скачать книгу бесплатно
Девочка вернулась с горящей свечой и еще охапкой свежих под рукой. Расставила их по комнате и зажгла, осветив стены будто срубленные из книжных корешков. Ответ должен быть где-то здесь, он лежал и пылился среди этих томов, накопленных мудростью поколений знахарок. Бояна подошла к одной из книг, раскрыла её и начала перелистывать страницы, только вот в мыслях поиск продолжала по другим полкам. Зацепки из прошлого, воспоминания, а когда и в каком порядке она писала и читала какие книги и вот загадка раскрылась, старуха резко закрыла книгу в руках. Пошла к дальнему шкафу, по пути прихватила свечу.
– Лейка, подай, – с удивительной ловкостью бабушка придвинула ногой табурет к стене, подняла огонек свечи выше и указала на потрепанную, наспех сшитую книжку.
Девочка,ранее незаметно ожидавшая в дверях, словно подхваченная ветром, подскочила на стул, вытащила тяжёлый том и положила его на стол, раскрыв наугад. Б ояна без промедления начала перебирать старые, пожелтевшие страницы, испещрённые сложным почерком и загадочными изображениями. На глаза попался символ луны. Старуха вчитывалась в каждую строчку водя пальцем по странице не упуская ни одной детали. Когда Остромир вошел в комнату, она уже знала что говорить. Осталось понять как. Она жестом предложила посаднику сесть на стул, а Лейку отправила за дверь. Лицо Остромира мгновенно побледнело от напряжения и предчувствия важного разговора.
– Малуша с дитем живы и здоровы, – успокоила старуха, разрешая посаднику снова дышать, – Только вот, – она пыталась подобрать слова, но те не складывались в радостную весть, – он ребенок У.
Новоиспеченный отец сидел в непонимании.
– Это своего рода, – слова все ускользали, от волнения знахарка начала расхаживать по комнатке, – божья метка.
Она опять испытующе посмотрела на Остромира, тот пристально следил за старухой и внимал каждому слову. Рассудительность взяла верх в данной ситуации и от того становилось проще.
– Метка Луны. Неудач и невезения она не несет.
– Что тогда с ним не так, Бояна? Хватит уже, говори прямо, – суровым басом посадник раздавил всю неуверенность повисшую в воздухе.
– По записям, – она показала на стол, – все с ними как с обычными. Может чуть слабее здоровьем. Ну и видом непривычные. Но, не пойми почему, мало кто доживает и до двадцати.
Мечты о первенце наследнике разбились вдребезги. Мужчина упер голову в руку, прикрывая лицо, и задумался.
– От чего же так, – после долгого молчания заговорил гость.
– Знают только боги, сынок, – знахарка облокотилась на стол и отвернулась.
– Как Малуша?
– О том и хотела поговорить. Она от мальчика отреклась…
– Глупая, это она сгоряча.
– Сгоряча или нет, но откуда её взял и сам знаешь. Ей такое сродни проклятию.
– Я разберусь.
– Только будь мягче, – посадник кивнул.
– Дай видеть сына.
Женщина кивнула на дверь и медленно заковыляла в ту же сторону. Они прошли коридор в комнату напротив, приблизились к кроватке, в которой мирно спал ребенок, а рядом тихонько сидела Лейка. Остромир аккуратно коснулся белоснежного младенца и принялся внимательно рассматривать лицо:
– Славный. Белёхонький совсем, как снег.
– Коле будет вам так лучше, оставьте его здесь. Мы присмотрим, да и Лейке веселее будет, – Бояна с улыбкой кивнула на девочку, которая сразу скорчилась и насупилась.
– Спасибо, но жить он будет с нами – отозвался мужчина.
– Я себя изведу, если сейчас не скажу…Может пусть растет в радости и легкости, коль ему срок совсем короткий отмерен?
– Отношение к нему особое будет потому что он мой сын и только.
Не быть ему посадником, сыночек.
– Посмотрим. Лучше разузнай про таких детишек. Где Малуша?
Тут главная матушка только и показала рукой на дверь:
– Чуть апосля зайду к вам.
Остромир прошёл к супруге и попросил знахарок оставить их. Те послушно вышли из комнаты. Новоиспеченный отец подошел к роженицей.
– Спасибо, – он наклонился, желая коснуться губами её лба.
– За что? – девушка отвернулась.
– За сына.
Необъяснимая леденящая ярость заполнила Малушу до самых кончиков пальцем, он отвернулась и сквозь зубы прорычала:
– Нет никакого сына.
– Ну что ты? – Остромир взял жену за руку.
– Я говорю – нет сына, – испытывающий, испепеляющий взгляд жег лицо посадника.
