нас желания. Обычно эти желания идут вразрез с нашими обязанностями. Как тут быть? Мы мечтаем о чем-то очень приятном, подразумевающем пренебрежение нашими обязанностями, отчего в нас нарастает стремление именно так и поступить, ослабляющее нашу волю к их исполнению. Но если ты действительно хочешь в будущем всегда оставаться верным долгу, то отучи прежде всего себя от этой дурной привычки и возьми за правило, оставшись наедине с собой, размышлять о своих обязанностях и путях их исполнения.
Поначалу будет трудно, но потом все легче и легче, и в итоге ты придешь к тем Небесам, что на Земле.
Теперь представим себе мать, для которой самое главное – наряды и которая, проснувшись, первым делом принимается размышлять о том, во что бы ей одеться для прогулки. Она постоянно думает только об одном – как бы ей заказать еще нарядов и где взять для этого средства. Поймав однажды себя на мысли, что за всем этим она забывает о своем долге, женщина станет чаще употреблять эти праздные часы на размышления о своих обязанностях перед мужем и детьми. Правда, поначалу ей это будет даваться с трудом, но со временем превратится в истинное удовольствие, отчего обязанности не будут казаться ей уже такими обременительными, как прежде.
Мы только выиграем, если освободимся от всевозможных предубеждений, осложняющих исполнение долга. Прежде всего это представление о нем, как о нечто тягостном и обременительном. Когда мы вспоминаем о множестве обязанностей, лежащих на нас, то нами овладевают неприятные чувства, подобные тем, что возникают у крепостного крестьянина при размышлениях о своем подневольном труде. Но стоит нам только решительно взяться за дело, как эти чувства сразу же пропадают. От одного сознания, что ты исполняешь свой долг, на душе становится удивительно хорошо, и любые связанные с этим трудности и хлопоты кажутся не такими уж неприятными. Когда же долг исполнен, воспоминания о проделанной работе бывают тем отраднее, чем труднее была работа.
Человек, чувствующий, что ему нужно извиниться перед тем, кого он оскорбил, с досадой думает о своем предстоящем шаге. Но решившись на него, он испытает в душе облегчение, и, когда поймет, что сделал все возможное для предотвращения вражды, у него станет удивительно благостно на душе.
Итак, думая каждый раз о завершенных делах, мы почти всегда будем замечать, что досаду у нас вызывают именно мысли о невыполненных обязанностях. И как от нее избавиться? Выход один – исполнить их.
Далее, удовлетворение своих наиболее сильных желаний – занятие в нашем представлении сладостное, отказ же от них – совсем наоборот. Но и это предубеждение. Спору нет, момент их удовлетворения куда приятнее, чем тот, когда мы их в себе подавляем. Но какой разумный человек станет оценивать свои поступки по первым ощущениям, которые они в нем вызывают? Мы же не дети. Сознание отказа от иного желания и связанное с ним чувство своей силы доставляют, конечно же, куда больше радости, нежели сознание его удовлетворения.
Разумеется, сказанное относится в первую очередь к невинным желаниям, таким как, например, стремление в определенное время насладиться едой. Делая это, мы доставляем себе удовольствие. Но когда порой, стремясь возобладать над ним, решаемся отказаться от еды и доводим свое решение до исполнения, то вдруг узнаем, что, оказывается, есть куда более чистое и стойкое удовольствие, нежели вкусная еда. Попробуйте и убедитесь сами! Если даже при отказе от подобных желаний чувство нравственной силы приносит такое удовольствие, то куда больше удовольствия от сознания исполненного долга, которому поначалу препятствовало некое желание, успешно подавленное нами. Когда мы должны спасти жизнь человека, когда нами безотлагательно должна быть исполнена некая профессиональная обязанность, когда голодание поможет восстановить здоровье – разве допустимо в подобных случаях на первое место ставить свое гастрономическое удовольствие? Разве сможет человек, сознающий свой долг, забывая о нем, предаваться подобному удовольствию? И когда выбор сделан, что мы будем вспоминать? Как приятно было поддаться искушению и забыть о своем долге или, справившись с ним, сделать то, что тебе надлежало сделать? Пусть каждый спросит свои чувства и рассудит сам!
