скачать книгу бесплатно
Принесенных в жертву рабов.
Время стерло канву событий.
Только ворон помнит о них:
Как сплетались незримо нити,
Предвещая приход чужих.
Их мечи сверкали повсюду.
В диком танце кружилась Смерть.
Святослав хазарскому люду
Приготовил страшную месть.
Мертвецам оставляя город,
Черный ворон каркал над ним:
"Князь погибнет, хотя и молод.
И разграбят Киев, как Рим!"
19.12.2017- 04.11.2022
Лилит
Молюсь тебе о, дева Ада,
Чья плоть дурманит и пьянит!
Молюсь тебе, жена Адама,
Прекрасная суккуб Лилит!
Стройна, как кипарис Ливана,
С губами красными, как кровь,
Ты завлекаешь в сеть обмана,
Мужчин карая за любовь.
К тебе взываю: дева Ада,
Введи меня в соблазн и грех!
Суккуб Лилит, жена Адама,
Я жажду дьявольских утех!
7.10.20-13.04.22
Мои ассоциации по поводу «Ворона»
"Ворон" не политическое стихотворение. Оно одновременно и мистическое, и историческое (правда, тут не важно само историческое событие, идет только его констатация, поэтому город, разграбленный и сожженный воинами Святослава, не имеет значения будь то Итиль или Саркел, т.к. фокус внимания сосредоточен на законе возмездия и отмщения), и пророческое. Последнее подчеркивает и эпиграф данного стихотворения, и то предчувствие грядущей катастрофы, которое можно уловить в этих четырех строках, а также само название «Предвестия (1905 год)».
Только пророчество Ворона, если смотреть с позиций сегодняшнего дня, идет задним числом. Оно предвещает разорение Киевской Руси по аналогии с Римской империей. На этом пророчество исчерпано. Правда, можно провести аналогию и на Москву, и Московскую Русь, объявившую себя третьим Римом. Но такое глобальное сравнение чуждо данному стихотворению. Есть конкретное историческое событие, и то, что за ним последует. На этом содержание исчерпывается.
Следует также упомянуть и двух Воронов. Первый – тот, который летает и каркает, а также вместе с загадочной книгой погружает героя в некий транс или, говоря юнгианским языком, в состояние коллективного бессознательного. Отсюда и соборы Риги, и рабы, принесенные в жертву, и воины Святослава, истребляющие жителей хазарского города.
Тот же прием мы видим и в "Вороне" Эдгара По. Там герой пребывает в тоске по своей умершей возлюбленной, Леноре. И тут появляется Ворон, чей ответ "Никогда" (или "Nevermore"), заставляет мысль героя крутится около своего загадочного посетителя и его странного слова:
"..........................Это – Ворон, Ворон да.
Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда",
Страшным криком: «Никогда».
Наконец, на героя нисходит долгожданное забвение: "о Леноре навсегда!" Но это состояние своим "Никогда" разрушает Ворон.
Стихотворение заканчивается весьма пессимистично. Ворон так и остается сидеть в жилище героя на бюсте бледной Паллады.
"И душа моя из тени, что волнуется всегда,
Не восстанет – никогда". (пер. Бальмонта)
Второй Ворон каркает над горящим городом. Следует сказать, что его ассоциация с первым происходит только в богатом воображении героя. К тому же об этом молчит и сам Ворон, своим появлением разбудивший его фантазию.
К сожалению, я не указал дату, когда появились первые 12 строк. Поэтому оставим догадки на этот счет. Констатирую лишь тот факт, что окончательное завершение "Ворона" как целого стихотворения случилось лишь во вторник, 1 ноября этого года.
С этим окончанием можно связать и то, что Ворон является своеобразным алтер его самого автора, его темной бессознательной стороной, которая иногда прорывается наружу.
Следует отметить также и то, что при готовой концовке, покоя мне не давало четвертое четверостишие тройным «ты, твоих, ты». Явно эти строки требовали изменения, которое неожиданно нашлось.
