скачать книгу бесплатно
Поганки
Ефим Захаров
Действия повести происходят в маленьком крымском сельском райцентре, где все и обо всех знают. Именно в этом небольшом городке обнаружен труп женщины, следы на теле которой ведут в Красноярск, где не так давно случилась череда похожих убийств. Преступник вроде бы найден и дело закрыто, но… Следователь красноярского управления Одинцов, узнав об этом, приезжает в Крым, где сталкивается не только с проблемой поиска маньяка, но и с особенностями жизни на уже российском полуострове.
Поганки
Ефим Захаров
© Ефим Захаров, 2021
ISBN 978-5-0055-1926-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Действия повести «Поганки» происходят в августе—сентябре 2015 года в маленьком крымском сельском райцентре – курортном Азовске, где все и обо всех знают. Именно в этом небольшом крымском городке на Азовском море обнаружен труп женщины, следы на теле которой ведут в Красноярск, где не так давно случилась череда одинаковых убийств, совершенных таким же способом. Преступник вроде бы найден и дело закрыто, но… Следователь красноярского краевого управления Следственного комитета Николай Николаевич Одинцов, узнав об этом, приезжает в Крым, где сталкивается не только с проблемой поиска маньяка, но и с особенностями жизни на уже российском полуострове. Николай Николаевич погрузившись в расследование дела об убийствах, одновременно вмешивается и в местные «разборки». Однако, убийства продолжаются…
Что же общего между сибирскими и крымскими преступлениями? Найдет ли следователь Одинцов маньяка, и какой ценой?
Все персонажи вымышлены, а события нереальны. Любые совпадения дат, имён, мест и обстоятельств случайны и ничего общего с реальными людьми и фактами не имеют.
Глава первая
Крым встретил его жарой. После приземления, когда самолёт долго выруливал по взлетной полосе и подъездным дорожкам к терминалу, ещё оставаясь пристёгнутым в большом удобном кресле, он услышал, как пилот объявил о прибытии в пункт назначения и добавил, что в Симферополе прекрасная солнечная погода и плюс тридцать пять. Он вышел на трап первым и на мгновение потерял контроль над собой, волна жаркого густого воздуха и яркий солнечный свет одновременно ударили по нему, неподготовленному к югу, словно отработанная «двоечка» от боксёра—тяжеловеса, но он сумел сохранить равновесие, глубоко вздохнул и стал спускаться по неудобным большим ступеням. Рубашка под пиджаком мгновенно стала мокрой, а на лбу обильно выступили капельки пота, делая курчавые и пока ещё тёмные волосы влажными и сальными.
Родившийся в тех краях России—матушки, где зима длинная и мрачная, весна холодная, а лето, хоть и тёплоё, но очень короткое, где первый и последний звонок в школе частенько сопровождались снежком и лёгким морозцем, он не любил жару. Десяти дней, проведенных с женой и сыном раз в год где—нибудь в Тайланде или Египте, вполне хватало, и он с удовольствием возвращался в своё холодное Зауралье.
Ему шёл сорок четвёртый год, и в Крыму он ни разу не был. Детство выдалось не из лёгких, родители не имели возможности отправлять его в пионерские лагеря, а когда он вырос, обзавёлся собственной семьёй и стал сам зарабатывать деньги, позволяющие отдыхать у моря, то выбирался в основном за границу, да и друзья не советовали ехать в Крым. «Ты там не отдохнешь. Нечего там делать», – говорили они, объехавшие полмира, – «Вот собрался во Вьетнам и едь туда. Лучше будет». В конце концов, до Вьетнама добираться проще.
