скачать книгу бесплатно
Силуэт сталкера Полиса слабо светился в темноте – тепло его тела пробивалось сквозь защитный костюм. Особенно ярко выделялись на общем фоне глаза и участки кожи вокруг них под стеклами противогаза. Олег сам по себе был тепловизором. Возможно, именно поэтому до сих пор оставался цел, путешествуя по поверхности в одиночку. Тяжелый взгляд напарника остановился на лице Бойко, и ему вдруг подумалось, что и сам Ворчун видит в темноте ничуть не хуже.
– Дурак ты, Натуралист, – без всякого перехода вдруг продолжил Колотов. – Столько времени прошло, а все замену Ксюхе не можешь найти. Неужто такая неразрешимая проблема? Я вот все это время бабу не искал. Я ею наслаждался, – глухой издевательский смех.
– Сука ты, Ворчунидзе.
– Ладно, не сцы, шучу я. Парень ты неплохой, просто губошлеп изрядный. Но и губошлепы обществу нужны… Все, двигаем обратно. Ксюха пожелала печурку, а удовлетворение ее желаний для меня закон. Абсолютный приоритет после удовлетворения самой Ксюхи…
Теперь Колотов говорил с каким-то злым надрывом. Словно… Олега неожиданно осенило. Он и в самом деле не просто так к нему прицепился, как только увидел на станции.
– Неужто от тебя она тоже ушла, Ворчунидзе?
Бойко ощутил всплеск злорадства, впрочем сразу утихший. И сразу пришло странное облегчение, словно наконец-то вскрылся старый нарыв, вынося из души скопившуюся горечь. Ненависть к Ворчуну, которую он носил все это время внутри, как-то безболезненно перегорела. Даже как-то пусто стало внутри. И еще более одиноко, чем раньше, словно эта ненависть придавала ему сил, давала смысл жизни… Хватит! Все это он уже пережил. И прежней болезненной, сводящей с ума остроты не нужно.
Здоровяк медленно подошел ближе, остановился напротив Олега в двух шагах, поигрывая невесть как очутившимся в руке ломиком. Зябкий холодок прокатился по позвоночнику. Олег по неволе напрягся, прикидывая, что лучше – увернуться, когда тот ударит, или нанести удар первым, попросту пристрелив эту сволочь. Но страх тут же отпустил. Потому что Натуралист понял вдруг, что нет, не это нужно Колотову. Не полезет он драться.
– И откуда ты взялся на мою голову, – глухо пробурчал Ворчун. – Нет. Не ушла. Но забыть тебя почему-то никак не может. Примешь ее обратно, Олежек, если она решит вернуться к тебе?
Олег сдержал невольную усмешку, хотя под маской напарник вряд ли бы что заметил. Разве что по глазам. Они часто выдают. А потом привыкнешь вот так кривляться под маской, глядишь, и без нее не удержишься. Обидишь кого-нибудь или оскорбишь ненароком гримасой. Так что лучше держать чувства в узде. Всегда.
Три года назад они вместе с Колотовым работали в Калининской Конфедерации, даже считались друзьями. Олег жил со своей женой, как ему казалось, душа в душу, и никогда особо не задумывался, что что-то может пойти не так. Ксюша ни на что не жаловалась, хлопотала по хозяйству, терпеливо дожидаясь его с вылазок. У них была отдельная добротная палатка и относительно привилегированное положение. А потом дорожки вдруг резко разошлись. Знакомый из Полиса перетащил Виталия к себе, воспитывать подрастающую молодежь – у Ворчуна оказались задатки к такой работе. Ксения ушла к приятелю мужа без всякого предупреждения. А тот ее принял, и Олег до сих пор не мог оправиться от такого предательского удара сразу двоих близких ему людей. Злость и обида в душе тлели, не находя выхода. Уже задним числом, значительно позже, он вспомнил все детали, все неувязки в их поведении – то есть то, на что предпочитал закрывать глаза, пока все было «нормально». И осознал, что был нужен Ксении лишь до тех пор, пока у нее не появился вариант защитника получше. Были ли вообще между ними хоть какие-то искренние чувства? Черт его знает. Но именно с тех пор Натуралист стал крайне подозрителен к людям. И больше никогда не верил в «случайные совпадения».