С другими чувствами ситуация такая же. Момент удовлетворения желания сладостен и приятен, а отказа от него – горек. Но если долг велит, то, наоборот, исполнение желания окажется горьким, а его подавление – сладким. Последнее не окажется таким уж неприятным от сознания того, что мы повиновались голосу долга. И как сладостно будет воспоминание! Чем сильнее был побежденный враг, чем острее было желание, с которым мы справились, тем приятнее воспоминание об одержанной победе.
А коли исполнение долга наша главная цель, на которую следует в первую очередь направлять все свои и мысли дела, то обращать ее в средство для достижения других целей не следует, иначе они станут для нас главенствующими, а исполнение самого долга делом второстепенным и не самым важным. Нужно добиваться, чтобы исполнение долга вошло у нас в привычку, и тогда левая рука не будет знать, что делает правая. Иными словами, мы привыкнем делать то, что нам надлежит делать, нисколько себя к тому не принуждая и не называя это исполнением своего долга. Нужно одинаково любезно приглашать к себе в гости того, кто не сможет отблагодарить нас подобным гостеприимством, и того, кто, скорее всего, со временем пригласит к себе в гости и нас. Порученную бесплатную работу надлежит выполнять так же добросовестно, как и любую другую, сулящую вознаграждение.
Поступая так как можно чаще, мы постепенно приучим себя искать свои Небеса не во внешнем, обычно призрачном вознаграждении, а в сознании исполненности собственного долга, где их непременно и найдем.
Иные возразят: «Разве мы не должны содержать себя и свою семью? А для этого нужно исполнять некие обязанности, другого пути нет. И как же можно требовать, чтобы при этом не ставить перед собой и другие цели?»
Возражение на первый взгляд правильное, но неубедительное. Конечно, содержать семью – наш прямой долг и причем один из самых главных. Но, исполняя его, честно занимаясь своим ремеслом, дабы заработать нужные средства, нам приходится одновременно исполнять и другие обязанности. Нужно только быть честным по отношению к самому себе и не включать в понятие «содержать семью» приобретение лакомств, украшений, роскошной одежды, содержание множества слуг и т.?п., превращая в свою обязанность приобретение того, что диктует нам мода. Кроме того, нельзя считать зарабатывание средств своей единственной, иначе говоря, высшей обязанностью, нужно помнить, что она всего лишь одна из многих обязанностей, возложенных на нас.
Тот, кто всегда верен своему долгу, согласится со мной, иные же, только и думающие, как от него уклониться, сделают вид, что им мои рассуждения непонятны.
Поясню это на двух примерах из жизни людей ученых.
Катулл и Тибулл – профессора академии. Долг каждого из них – содержать себя и свою семью, и, обучая академическую молодежь, они зарабатывают для этого соответствующие средства.
На первый взгляд для обоих исполнение своего долга является основой для исполнения ими других обязанностей.
Но как неодинаково они это понимают!
Катулл живет неприхотливо: несколько опрятных комнат с самой необходимой мебелью и книгами, простая еда, скромная одежда, удовольствия от жизни он получает в кругу своей семьи и друзей – большего ему и не надо. Для этого ему вполне хватает жалованья, получаемого в академии. У него даже еще остается немного денег, которые он втайне от других время от времени отдает нуждающимся, дабы помочь им в их беде. Свою работу Катулл выполняет очень добросовестно. Каждый день он проводит только по три занятия, поскольку считает, что если станет проводить больше, то он перенапряжется и повредит своему здоровью или не сможет исполнять свои профессиональные обязанности на должном уровне. В его понимании самый верный путь увеличить число слушателей – честно трудиться на своем месте. Исполнив к концу дня положенное, он проводит оставшееся время в кругу семьи и друзей.
