скачать книгу бесплатно
Анька крепко обняла Шурку, накинула свою одежду, повязала платок и сажей приукрасила лицо. Как только стали опускаться сумерки, она незаметно вынырнула из Шуркиного дома и не спеша пошла вдоль заборов, направляясь той же дорогой в сторону дома.
Обратная дорога заняла у Аньки больше времени. Пришлось несколько раз пережидать в кустах встречных прохожих. Она видела, как Степан ехал к Шуркиному дому и мысленно помолилась, чтобы с её подругой всё было хорошо. Домой Анька пришла, когда на небе была уже луна.
– Ох, дочка, ну наконец то, – запричитала Прасковья Романовна. – Я уже и места себе не нахожу. Алёшку еле спать уложила, замучил меня вопросами. Получилось узнать что-то?
Анька рассказала всё, что она узнала от Шурки. Рассказала и про встречу со Степаном и о том, как она напортачила.
– Ничего Ань, не волнуйся. Ну, сказала и сказала. Ты и не обязана никому докладывать, замужняя ты или нет. Они к нам вряд ли доберутся. У них небось и других забот хватает. А если и наведаются, так мы тебя схороним. Лес то немаленький и уж мы-то его получше других знаем. Не переживай, ты же не одна одинёшенька, у тебя семья есть, мы тебя в обиду не дадим.
– Да, я не за себя боюсь, мам, я за Игната боюсь и за вас всех! Вдруг Степан, какую пакость удумает, даже подумать страшно.
– Ничего, думаю он пару дней поищет тебя, а потом успокоится. Всё будет хорошо, милая моя. – Прасковья Романовна поцеловала Аньку в лоб и стала накрывать на стол почти остывший ужин.
На следующее утро женщины занялись своими привычными делами. Прасковья Романовна уговорила Аньку взять Алёшку с собой за водой и на огород и когда наконец-то Анька согласилась Алёшкиной радости не было предела. Он вместе с Сашкой, следовавшим везде за ним, ходили за Анькой по пятам. Алёшка помог натаскать воды, прорвать сорняки на огороде, набрать свеклы, отсыпать муки для хлеба. В общем к вечеру он наконец то был, как говорится, «без ног» и заснул, как только стало смеркаться.
Анька с Прасковьей Романовной снова ждали мужчин до глубокой ночи, но они так и не пришли.
Таким же образом, прошло ещё два дня. На Аньке уже не было лица, но в деревню она пойти больше не решалась, тем более с Шуркой они договорились, что та сама придет или кого из мальчишек отправит, если что-то узнает. Если никто не приходит, значит они живы и здоровы. Это успокаивало и Аньку, и Прасковью Романовну.
– Мам, если к концу недели они не придут, я сама пойду на эти болота. Сил больше нет ждать их.
– Успокойся, Ань, будем ждать столько, сколько будет нужно. Ты этих болот не знаешь, выдашь всех, когда тебя из трясины вытаскивать кинутся, понимаешь? У нас с тобой пока нет выбора, будем ждать, а ты лучше спать пораньше укладывайся, завтра спозаранку с Алёшкой собирались в лес пойти. – Как могла пыталась успокоить Прасковья Романовна Аньку.
– Ладно, пойду и правда лягу, а то измоталась я совсем.
– Ну, вот и правильно.
Анька быстро уснула, сказывались тяжелая работа и нервное потрясение последних дней.
Прасковья Романовна ещё долго сидела у окна и вышивала узоры на Алёшкиных рубашках и спать легла уже глубокой ночью.
Анька резко села на кровати. Весь лоб был мокрым, дыхание прерывистым. На улице ночь и тишина. Только сова ухает в лесу. Сашка заскулил в углу, испугался чего-то. Анька замерла. Какой-то внутренний страх охватил её. Она спустила голые ноги на холодный деревянный пол и босиком пошла к окну. Во дворе никого не было. Ночь был ясная, на небе был нарастающий месяц, который освещал всё вокруг. Анька постояла возле окна с минуту и пошла на цыпочках к печке. На печке тихонько сопел Алёшка с Прасковьей Романовной. Анька подошла к дальнему углу и просунула за печку руку, туда, где Иван Кузьмич ещё давно соорудил тайник для ружья, чтобы дети ненароком не достали. Когда она нащупала стальное дуло ей стало немного спокойней. Анька хорошо стреляла, отец ещё в детстве научил.
