Модели времени в психоанализе

скачать книгу бесплатно


Наконец, относительно времени сновидений Грин отмечает, что во снах присутствует двойной вектор, двунаправленность психических процессов: прогредиентный и регредиентный процесс. Возвращение назад, в прошлое, и устремленность в будущее, к исполнению желания; так как желание всегда направлено не на то, что уже свершилось, а на то, что могло бы случиться. Сон, таким образом, представляет собой «антиципацию» (предвосхищение, предугадывание), изображая желаемое как происходящее и свершающееся; сновидение можно было бы представить как машину времени, переносящую субъекта в желаемое будущее.

Современный французский психоаналитик Жерар Помье («Времена и скорости сновидения») выделяет несколько стадий сновидения и соответствующих им видов темпоральности:

1. На первой стадии засыпания время еще является горизонтальным; однако объекты восприятия исчезают, сознание освобождается от «тревоги Реального», а мысли предсознательны

2. Освобожденные таким образом мысли начинают блуждать свободно и погружаются все глубже в прошлое: потому что «каждое из слов в предложении порождает свои собственные ассоциации вертикально, а воспоминания цепляются одно за другое, основываясь на материальности каждого слова, освобожденного от его грамматических оков» [30, с. 84]. Поскольку всплывающие ассоциации обычно связаны с чем-то травматическим, здесь образуются цепочки мнезических следов из разных временных пластов, детских и взрослых. Это время автор называет вертикальным: потому что это «время углубления на месте», «аннулирование обычной темпоральности между до и после» [30, с. 85].

3. Наступает третий, «регредиентный» этап, отмеченный повторением: вступают в силу влечения, «галлюцинация желания», игнорирующая причинно-следственные связи; происходит временная и фактологическая инверсия. Субъект видит во сне прошлое травматическое событие, вернее связанные с ним вещественные представления, нагруженные влечениями; и галлюцинирует о том, что это событие произошло совсем не так, как в реальности, то есть что его в действительности не было. Это сновидческое время стремительно, оно может укладываться в секунды (сверхскоростное сновидение). Помье называет это время «нулевым периодом», «черной дырой» внутри нас, потому что настоящий субъект с его реальной историей словно аннигилируется, остается галлюцинаторное осуществление желания. Это самое мощное и наиболее бессознательное время, подпитывающее остальные два времени сна.

Четкой границы между этими тремя фазами сна нет, они пересекаются, накладываются друг на друга.

По логике Ж. Помье, приближаясь к исполнению галлюцинаторного желания, субъект на самом деле двигается к смерти (будь то метафорическая смерть от возвращения в младенческое состояние, противоречащее принципу реальности). Именно поэтому наиболее глубокие сны склонны сопровождаться апноэ (остановкой дыхания); а другие из них быстро ведут к пробуждению.

Ж. Лакан расходится с другими психоаналитиками в их пессимистической оценке травматического времени: для него важен тот аспект, что это время «говорящее», время, посредством которого мы слышим голос реального: «через повторение реальное продолжает возвращаться, выскакивая, вторгаясь, воспроизводить себя» [9]. В такой трактовке пропадает оттенок чего-то навязчивого, демонического, пронизывающего психику и крайне резистентного к любому типу воздействия. Наоборот, возникает мотив неуловимого, но крайне существенного и ценного; как замечает М. Долар, «реальное оказывается невралгической точкой, которая не обнаруживает себя ни в природном, ни в культурном, ни где-либо еще. Так что повторение, в таком свете, взывает к постоянству и повторению чего-то, что бросает вызов причинной обусловленности» [9].

Если Фрейд пришел к выводу об обусловленности навязчивого повторения «влечением к смерти», Лакан находит в повторении, напротив, удовольствие, жизненную силу; в пример можно привести детей, которые желают слушать одну и ту же сказку без изменений; или юмор, который зачастую построен не на эффекте неожиданности – напротив, само по себе повторение оказывается забавным, и с каждым новым повторением комической ситуации зритель смеется все сильнее: «повторение имеет кумулятивный эффект, как если бы отсутствие значений собирает новое значение» [9]. Лакана интересует как преемственность понятия повторения от «психического автоматизма» Клерамбо, так и связь повторения с двумя другими ключевыми понятиями психоанализа – влечением и переносом. Влечения сами по себе не принадлежат ни бессознательному, ни «человеческому времени»; они существуют скорее в мифическом циклическом мире, откуда проявляются через настойчивое повторение.