скачать книгу бесплатно
Нещадко шокированно разлепил один глаз. Они в маскарадных костюмах, что ли, приходят убираться? Но интерес, поселившийся колкой снежинкой где-то в копчике, уже не давал путей к отступлению.
– Перейти.
– Ангел на час. Мы решим любые ваши проблемы. Счастья почти даром, или мы вернем вам деньги. Наши услуги, – озвучка театрально запнулась, будто и правда увидела что-то с меткой «искусственному интеллекту не понять», – «чистилище у вас дома», «волшебный пинок», «решатель проблем»…
Решив, что с него хватит съехавшего с катушек мира и, кажется, уже можно сбросить этот маскировочный плащ всепонимающего, познавшего дзен врача-нейрофизиолога, Нещадко от души расхохотался. Странно звучал этот смех в пустой двушке старого дома на Старорусской, 5.
– Придумают же, – просипел Нещадко, оформляя заказ на «чистилище» с отложенной на неделю датой. – Только что проституток нет. Хотя-я-я… Если бог хочет, чтоб ты был счастлив, то и такой выброс эндорфина богоугоден. И что это за семейная фабрика со штатным психологом?..
Подтвердить заказ. Оплата со счета. Уведомление по смс. Нет, код доступа к квартире я не дам. Так… Может, еще «волшебный пинок» и «решатель проблем»? Ну чтоб с грантом разрулили. Не до гордости уже, Нещадко, не до гордости. Настолько не до гордости, что сейчас ты откроешь свой электронный ящик…
Сценарий раз. Сценарий два. Хм, выходит, уже шестой за сутки. Спам. Реклама.
…а потом напишешь в рабочие логи, что вторая часть гранта невыполнима. Ведь давай начистоту, господин врач. Твоя цель прекрасна и светла – подарить людям, а точнее – одному конкретному, но не будем об этом сейчас, цветные фильмы своего воображения или памяти. Грань так тонка, что вообще хоть сном назови это все – не имеет разницы. Ты шел к этому гранту столько лет, тянешь его сейчас в одиночку, только где-то в начале не учел главного – в таком магнитном поле не вспомнишь даже что было на самом деле, а уж тем более ложь не удержишь, ну разве что сильно поверишь. И кто ж был тот идиот в Министерстве Связи и коммуникаций, что предложил «тренироваться на кошках» и прикрепил к проекту за умеренную плату трех коше… простите, баб. С ДТП и изнасилованием.
Рот Нещадко сильно покривило влево, словно от оскомины. Мысленная пластинка была старая, заезженная. И в этом месте у врача неизменно возникало желание не то сломать систему, не то начистить ей морду и в унитаз, в унитаз!.. А все потому, что ты балда, Нещадко. Так может, хоть найдёшь напоследок хоть кого-нибудь более или менее умного – по технической части, желательно.
Искренне надеясь, что Исса на самом деле спит, а не притворяется, доктор зашёл на портал молодых учёных России. Портал для краткости именовался «РосСпец», а разброс дат рождения в учётных записях его посетителей доказывал, что науке все возрасты покорны.
Выбрать категорию записи. Нейрофизиология, кибернетика, искусственный интеллект. Заголовок. «Нужна помощь с перепрошивкой»… Ну-ну, ещё «Спасите наши души» напиши.
«При анализе мозговой активности методом фМРТ требуется повысить эффективность распознавания и визуализации паттернов активности (сравнение с набором образцов). Стандартный киберврач не справляется. Ищу специалиста, который перепишет механизм анализа в ИИ».
Если Слово – это Код, то мысль – это Вектор. Иногда так бьющий под дых, что никакой словесный debug не спасет. Например, от: «А есть что анализировать? У тебя месяц. Но если ты не сделаешь, ничего не случится. Просто это – твой последний грант, Нещадко».
Все, контрольный. Врач очень спокойно выключил компьютер и очутился в полной темноте.
Немного огня – середина пути!
Немного огня тебя может спасти…
Ах, держите, держите меня, чтобы я не лопнул от смеха!..