Иное дело Тибулл. Ему хочется всего. У него множество роскошно обставленных комнат, обширная библиотека, он сам, его жена и дети хорошо одеты, его стол ломится от яств, он непременный участник всех увеселительных мероприятий, и поездки за границу, как в его понимании требует зажиточная жизнь, которую он ведет, для человека его сословия сущая необходимость. Правда, все это требует расходов, которые три часа ежедневных занятий со студентами покрыть не могут. А посему он занимается с ними по шесть часов в день. Учитывая, что к занятиям нужно еще и готовиться, ему приходится недосыпать и посвящать этому часы, которые Катулл обычно проводит в кругу семьи. И все же его лекции не столь основательны, как лекции Катулла. Он всеми силами старается увеличить число своих слушателей, но вот так, как он этого добивается, порядочный человек делать не станет. Помимо прочего, в начале каждого полугодия первые часы своих лекций Тибулл посвящает тому, что с гордостью перечисляет свои заслуги, пытаясь преуменьшить заслуги своих коллег и даже их высмеять. И все же ежегодно его доходы отстают от расходов на приличную сумму, отчего он все больше погрязает в долгах и скоро окажется неспособным платить своим кредиторам.
Сравни жизнь этих двух людей и сделай соответствующие выводы! Катулл верен своему долгу – обеспечивает себя и свою семью, исправно выполняет свои обязанности перед слушателями академии, не забывая при этом и о других обязанностях: заботиться о здоровье, давать образование детям, поддерживать нуждающихся. Он также исправно выполняет свои обязанности перед коллегами, ремесленниками, выполняющими для него ту или иную работу, и купцами, поставляющими ему товары. Жизнь этого человека целиком посвящена служению своему долгу.
Если Тибулл полагает, что делает то же самое, то он заблуждается. Он печется не столько о благополучии своей семьи, сколько об удовлетворении собственного тщеславия. Это и есть его главная цель, долг же для него нечто второстепенное, и он исполняет его постольку, поскольку таким образом достигает своей цели. Поэтому свою ежедневную работу он выполняет не на должном уровне. Не так уж хорошо он служит и семье. Тратя значительную часть своего дохода на удовлетворение собственного тщеславия, он обрекает ее на нищету, ибо неизбежно настанет время, когда господа кредиторы очнутся и потребуют возвращения долгов. Пренебрегает он и прочими обязанностями: не заботится ни о своем здоровье, ни об образовании детей, ни о качестве своего преподавания в академии. Он пренебрежительно относится и к своим коллегам, и к людям, работающим для него и снабжающим его дом всем необходимым.
Перед нами два человека, придерживающихся мнения, что они честно исполняют свой долг – содержат себя и свою семью.
Теперь представьте себе, что происходит в их душе, когда они, оставшись наедине с собой, размышляют о своей жизни. Может быть, Катулл уже ощущает себя на Небесах? А Тибулл? Кому захочется оказаться на его месте? Сознание пренебрежительного отношения к своим обязанностям превращает его жизнь в сущий ад, не так ли? А ведь оба живут в одном мире, работают в одном университете, оба занимают профессорские должности и оба люди ученые.
Выходит, исполнение своего долга равносильно тому, что мы надеемся обрести по ту сторону гроба. Наша душа жаждет блаженства. А что такое блаженство? Это состояние удовлетворения собой и всем, что нас окружает. А разве, исполняя долг, мы не испытываем то же самое?
Прежде мы говорили преимущественно о том, к чему ведет неверность своему долгу, о трудностях, связанных с его исполнением. Отвлечемся на время от этого и попытаемся себе представить, сколь велик человек, для которого превыше всего долг. Получается, что у такого человека есть почти все, что в нашем понимании равносильно Небесному блаженству.
Раньше оно казалось нам недостижимым, потому что мы находились в постоянном смятении. У нас были свои суждения, свои взгляды на жизнь, позволяющие нам принимать определенные решения, желания, требующие от нас противоположного, друзья, советовавшие нам совсем другое. Мы жили среди людей, думающих иначе, но чье мнение казалось нам важнее, и среди обстоятельств, склоняющих нас совсем на другое. Наша жизнь была соткана из противоречий. Чтобы действовать по своим убеждениям, требовались определенные усилия и борьба, а пренебрежение ими заставляло нас сожалеть о содеянном и раскаиваться в своих поступках. Мы руководствовались то одним, то другим, то нашими воззрениями, то своими желаниями, то различными обстоятельствами.