Салон микроавтобуса, поданного для пассажиров бизнес—класса, коих, кроме него, набралось ещё троё, все мужчины примерно его возраста, с кожаными кейсами в руках и дорогими часами на запястьях, приятно дыхнул в лицо охлаждённым воздухом, кондиционер в автомобиле работал на полную. У одного из попутчиков часы были на левой руке, а у двух других на правой. Как у Президента, прям таки, – сказал он про себя, профессионально подмечая подобные мелочи. Носить часы на правой руке не так давно стало модно, хотя, по его мнению, если ты правша, всё—таки неудобно. Сам он часов не носил, предпочитая смотреть время по экрану смартфонов и мобильных телефонов, которых, в силу работы, было у него несколько. Мужчины, одетые в светлые рубашки с коротким рукавом, судя по их виду, вообще не испытывали неудобства из—за жары. Он проникся лёгкой завистью и, достав из кармана платок, обтёр лоб и лицо.
Он ни за что не прилетел бы сюда, если бы не обстоятельства. Он не мог поступить иначе. И даже сейчас, уехав от жены и сына, с которыми не расставался больше чем на два дня уже с десяток лет, сделав несколько шагов по крымской земле, поняв интуитивно, что здесь он чужой и ему будет очень тяжело, всё равно был уверен, что поступает правильно.
Пройдя через заполненный прилетевшими на отдых мужчинами, женщинами и детьми с пока ещё хорошим настроением, ожидающими свой багаж у змеевидной ленты, которая пришла в движение и оживила стоящих вокруг, зал терминала, он вышел на улицу, где в очередной раз чуть не был сбит с ног ударом жаркого сухого воздуха. Пот снова выступил на лице, глаза слепило. Ведь он даже не взял с собой солнцезащитные очки. Чем он думал, когда ехал в Крым?
– Маршруточка не дорого. Такси. Такси. Ялта, Алушта, Массандра, Судак, Новый Свет, – его сразу окружили мужчины, вращающие на своих указательных пальцах ключи от машин. – Куда ехать? Недорого, – они заглядывали прямо ему в глаза, безошибочно определив приезжего.
– Спасибо, я уже на месте, – вяло бросил он на ходу, повернул направо и дошёл до пешеходного перехода между терминалами. Именно так вчера по телефону объяснял Алексей, сын его товарища, который должен был встретить его в аэропорту.
– Николай Николаевич? – спросил подошедший к нему слева молодой человек, лет двадцати, в тёмных очках, цветастых шортах, расстегнутой рубашке и видавших виды кожаных шлёпанцах. Он внимательно рассмотрел парня, и только уловив в нём сходство с парнишкой двенадцатилетней давности, которого он помнил, ответил.
– Да.
– Здравствуйте, как долетели? – Алексей взял одну из сумок и рукой указал направление движения. – Моя машина там.
– Добрый день, Алексей. Спасибо, что встретил. Долетел нормально. Жарко тут очень.
– Вы бы ещё пальто надели. Как с севера, ей—богу.
– Да я, в принципе, оттуда и есть, – улыбнулся Николай Николаевич. Они уже дошли до машины. Чёрный блестящий «Mitsubishi Pajero» без труда принял весь багаж прилетевшего только что пассажира. – Ничего если я переоденусь?
– Без проблем. Это Крым. Здесь раздеваются и переодеваются там, где это удобно.
Он снял с себя пиджак и промокшую рубашку, достал из чемодана свежую сорочку с коротким рукавом, которую вчера уложил так, чтобы та не помялась. Рубашка всё равно немного примялась, но другого варианта верхней одежды у него не было. В принципе, можно было надеть шорты, майку, сандалии, и слиться с одетой подобным образом толпой отдыхающих, но его сегодня ещё ждала встреча с руководителем крымского управления Следственного Комитета России и, несмотря на то, что в настоящий момент он являлся частным лицом и не занимал какой—либо должности, заявиться на встречу с генералом в шортах, было бы неприлично.
Позавчера он уволился с работы. Со службы, которой отдал всё. Много лет назад, через несколько дней после вручения ему диплома о высшем образовании, он попал в прокуратуру, где добросовестно трудился следователем, а в феврале 2011 перешёл из прокуратуры в только что образованный Следственный Комитет своего родного Красноярска, но уже спустя год с небольшим «прыгнул» в краевой главк, где и работал до позавчера. Ему нужно было срочно перевестись в Крым, и не просто в Крым, а следователем СКР[1 - Следственный Комитет России] по Азовскому району, но перевод по каким—то ему неведомым причинам оказался невозможным, и он вынужден был уволиться. Друзья говорили, что он дурак, и что он ломает себе жизнь, что нельзя при такой работе пропускать случившееся через себя, и уж он—то за столько лет мог бы к этому привыкнуть, но он не привык и всё равно сделал так, как решил. Супруга его поддержала, что, наверное, и было переломным моментом в принятии такого трудного решения.