Сашка поднял морду и опять тихонько заскулил. Он не лаял, Анька отучила и знала, что если он скулит, то рядом кто-то чужой. Она опять подошла к окну, но на улице было пусто. Шикнув на Сашку, она прокралась в сенцы и полезла на чердак. На чердаке было окошко с маленькими ставнями. Анька пробралась в темноте к оконцу, которое смотрело в сторону села, тихонько его отворила и стала всматриваться в темноту.
Ничего не видно, один чёрный лес почти беззвучно качался от тёплого ветра. Слышно тоже ничего не было, только цикады стрекотали и, где-то далеко птицы говорили свои разговоры. Анька осталась смотреть, всё равно теперь не уснет. Ужас, охвативший её, стал немного отпускать, она уже могла свободно дышать и перед глазами ничего не расплывалось. Холодный пот сошёл, и кожа стала снова нагреваться. Анька ещё немного посидела и с облегчением вздохнув, решила всё-таки спуститься вниз.
Тихонько прокравшись обратно, она спустилась вниз. И чуть не расшиблась на последней ступеньке лестницы. Возле входной двери стоял и беззвучно скалил зубы Сашка. Вся его шерсть на холке стояла дыбом. Глаза потемнели и стали чёрными. Казалось, что он в два раза увеличился в размерах, а лапы будто вросли в пол.
Анька поняла, что возле дома кто-то есть: чужой и опасный. Она стала пятиться через сенцы в дом. В голове была только одна мысль добраться до ружья и предупредить Прасковью Романовну. Прасковья Романовна знала, что делать в такой ситуации, бежать и спасать Алёшку. А Анька с Сашкой уж как-нибудь сдюжат.
Почти не дыша, Анька добралась до входной двери и стала тянуть дверь на себя. Все петли были смазаны, Игнат не пожалел масла, истратил почти целый бочонок на все двери и засовы. Заменил все ходящие под ногами доски, чтобы ничего не скрипнуло и не выдало жильцов в доме.
Открыв дверь, Анька чуть слышно позвала Сашку. А Сашке два раза повторять не надо, опустив голову вниз, он следом за Анькой зашёл в дом. Одним словом, человек в волчьей шкуре. Анька закрыла дверь и снова стала прокрадываться к печке. Взобравшись на подножку, она потянула за руку Прасковью Романовну.
На улице что-то треснуло. Кто-то крался вдоль дома и через окна была видна чёрная тень. Анька, вцепившись в руку Прасковьи Романовны перестала дышать. Стало понятно, что убежать они не смогут.
Проснувшись и увидев Аньку, Прасковья Романовна сразу всё поняла. Показав глазами в сторону тайника с ружьем, сама она стала сползать с печки и тянуть за собой одеяло, на котором спал Алёшка. Анька на цыпочках зашла за печку и достав ружье, зарядила его и очень медленно взвела затвор. Дождавшись пока Прасковья Романовна сняла с печки Алёшку, который продолжал сладко спать, они вышли в сенцы.
Прислушавшись к звукам на улице, женщины затаились возле лестницы. Вокруг снова стояла тишина. Прасковья Романовна, не теряя ни минуты быстро передала Аньке Алёшку и взяв у неё ружье, довольно проворно для своего возраста стала взбираться по лестнице на чердак. Женщины двигались так бесшумно как только могли, и такой же бесшумный Сашка всё это время тихо стоял рядом не сводя глаз от входной двери.
Боковым зрением Анька увидела в дальнем окне дома чьё-то лицо. Мужчина с растрепанными волосами прижался к окну и всматривался в темноту дома. Почти всё окно запотело от того, что мужчина прижался к стеклу почти вплотную и тяжело на него дышал своим открытым чернозубым ртом. От ужаса Анька застыла как вкопанная и только прижатый к её груди Алёшка помог сдержать крик, рвавшийся из неё наружу. С отчаянием посмотрев наверх и увидев тянущие за Алёшкой руки Прасковьи Романовны, Анька немного пришла в себя и поднявшись на две ступеньки подкинула в верх своего сына. Прасковье Романовне этого хватило, чтобы схватить Алёшку и почти бесшумно затащить его на чердак. Оставалось провернуть такой же трюк с Сашкой.