Так мы жили прежде – в постоянной борьбе и раскаянии. Воспоминания о прожитых годах не приносили нам удовлетворения и не умиротворяли нашу душу.
Всего этого не будет, как только самым важным для нас в жизни станет исполнение своего долга. Он – наша главная цель, ради которой мы будем жить, действовать и мыслить. Тогда у нас останется всего одно желание, одна страсть, которой неизбежно подчинятся все прочие страсти, один жизненный принцип, который и станет определять наши мысли и поступки – долг прежде всего. В нашей душе воцарится удивительнейшая гармония, нарушить которую будет тем труднее, чем сильнее возобладает над нами этот принцип.
Софрон поступил в университет, будучи недурно воспитанным своим отцом и учителями. Но он был немало удивлен, оказавшись впервые в обществе своих земляков, которые потешались над его жизненными принципами и вели себя совершенно по-другому. Будучи по натуре юношей робким и не осмеливаясь им противоречить, он стал подстраиваться под них и неоднократно охотно посещал в их компании известные заведения, буквально созданные для того, чтобы человек нарушал свой долг. Со временем его чувственность превзошла все разумные пределы и охотно потакала любым капризам, от кого бы они ни исходили. Исполнение долга требовало теперь от него огромных усилий, и всякий раз, нарушая его, он мучился угрызениями совести. Как часто он всю ночь не мог сомкнуть глаз, изводя себя упреками за то, что не сохранил верность своим жизненным принципам. Да и следующие за кошмарными ночами дни были для него не менее печальными. Он покидал свою постель с твердым намерением вновь жить по своим прежним принципам. Но тут же начиналась упорная борьба, навязываемая ему его собственными желаниями, не привыкшими, чтобы их подавляли, и теми приглашениями, насмешками и подтруниваниями, на которые не скупились его друзья. Он редко выходил победителем из той борьбы, обычно совлекаясь на путь, ведущий его, как он осознавал, к погибели. Софрона влекло из аудиторий, где приобретаются знания, соответствующие предназначению, туда, где удовлетворяется чувственность. Так он прожил несколько злосчастных месяцев, после чего один знакомый потребовал удовлетворения за нанесенное ему оскорбление, вызвав его на дуэль. Проведя ужасную бессонную ночь, в течение которой Софрон острее, чем когда-либо, ощутил всю омерзительность дуэли и всю неправильность своей жизни, идущую вразрез с его прежними правилами поведения и мышления, он приходит к твердому убеждению, что случившиеся с ним беды – последствия пренебрежительного отношения к своему долгу и что для достижения душевного покоя у него решительно нет иного пути, как только свято исполнять этот долг.
Укрепившись этим убеждением, он на рассвете делает шаг, стоивший ему немалых усилий. Он исполняет долг перед тем, кого, как считает тот, он оскорбил, совершенно не думая о том, что скажет на этот счет мир, в котором он живет. И вот, безоружный, он навещает своего противника и, войдя к нему в комнату, по-мужски обращается к нему: «Друг! Ты считаешь, что я нанес тебе оскорбление и требуешь удовлетворения. Я пришел с намерением дать его тебе. Ну какое удовлетворение от дуэли? Если я соглашусь на нее, то рискую сделать бесполезным для мира человека, который мог бы принести ему много добра. И ты в отношении меня подвергаешься той же опасности, поскольку я тоже намереваюсь совершить еще немало хорошего. Я собираюсь дать тебе истинное удовлетворение – попросить у тебя прощения. Вот моя рука! Или тебе доставит большее удовольствие ее искалечить?»
Противник выслушивает неожиданное предложение, пребывая в нерешительности. Но Софрон продолжает так убедительно говорить, что он в итоге меняет свои убеждения и, вместо того чтобы ждать извинений, бросается ему на шею и благодарит за сделанный навстречу ему шаг.