Годы, проведенные в следствии, не прошли даром. У него были друзья, у друзей тоже были друзья, а у друзей друзей, в свою очередь, друзья тоже имелись. Именно по такой нехитрой цепочке просьба принять и посодействовать Одинцову Николаю Николаевичу дошла до генерал—майора юстиции Птицына Дмитрия Филипповича, временно возглавляющего Следственный комитет в Крыму. Генерал ждал его сегодня в 15—00. До встречи оставалось немногим более пятидесяти минут.
– Успеем? – спросил Одинцов, устроившись на сидении, включая все свои телефоны.
– Успеем, – ответил Алексей, неспешно подруливая к шлагбауму, заграждающему выезд со стоянки.
– Да, и кондиционер посильнее сделай, пожалуйста, – Николаю Николаевичу всё ещё было жарко.
– Конечно, – улыбнулся водитель и опустил температуру вдуваемого в салон воздуха до максимально низкой.
– Ты как в Крыму оказался? – проверив телефоны, спросил Одинцов молодого человека. Алексей был сыном его старинного приятеля, с которым он познакомился в университете. Отца Лёши звали Борисом, и учился тот на физико—математическом факультете на три курса старше Николая Николаевича. Когда Коля Одинцов получил ордер на заселение в общежитие, в комнату №323, он ещё не знал, что судьба сведёт его с человеком, который всю жизнь будет где—то рядом, не вмешиваясь, не спасая, не делая добрых дел или подлостей, а просто где—то рядом, от чего на душе было уверенно и спокойно. Борис был старше его на пять лет, уже отслужил в армии и вот—вот должен был жениться. Когда Коля зашёл в комнату, Борис ел арбуз и громко слушал «Deep Purple» «Child in Time». «Хорошая музыка», – сказал тогда он, сам с удовольствием слушавший старый рок. Борис пожал ему руку, достал бутылку водки и отрезал большущий кусок арбуза. Через час они уже были друзьями, и эта дружба сохранилась на годы. Борис со временем стал бизнесменом, занимался строительством и имел несколько заводов по производству разных видов бетона. Его сына Лёшу Одинцов последний раз видел двенадцать лет назад, когда тот ходил во второй или третий класс школы. Борис развёлся с первой женой, и та с сыном уехала к матери в небольшой городок Московской области. Борис сына не бросал, помогал, как умел, и на восемнадцатилетие подарил машину. Николай Николаевич знал, что Алексей поступил в институт и учится где—то в столице.
– Я же в Москве учусь, в Университете Связи и Информатики. Сейчас каникулы. Вот с друзьями и рванули в Крым на машинах. Живём в палатках на берегу моря. Там никого нет и красота, знаете, такая…, – он подбирал слова, – дикая, что ли, первозданная, – было видно, что Лёша в восторге от полуострова. – Папа позвонил, попросил Вас встретить и по Крыму покатать. И вот я здесь.
– Давно в Крыму?
– Уже восемь дней. Ещё три дня, и домой.
– Знаешь, где Следственный комитет в Симферополе?
– Пока Вас ждал, всё изучил. Не переживайте, довезу в лучшем виде, – Алексей нажал кнопку магнитофона и из динамиков полился мягкий джаз «Акустической алхимии». – Нормально? – поинтересовался водитель у пассажира.
– Отлично, – ответил Одинцов. Он любил хорошую музыку.
Глава вторая
Не так давно Красноярск потрясла череда почти одинаковых убийств.