У меня месяц.
Мне нужен Ангел на месяц, иже еси.
Глава 1
– Статус писателя – завязал!
Вопль над ухом был достаточно истошным, чтобы Влад наплевал на правила приличия и поморщился. Нет, на таких вот слетах литературного клуба «Явная ложа» он никогда не был каменным истуканом, скорее, наоборот – насмешливый, веселый, острый невыносимо… Ток в двадцать четыре килоампера тек по венам и по воздуху, заставляя само пространство искриться невидимым, но ощутимым коронарным разрядом.
Сегодня все оказалось иначе. Кругом загомонили, загоготали, заржали. Отшутиться было так просто…
– Статус – пить сладкое.
Говори, говори, угомони зло
.
– Пить брют?
– Медовуха, други!..
Робот-официант, которому эти выкрики чуть мозги не сожгли, замер в навершии людского клина и зашебуршал внутренностями. Клубни незаметно потерли ладони. Им было наплевать на причинно-следственные связи и ответы на вопросы «а как у этого малыша внутри помещается вся винотека мира?», им хотелось выпить и провести собрание по завету глубоко любящих матерей. Веселыми и не нервными. А Влад ждал. Это были тягучие минуты до начала концерта, на котором ты не выступаешь. Праздник не для всех. Еще немного, и ты в толпе, читай, в одиночестве. Ты не мог не прийти, но мог остаться там, под окнами, с полной луной и немотой в комплекте. Тянущее ощущение в груди портило еще не наступивший вечер, как портит вкус и запах смородинового киселя упавший туда клоп-щитовик. Может, отогнать робота на лестничную площадку да наконец выяснить, что у него внутри… Развлечение, достойное мужчины в полдень двадцать первого века.
– А если не завязал, то где новые тексты, Сол?
На свое второе – или первое? – имя Влад обернулся, как подорвавшийся на мине, но до автора вопроса его взгляд не дотянул, застряв на семидесятом градусе разворота. Новое лицо. Не в первом круге, но опасно близко и в зоне слышимости. Хищные брови и острые скулы над черным воротником рубашки породили армию мурашек вдоль позвоночника. «Твой персональный дефибриллятор, знакомься», – поерничала ехидна в голове Влада, и тут же заработала, затарахтела внутри старая пишущая машинка, клавиатура с пробитым enter, залетали стрижиными стаями фразы о том, что вот-вот Владислав Соляда, он же – Влад Сол, нырнет в… эээ… ну пусть будут зеленые, так вот, нырнет в зеленые глаза незнакомца и останется в этом омуте… хм.. на веки вечные. «Боги перин и подушек, какая ересь», – синхронно простонали все составляющие Влада Сола и закрыли лица ладошками. Все равно нереализуемо при миопии в минус восемь диоптрий. Ты и скулы наверно, писака, придумал, не видишь ведь. А речевой центр, не затронутый графоманскими наклонностями мозга, заполнял эфир словами истины. Если все равно, что говорить, то почему надо лгать?
– Новые тексты – в моей голове. Их там три тысячи восемьсот семьдесят пять. Чего смеешься? Именно столько. Они как фильмы, их можно просматривать с сотни ракурсов, они сюжетны, остросюжетны… – Влада понесло, но он упорно продолжал сверлить невидящим взглядом белый абрис незнакомца в просвете чужих плеч и голов. – Но для них просто не нашлось слов. Вот если б можно было это все из мозга вытащить – я бы вообще с большим форматом не заморачивался…
– А медовухи у него нет!
Полный вселенской тоски вопль положил конец откровениям Влада и лишь на пару секунд опередил призывное стучание председательской ладони по столу. Собрание началось. И начало его не впечатляло. Эти посиделки давно вошли в привычку, и сейчас Влад с трудом верил, что когда-то писал в стол и не планировал издаваться. Под нудное гудение кого-то с неприлично длинными стихами про болевые ощущения искусственной кожи андроида, Влад начал отматывать назад пленку своей жизни. Это было лучшее прикрытие – сосредоточенный пустой взгляд философа, вникающего в заусеницу на пальце… И яркий, неизменно яркий фильм под веками. С годами приедалось многое, но картинка, к счастью, не тускнела.