Анька спустилась и взяв на руки Сашку, все также бдительно охранявшего вход стала взбираться по лестнице, почти как акробат исполняющий трюк «ходьба по канату». В висках у Аньки стучало, казалось, что этот стук слышно за несколько километров от дома. В глазах рябило. Ступенька вдох, ещё одна выдох. Послышался грубый мужской бас. Анька замерла и стоя на приставной лестнице, с огромной собакой на руках, почти не дышала.
Не званный гость был не один, кажется их двое, а может быть даже больше, и они уже подходили к входной двери, которая была в двух метрах от Аньки. Анька подняла глаза наверх и с ужасом посмотрела на Прасковью Романовну, которая, приложив палец к губам, показывая тем самым не издавать не звука и рукой поманила её наверх. Анька продолжила тихо взбираться, ещё две ступеньки, и она будет там, в относительной безопасности. Только сейчас она поняла, что, если эти люди проникнут внутрь, они с Прасковьей Романовной смогут сбежать в лес через наружную лестницу в дальней части чердака. Анька сделала ещё один шаг и закинула Сашку наверх, который запрыгнув с ловкостью пантеры сразу лег на краю продолжая следить за входом, возле которого происходила какая-то возня. Также бесшумно у Аньки могло и не получиться.
В тот момент, когда она сделала очередной шаг наверх входная дверь с треском упала в сенцах. На секунду Анька застыла, а очнувшись подтянулась вверх и толкнув Прасковью Романовну вглубь чердака, схватила ружье, лежавшее на краю, и направила его в сторону двери, когда в её проеме показался мужчина.
Всё пространство вокруг сразу наполнилось тухлым запахом гнили и кислой бражки. Мужчина был невысокого роста, чуть выше Аньки и худощавого сложения. У него были черные как смола волосы, торчавшие в разные стороны. Даже сквозь ночные сумерки было видно, что вся одежда на нем была грязная и рваная. В руках у мужчины был топор. Зайдя внутрь, он остановился в центре комнаты и стал прислушиваться к звукам в доме. Застыв неподвижно на лестнице почти под потолком Анька, старалась не дышать. Мужчина продолжал озираться и вслушиваться, недовольно щурясь от темноты. Было ясно, что надо действовать быстро пока он окончательно не привык к темноте. Но Аньке нужно было точно знать, сколько их всего и где они находятся. Мужчина как будто замер и почти не дышал, только зловонный запах источал кругом. Справа от Аньки в окне показался второй:
– Иди, внутрь! Чё ты встал баран?! – Прошипел он своему напарнику.
– Я жду, заткнись… лучше осмотрись на улице, чем меня подгонять, – прохрипел стоящий в доме мужчина в ответ.
Оба снова на мгновенье замерли. Второй мужчина так и не показывался в поле Анькиного зрения, но теперь она точно поняла, что их только двое. От этого стало легче, теперь она знала, что одного сможет убить, а пока со вторым будет воевать, Прасковья Романовна сможет убежать с Алёшкой в лес.
Стоявший в доме мужчина отмер и сделал шаг вперед. Видимо глаза привыкли к темноте дома, и он стал внимательней озираться вокруг. До двери, ведущей в дом, ему оставалось ещё шага три, не больше. Посмотрев в Анькину сторону, мужчина отвернулся, а потом медленно вернул свой взгляд назад и уставился на неё как баран на новые ворота, и поняв, что перед ним женщина, хоть и с ружьем он ухмыльнулся диким, звериным оскалом. Анька подняла ружье выше, показывая, что выстрелит в любой момент. Мужчина, продолжая ухмыляться, поднял вверх левую руку, показывая, что безоружен. Анька кивнула на его правую руку. Не выпуская топор из руки, он также вытянул её в сторону. Второй мужчина как будто провалился. Его не было ни видно, ни слышно.