На первое преступление, случившееся в конце августа, особого внимания никто не обратил. Убийство, как убийство. Тридцатитрёхлетнюю женщину, Галину Старову, разведенную, имеющую двоих детей, работавшую на ресепшене в большой старой гостинице города, нашли в номере 114 этой же гостиницы изнасилованной и задушенной обычной бельевой веревкой, той же самой, которой её руки и ноги были привязаны к металлическим спинкам кровати. Оставшийся неиспользованным моток валялся на полу. На столике почти пустая бутылка шампанского, фрукты в вазе. Бокалов или стаканов нет. Отпечатки пальцев в ванной, на бутылке, на ручке двери и столе отсутствуют. Следов насилия на теле эксперт не обнаружил, по всей видимости, привязывалась женщина добровольно. Одурманивающих веществ ей никто не давал. Со слов эксперта—медика женщину насиловали и душили одновременно. Спермы не обнаружено, половой контакт был в презервативе. Следов и зацепок, которые бы позволяли делать какие—то выводы, не было. Сняли кое—какие отпечатки со стен и дверей, нашли какие—то волоски, но всё это был хлам, а не доказательства. Сколько всякого мусора можно найти в гостиничном номере затрапезной гостиницы промышленного города? Камер видеонаблюдения на этажах и в холле нет. Кто куда заходил, и кто откуда выходил установить практически невозможно.
Работала женщина в этой гостинице уже пять лет, по графику «сутки через двое» с постоянной напарницей, женщиной чуть старше. Около полуночи, когда работы уже не было, Старова сказала коллеге, что пойдет поспит в номере пару часиков, им разрешалось использовать номера 112 и 114 для отдыха. Старова ушла и не вернулась. Напарница думала, что та крепко уснула и будить не стала, зашла в номер уже под утро, где обнаружила труп и сразу вызвала полицию. Галина иногда принимала на работе гостей, мужчин, «любила она это дело, падка была на передок» – так охарактеризовала её администратор, но про то, что у неё в этот вечер должен был быть гость, Старова никому не обмолвилась. Проверили знакомых, соседей, постоянных любовников, персонал гостиницы, телефонные контакты в последнее время. Ничего. Ничего такого, что могло бы дать хоть какую—нибудь ниточку. Очевидно было только одно, что убийца был человеком для неё не чужим. Она не сопротивлялась, а напротив, хотела получить удовольствие.
Второе убийство произошло в декабре. В этот раз жертву обнаружили на съёмной квартире, в одной из тех, которые бабушки сдают посуточно на вокзале. Привязана к кровати взятыми в этой же квартире полотенцами, странгуляционная борозда другая – душили не верёвкой, а чем—то другим, потолще, смотанным тонким полотенцем или галстуком. Следов насилия, кроме удушья, на теле женщины эксперт не обнаружил. Половой контакт в презервативе. Женщина ничем не примечательная, тридцать пять, бухгалтер, приехала в Красноярск из Нижнего Ингаша в командировку с проектом годового отчёта в головное предприятие. Звали её Радулова Тамара. И снова ничего. Опять непонятные отпечатки, волоски и прочий хлам. Свидетелей—очевидцев нет. Волоски и отпечатки, правда, проверили, но совпадений с первым убийством не установили. Снова шампанское, фрукты. Стаканы тщательно вымыты. Убитые женщины знакомы между собой не были.
Хозяйка квартиры, старушка—пенсионерка, сказала, что Радулова снимает у неё квартиру на сутки не впервые. Два—три раза в год она приезжала в Красноярск и подходила к ней на вокзале. Тамара, со слов пенсионерки, была женщиной порядочной, после неё всё всегда оставалось чисто и ничего из квартиры не пропадало. В этот раз она снова подошла к ней на вокзале, отдала деньги и взяла ключи от квартиры, старушка с ней не пошла, доверяла. Договорились, что утром, уходя, Радулова дверь захлопнет, а ключи бросит в почтовый ящик, как всегда. Труп обнаружила хозяйка квартиры около десяти утра, когда пришла убраться и поменять постельное бельё с полотенцами. Контакты из телефона убитой не дали ничего, общалась она в последние сутки только с детьми, мужем и женщиной—бухгалтером из головного офиса.