Ирония судьбы – через месяц после ухода обстоятельства сложились так, что и сам Олег попал на работу в богатую и влиятельную Ганзу, сообщество кольцевых станций. Ксения как-то об этом узнала и стала проситься обратно. Но Олег так и не смог простить, что он для нее не тот самый, единственный, какой была она для него, а всего лишь один из многих. Ступенька стабильности, как выразился Ворчун.
Получается, Колотов об этом не знал. Не знал, что подруга уже пыталась кинуть его так же, как до этого Олега, – лишь только узнала, что «бывший» переехал в Ганзу. Никак Ксюша не угомонится. Никак не поумнеет. Хорошо хоть, не все женщины такие… беспардонно расчетливые. Это Олег знал совершенно точно. Ему просто не повезло. Что ж, бывает. Мир и после этого вертится дальше. Только вот горечь еще долго отравляет жизнь и мешает решиться на новые отношения…
– На мой счет можешь не беспокоиться, – холодно ответил Олег. – Именно это ты и хотел выяснить?
– Ну да, – сталкер как-то неловко хмыкнул. – С глазу на глаз. По-мужски.
– Тогда не надо было пацана брать.
Оба одновременно повернули головы к стажеру, который поневоле прислушивался к разговору.
– А что пацан? Уже не маленький…
– Он у тебя, кстати, вообще разговаривает?
– Не-а. Димка немой. Зато язык жестов знает на «отлично». Идеальный сталкер.
– А какого хрена тебе тогда печь понадобилась?
– Не бросать же ценную вещь, – Ворчун снова хмыкнул. «Дурацкая привычка. Перхает в свою маску, как чахоточный». – Да и предлог хороший. Кроме того, Олежек, о домашнем уюте следует заботиться заранее, а на ошибках – учиться. Потому что ученье – свет, а неученье…
Неожиданно Колотов со всей силы толкнул Олега в грудь пятерней. Тот отлетел назад, словно мяч от удара бутсы, и сшиб плечом утробно вякнувшего стажера. Оба рухнули на пол. Уже падая, Натуралист успел заметить, как здоровяк, резко развернувшись, швыряет в сторону входа ломик, словно копье. Вязкий ночной воздух всколыхнул пронзительный визг и клекот, но почти тут же оборвался.
Олег судорожно вынырнул из груды разъезжающейся под ногами и руками бумаги, вскочил, готовый стрелять. Не понадобилось. Пригвожденная к стене ломом, тварь уже сдохла – стальной конец «инструмента» торчал из обтянутой костяным панцирем груди. Длинная шея шилоклюва обмякла, метровое костяное острие на морде уткнулось в пол. По клюву ручейком сбегала кровь, вытекая из горла, – легкие и сердце твари оказались пробиты. Рудиментарные крылья шилоклюва судорожно подергивались в агонии, мощные лапы скребли когтями по замусоренному бетону. «Это с какой же силой надо метнуть, чтобы воткнуть железо в бетон», – мелькнула у Натуралиста ошалелая мысль. Сердце от прилива адреналина билось, как сумасшедшее, руки дрожали.
Ворчун небрежным тычком отодвинул с пути вскочившего стажера, который, вскинув автомат, очумело вертел головой, пытаясь сообразить, что случилось.
– Подвел ты нас, Димка, – резко бросил Ворчун. – Я тебе что говорил? Смотри за выходом! А ты?!
В два широких шага выбравшись на площадку перед лестницей, Колотов со скрежетом выдрал свой драгоценный лом из стены. Туша шилоклюва грузно плюхнулась на пол, расплескивая вязкие брызги крови из уже набежавшей лужи. Затем Ворчун выхватил из руки Олега свой дробовик и бросился вверх по лестнице, едва не задевая высоко торчащим горбом «буржуйки» за свод лестничного пролета.
Дальше началось веселье.