– Брось…, – еле слышно сказала Анька сквозь сжатые зубы, вздрогнув от собственного голоса.
Мужчина еле заметно оскалился и вскинул топором в сторону Анькиной головы… раздался выстрел и рядом с Анькиным ухом, что-то взорвалось, а потом что-то горячее полилось на плечо. Мужик, прижимая руки к животу, свалился на пол и взвыл. В этот момент из-за угла дома выскочил второй мужчина, с пепельно-седыми короткими волосами. Телосложением он был не больше первого, но было сразу видно, что он тут старший. Седой стал стрелять из проема двери в сторону, где как он думал, находилась Анька. Четыре выстрела и все в стену.
Анька, прижав к себе ружье, вжалась в лестницу и сидела ни живая, ни мертвая. У неё был ещё один патрон, но нужно дождаться подходящего момента.
С улицы слышалась тихая брань Седого. Раненый катался по полу и орал как недорезанный хряк и пол под ним постепенно покрывался багровой лужей. На какое-то время Седой затих под окном. Анька не шевелилась и сидела под потолком как приведение в белой ночной рубахе с кожей почти такого же цвета, только левое плечо и рукав плотно покрывались алой кровью, продолжавшей литься из рассеченного уха. Видел бы её сейчас Игнат, восхищению не было бы предела.
Седой заглянул в сенцы вытянув вперед руку и целясь в нижний левый угол, где как он думал должен быть стрелок. Раненный, увидев своего друга завыл ещё громче призывая не бросать его тут. Седой что-то прошипел ему и раненный стал медленно ползти к выходу, оставляя за собой широкий кровавый след. Добравшись до двери, раненный остановился, начав громко кашлять и сипеть, видимо не в сила продолжать двигаться. Седой схватил его за руки вытащил во двор и стал негромко что-то говорить.
Потом всё снова затихло и с минуту стояла тишина. Анька, не чувствуя боли, а только бешено колотившееся сердце пыталась расслышать, что происходило на улице, надеясь, что незваные гости ушли. Но напрасно. В дом запрыгнул Седой и не теряя и секунды сразу ломанулся в сторону Аньки. Еще один выстрел и он застыл прямо перед лестницей. Анька вздохнула с облегчением. Тепло радости растеклось по её животу. Убила обоих. Слава Богу, Алёшку и мамку никто не тронет. Но присмотревшись она увидела, что лицо Седого стало расплываться в кривой улыбке, полной гнева и злости.
– Промазала милая, – прохрипел довольным басом Седой. – Ты я гляжу бабенка резвая. Не зря Степка с ног сбился, разыскивая тебя. Видишь в какую глушь нас снарядил. Все ради любви. – Поднял вверх палец сказал Седой и громко рассмеялся своей шутке. – Это же ты у деревенской медички была? Я тебя узнал.
И без того бледная Анька, казалось, потеряла всякую способность дышать, а только с выпученными от ужаса глазами продолжала пялится на ухмылявшегося Седого.
– Что тебе надо? – С огромным трудом прохрипела Анька, собравшись с силами.
– Да, ты резвая, но не сильно сообразительная я смотрю. – Щелкнул языком Седой и покачав от разочарования головой медленно продолжал подбираться к лестнице.
– Стой, где стоишь! – Прошипела Анька, увидев его маневр.
– А то что?
– А то глотку перегрызу. Вот что. – уже окончательно придя в себе железным голосом процедила Анька сквозь сжатые зубы.
– Ну вот приехала! – Всплеснул руками Седой. – Я к ней свататься пришел за Степана, лучшую жизнь, так сказать, предложить, а она глотку грызть собралася. Ты тут мать совсем одичала я смотрю.
– Какой ещё Степан? Я знать никакого Степана не знаю. Иди откуда пришел и не возвращайся. Скоро мой муж придет и тогда не жилец ты больше. Ясно?
– Ты мне дуру то из себя не строй! Я тебе сразу сказал, что узнал я тебя, так что твои фокусы не выйдут, не морочь мне голову каким-то мужем. Давай слазь лучше по-хорошему, и я отведу тебя в деревню. Думаю, если хорошо попросишь Степна, он тебя за своего подстреленного человека простит. Тем более не такой уж и важный этот человек, раз с бабой справиться не смог. – Снова заржал Седой ещё больше радуясь своей шутке.