Вот вешка пятилетней давности. Знакомый подбивает Влада заглянуть на собрание литклуба. «Ну что ты сидишь в своей каморке, как сыч в дупле, – настойчиво твердит он. – Талантливые люди собираются. Вот я, например. Поэтессы в самом соку приходят… – он фамильярно подмигивает Владу, превращая литклуб в парад невест по принципу „одно другому не мешает“. – Давай, брат. Прочти им пару своих миниатюр, они оценят. Все свои, стесняться некого!»
Еще два года. Влад уже завсегдатай. Действительно, малую прозу приняли хорошо и просили приходить снова. Влад воспрял духом: явился в следующий раз, и еще раз, вырываясь из-под гнета сверхурочных работ и блокады безденежья, постепенно превращаясь в человека-легенду, не пропустившего ни одного собрания.
Еще год. Смешно и грустно наблюдать, как от старого костяка остаются только кончики ребер, а новые лица, слишком похожие друг на друга и все чаще скрытые за щитами очков дополненной реальности, собирают быстрые лайки на свои вирши и не задерживаются дольше двух-трех собраний. Людская круговерть лишает собрания уюта. Старожилы клуба снисходительно слушают новичков, временами хмыкают, не церемонятся в выражениях, комментируя творчество выступавших. Иногда приходят совсем странные залетные птицы, пойманные председателями на литературных конкурсах или тематических форумах. Особенно запомнился колоритный дедушка – никто не признавался, что рассказал ему о клубе, но он пришел, вооруженный тоненьким сборником верлибров с вороном и крестом на обложке. И нес в заскучавшие массы свое видение мира еще несколько часов после заседания, а под конец попытался переманить собравшихся в собственную литстудию, где обещал «научить правильному стихосложению».
Перекинутое соседом перо с железным наконечником пробежало пухом по пальцам. «На комментарий чужого творчества отводится одна минута, желаемый уровень критики…» Влад мотнул головой и перебросил перо дальше. Нечего сказать, нечего, ибо память уже предательски сговорилась со списком задумок на будущее и дятлом в виске стучит сорванными планами. Планами, на которые нет сил, времени, вдохновения – большая проза, научно-фантастический роман с глубоким философским подтекстом, с размышлениями о добре и зле, об участи человека на грешной Земле и о музыке сфер, которую слышат избранные… Высокий штиль, мать его, которому нет места в этом лохматом две тысячи тридцать седьмом. Вымученными кусками вываливался текст из души Влада, он был подобен грубой необработанной породе, где еще искать и искать драгоценные камни. А сейчас не стало и этого. Не говоря уже о том, что даже на основном полигоне деятельности ступор. Сценарист квестов, у которого сюжеты повторяются как родительский рефрен «холодно, шапка, покушай, хорош шататься», просто обречен на вымирание.
«Ну и чего ты паникуешь? Знаешь же, как это бывает – сначала до последнего ехать не хочется, сто тысяч отговорок, почти опоздал к началу – а оказалось, все нормально, и потом сам радуешься, что оторвал зад от стула и с живыми людьми пообщался».
Мотивация звучала неубедительно, когда ты пуст. Хуже того – после каждого собрания соклубники дружной толпой шли до метро, а там часть оседала в небольшом баре. Влад лишь однажды зашел с ними и уныло пожевал картошки фри с кетчупом. От посиделок остался привкус непонятной тоски и очередное подтверждение давно известному факту – алкоголь Влада не брал от слова совсем. Даже купленная с премии бутылка швейцарского абсента в восемьдесят шесть градусов крепости не принесла Владу радости.