Требует своего комментария и строка «Как сплетались незримо нити». Аналогию ей можно найти в следующих взаимосвязанных исторических событиях. Это битва на Калке, поход монголов на Русь, несколько монгольских посольств во Владимир, взятие и разграбление Рязани, которой не пришел на помощь владимирский князь, взятие Владимира, битва на реке Сити и гибель владимирского князя Юрия и т.д.
Если же говорить о моем личном мнении о "Вороне", то я думал, что это стихотворение окажется лучше, чем мой "Сергей Есенин". К сожалению, планку я не выдержал.
15.09. 2019 – 01.11.2022
Рассказ
Как мужики коня депутатом выбирали
Зовут меня Михал Сидорыч Перепелкин. А работаю я в сельском кооперативе «Горький удел», то бишь по-старому в колхозе-передовике «Светлый путь», агрономом. И хоть жизнь нашего села не богата на разные там исторические происшествия. Все-таки не Москва, али там Питер с ихней историей. Но о выборах собственного депутата, бескорыстно-честного труженика, следует рассказать особо.
Итак, дело было в июле. Денек стоял жаркий, пот глаза заливает. Присел я, значит, в тенечек отдохнуть. И вижу: бежит кто-то. Присмотрелся получше: ба, интеллигентишка, учитель наш школьный, Амвросий Федорович Дружинин. Тщедушный мужичок, лет 40 с хвостиком.
– Сидорыч, – кричит он во все горло. – Я тутась депутата нашел. Представляешь, взяток не берет, свого бизнеса нема, работает наравне со всеми. Да и надо ему по жизни немного. Зато, если взъерепенится, то держись село: полдня не уймешь.
Почесал я в затылке.
– А кто это? – любопытствую.
Федорыч аж просиял от гордости.
– Коня «Забияку» знаешь? Так он и есть, родненький!
Ну, думаю про себя, совсем Федорыч от науки сбрендил.
– Да не тронулся я, Сидорыч! – как бы оправдываясь, зачастил Дружинин. – Я намедни одну интересную книжонку читал «Жизнь двенадцати цезарей» называется. Так ее автор, римский историк Светоний, пишет: дескать тамошний император Калигула, тиран каких свет не видывал, вздумал свого любимого коня консулом сделать!
Тут Федорыч сделал минутную паузу.
– И, чтоб ты думал, убили, ироды! Но не коня, а Калигулу…Но это присказка. Вот я и решил, Сидорыч, по примеру Калигулы, из «Забияки» депутата сделать. Он, ведь, конь справный. За него все село горой встанет.
Призадумался я: «А чем черт не шутит? Мож, Федорыч, и прав будет! Он мужик ученый. Ему видней что и как.» Потом сказал:
– Тут дело сурьезное. Его одним махом не решишь. Да и, во-вторых, подписи требуются. Сам-то я не против, а вот, как мужики к нашему предложению отнесутся, вопрос из вопросов. Их, ведь, прежде напоить надо, а опосля и о деле калякать.
– Да о чем тут гутарить? – наступает на меня Федорыч. – Я намедни в поддержку «Забияки» пятьдесят старух подписал. Осталось токмо председателя, мужичков да молодежь уговорить.
– У него без литра и делать нечего…Ты сам-то много самогонки успел заготовить.
Федорыч почесал в затылке, прикидывая.
– Бутылей тридцать, пожалуй, будет. Да у тещи еще десяток наберется.
– Плюс мои двадцать. Итого шестьдесят, – подсчитал я. – Конечно, маловато будет. Но на двести мужиков, вродь, по стакану выходит.
– Да не. Не прокатит. Им што стакан? Только горло смочить.
– Тогда, Федорыч, айда к родственникам. У них, дай Бог, еще столько ж наберем.
На том и расстались.
Но Федорыч мужик не промах, и не успел утром спросонья глаза еще протереть, как он застучал в мою дверь:
– Сидорыч, одевайся быстрее. Мужики в клубе ждут.
В клубе не продохнуть от самосада. Мужики, чувствуя важность момента, принарядились. Впервой свого кандидата, чай, выбирают.
– Ну вот и избиратели собрались, – произнес Федорыч, протискиваясь к наспех сколоченной трибуне.