Едва они высунулись из подъезда, как из-под ног во все стороны порскнула стайка дегов. Сорванный со спины автомат ходил в руках ходуном от резкого всплеска адреналина, но стоило наметить цель, и сразу пришло привычное спокойствие. Грохот выстрелов рванул тишину в клочья, разбрасывая по мертвым улицам безумно мечущееся эхо. Несколько дегов задергались, вбитые в асфальт пулями.
Именно из-за грохота стрельбы Олег услышал нарастающий цокот за спиной буквально в последнее мгновенье.
Излюбленная тактика шилоклювов – разгоняться до безумной скорости по прямой. Благо улица позволяла, здесь почти не было ржавых остовов машин, и твари даже не пришлось лавировать. Впрочем, на разгон шилоклюву много не надо, хватит и нескольких метров. Попробуй остановить тушу размером с пони, которая несется на тебя со скоростью под сотню километров в час. Не стоило и пытаться.
Предостерегающе крикнув Ворчуну, который уже рванул в направлении станции, Олег стремительно развернулся, приседая и уходя на шаг в сторону. Вскинул автомат.
Не успел. Слишком быстро.
Светящийся силуэт промахнувшегося монстра пронесся мимо вплотную, обдав жаром и вонью разгоряченного тела, а голенастая лапа чиркнула по плечу с такой силой, что Натуралиста швырнуло на асфальт. Уже лежа, он выхватил взглядом, как Ворчун, даже не пытаясь увернуться или встретить несущуюся смерть залпом из дробовика, просто присел. Раздался глухой удар, и переплетенные тела покатились по дороге, поднимая тучи мусора. Вскочив, Олег в два прыжка оказался рядом, воткнул ствол автомата в жилистую шею дергающейся твари и дал короткую очередь. Шурша жесткими окостеневшими перьями, туша покатилась в сторону, а клюв с башкой остался торчать в «буржуйке», привязанной к спине Ворчуна. Быстро же Колотов сообразил, чем прикрыться в последний момент!
«Что-то не так. Где стажер?» Олег завертел головой. Оказывается, паренек стоял всего в двух шагах, суетливо пытаясь перезарядить заклинивший автомат. Какого черта? Он что, перед выходом не проверил? Некогда нянькаться!
Натуралист схватил Ворчуна за плечо, но тот уже и сам выпрямился, помогая себе ломиком вместо костыля. Глухо звякнул асфальт, раскрошившись под острием. Сталкер покачнулся, восстанавливая равновесие, перехватил дробовик. Бросил взгляд на обезглавленную тушу шилоклюва. Выругался.
– Цел? Бежать можешь? – Олег беспокойно глянул по сторонам. Вроде чисто. Свечение трупов уже начинало меркнуть, а новых светлых пятен он не заметил. Деги разбежались, шилоклюв сдох. Но задерживаться не стоило.
– Да! – тяжело выдохнул Колотов. – Выдерни башку. Запах крови…
– Помоги себе сам, – сквозь зубы процедил Олег. При одной мысли, что нужно прикоснуться к этой твари, его передернуло от омерзения. – Все, убираемся отсюда. Стажер, оставь автомат в покое, ходу!
«Квиты, – подумал он, переходя на бег трусцой. – А в крови мы и так изгваздались. Хуже уже не будет».
Нужно было убираться отсюда как можно быстрее. Потревоженная шумом округа обязательно привлечет нежелательное внимание другого зверья. Ворчун это тоже отлично понимал, поэтому молча пыхтел сзади с дурацким грузом на спине. Впрочем, печурка спасла ему жизнь. Уржаться, если подумать. Только расслабляться пока рано. А стажер тоже хорош, то увлекся чужим разговором и проморгал появление шилоклюва, то не смог выстрелить в нужную минуту. Бракованный у Ворчуна пацан какой-то, недоучка…
Хотя появление на запах крови стигматов, о которых наверняка подумал Ворчун, маловероятно, но и сами шилоклювы – не подарок. Особенно если учесть, что они-то и выжили стигматов отсюда года полтора назад, причем выжили основательно.
