banner banner banner
Псионик. Месть Безликой
Псионик. Месть Безликой
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Псионик. Месть Безликой

скачать книгу бесплатно


Я больше всего хотела сказать им, что они могут задушить меня собственными руками, но я умру только мусульманином. Сил хватило только на то, чтобы поднять руку с вытянутым указательным пальцем – жестом, обозначающим Единобожие и прохрипеть:

– Нет Бога, кроме Аллах-х-х-х-х-х-к-х-р-р-р-р!!!

Последнее слово утонуло в кровавой пене. Я почти потеряла сознание, когда врач случайно заметил, что что-то не то происходит, и решил вмешаться:

– Хельга, быстро сюда, у неё отёк лёгких! Когда ей стало плохо? – и сам, поняв всё, стал крыть матом «этих ненормальных сектантов».

Надо ли было говорить, что в этот день меня хотели переводить в отделение, уже отключили все приборы, а после подобного мне снова пришлось ставить трахеостому и переводить на искусственную вентиляцию лёгких? Но кошмар только ещё начинался. В общем, он спас меня – но стоила ли овчина выделки? Не зря же тот хирург, который говорил, что мне лучше не выживать, потому что знал, что меня ждёт участь нищего инвалида. И поступили соответственно, как с нищим инвалидом – дали пособие и выкинули как мусор.

Помощь приходит оттуда, откуда её совсем не ждёшь. Вот и сосед-наркоман Джефри по кличке Джеф, к которому я относилась с пренебрежением и единственное, что от него требовалось – делай что хочешь, только не превращай квартиру в наркопритон.

– Ты решила заморить себя голодом? Если ты думаешь покончить с собой, то глубоко ошибаешься, тебе просто вырежут желудок, и будешь питаться внутривенно.

– Я не хочу есть. Я не хочу жить. Как жаль, что в исламе нельзя совершать самоубийство.

– Знаешь, что я делаю, когда у меня паршиво на душе? Пойдём, я покажу.

Джеф повёл её в свою комнату и включил тяжёлый рок. Песни, наполненные гневом и отчаянием, да чего греха таить не зря же рок называют сатанинской музыкой, потому что пелось по насилие, наркотики, самоубийство. Но шоковая терапия оказалась эффективной – Рахиль сбросила апатию. Джеф признался, что много раз пытался завязать с наркотиками, и они стали помогать выбираться из тьмы. Пришли черные дни, когда Джеф обнимался с унитазом и бегал по всей квартире, выискивая лекарства, а Рахиль заставляла пить чай с имбирём и стирала мокрый лоб. Сама же Рахиль нередко впадала в апатию и могла неподвижно пролежать весь день.

По закону за помощью по оплате дорогостоящего лечения можно было обращаться только в благотворительные фонды. Запрещалось создавать страницы вроде «Помогите такому-то, такому-то собрать деньги на операцию/реабилитацию» в связи с участившимися случаями мошенничества. Но помощь в фондах получали далеко не все.

– Ничего не вышло Рахиль?

– Ничего… Захожу в мусульманский фонд. Говорят: «денег нет». Я отвечаю: «Я не прошу деньги, просто откройте на меня дело, а кто захочет, тот даст». Они говорят: «Нет, мы не сделаем этого, потому что в таком случае деньги, которые могли бы пойти на лечение больных детей, уйдут на вашу операцию». Я иду жаловаться начальнику, но тот тоже начал заливать, что сейчас дети умирают от лейкоза, не дождавшись лечения на кибермедике, а вы сейчас не умираете. Действительно, подумаешь, у меня вместо лица келоидный рубец! Это был не последний фонд, в который я обращалась, но мне каждый раз приводили одни и те же лживые аргументы! Тогда от отчаяния я сорвала с лица маску, помню, что некоторые отпрянули от ужаса, увидев моё лицо. Я спросила: вы мне с этим предлагаете жить? Когда как тех самых детей можно лечить и весьма эффективно с помощью химиотерапии за счёт государства, в то время как пластические операции нужно выплачивать из своего кармана! Но те самые мамочки, услышав про химиотерапию, чуть не разорвали меня на мелкие кусочки. Хотя лучше бы разорвали.

– Эх, Рахиль, наивная ты душа. Благотворительность – это очень выгодный бизнес, где ворочают не миллионами – миллиардами. Никто не знает точную сумму, которая пойдёт на лечение, поэтому называют приблизительную сумму. Если остаётся разница – часть идёт на помощь другим нуждающимся, ну а часть – в карман.

– То есть их интересует только то, сколько денег они смогут заработать на больных?