После трех поэтов, которых Влад проигнорировал, объявили перерыв. Стало вдруг нестерпимо легко, словно исчез давящий чужой взгляд. Он завертел головой, пытаясь засечь, от кого так веет могильным холодком, но все дружное собрание уже вывалилось на лестницу. Очередные новенькие попросили не входить, пока не пригласят, и хлопнули дверьми. Влад, которому тело давно компенсировало миопию прекрасным слухом, различал за зеленым шумом клубней грохот переставляемой мебели и ожесточенный спор.
Наконец двери в зал распахнулись. Непривычная расстановка столов и стульев намекнула интуиции Влада на мышеловку – мебель и зрители (а иногда это были неотличимые вещи) сместились в центр так, чтобы вокруг можно было свободно двигаться. Народ кое-как расселся, стоять остались трое: хрупкий паренёк-одуванчик, рыжая девушка и внезапно – тот остроскулый в чёрной рубашке.
Свет погас. Кто-то прошуршал в темноте за спинами зрителей и зажег несколько свечей; и откуда только раскопали, уже в храмах сплошь светодиоды за плату, – в разных концах зала. Язычки пламени дрожали в прибойных волнах жгучей музыкальной смеси из церковных песнопений и шаманских бубнов. Зрителей начало затягивать в тёмный омут транса, но чистый девичий голос вдруг заметался под потолком, ударил Влада под дых и словно рассказал о том, чему не нашлось пока имени, цвета, вкуса и запаха. Хотя нет, запах появился почти сразу же – по обонянию жахнуло озоном, дождем, полынью… «Зарядила робота-официанта духами», – мелькнула в голове Влада догадка, но тут же сгинула. В межмирье, в темноте и неизвестности не было места мыслям. Кто-то быстро и осторожно провел птичьим пером по шее. Только ощущения. Только здесь и сейчас.
Секунда. Две. Три…
Свет резанул по глазам и обнажил актеров, электричество их игры перекинулось на зрителей, захлестнуло с головой. Мужик в черной рубашке наступал на светловолосого агнца, тот отчаянно отмахивался от него белыми крыльями. Актеры медленно обходили зал по кругу, зрители забывали дышать… Чёрный человек приложил светлого спиной о стену, метко попав в выключатель. Лампы мигнули и погасли, а когда свет включился вновь, не было уже ни девчонки, ни загнанного ангела, и только чернорубашечник – уже, правда, без рубашки – стоял спиной к залу, тяжело оперевшись на стену. Над левым его плечом топорщилось одинокое чёрное крыло. Правую лопатку украшала мастерская имитация кровоточащей раны.
– Не прощай меня. Согрешил, – в оглушительной тишине прозвучал финальный аккорд отыгранной пьесы, и однокрылый ангел рухнул на колени, спрятав лицо в ладонях.
Пульс в висках Влада забился в агонии, погасил картинку и звук, немилосердно толкнул в водоворот болезненных воспоминаний, оставив на плаву абсурдную мысль: «Откуда. Они. Знают?!»
Влад пришел в себя, когда раздались аплодисменты, и трое актеров вышли на поклон. Сюжет пьесы сохранился в голове урывками. Влад точно мог сказать, что она про ангелов, тоже мне, капитан очевидность, но кроме контрольного выстрела последней фразы не вспомнил больше ничего. Зато очень четко отложился в голове хрустальный девичий голос и переплетение черного крыла с белым, грозовая свежесть, щекочущая мягкость мимолетного прикосновения… Нет, это просто совпадения. Концентрат совпадений, чтоб его, но ведь актёрская троица – самые обычные люди, не ангелы, они никак не могут знать про Рай. Или… могут?
Мда, медовуха бы сейчас не помешала. Отчаянно непьянеющему Владу не менее отчаянно захотелось в бар у метро.
Старожилы клуба, раззадоренные необычным форматом постановки, не оставили актёрской троице иного выбора, кроме как присоединиться к посиделкам «после бала». Ради разнообразия решили на этот раз сменить и локацию – выбор пал на паб «Орлы и гуси». Блаженный юноша-ангел гордо объявил, что он вегетарианец и заказал апельсиновый сок. Рыжая девчонка вопросительно вскинула глаза на своего старшего спутника.