Вообще, смена популяций самых разных монстров происходила регулярно. Рано или поздно всегда появлялось нечто новенькое, вытесняя уже привычную фауну. И людям приходилось приспосабливаться заново, изучая повадки и характерные особенности новых «хозяев жизни». Именно для этого Ганза и переманила Бойко под свое крыло, узнав о пытливом и наблюдательном уме Натуралиста. Такие люди везде нужны. Взять тех же дегов – крайне робкие, эти твари почти не попадались на глаза. В нападении на людей, да и на каких-либо других животных, замечены так и не были. Но Олег знал об этих зверьках немного больше, чем остальные. Например то, что у шилоклювов имелись серьезные недостатки – недоразвитое зрение и обоняние, и дегустаторы выискивали опасным хищникам дичь, а взамен пользовались покровительством могучих созданий.
Довольно быстро и без помех они проскочили квартал по Знаменке. Затем дома, тесно сжимавшие улицу, расступились, и Олег замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, прислушиваясь к окружающим звукам ночи. Жест рукой Ворчуну, следовавшему сзади: «стой!». Впереди распахнулось продуваемое всеми ветрами пространство Боровицкой площади. Проклятое местечко. Множество нехороших слухов ходило о Боровицкой площади, и, как водится, свидетелей не сыщешь. Пересекать ее рекомендовалось только в том случае, если ты решил покончить жизнь самоубийством. Славу богу, этого не требовалось – троице нужно было просто свернуть на Моховую и добраться до входа в метро, а непотревоженная площадь останется справа. У Олега, кстати, насчет происхождения подобных слухов о площади имелись свои мысли. Все просто: открытое пространство. Охотничий рай для крылатых бестий – вичух, хозяйничающих в небе в дневное время, а изредка и в ночное, если потревожить их сон. Но проверять свои догадки лично Натуралист не собирался. Пусть лучше слухи остаются слухами, а он еще поживет… – Ты думаешь, мне так просто стоять с этой хренью на горбу? Там нет никого, – раздраженно бросил Ворчун, отдышавшись и воспользовавшись заминкой. – Ты зачем стрелял в дегов? Патроны девать некуда? – А шилоклювов кто притащил, по-твоему? – Олежек, у нас и так жизнь не сахар, незачем все усложнять беспочвенными фантазиями. Я не меньше твоего на поверхности.
Вечная история. Думать об этом без иронии сложно, но доказывать свою правоту спутнику Олег не собирался. Его теориям многие не верили, зато когда оные все-таки подтверждались и знания наконец устаканивались в головах сталкеров, многие начинали себя мнить знатоками и первооткрывателями. Смешно…
– Здесь моя территория, Ворчунидзе. Мне лучше знать.
– Твоя территория? – переспросил Колотов так, словно ослышался. – Ты что, в каком-то своем мире живешь, губошлеп?
– Лучше поверь мне на слово и сам не усложняй… тихо!
Олег замер. Нет, показалось. Будто бы впереди шевельнулась гигантская тень на уровне второго этажа здания впереди. До входа в метро всего двести метров. Лучше уж без сюрпризов… Да уж, ходка сегодня откровенно сорвалась, придется на следующую ночь попытаться еще раз. И любому, кто снова будет набиваться на экскурсию, придется дать в морду, невзирая на последствия.
Ворчун, устав ждать, выругался под нос, обогнул Олега и двинулся вперед. Стажер торопливо двинулся следом за наставником. Пожав плечами, Натуралист потянулся за ними, не забывая внимательно просеивать пространство по сторонам взглядом. За свою жизнь пусть каждый отвечает сам.
Внезапно стало трудно дышать. Резко, без всякого перехода. Перед глазами потемнело. Олег споткнулся на ровном месте и захрипел, не в силах вдохнуть. Словно невидимая рука вцепилась сзади в шею, обхватывая горло длинными цепкими пальцами.