– Разумеется их интересует рентабельность того или иного человека, поэтому они так охотно берут детей – детей всем жалко, и на них жертвуют охотнее, к тому же в большинстве случаев они хорошо поддаются лечению. Ничего личного, это всего лишь бизнес.

– Откуда ты знаешь?

– Один мой друг хотел завязать с наркотиками и хотел пройти курс реабилитации, и он обращался в различные фонды, но ему все под различными предлогами отказывали, а то и просто выкидывали на улицу, пока ему один сочувствующий охранник не объяснил, что ему никто не поможет. Наркоманы у большинства людей вызывают лишь презрение, так что много денег на них давать не будут и значит, фонду придётся тратить на них свои средства. К тому же наркомания неизлечима, и завязавший может сорваться в любой момент.

– Что стало с твоим другом?

– Сказал, что какой смысл ему бороться за жизнь, если обществу безразлична его судьба и вкатил себе огромную дозу.

– У меня есть шанс?

Джеф закусил губу:

– Операции дорогостоящие, их понадобится много, прежде чем получится добиться удовлетворительного косметического эффекта. Люди склонны к разовому благородству, чем к постоянному подвигу, им легче отдать тысячу долларов и потом благополучно забыть об этом, чем каждый месяц выделять по сто долларов. Поэтому фонды очень не любят людей, которым требуется длительное лечение, потому что на первых порах будут работать с энтузиазмом, а потом просто надоест и кому придётся раскошеливаться?

– И потерять возможность купить трёхэтажный особняк или очередной Мерс?

Джефу было бы не так страшно, если бы Рахиль заплакала – тогда бы они пошли в комнату пить выдохшийся чай и рыдать под обнимку под слезливую музыку. Но когда Рахиль открыла глаза, они были покрыты сеткой полопавшихся сосудов, но из них не пролилось ни слезинки. Нет ничего больнее, чем потерять надежду, и эта боль была слишком сильна, чтобы облегчить её слезами. Невыплаканные слёзы жгли сердце как кислота, перекипая в лютую жестокость.

– Я уже не знаю куда идти, кого просить. Аллах испытал мною людей, но люди не пошли испытание. Как только мусульмане стали жить хорошо, из их сердец исчезло милосердие. Пусть же Аллах снизошлёт на них страдание!

Однажды утром на старенький нетбук пришло сообщение:

«Зайку бросила хозяйка

Под дождём остался зайка

Зайка зубы отрастил

И хозяйку задушил».

И далее приписка: «Яков ждёт свою Рахиль в Гайд-парке в 12—00. Он сам тебя найдёт». Между строками можно прочитать: «не иди туда, худо будет». Рахиль скептически подняла бровь: а может ли стать ещё хуже? Решив, что не может, девушка взяла сумку Джефа, полагая, что он не обидится, если прихватизирует её на сегодня. Тщательно замотала лицо на манер никаба. На неё таращились на улице и не думали, что под маской радикальной мусульманки прячется человек без лица.

Оказавшись в Гайд-парке, она села на свободную скамейку. Как только стрелка часов остановилась на цифре двенадцать, перед ней возник человек в бежевом костюме, который двигался по-кошачьи плавно. Он тут же сел рядом с Рахиль.

– Ты и есть тот самый Яков?

– В каком-то роде да. Меня зовут Джеймс Мортимер, но моё прозвище Мориарти.

– Почему же вы решили взять фамилию злодея из Шерлока Холмса. Неужели вы глава преступного мира?

– Прямолинейность не есть хорошо, Рахиль. Нельзя же такие вопросы задавать в лоб, – ответил, укоризненно качая пальчиком.

– Меня ваша клоунада начала утомлять. Говорите, что вам надо или катитесь отсюда.

– Я предлагаю вам стать киллером. Работка непыльная и даже приятная, хороший оклад, частые премии и полный соцпакет. Хватит на множество пластических операций.

– Вы что, совсем обалдели? – закричала Рахиль, вскочив со скамейки, – да я сейчас в полицию пойду!

– Тише, тише, не кричи, – с неизменной улыбкой обратился Мортимер, – ну пойдёшь ты в полицию, ну скажешь, что я предложил тебе вакансию киллера, а я заявлю, что пошутил. У тебя нет доказательств, так что сядь и выслушай.

– Я. Не буду. Убивать.

– Да-да-да, заповедь «не убий» или «кто убьёт душу не за душу, тот как бы весь мир погубит». Можешь дальше делить квартиру с завязавшим наркоманом, слушать Linkin Park и размышлять, продать ли свою комнату, чтобы сделать пластическую операцию.