Наличие мужчины, с которым бы Радулова постоянно встречалась в Красноярске, установить не удалось. То, что она пошла в квартиру заниматься любовью со случайным прохожим, встреченным по пути от вокзала до квартиры – маловероятно. Допрошенные свидетели утверждали, что Тамара была женщиной серьёзной и думающей. Увлечения у неё случались, но она быстро остывала и продолжала жить с ничего не подозревающим мужем. Оставалась только догадка, что убийца – попутчик Тамары из поезда. Этой версией занимались плотно. Ехала Радулова в вагоне «СВ», фирма, в которой она работала, на комфорте ценных своих сотрудников не экономила. По базе данных железной дороги Радулова должна была быть в купе одна, второй билет так и не был продан, но оперативники установили, что ехала она вдвоём с мужчиной. Этого мужчину видели, но подробного описания его внешности получить не удалось, люди если и смотрели на него, то смотрели мельком, не разглядывая, и особого внимания пассажиру не придавали. Проводник вагона, молодой человек с бегающими глазами и следами от оспы на лице, после доверительной длительной беседы, проведенной с ним в полиции, признался следователю, что в Канске в вагон зашёл мужчина без билета и спросил есть ли свободные места. Свободные места, как и желание немного заработать, имелись, и он подселил мужчину к Радуловой, та не то, что не возражала, а даже, со слов молодого человека, обрадовалась возможности провести несколько часов до Красноярска с попутчиком. Возможный убийца, по описаниям проводника и пассажиров, ехавших в том же вагоне, был примерно тридцати пяти лет, роста среднего, телосложения худощавого, кожа гладкая. Описать черты его лица не смог никто. Сошлись на том, что каких—либо особых примет, родинок, шрамов, следов кожных заболеваний на лице не было. Небольшая лысина на темени – на это обстоятельство указали все, кто видел этого неизвестного мужчину.
Получается, что жертв маньяк выбирал случайно и бессистемно. Место его жительство тоже оставалось неизвестным, но сузилось до двух городов – Канска и Красноярска. Как и, главное, где его искать оставалось загадкой. Тщательная отработка магазинов мужчину, который бы покупал шампанское и фрукты в районе вокзала, не обнаружила. Просмотр камер видеонаблюдения, установленных на вокзале, тоже ничего следствию не дал.
Первые два трупа «прошли мимо» него. Он трудился в главке, а на места происшествий, как правило, выезжали следователи «с земли». Установив совпадения двух убийств, дела объединили и передали в краевое управление Следственного комитета, а именно следователю Одинцову. Николай Николаевич считался специалистом по расследованию убийств, и, надо сказать, эта работа ему нравилась. Она была честной. Он искал убийцу, человека, лишившего жизни другого человека, собирал доказательства и отправлял злодея в тюрьму. Экономические дела ему претили, половина дел была «заказная», когда руками Следственного комитета устраивались разборки в бизнес—элитах края, а другая половина не вызывала ничего кроме зевоты и желания поскорее это дело куда—нибудь «сбагрить». Детали первых убийств он изучал по протоколам и фотографиям, а на следующее уже выезжал сам.
Третье убийство датировано концом января. Сауна. Проститутка, двадцати четырех лет. Надежда Телевич. К кровати не привязана, но борозда на шее такая же, как и у второй жертвы, эксперт подтвердил, что половой акт закончился удушением. Здесь уже было что—то. Криминалисты нашли хороший отпечаток пальца на телефоне девушки, тщательно отрабатывались все контакты «ночной бабочки» и её постоянные клиенты, а особенно телефонные соединения её аппарата в последние сутки.
Клиентура у барышни была очень мощная, видимо, девушка умела что—то такое, что не всем под силу. Среди почитателей её таланта установили и молодых ребят—полицейских, в основном из тех, кто борется с экономической преступностью, и чиновников краевого правительства, достаточно высокого уровня, удачливых бизнесменов средней руки, и даже нескольких помощников прокурора города. Людей рангом повыше допрашивал лично Одинцов, пониже – по его поручению сотрудники полиции.