– Я никуда с тобой не пойду, лучше время не трать. Сказала же, что ты меня спутал с кем-то. – Снова сказала Анька.
– Ну зря ты так. Жалко тебя, конечно, но выбора ты мне не оставила, так, что считай хана тебе зараза.
Седой резко вскинул руку и ухватив за край Анькиной рубахи, со всей силой рванул её вниз, от чего она кубарем слетела с лестницы отбив при падении себе всё, что можно. От удара головой в глазах потемнело, в ушах загудело и тело наполнилось тяжестью. И тут Аньку пронзила острая боль в животе, потом в спине, на бедрах, в голове. Седой бил её ногами, обутыми в тяжелые сапоги. Анькино дыханье почти остановилось, а от боли и удушья она стала проваливаться в забытьё. Ещё удар, ещё один и уже почти не больно, только время остановилось, а тело как будто окаменело.
В какой-то момент ей показалось, что что-то мягкое прошелестело по её лицу. Очень мягкое и нежное, и очень похожее на Сашку. Он также пахнет. Но этого не может быть, ей, наверное, кажется, ведь Сашка был на чердаке с мамкой, в безопасности. Анька думала только об одном лишь бы они не подавали звуков. Вдруг удары прекратились, наверное, Седой устал.
Анька ничего не слышала в ушах гудело. Горячая и соленая кровь наполнила ей рот. У неё теперь были только одни мысли, если они ушли, то нужно успеть убрать кровь, чтобы не напугать Алёшку. Анька попыталась открыть глаза. Один глаз не открывался вообще, а сквозь второй можно было увидеть только белую пелену, словно туман застилал всё вокруг. Через несколько секунд Анька сделала ещё одну попытку и вокруг стало немного прояснятся. Сквозь гул в ушах стали доносится звуки, как будто из подвала кто-то приглушенно кричал и матерился.
Анька сделала ещё усилие над собой и попыталась подняться. Через пелену тумана, всё ещё застилавшего её глаза, она увидела какое-то движение на полу, словно туго смотанный клубок из тряпок, шерсти, человеческих рук и ног катался из стороны в сторону.
Постепенно к Аньке стал возвращаться слух, и она ещё чётче услышала крики, рычание и чей-то визг. Собаки? Это был Сашка, который каким-то чудом оказался внизу и сейчас вцепившись в лицо Седому, просто рвал его с животным остервенением. Седой пытался скинуть Сашку и оторвать его от себя даже ценой потери частей тела, но Сашка не поддавался. Таким его Анька никогда не видела. Он был похож на дикого волка, защищавшего свое потомство. Лицо Седого было всё в крови. На руках болтались оторванные куски кожи, вся одежда превратилась в клочья. Аньке с трудом удалось перевернуться на бок и сесть, прислонившись к стене. Она посмотрела наверх, но мамки не было видно. Анька решила найти что-то тяжелое, чтобы огреть этим Седого и встав на колени она поползла к стене, где Иван Кузьмич хранил свои инструменты.
И тут раздался визг. Жуткий, душераздирающий визг раненого животного, пробирающийся под жилы. Анькино сердце остановилось. Она медленно села и повернулась в сторону, где происходила драка. С ужасом она думала какую картину перед собой увидит. Сашка валялся в углу как половая тряпка и не дышал. Седой лежал посредине комнаты, тяжело хрипел и всхлипывал.
Анька боялась пошевелиться. Спустя несколько секунд Седой зашевелился, и куча тряпок громко кашляя и харкая кровью, стала медленно подниматься. Уже стоя на ногах Седой медленно обведя взглядом комнату уткнулся глазами в Аньку и сделал в её сторону неровный шаг. Встав на четвереньки, Анька стала пятиться к стене. В глазах у неё до сих пор всё плыло и двоилось. Ещё одну драку она не переживет. В голове лихорадочно бегали мысли о спасении. Анька была готова вцепиться и убить Седого голыми руками. А если надо она как Сашка готова была вцепиться зубами ему прямо в глотку.