– Но как вы об этом узнали? Следили за мной?

– E-mail ты оставила в резюме на бирже труда. Сумка явно не твоя – одежда на тебе чистая и аккуратная, что говорит о твоей чистоплотности, и вряд ли бы стала доводить сумку до такого состояния. Сумку вам мог дать только тот, с кем ты жила бок о бок длительное время. Ты безработная и у тебя нет средств, чтобы снимать квартиру, но, тем не менее, живёшь в ней – значит, получила её в наследство, но частично. То, что сосед – наркоман говорят подозрительные пятна на сумке, а то, что он завязал – пятна давнишние. И это же доказывает, что ты получила квартиру не полностью, потому что ты бы не стала терпеть этого человека рядом с собой, но сейчас вы в дружеских отношениях, раз спокойно берёшь его вещи. Но почему ты живёшь практически одна? Либо ты сирота, либо тебя бросили родители.

– Вы угадали, – прошипела она, – они вступили в секту Свидетелей Иеговы (признаны в России экстремистской организацией и запрещены Верховным судом) , и даже когда я лежала в реанимации, они говорили, что все мои несчастья от неправильной веры и уговаривали меня вступить в секту. Я послала их к чёрту и сказала врачу, чтобы их больше не пускали ко мне.

– Думаю, та сама понимаешь, что одной пластической ситуации будет мало, а стоимости твоей комнаты хватит на одну, максимум на две. Но ещё на что-то нужно жить, есть и пить.

– Но, если я стану киллером, я рано или поздно попаду в тюрьму.

– Конечно.

– Меня могут убить

– Конечно.

– Предать, в конце концов.

– Конечно.

– Почему я должна соглашаться на это?

– Ты посмотри на свою жизнь. Почему ты влачишь жалкое существование? Наверно для тебя больше всего обидно то, что тебя предали, представь себе, братья-мусульмане. Хотя бы они могли скинуться по десять долларов и набрать на операцию, могли бы задействовать связи и надавить на главврача какой-нибудь больницы, чтобы ты могла работать. Да хотя бы оказать моральную поддержку, когда родители бросили тебя. Им на тебя просто наплевать. Разве ты не хочешь стать болезненной пощёчиной, которая унизит и заставит плакать?

– Вы очень наивны, мистер Мортимер.

– Да потому что ты человек высоких моральных качеств, образец порядочности, который сейчас редко встречается. В другое время ты не стала меня слушать ни одной лишней секунды, стоило бы мне заикнуться об этом. Но сейчас ты возмущаешься, трясёшь кулаками, а всё-таки ловишь каждое слово. Я ведь предлагаю тебе счастливый билет.

– Счастливый билет? Да вы шутите!

– Я не шучу, дорогая Рахиль. Твоя жизнь превратилась в борьбу за выживание, кошмар без конца и без края. Но самое худшее для тебя это даже не то, что твоя жизнь превратилась в кошмар, а то, что ты ничего не можешь с этим поделать. Ничего. Ты бьёшься лбом об стену и упорства тебе не занимать, но скорее ты раскроишь череп, чем действительно чего-то добьёшься. Я даю шанс изменить твою жизнь, и совсем не случайно не добавил слово «к лучшему».

– Спасибо, что вы честны со мной.

– Значит, ты согласна?

– Да, – вполголоса произнесла Рахиль.

– Не слышу.

– ДА!!!

На следующий день после своей мнимой смерти Рахиль летела в аэромобиле Джеймса Мортимера. Раньше о поездке в аэромобиле она не могла и мечтать, теперь же она летела вперёд к цели к тихоокеанской полосе в загадочную страну Японию.

– У меня есть подарки для тебя, Рахиль, – Мортимер достал из безразмерной сумки маску. Рахиль с недоумением уставилась на вещь, которая больше была похожа на картонку из детской аппликации с дырками для глаз.

– Вижу, это тебя не впечатлило. Маска держится на лице без каких-либо завязок и других приспособлений. Она сделана из очень прочного и гибкого полимера, а в прорези встроена оптическая система, обеспечивающая полноценный обзор. Примерь же её.

Рахиль хмыкнула, но все же приложила маску к лицу. И сначала растерянно смотрела на свои руки – куда же она девалась? Только достав зеркало, она убедилась, что маска на лице – она вообще не ощущалась и не мешала зрению. Выглядела она… безлико. Точнее и нельзя передать того факта, что у неё нет лица.

– Нравится? Но это ещё не всё, – и он вытащил длинный изогнутый меч в ножнах, – это катана, сделана по последнему слову металлургической техники и с соблюдением древних японских традиций.