Хозяин заведения показал, что сауну заказал по телефону около десяти утра мужской голос. Он, естественно, не представлялся, но сказал, что хочет попариться с друзьями с восьми вечера до полуночи. Около восьми пришёл мужчина, худой, роста среднего, возраст до сорока лет. Лица его хозяин не рассмотрел, на мужчине был пуховик с капюшоном и толстый шарф на шее, на улице всё—таки минус двадцать пять. Просил, чтобы ему не мешали, предупредил, что скоро подъедет знакомая. Девушка приехала через полчаса, он её впустил. Как и когда ушёл мужчина хозяин не видел. Ровно в двенадцать он зашёл внутрь и обнаружил труп. Сразу же вызвал полицию.
Номер, с которого заказывали сауну, конечно же, «пробили». Пусто. Звонили с телефона—автомата. Напротив телефонной будки было кафе, и оперативники пытались выяснить, не видел ли кто из персонала мужчину, звонившего около десяти утра из будки. Опять пусто. Никто этого мужчину не видел.
По крайней мере, ясно стало ещё одно обстоятельство. Искать убийцу следует именно в Красноярске.
Его нашли по номеру телефона. Звали его Михаилом, ему было тридцать шесть, а фамилия у него была Борщ. Работал он продавцом в салоне сотовой связи и иногда «заказывал» погибшую девушку. Михаил находился под наблюдением врача—психиатра, восемнадцать лет назад он попал в «психушку» с нервным расстройством на почве неразделенной любви. Отпечаток пальца на телефоне девушки был его отпечатком. Он подходил под описание убийцы из поезда и из сауны, правда его никто достоверно не опознал, но так бывает, видевшие убийцу люди, глядя на его фотографию, говорили, что этот немного похож, но они не уверены. Небольшая лысина на темени у подозреваемого имелась. Если бы им показать его вживую…, но такой возможности уже не было. С подозреваемым работали, и он сознался в трёх убийствах. Николай Николаевич его допрашивал сам, и тот в присутствии адвоката, опустив глаза в пол, рассказал о трёх совершенных им преступлениях. Рассказ был не очень подробным и путанным в деталях, Борщ никак не мог объяснить зачем он ездил в Канск и не мог вспомнить, как звали женщину из гостиницы, но Одинцов тогда этому значения не придал, полагал, что ещё успеет поработать с подозреваемым в менее нервозной обстановке, за что корил себя по сегодняшний день. Михаил задушил себя в камере, сделав веревку из надетой футболки, привязав её конец к ножке кровати, набросив на шею петлю, и катался по полу до тех пор, пока удавка не заберет из него остатки жизни.
Убийства в Красноярске прекратились.
В начале мая, когда сошёл снег, обнаружили четвёртую жертву «душителя», совсем молодую девчушку, ей было семнадцать. В лесополосе, под обочиной трассы, ведущей в Красноярск с юга. Личность установили по отпечаткам пальцев, девушка имела приводы в полицию. Студентка ПТУ, воспитанница детдома. Юля Борзова. Без друзей, родителей и близких родственников. Точно такое же удушье чем—то мягким и крепким, по всей видимости, галстуком, во время полового акта. В снег выбрасывали уже труп. Время смерти, предположительно, первые числа ноября прошлого года. Информации, полезной для расследования, на этом месте происшествия не было вообще. Юлия училась на маляра и проходила производственную практику на строительном объекте на юге города, жила в общежитии в Красноярске, до работы доезжала на автобусе, с работы, как правило, автостопом, установили точную дату, когда пропала девушка, но это уже особо никого не интересовало. Дело объединили с тремя предыдущими и также прекратили в связи со смертью обвиняемого.
Глава третья
Большой джип с трудом припарковался на узкой улице в центре Симферополя, где в небольшом двухэтажном здании располагался крымский главк Следственного комитета России.