– Товарищи! Ленин сказал, что каждая кухарка может управлять государством. Верно?
– Верно! – глухо поддержали Федорыча мужики.
– И люди труда действительно им управляли! От сохи и станка поднимались до министров и показывали капитализму «кузькину мать». Колхозы и заводы процветали. Все свое, нашенское. А что теперь? Заводы на ладан дышат, в селе работы не найти. Кругом ширпотреб китайский. Где выход, товарищи?
Федорыч обвел зал вопросительным взглядом.
– Выход токма один в своем кандидате, чтоб он нашенские интересы защищал. И такой кандидат есть. Деревенский труженик и работяга, конь «Забияка».
Речь Федорыча потонула в бурных аплодисментах.
– Наша программа проста. Во-первых, достойное существование людям труда. Во-вторых, развитие села и отечественной промышленности. В-третьих, каждому гражданину по участку земли в вечное пользование. В- четвертых, богатства недр, лесов, океанов и морей принадлежат народу. И с этих богатств, товарищи, каждый гражданин имеет свою десятипроцентную ежегодную долю. Также нашему кандидату небезразлична судьба пенсионеров и ветеранов, чьи смехотворные пенсии обеспечивают только жалкое существование. Поэтому он предлагает повысить их, а заодно и зарплаты в четыре раза.
Зал в очередной раз потонул в нескончаемых аплодисментах.
«Ну, и мастак, – думал я, слушая Федорыча. – С такой башкой не учительствовать, а в Кремле заседать. Все по делу да складно».
– А о матерях-одиночках опять забыли?! – горестно воскликнула ворвавшаяся, как метеор, Клавка-кладовщица.
– Нет, Клавдия Петровна! – торжественно произнес Федорыч. – Конь «Забияка» обещает повысить детские пособия в три раза, а также государственную поддержку всем русским женщинам, оставшимся без мужей.
– Такая баба, как Клавка, свого не упустит, – сказал кто-то в зале.
– Ну, а теперь, товарищи, приступим к голосованию.
После этих слов Федорыч, с важным видом надев очки, сел за председательский стол и разложил перед собой бумаги.
– Сначала ко мне, товарищи! И после того, как ваша подпись удостоверит участие в выборах, подходите к Перепелкину.
– Эй, пострел, куда влез без очереди! – раздался громовой бас шестидесятилетнего Данилыча на молоденького двадцатилетнего паренька. – Ишь, молодежь растет. Старость не уважают. Токма один гонор да спесь. А все значит без отцовского ремня растут, бесенята! А ну марш в конец очереди, покамест я тебе уши не надрал.
– Тише, товарищи! Тише! – кричал Федорыч, пытаясь сдержать рвение поверивших в «Забияку» избирателей.
Но тщетно! Расталкивая друг друга локтями, мужики протягивали ему свои паспорта, быстро расписывались в каких-то бумагах и, вылезши с матюгами из одной давки, устремлялись в другую.
Бутылки пустели, как на глазах. Самогона явно не хватало. Клуб гудел, как потревоженный улей.
– Ну все, Федорыч, баста! – сказал я, наливая последний стакан. – Теперь айда к председателю.
Избирательная кампания была завершена. Однако часть мужиков, захмелев от выпитого, устроила в клубе драку. С большим трудом дерущихся разняли.
Федорыч обвел место боя грустным взглядом. Два окна оказались выбитыми, стулья сломаны, на стенах и на полу местами виднелась кровь.
– Да-а де-ла-а, – протянул он. – Лес рубят, щепки летят. Что председателю скажем, Сидорыч? Погром устроили, а не выборы!
– «Забияка» депутатом станет – новый отстроим, – произнес я. – Сделанного уж не воротишь.
По селу заплетающиеся голоса горланили русские песни.
От клуба до дома председателя рукой подать. На фоне лачуг, с покосившимися крышами он, добротный, с резными окошками и дубовыми стенами, смотрится сказочным исполином из иного, далекого мира. Рядом с домом, напротив палисадника, деревянная скамейка, на которой ближе к вечеру судачат о своем нелегком житье-бытье деревенские сплетницы.