Олег напрягался изо всех сил, но железная хватка, не позволяя сойти с места, гнула его к асфальту. Кровь бросилась в голову. Он побагровел от натуги, пытаясь крикнуть, и с бессильным отчаянием смотрел, как фигуры спутников растворяются впереди в темноте, уходят от него. Палец судорожно дернул за спусковой крючок автомата, но сил не хватило даже дожать, выстрелить, предупредить – мышцы охватил странный паралич…
И тут же темноту разорвала автоматная очередь. Одновременно коротко и мощно жахнул дробовик, рассыпая яркий сноп искр. Ворчун со стажером, все-таки отреагировав, палили куда-то вверх, над ним. Яркие и почему-то бесшумные вспышки ослепили Олега, сгибавшая в дугу хватка на миг ослабла, но тут же страшная сила рванула его вверх. От рывка хрустнула шея, а перед глазами багрово вспыхнуло. Натуралист почувствовал, что отрывается от земли. Миг – и безжалостный удар о стену здания прервал его полет. Тело мешком рухнуло на асфальт. Оглушенный, уже не чувствуя боли от накатившего шока, Олег судорожно ворочался на груде мусора, пытаясь сломанной рукой подтянуть к груди автомат, который так и не выпустил из рук, но у него это почему-то не получалось. Неожиданно зрение сталкера резко, болезненно обострилось, и он увидел. Неведомый охотник поджидал их возвращения на уровне второго этажа, зацепившись длинными могучими лапами за проемы окон и края крыш. Олег с трудом разглядел слабо светящиеся контуры гигантской туши, перекрывшей все небо между зданий. А затем неведомая тварь ринулась вперед, со скрежетом выдирая куски бетона и кирпича множеством лап и ломая оконные рамы. Обдав сильным порывом ветра, поднявшим тучу пыли, она пронеслась над Олегом, в сторону Ворчуна со стажером, послышался глухой удар, и пальба их крохотного отряда захлебнулась.
Но только на миг.
Тугая вспышка подствольной гранаты разорвала тьму, высветив гротескную картину – огромного монстра, нависшего над одинокой маленькой фигуркой стажера, оставшегося без наставника. Сталкер услышал пронзительный мальчишеский крик, инстинктивно рванулся на помощь, но именно в этот момент искалеченное тело предало его, и сознание Олега померкло.
Глава 1. Сверхурочная работа
– Эй, пацан, уснул, что ли? Замерзнешь, блин, просыпайся!
Димка вздрогнул, распахнул глаза, тут же зажмурился. Спросонья в глаза ударил ослепительно яркий свет лампочки, закрепленной на высоте роста на грубо сложенной кирпичной перегородке. От кошмара, из которого он только что вынырнул, сердце колотилось, как бешеное. Он глубоко, прерывисто вздохнул и выдохнул, словно выпуская весь скопившийся в душе страх, выпрямился на табуретке возле стены, а потом глянул на Федора. Тот деловито выбивал из очередной гильзы, зажатой в пресс-станке, использованный капсюль. Каждый раз, поправляя указательным пальцем старенькие очки, все время норовившие слезть на кончик носа, он бросал на напарника насмешливо-озабоченный взгляд.
– Говорил же, нечего тут торчать. Давно бы уже дрых по всем правилам, без задних ног. Так нет же, сидишь, как попугай.
Федор Кротов был невысокий круглолицый крепыш с коротким ежиком темных волос, обладавший легким, незлобивым характером, любитель пошутить и посмеяться. Несмотря на то что в прошлом месяце ему стукнуло тридцать пять, голос Федора был совершенно мальчишеским. Если отвернуться, запросто можно подумать, что говоришь с подростком или парнем чуть постарше, таким же, как сам Димка, которому на днях исполнится восемнадцать… Димка горько усмехнулся. Не подросток, да. Но и не мужчина. Как был никем, так и остался. Они находились в слесарке – небольшом, выгороженном кирпичом от общего цехового зала помещении два на два метра, куда заглянули после очередного челночного рейса. Протопав пешком от Курской и порядком устав, Димка и Федор вернулись на родную Бауманскую уже поздно, когда рабочая смена закончилась и люди отправились отдыхать до следующего утра. Поэтому сейчас здесь было относительно тихо – гул голосов от жилых помещений растворялся снаружи, за кирпичными стенами, и самые громкие звуки доносились от станка, возле которого возился Кротов. Металлические постукивания, шорох вращения хорошо смазанных зажимов, скрип направляющих пресса…