Вся Анькина рубаха была в крови и в грязи от сапог Седого. Рассеченное топором ухо ещё сильнее стало кровоточить, и ночная Анькина рубаха уже почти наполовину пропиталась кровью. Волосы растрепались по плечам и склеились от крови. Она чувствовала себя сейчас загнанным на охоте зверем, и готова была драться до последнего вдоха.
Во дворе что-то загремело, раздался приглушенный голос раненного, который звал на помощь. Седой с горечью сплюнул в сторону Аньки и с перекошенным от гнева лицом, а вернее тем, что от него осталось, выскочил во двор. На улице послышались приглушенные голоса и какое-то движение. Анька приподнялась на колени и выглянула в ближайшее к ней окно. Две темные фигуры, сцепившись друг с другом, удалялись в лес. Анька с облегчением села на пол и тупо уставилась на темную кучу, которая должна была быть Сашкой и слезы стали литься ручьем из её заплывших от побоев глаз. В доме было тихо. Наверху тоже не раздавалось не звука.
III
Анька не знала, сколько прошло времени. Она лежала на полу, прижав колени к животу и не могла оторвать взгляд от Сашки. Его самоотверженность и храбрость поразила Аньку до глубины души. Анька знала многих людей, которые не вступились бы за неё в этой ситуации.
Сашка, такая веселая и послушная собака. Преданный товарищ и друг. Он научил плавать Алёшку в лесном озере, когда тот боялся даже ступить в него. Мог согреть в холодную зиму и избавить от всех печалей и невзгод. Сашка ещё один ребёнок в их семье, который любил их всех своей безусловной собачьей любовью.
Наверху что-то зашевелилось. Анька с трудом подняла глаза и увидела спускающуюся по лестнице Прасковью Романовну. Она осторожно встала на пол и подойдя тихонько к Аньке, приподняла её и крепко прижала к себе.
– Аня, доченька не плачь. Слава Богу ты жива, со всем остальным мы справимся, мы переживем.
Так они посидели несколько минут. Прасковья Романовна посадила Аньку и прислонила её к стене, а потом подошла к Сашке и присев возле него на корточки прижала его к себе. Посидев так несколько минут, Прасковья Романовна повернула его на другой бок, сквозь шерсть на спине открылась кровоточащая рваная рана. Тело было мягким. Вся шерсть, которая раньше была гладкой и шелковистой от бесконечных расчёсывании и поглаживаний, теперь стала похожа на сваленную грязную шкуру, всклокоченную и пропитанную липкой кровью.
Сашка захрипел.
– Ань он живой! – Воскликнула Прасковья Романовна. – Слава Богу он живой.
Анька в голос зарыдала. Прасковья Романовна, тоже не сдержав эмоций стала всхлипывать. Оторвала резким движением кусок ткани от своей рубахи и прижала к Сашкиному боку. Потом оторвала ещё один и обмотала Сашку поперек тела. Сашка открыл один глаз.
– Ты Сашка теперь как твоя любимая хозяйка, с одним всевидящим оком. – Прасковья Романовна засмеялась и тут же заплакала. Стала наглаживать Сашку и причитать какой он молодец и как они его все любят и, что он выздоровеет скоро. Анька тоже плакала и смеялась. – Иван Кузьмич, когда придёт, тебя быстро на наги поставит вот увидишь Сашка он и не таких бедолаг с того света вытаскивал.
– Пойдем, дочка, теперь твоя очередь на перевязку идти.
– У тебя мам теперь тут военный госпиталь.
– Ничего милая, мне не привыкать. В войну многих с того света вытащили, авось и вас с Сашкой выходим.
Прасковья Романовна подхватила Аньку под руку за талию и медленно завела в дом. В доме она положила её на кровать и собралась уходить.
– Мам, а где Алёшка? – В растерянности спросила Анька.
– Алёшка спит, представь себе, даже не шелохнулся, пока его мать тут в боях участвовала.
– Хорошо, что он не видел ничего и не слышал. Не будут кошмары мучить ребенка.