– Я Вас подожду, а потом отвезу куда надо, – сказал Алексей Одинцову, когда тот собрался выходить из машины.
– Хорошо, – рассеянно ответил тот, глубоко погружённый в собственные мысли.
Дежуривший на посту молодой полицейский связался с приёмной руководителя и, записав данные Одинцова в специальном журнале, проводил его на второй этаж. Ждать Николаю Николаевичу не пришлось вовсе, его сразу пригласила пройти в кабинет достаточно милая молодая девушка в строгом бежевом костюме.
Птицын, грузный невысокий мужик предпенсионного возраста, с густыми и когда—то тёмными, а теперь наполовину седыми, усами и отдышкой, его принял тепло, встал, пожал руку, усадил за стол, сам сел напротив, предложил чай или кофе. Николай Николаевич попросил холодной воды.
– Наденька, – перегнувшись через стол и нажав кнопку на аппарате, сказал Дмитрий Филиппович.
– Да, – ответил динамик обаятельным молодым голосом. «Надежда», – подумал Одинцов, – «имя одинаковое, возраст примерно тоже, а судьба разная».
– Принесите два стаканчика водички похолодней, пожалуйста.
– Хорошо, Дмитрий Филиппович, минутку.
– Жарко очень, не привык ещё, – сказал Одинцов, чтобы как—то заполнить неловкую паузу.
– Да уж. У нас тепло. – Птицын, не так давно приехавший на полуостров из Мурманской области, уже считал Крым своим, и возвращаться назад не собирался, намереваясь обзавестить до пенсии жильём у моря, поэтому он абсолютно искренне сказал «у нас».
Незаметно вошедшая в кабинет секретарь аккуратно поставила между мужчинами поднос с двумя стаканами воды, в которых плавали прозрачные кубики льда, и так же бесшумно удалилась, плотно прикрыв за собой дверь.
– Что привело вас в Крым, полковник? – начал разговор Птицын. – Вы работали в неплохой должности, нареканий на вашу работу не поступало. Всю жизнь в Красноярске, а тут, бац, в два дня бросили всё и в Крым примчались. И, насколько я понял из разговора с нашим общим знакомым, Вы хотите попасть простым следователем в Азовский район.
– Да, – коротко ответил Николай Николаевич.
– Вы знаете, что такое Азовский район? Это жопа мира, я извиняюсь за выражение. Там, как поётся в песне, птицы не поют и деревья не растут. Там только степь и море.
– Мне всё равно, Дмитрий Филиппович. Я приехал сюда с конкретной целью, и, если у меня всё получится, вернее, когда у меня всё получится, я уеду обратно, – Одинцов закашлялся и отпил из стакана ледяной воды. Стало легче.
– Можете поподробней рассказать о причинах, побудивших Вас так резко сменить обстановку? – генерал тоже глотнул воды из стакана.
– Да. Это не секрет. – Николай Николаевич взял паузу, обдумывая как бы сделать свой рассказ покороче. – Примерно год назад в Красноярске начались серийные убийства женщин. Всего было четыре случая. Убийца привязывал их к кровати и душил верёвкой или галстуком, одновременно насиловал, заканчивая половой акт, видимо, в тот момент, когда жертва умирала. У нас был подозреваемый, но он покончил жизнь самоубийством в камере. Дело прекратили, да и убийства прекратились, но…
– Можете не продолжать, – перебил его Птицын, – я всё понял. Четыре дня назад в частном отеле в Азовском районе нашли задушенную женщину с такими же признаками. Вы хотите убедиться, что всё сделали правильно, и это не тот же человек, что и в Красноярске, я Вас правильно понял? – Одинцов кивнул, а генерал продолжил, – Вам сопутствует удача, Николай Николаевич. В Азовском районе, по штату, два следователя и одно место на сегодняшний день вакантно. Вы хотите, чтобы я Вас назначил на эту должность?
– Если это возможно.
– Возможно. Но у меня есть несколько условий.
– Да, – Одинцов смотрел на генерала, не отрываясь, но в серых, зарывшихся в густых бровях и белёсых ресницах глазах Дмитрия Филипповича прочесть что—либо было решительно невозможно.