Слесарку приспособили для ремонта на скорую руку разных текущих мелочей. Необходимый минимум оборудования – небольшие токарный и точильный станки, массивный верстак, сваренный из кусков рельс, масса стареньких, но годных для использования инструментов, заботливо развешанных по стенам. Запасливый Федор решил перед сном снарядить пару десятков патронов для своей древней и порядком изношенной, но все еще исправной гладкостволки «Рысь-К», благо все необходимое оборудование и материалы здесь, на Бауманской, имелись. А Димка, по укоренившейся привычке, увязался следом. Он не любил оставаться наедине с давно и прочно поселившимися в душе мрачными мыслями и не хотел переться в общую для них двоих палатку без напарника. Все-таки рядом с Федором находиться всегда как-то легче… Слесарка, естественно, предназначалась только для своих, бауманцев. Чужакам даже в цеху делать нечего, и никто их туда не пустит. Для гостей есть отдельные помещения возле эскалатора – обычные палатки. Впрочем, и материалы для снаряжения патронов – страшно дефицитные порох и капсюли, чуть менее дефицитная дробь и пыжи – выдавались под расписку так же, как и готовые патроны. И за все приходилось отчитываться. С дробью дело обстояло проще, чем с порохом, – аккумуляторов в брошенных машинах на поверхности Москвы все еще хватало, хотя, конечно, их число значительно поуменьшилось со дня Катаклизма, а многие за прошедшие годы просто превратились в труху. И все же «бедный», плохонький аккумулятор еще мог дать сырья хотя бы граммов на пятьсот, а у некоторых зажиточных «собратьев» получалось выжать и до трех килограммов. Свинец нужно было лишь извлечь, что на Бауманке научились делать давно и с размахом. А свинец – это дробь, картечь, пули. Материал жизненно необходимый. Ушлый Федор всегда держал заначку на черный день, причем часть материалов он всегда таскал с собой в рюкзаке, а остальное лежало до лучших времен в палатке.
Димка помассировал лицо пальцами левой руки, разминая затекшие мышцы. Отчего-то стало зябко. Поежившись, он неуклюже запахнул на груди поплотнее старенькую камуфляжную куртку. Конечно, в не отапливаемом двадцать лет метро воздух всегда влажный и прохладный, но к этому все давно привыкли. Дело в другом, во сне температура человеческого тела всегда понижается, отсюда и ощущение холода, когда просыпаешься…
Во сне. Сон. Эта проблема была для Димки очень личной.
Опять этот чертов кошмар. Стоит задремать, и сразу наваливается вязкая темнота поверхности. Одиночество и ужас, притаившийся вокруг, смотрящий на него тысячами невидимых злобных глаз. Когда он в последний раз спал нормально? Риторический вопрос. Год назад. С той самой вылазки, стоившей ему будущего.
Димка снова, наверное, в сотый раз за последнюю неделю, поднял к лицу правую руку, пытаясь с каким-то омертвелым безразличием рассматривать покалеченную кисть. Дыхание против воли сбилось, и он мысленно выругался. Ведь каждый раз обещает себе, что не будет специально смотреть на ЭТО, и все равно с маниакальным упрямством пялится снова и снова. Словно вдруг случится чудо, и все, что произошло год назад, развеется как кошмарный сон, а рука станет прежней.
Не станет.
Потому что вместо двух пальцев – указательного и среднего – пустота. К этому не привыкнуть. Не смириться. Хотя внешне он давно научился не подавать виду и не замечать свою ущербность на людях, внутри всегда звенела напряженная струнка. И это напряжение, наверное, уже не отпустит его никогда. Осколок от взорвавшейся вблизи подствольной гранаты на всю жизнь превратил молодого парня, только начинающего жить, в калеку – начисто, по нижние фаланги, срезал два пальца. А безымянный и мизинец почти не сгибались из-за поврежденных сухожилий на ладони. За год жуткие раны зажили, превратив руку в уродливую клешню. А сам Димка, мечтавший стать сталкером, навсегда остался Стажером – насмешливая кличка прилипла намертво, превратившись во второе, ненавистное имя. Имя, похоронившее все его юношеские мечты…
– Упрям ты, братец! – Федор плавно, привычным движением, нажал на рычаг, дожимая капсюль в гнездо гильзы направляющей пресс-станка. Снял гильзу, вручную досыпал стальной меркой-колпачком порцию пороха (механический дозатор на старенькой «Lee» давно барахлил), вставил картонный пыж. Утрамбовывая, снова дожал на станке, насыпал дробь. В два приема завальцевал на том же станке края картонного патрона в «звездочку». Извлек, полюбовался работой, довольно подкинул в ладони и отложил к уже десятку готовых. Затем взялся за следующую гильзу. За долгие годы работы движения его были отработаны до автоматизма. Димка с застарелой горечью подумал, что когда-то и он справлялся не хуже, пока вдруг не стал неуклюжим. Ненужным.