– Девушке глинтвейн, – обратился мужчина к роботу-официанту, – мне коктейль «Шёлковый шарф».
– Паспорт, – невозмутимо донеслось из робота.
Девчонка замялась.
– Эм-м, запишите тогда всё на мой счёт, – выкрутился мужчина, поднося пластиковую карту к сканеру. Не в меру любопытные взгляды литклубовцев сканировали тем временем его самого: надо же, на пьесе рубашку скинул, сейчас несовершеннолетнюю девчонку спаивает, хм, а креста-то на шее нет…
– Нещадко Эльдар Вячеславович, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, – удовлетворённо констатировал робот – Заказ принят.
Нарочито медленно убрав карточку в нагрудный карман куртки, мужчина позволил собравшимся ещё пару секунд насладиться иллюзией собственного превосходства, а потом перехватил управление посиделками.
– Ну, будем считать, что я представился, – усмехнувшись уголком рта, произнёс он. – Не люблю свою фамилию, тем более, у вас тут кличками принято… Тогда пусть будет Корсак. Сам грешен, не пишу ничего, но вот племянница упросила сыграть в её постановке…
Племянница… Нездоровые огоньки праздных домыслов одни за другими гасли под порывом ветра, а Нещадко продолжал, как ни в чём не бывало. О, это золотое правило допроса, которое Влад для себя вывел еще очень давно, – расскажи другим все сам и только то, что считаешь нужным. А от лишних вопросов избавит людская скромность, ха-ха.
– Впрочем, я всё-таки пишу. Только не рассказы, а научные статьи. Сейчас, например, работаю над технологией визуализации образов. А вы, я смотрю, ребята творческие, головы светлые… Такие нам и нужны. В общем, если захотите отдаться науке за умеренную плату – приходите, буду рад видеть. Только, – на стол веером легло несколько визиток, – напишите мне заранее, чтобы я заказал для вас пропуск. Технологии растут, как грибы после дождя, но проходные, кажется, не сгинут вовек.
Влад, невозмутимо потягивавший свой егермейстер, весь словно взорвался. Нет, никто ничего не заметил, но праведность устава «не юзай соклубников в личных целях» тут же получила оговорочку «а случайным людям, выходит, можно». Да и стоило выдохнуть, как тут же ехидна запела в уши проникновенные романсы о хромающих финансах. Деньги, чертовы деньги. Сколько там дают лабораторным мышам?..
– Немного, – ответил вдруг Нещадко. – Грант мой личный, но я своих мышей не обижаю.
Мир словно бы исчез и стал неважен. Случайно слетевшие с языка слова протянули оранжевую нить между ними, и это заставило Влада улыбнуться помимо воли. Не все еще забыто, не все отгорело. Вот оно, ради чего стоит жить.
Ну и маленький бонус. Влад прикрыл глаза, сохраняя в памяти новое лицо, которое наконец сумел разглядеть с расстояния вытянутой руки. Я запомню тебя таким, Корсак, каким и придумал. С зелеными глазами и скулами, о которые когда-нибудь порежусь. Параноик в голове нецензурно и громко советует не лезть в пасть к этой лисе, которая так прицельно сыграла на твоих нервах остросюжетную ангельскую пьесу, зато нулевой баланс кредитки и жажда острых ощущений кладут гаечки на осторожность. Кто не пьет, тот не рискует.
Стопка егермейстера опустилась на стол с глухим звуком печати на подписанном договоре. Одной визиткой в веере стало меньше.
Глава 2
Тлетворное влияние литклуба Нещадко обнаружил почти сразу после прощальных лобызаний с шумной толпой членов оного. То ли объятия с соблюдением двадцатисантиметровой границы были насквозь фальшивыми, то ли свернутое крыло под мышкой вдруг приобрело тяжесть металла, но врач откровенно валился с ног. Какая-то девчушка с соболезнующим видом потеснилась у поручня в электробусе, а цыганка у Московского вокзала даже не обозвала «абрикосовым».