– Условие первое. Вы назначаетесь простым следователем и занимаетесь не только делом, которое Вам интересно, но и всей остальной работой, без каких—либо поблажек и привилегий. – Птицын сделал театральную паузу и загнул мизинец на правой руке, Одинцов молчал. – Условие второе. Даже если азовский убийца и ваш, краевой душитель, это разные люди, Вы мне должны пообещать, что не уедете отсюда, не поймав нашего душегуба, – безымянный палец правой руки тоже оказался загнутым. – Условие третье. Вы расследуете дело, никак не связывая его официально со своим красноярским. Это абсолютно другое дело, единичное убийство, совершенное в другом субъекте федерации. Незачем поднимать шум из ничего. Даже если будут основания полагать, что убийства совершены одним человеком, Вы не будете это афишировать, не посоветовавшись со мной. Ну, и условие последнее, – все загнутые до этого пальцы разогнулись, и правая рука генерала легла стол ладонью вниз, – Вы будете держать меня в курсе расследования.
– Согласен. Вы отдаете мне дело об азовском убийстве?
– Разумеется, – Дмитрий Филиппович улыбнулся. Он был доволен. Он только что заполнил «висящую» вакансию в депрессивном сельском районе, куда никто не хочет идти работать, следователем—ассом, целым полковником юстиции. Хочет ковыряться в убийстве и сравнивать его со своими сибирскими, пожалуйста, на здоровье, главное, чтобы работу работал и рутину всю на себя взял, а то молодой, который там единственный, зашился уже. – Когда Вы хотите приступить к работе?
– Сегодня.
– Сегодня не получится, полковник. Даже при всём уважении. Бумаги, приказы… Сами понимаете. – Он пододвинул к Одинцову лист бумаги и ручку. – Пишите заявление о приеме на работу. Послезавтра можете приступать. – Дождавшись пока Николай Николаевич закончит писать, генерал спросил, – есть где остановиться? Может, помощь какая с моей стороны нужна?
– Спасибо. Вы мне и так уже очень помогли. С остальным сам разберусь, не маленький, – Одинцов встал из—за стола.
Птицын тоже поднялся, пожал руку и протянул визитку.
– Здесь все мои телефоны. Звоните. Не стесняйтесь.
– Спасибо. До свидания.
– До встречи, – генерал проводил Одинцова до выхода из кабинета и закрыл за ним дверь.
Выйдя на улицу, Николай Николаевич долго искал глазами чёрный джип, не мог вспомнить, где был припаркован автомобиль, когда он выходил из него. Наконец, обнаружив машину, Одинцов направился к ней.
– Есть хочешь? – спросил он Алексея, открывая пассажирскую дверь.
– Хочу, но не очень, – отозвался молодой человек, зевая. Он задремал, ожидая следователя, и его разбудил звук открывающейся дверцы. – Как встреча? – спросил он, протирая глаза.
– Нормально. Мне в Азовск нужно. Там меня и оставишь. Знаешь где это?
– Конечно. Мы в Азовском районе с палатками стоим.
– Тогда поехали. – Одинцов пристегнулся. Он всегда пристёгивался, даже будучи пассажиром. Несколько лет назад он попал в ДТП, и ремень безопасности, он был в этом уверен, позволил остаться нормальным человеком, а не инвалидом на всю жизнь. Он даже не задумывался над этим, руки сами делали то, что было нужно. – По дороге есть какое—нибудь место, где поесть нормально можно?
– Есть. Есть такое место, – переиначив знаменитую фразу, приписываемую устам Владимира Ильича Ленина, Алексей нажал педаль газа.
Судя по дисплею аудиосистемы, играло радио и из колонок автомобиля послышалось бодрое начало «Героя асфальта» в исполнении группы «Ария». Николай Николаевич сделал музыку громче.
– Сто лет не слышал этой песни, – сказал он Алексею. – Какая радиостанция?
– Не знаю, местная какая—то, – отозвался водитель.