– Чего молчишь? Опять хандра напала?
– Голова болит, – соврал парень, просто чтобы Федор отвязался с расспросами.
– Ну, раз болит, значит, она есть. Я тебе сколько раз говорил: жизнь это праздник, но не всегда твой. А за черной полосой рано или поздно наступает белая. Просто поверь и держи хвост пистолетом, а то с твоей унылой физиономии меня уже самого пробирать начинает на нехорошие мысли. Выглядишь как мутант с Филевской, у которого только что отобрали последнюю пайку.
Дима вздрогнул и зло ощерился, словно крысеныш, загнанный в угол, но тут же спохватился, заставив себя успокоиться. Сравнение с мутантами больно резануло по душе. Ведь это все из-за них! Паскудных тварей с поверхности, исчадий ада, заполонивших все жизненное пространство над метро, а теперь рвавшихся сюда, к людям! Но Федор ведь не со зла. Он такими шуточками каждый день сыплет, не особо задумываясь над смыслом. И уж тем более никого не старается задеть побольнее.
– Федь, а Федь, – тихо вздохнул Димка, – не надоело тебе эту избитую фигню пороть? Каждый день слышу одно и то же.
– А почему нет? Так жить веселее. И потом, народ это любит. Я в любой компании желанный гость. – Федор заговорщицки подмигнул из-под блеснувших при движении стекол очков. – Вот скажи, что для нас с тобой, челноков, главное? Правильно, вызвать собеседника на разговор, спровоцировать на реакцию, что я и сделал. Так что моя метода работает, Димон.
– Язык у тебя работает, а не метода, – невольно улыбнулся парень. Затем выудил из подсумка на поясе флягу и сделал пару глотков. В метро патроны и вода – твои лучшие друзья. Первые спасают жизнь, вторая – продлевает, потому что обезвоживание подрывает силы не хуже серьезного ранения.
Снаружи послышались шаги, и в слесарную заглянул Каданцев, начальник транспортной службы Бауманского Альянса и правая рука начстанции Сотникова. Невысокий, жилистый, всегда подтянутый и с гладко выбритым лицом даже сейчас, несмотря на поздний вечер, в стареньком и линялом, еще сохранившем следы синей окраски, чистом комбинезоне. Несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, этот человек являлся воплощением дисциплины и порядка на станции, от его придирчивого взгляда не ускользала ни одна мелочь, а любой бардак он пресекал железной рукой.
– Вот вы где, – низким хрипловатым голосом недовольно бросил Каданцев. – Так, хватит здесь шуметь, людям отдыхать надо.
– Да уже заканчиваю, Альберт Георгиевич, – охотно согласился Федор. – Сейчас сходим, перехватим чего-нибудь в столовой, если Дашка еще не спит, и на боковую.
Каданцев нахмурился:
– По моим сведениям, вы вернулись два часа назад. Неужто не хватило времени перекусить?!
– Все в трудах да заботах, командир, присесть некогда…
– В таком случае, уже не придется. Готовьтесь на выход, чтоб через два часа были на Электрозаводской. Ремонтники закончили латать мотовоз с Ганзы, заказ срочный, нужно отгонять.
– А отдыхать мы когда будем, Альберт Георгиевич? – тоже нахмурился Федор, которому перспектива нового путешествия явно пришлась не по душе. – На нас с Димоном что, свет клином сошелся? Или все рельсы в метро ведут именно к нам? Некого больше послать?