– Это да, со сном у него проблем по всей видимости не будет никогда.
– А кто там гремел во дворе? С ними ещё кто-то был?
– Нет, Ань, это я слезла с чердака и пошумела, надеялась испугать, что и получилось. Но боюсь вернутся ироды скоро. Не простят эти черти такого исхода, чтобы их девка с собакой отмутузили.
– Мы их будем ждать мам, будем готовы.
– Да хватит тебе Ань, навоевались уже. В лес уйдем, там спокойней и безопасней.
– Хорошо, так тоже можно. – Не в силах спорить сказала Анька.
Пока они говорили, Прасковья Романовна поставила греться воду и вышла в сени, откуда через минуту вернулась с Сашкой на руках. Сашку мамка положила возле печки на одеяло. Он тяжело дышал и не открывал глаза. Его повязка уже вся пропиталась кровью. Прасковья Романовна опять вышла во двор и вернулась с целой корзиной травы и каких-то банок. Сначала она промыла все Анькины раны и прополоскала волосы. Все открытые раны она смазала какой-то мазью. На лицо наложила примочек, из каких-то заваренных трав. Дала выпить настойку и через несколько минут Анька провалилась в глубокий сон.
Когда Анька заснула, Прасковья Романовна стала заниматься перевязкой Сашки. Как и Аньке она наложила на открытую Сашкину рану мазь и перевязала.
– Ничего, Сашка, выходим тебя. Ты ещё побегаешь. – Сквозь слезы приговаривала Прасковья Романовна скорее для того, что успокоить себя, потому что Сашка никак не реагировал, а только тяжело дышал.
Посидев еще немного с Сашкой, Прасковья Романовна пошла убирать в сенцах. Скоро будет светать, поэтому нужно успеть всё прибрать к рассвету. Прасковья Романовна волновалась, что Алёшка встанет и увидит следы этого побоища. Но она беспокоилась зря. Алешка сладко спал на чердаке, укутавшись в своё одеяло.
Прасковья Романовна наносила воды, хорошо, что небо чистое без облаков, яркий месяц всё освещает. Растопила печку, нарвала тряпок, все равно все сжечь придется, кровь не отстираешь. В сенцах закрыла все окна одеялами и простынями и зажгла лампадки. Сначала пришлось быстро отмыть дверь, которая лежала посреди комнаты, потом не без труда Прасковья Романовна ее подняла и плотно приставила в проем. Зажгла лампадки поярче и стала отмывать полы и стены.
Через час следов от побоища не осталось, если не считать следов от пуль в стенах и выломанной двери. На улице уже стало светать Прасковья Романовна разожгла печку на улице за сараем и покидала туда все тряпки вместе со своей и Анькиной ночными рубашками, а также разломанные во время драки табуретки и лавки. Как только всё догорело, Прасковья Романовна поставила на огонь большой чан для варки картошки для свиней и пошла в дом, будить Алёшку, который всё также беззаботно спал в самом углу чердака, где сквозь боковые окошки уже пробивались солнечные лучи.
– Просыпайся Алёшка, пойдем блины печь, вдруг сегодня папка с дедом приедут? – тихонько нашептывала Прасковья Романовна на ухо своему внуку еле сдерживая слезы.
Алёшка открыл сонные глаза и улыбнулся, увидев свою бабулю. Посмотрев ещё с минуту, он понял, что находится не в доме и вопросительно посмотрел на Прасковью Романовну.
– Где это мы бабуля?
– На чердаке. Ты что это не помнишь, как мы с тобой играли в поход? И решили разбить лагерь чтобы заночевать в горах?
– Нет, не помню.
– Ну ты даешь, Алёшка! Я думала ты всем будешь рассказывать про наш поход, а ты всё проспал и ничего не помнишь? – Надула по детски губы Прасковья Романовна, сделав вид, что она расстроилась.
– Ничего бабуль, ты мне всё расскажешь, а я всем перескажу. – Предложил Алёшка, потирая макушку головы.
После этого он беззаботно улыбнулся и пошёл к окну. Открыв окно, Алёшка впустил на чердак солнце и птичьи голоса
– А где мамка? В лес уже пошла?