Отныне все помыслы Софрона устремлены на беспрестанное исполнение того, что велит ему его долг, какие бы внешние и внутренние препятствия ни пытались помешать ему в этом. И у него возникает чувство, что он наконец обрел те самые Небеса. Правда, он еще не может похвастаться, что проживает каждый день, выполняя все свои обязанности. Однако то пренебрежение долгом, в котором он прежде упрекал себя, случается с ним нечасто, что, конечно, не дает ему в полную меру насладиться своим блаженством, но в то же время укрепляет его в мысли, что только исполнение долга способно привести нас к Небесам, что на Земле.
По большей части наше беспокойство или омраченное настроение порождается нашими желаниями, которым нет конца. Путник, не успев выйти из дома, мечтает оказаться там, где его следующий ночлег, а добравшись до этого места, уже думает о следующем. И так до тех пор, пока он не вернется домой. Каждый, присмотревшись к себе, увидит, как он похож на этого путника. Его то и дело одолевают желания, и за каждым из них стоит чувство неудовлетворенности чем-либо, которое всегда огорчительно. Чем разнообразнее наши желания, тем сильнее это неприятное чувство. А чем больше их, то, как известно, больше остается неисполненных, отчего неудовлетворенность возрастает.
Друзья мои! Закаляйте свой дух! Пусть каждый стремится прежде всего исполнять свой долг, и тогда у него будет всего одно желание, а удовлетворит ли он его или нет, зависит прежде всего от него. Нужно только серьезно захотеть, и все получится. Ощутив хотя бы раз, какое это удовольствие – исполнять свое самое жгучее желание, представьте себе то блаженство, которое ожидает вас, когда вы будете это делать беспрерывно.
Ты задумался? У тебя есть возражения? Что ж, попытаюсь их упредить. «Как это возможно, – скажешь ты, – чтобы у меня не было никаких желаний, кроме как исполнять свой долг? Если я беден, разве мне не захочется улучшить свои доходы? Разве я, решив обзавестись семьей, не захочу исполнить это намерение?» Конечно, совсем отказаться от подобных желаний не получится. Но чем искреннее желание исполнять свой долг, тем умереннее становятся все прочие желания, тем меньше они нас волнуют, тем спокойнее мы относимся к тому, что некоторые из них остаются неудовлетворенными.
Но на это ты можешь мне сказать: «Это неверно, будто исполнение мною долга целиком и полностью зависит от серьезности моих намерений. Мне могут помешать тысячи обстоятельств. Например, я должен вернуть деньги кредитору или заплатить за выполненную работу. И как мне быть, если мои доходы, на которые я рассчитывал, внезапно прекратятся? Я всей душой хочу исполнять свои обязанности перед детьми. Но как, скажите пожалуйста, мне реализовать это на практике, если по долгу службы я постоянно отсутствую и мало общаюсь с семьей. Или: я серьезно отношусь к своей работе, но как мне быть, если я заболею?»
Все это так, обстоятельства действительно иногда могут оказаться сильнее нас. Главное – по-настоящему захотеть, и у нас все получится. Побольше старания, рассудительности и умеренности в расходах, и мы вернем долги, даже когда лишимся известных доходов, на которые так рассчитывали. Рассудительность и наведение порядка в делах позволят нам исполнять свои обязанности перед семьей, даже когда служба отнимает у нас непомерно много времени. Нужно немного напрячься – и даже болезненный человек окажется в состоянии исправно исполнять свою службу, а во многих случаях это его даже укрепит. Как быть, если нам действительно не удается выполнить то или иное обязательство? Тогда лучше на время о нем забыть и переключиться на другие. Тревожиться сильно не нужно, поскольку мы делаем это не по собственной воле, и наша верность своему долгу от этого ничуть не пострадает, поскольку у нас возникли новые обязанности, которые нам в данный момент под силу.
Представим себе ужасную ситуацию: некий деспот отрывает добропорядочного человека от семьи и бросает его в тюрьму. Тогда он освобождается от многих обязанностей, но вместо них у него появляются новые, такие как, например, необходимость проявлять терпение, пробуждать в тюремщике гуманные чувства или даже потребность изобрести для человечества нечто важное, что возможно только в условиях длительного и полного одиночества.
Видите, даже и тогда у нас остается возможность удовлетворять самое сильное желание – исполнять свой долг.