– Некого, – отрезал Каданцев. – Все остальные заняты. Паек получите у Дарьи, она уже все приготовила. Кстати, чтобы про Дашку я больше не слышал, Федор, понял меня? Побольше уважения!
– Да понял, понял, – Кротов вздохнул и посмотрел на угрюмо выслушавшего распоряжения начальства напарника. – Подъем, Димон. Покой нам только снится…
– Что с боезапасом? – Взгляд Каданцева упал на снаряженные гильзы, в голосе сразу проступили нотки озабоченности. – Выдать?
– Мне свои милее, просто запасные крутил.
– Все экспериментируешь? Латунных тебе недостаточно?
– Да где ж их напасешься, латунных, – проворчал Федор. – Некоторым стальным «старушкам» из моей коллекции больше пятидесяти лет от роду, сами уже давно на вес патрона. Уж и стенки возле донца трещинками пошли, а все еще дюжат… Картонные и пластиковые все ж дешевле, до сих пор неиспользованные можно достать – сталкеры притаскивают. Порох сдох, а сами гильзы в полном ажуре, заряжай да пали…
– Тогда все, жду здесь с мотовозом. Там еще груз, по пути забросите на Курскую. И чтобы через десять минут вас здесь не было.
– Не понял, Альберт Георгиевич. Вы же сказали, что у нас два часа, а до Электрозаводской несколько минут ехать… Мы что, опять пехом попремся?
– Свободных мотовозов сейчас нет. Ты не дырявый мешок с песком, не рассыплешься. Все.
– На перегоне хоть тихо, Альберт Георгиевич?
– Там всегда тихо, сам знаешь.
– Береженого бог бережет, лучше лишний раз спросить…
* * *
Как только Каданцев ушел, Димка нехотя поднялся с обшарпанной деревянной табуретки, подхватил и забросил на плечо рюкзак, затем забрал с верстака автомат – видавший виды АК74, лежавший рядышком с гладкостволкой Федора. Два часа после перехода, конечно, не сняли усталости, но ослабили ее. А к авралам вроде этого он давно привык, не первый и не последний раз. В отличие от Федора, приказы начальства Димка давно перестал обсуждать. Надо так надо. Хоть голой задницей на раскаленную кочергу, все равно жизнь дерьмо. Когда больше ничего не ждешь от будущего, в таком состоянии наплевательства на все и вся лямку тянуть как-то легче… Поэтому он первым двинулся наружу мимо Федора, торопливо ссыпавшего патроны в вещмешок.
Напарники пересекли короткую часть зала после слесарки, не обращая внимания на привычное окружение. Почти все проемы между пилонами со стороны платформы давно были заложены кирпичом, сливаясь в сплошную стену. Темно-красный порфир облицовки пилонов чередовался с закопченными буро-красными или грязно-белыми стенами – в зависимости от того, какой кирпич удалось найти на перекрытие. Все пространство внутри платформы, тщательно распланированное на рабочие места, было заставлено многочисленными станками, верстаками и вспомогательным оборудованием. Многие рабочие места были оборудованы вытяжками, трубы от которых, сплетаясь с общей магистралью главного воздуховода, смонтированного под потолком, уходили в туннель. Но от копоти и вездесущей промышленной пыли, оседавших на любых поверхностях, въедаясь в кожу и одежду, все равно никуда не деться. Бауманка производила массу полезного и жизненно необходимого в условиях метро оборудования, и две трети суток здесь, на платформе, превращенной в огромный промышленный цех, всегда кипела серьезная и напряженная работа.
На платформе было пустынно и тихо, шаги двух человек гулко разносились по будто вымершему пространству – после окончания смены бо?льшая часть рабочих отправилась спать на Электрозаводскую. Там же до следующей смены остался и развозивший их мотовоз с пассажирскими прицепами.
Ночь в метро – понятие относительное, особенно если учесть, что освещение здесь всегда искусственное, а своды бетонных туннелей никогда не видели дневного света. Впрочем, биологический ритм человеческого существования, складывавшийся в течение тысячелетий эволюции на поверхности, не обманешь искусственным освещением, поэтому проще было сделать так, чтобы время суток и под землей соответствовало времени снаружи.