А еще стихи. Ну, не стихи, а так – рифмующиеся строчки без намека на ритм. Они появлялись в голове внезапно, словно кто-то там в правом полушарии решил: «А чем я хуже этих… тех… ну ты меня понял. Давай сочинять», – и понес околесицу с глагольными рифмами про несправедливость жизни и тяжесть прожитого полтинника. А потом вдруг в хаосе слов появился Смысл. Нещадко замер на полушаге. Это было ощущение потока, щекотавшее затылок изнутри. Что-то похожее бывало при мозговом штурме, но если торжество интеллекта больше походило на конец мучительного изнасилования, то сейчас был драйв. И свобода. От логики, матчасти и условностей: «не ругайтесь, не самоубивайтесь, уныние – худший из грехов, ибо уныние возникает от недостатка работы, а надобно пахать и радоваться во славу Госпо…» красиво у вас, я бы с радостью тут повесился на верёвочке… на тонкой верёвочке в блёстках от света лунного.
Дальше, дальше, дальше… Нещадко набирал полные легкие пьяного мартовского воздуха, отметая констатацию своего врачебного автопилота, что количество кислорода на улице, несомненно, выше, чем в бункере томографа, и потому сейчас активизируется работа мозга. Ко всем трансцендентным сущностям матчасть! Я просто хочу это делать. Делать красиво. Есть же на свете пустая, не объясненная ничем радость бытия?
Прозрачные капли по стёклам как серьги улицы.
Тяжёлые вздохи, и запах полночной сырости врывается в лёгкие.
В ментальном бою только один проигравший – твой зверь. Слова рвали глотку, вода нехотя проникала через барьер легких ботинок. Нещадко-врач, забившийся в дальний угол черепушки, постигал принятие и непротивление злу насилием.
Красиво у вас, я бы с радостью стал здесь призраком!
Бродил… бродил бы по мхам, заросшим камням и тропами…
А что ты запомнишь об этих минутах, бедный Корсак? Ведь в этом и загвоздка всех твоих исследований, тебя самого и человеческого муравейника. Избирательность памяти. Через месяц перемкнутся нейронные сети в твоей башке, обманешь сам себя, выдав за внешний импульс самовольный генереж сигнала. И «встанут перед глазами», будут «звучать в ушах», пройдут «ознобом по коже»… Что? Чернильная, как мартовская тьма, лужа-море-океан и одинокий дом с башнями. Собственный срывающийся шепот и прибойный шум проспекта. Ледяные мокрые ноги и тяжесть свернутого крыла.
Где всё неподвластно избитым законам физики,
Где быть невозможно ни вдовами, ни сиротами
.
Волна ушла, оставив по себе прежнего Нещадко, старую драную лису на пороге собственного дома. Оставалось только, как заядлому наркоману, припрятать пережитое в дальний угол долгосрочной памяти, чтобы потом в самый трудный момент извлечь и принять как дозу, много и внутриментально. Неплохая замена дефибриллятору, кстати.
– Красиво у вас… я бы с радостью тут повесился, – сипло прокомментировал Нещадко, взломав домофон и нырнув в непередаваемое амбре подъезда в парадной старого жилого фонда.
А теперь начинаем восхождение…
Пятидесятую ступеньку Нещадко одолел в компании одышки, белых кругов перед глазами и собственного бессвязного ворчания. Ворчание посвящалось трижды клятому сидячему образу жизни, от которого ничего, кроме сколиоза и геморроя, не получить.
Щуплая девичья фигурка в тусклом свете аварийной лампочки – лучшее, от чего можно было шарахнуться у дверей собственной же квартиры. Доля секунды ушла на то, чтобы понять – нет, это не племянница. Как же, жди, придёт она у тебя порядок наводить. Лобные доли вбросили едкое: «Зна-аю я эту молодёжь» и тут же сами себя высмеяли: «А ты, нешто, в старики уже записался, профэ-эс-сор?» Память услужливо маякнула: «А кто у нас тут уборщиц по вызову заказывал?»
Учёный перехватил крыло поудобней и приветственно кивнул незнакомке, стараясь не задеть девчонку локтем и параллельно пытаясь не промазать пальцем по сенсорной панели дверного замка. Мда, вот так накрутишь себя отрядами Святой Веры, что по души ученых приходят за полночь… Интересно, какая там зона мозга отвечает за паранойю?
– Ангела на час вызывали? – девушка оказалась совсем юной, но одета была в линялое тёмно-синее платье ниже колена и стоптанные босоножки, а волосы собрала в тугой пучок на затылке, что означало табу на любые намёки личного характера со стороны заказчика. Впрочем, от задолбанного в край нейрофизиолога даже сама Мэрилин Монро не дождалась бы сейчас попыток флирта.
– В общем, это, – Нещадко неожиданно смутился привычного бардака в своей норе, – если у вас получится одолеть этот хаос, вы – не просто ангел, а господь бог. Только вокруг компа ничего не трогайте, ладно?
На словах «господь бог» девчонка странно дёрнула плечом и прищурилась, но потом согласно кивнула и направилась к ванной, чтобы наполнить водой – боги Сети, не какой-нибудь очередной «умный» пылесос, а самое что ни на есть обычное ведро.
К такому Эльдара Вячеславовича жизнь не готовила. А ещё она не готовила его к тому, что вместо пластиковой скидочной карты девушка вручит ему миниатюрного вязаного ангела. Ангел, впрочем, был чипированный: на внутренней поверхности его одеяния была прикреплена миниатюрная табличка с секретным кодом, который и давал право на скидку.
Предоставив девушке полную свободу, Нещадко поселил ангела на полке у компьютерного стола и нырнул в работу.
«Нырнул», впрочем, громко сказано. В десятый раз сверлить глазами посекундные раскадровки активности чужих мозгов и уже привычно отмечать под комментарии Иссы – вот тут, наверное, было что-то вроде потуг сосредоточиться на той-самой-секунде, а сразу после – шальная мысль в духе «вот я дура / вот он козёл / а выключила ли я дома чайник?» Да и у самого Нещадко в голове ипподром был не хуже. Вот удалась тебе, доктор, первая часть гранта – думал, что и со второй повезёт? Эх, надо было отдать его молодым да амбициоз… ха, а самому написать заявление по собственному и бродягой пойти по Руси с табличкой на груди: «Дед в моём возрасте уже вышел на пенсию, помогите добрые люди чем можете»?
– Это что еще за?!..
Истошного вопля в исполнении юной уборщицы Нещадко никак не ожидал и потому непроизвольно съежился, вспоминая, какого скелета он мог оставить в шкафу спальни. Ну не полезла же она в чемодан под кроватью, где доктор хранил не самые легальные препараты и – тяжкий грех! – запрещенную к ввозу американскую медтехнику.
Следом его накрыло странное, ни на что не похожее ощущение – будто уборщица за стенкой принялась копаться уже не в вещах его, а прямо в душе.
– Не из наших же, – прозвучало спустя пару томительных секунд. – Поигр-рульки, значит?..
Тут Нещадко не выдержал. Ноги сами донесли его до порога спальни, где и состоялась немая сцена «доктор, уборщица и бутафорское крыло».
– Эмм, – только сейчас до Эльдара Вячеславовича дошло, что во всей этой кутерьме он напрочь забыл убрать злосчастное крыло в пакет, и теперь по его милости девчонке предстоит соскребать мелкий пух с дивана. – Простите. Давайте, я уберу.
– Откуда оно у вас? – спрятав крыло за спиной, уборщица впилась в доктора потемневшими глазами.
Нещадко мысленно зарёкся обращаться в странные конторы по Сети.
– Это реквизит, – выдохнул он. – Племянница упросила меня сыграть в её пьесе.
– Сыграть… ангела? – вопросила уборщица, по-прежнему удерживая крыло в заложниках.
Нещадко осознал, что спасёт его только полная откровенность, а лучше – покаянная исповедь. Чёртовы фанатики, и как до него сразу не дошло…