– Не шути так… – голос мужчины изменился, стал ниже и ровнее. Таким отдают беспрекословные приказы.
Бремя слов, обрушенных на Малушу, было тяжёлым, как валуны, готовые в любой момент раздавить её хрупкую фигуру. В этот момент перед ней стоял не тот заботливый и любящий супруг, с которым она связала свою жизнь, а совершенно другой, холодный и чужой мужчина, от которого веяло опасностью. В своём горе Малуша оказалась совершенно одна. Обняв себя за локти, она глубоко вздохнула и затаила дыхание, пытаясь сдержать слёзы и хоть сохранить остатки своего достоинства, несмотря на то, что её внутренняя защита оказалась разрушенной. В комнату постучала Бояна. В руках старуха держала книгу с записями о родах.
– Каким именем записать мальчонку?
Остромир пристально смотрел на жену:
– Как назовем сына? – руки его были теплыми и нежными.
Малуша, охваченная огромной болью после своего ужасного видения, чувствовала, как её тело пробирает озноб, а ноги становятся ватными. Будь она не в постели, она бы, вероятно, не устояла на ногах. Преодолевая ком в горле, она едва слышно прошептала одно единственное слово – "Ненаш". Это слово, насыщенное глубокой болью и отчаянием, звучало как приговор, оставляя в воздухе эхо её разбитого сердца.
– Что ж, – ничего не замечая подхватил Остромир, – ребёночку защита не повредит. Пусть будет так. Бояна пиши.
Старуха, глядя на Малушу с сожалением, удрученно кивнула в ответ на её слово. Она оставила заметку в своих записях, чувствуя как щемит её сердце. Несмотря на свою закалённость и многолетний опыт, ей было не по себе от мысли, что ребёнку от матери достанется лишь имя, а вся любовь и забота, которыми должен быть окружён новорождённый, останутся за пределами его доли. Полумрак комнаты, лишь слегка освещённый мерцающим светом свечей, делал атмосферу ещё более напряжённой и печальной, словно само пространство эхом отзывалось на боль, окутавшую сердца двух женщин.
* * *
И сколько бы не звал Ненаш, на зов его не откликались ни Малуша, ни ночное светило. Назревающий праздник прошел без виновников торжества, и быстро обратился сплетнями, на этом Остромир не выдержал и велел всем разойтись. О рождении первенца все, не сговариваясь, больше и не упоминали. Маленький Ненаш, словно призрак, затерялся в просторах посадничьего дома. Его единственными спутниками на прогулках стали слуги, которые скорее от страха перед гневом Луны или из-за щедрой платы повиновалась, нежели от трепетных чувств к ребенку. В городе говорили, что отправляют к Ненашу исключительно бестолковых или провинившихся.
От такой заботы малыш чах и все чаще болел. Жар изводил его круглые сутки, кожа краснела и покрывалась болячками. Его плач наполнял улицы. Злые языки болтали, что ребёнок не дотянет и до двух лет. Старшая знахарка стала частой гостьей в комнате ребенка. Она разузнала больше про таких детишек и время от времени являлась к Остромиру за тем или иным разрешением. Так мальчика стали водить на свежий воздух только по ночам. На окнах его комнаты появились глухие занавески. Меньше свечей ставили дальше от люльки, оставляя мальчика в полумраке. К удивлению всех, меры действовали, и болезнь отступала.
Малуша, некогда добрая и покладистая жена, теперь походила на дикую кошку. От одного имени ребенка она бросалась прочь. Просьбы мужа и Бояны о встрече с малышом оборачивались криками, разбитыми и порванными вещами. Она требовала выставить ребенка на улицу, отравить его на порог У, отдать его проходящим телегам, любыми способами избавиться, пусть даже спустить по реке, доводя супруга до предела. И от последнего терпение Остромира лопнуло, волосы его встали дыбом, он разъяренным быком подошел к жене, разрывающейся слезами и криками, схватил её за плечо и в следующий миг влепил гулкую пощечину. Лейка, Бояна и кухарка замерли на месте. Малуша умолкла от удивления. Она смотрела на мужа как на предателя только что спалившего последний мост между ними. Он заговорил, но ей было не разобрать ни слова, все звучало одной высокой ноток, что заглушала все прежние признания в любви и клятвы в верности.
– Ты моя жена, а он мой сын. Этого достаточно чтобы жить в этом доме. Мне плевать, считаешь ты его своим ребенком или нет! Но не смей со столь ужасным умыслом тронуть его ни рукой, ни словом. Больше повторять я не буду.
После того злополучного дня Малуша прекратила кричать и проклинать Ненаша. Все слова, сказанные о её сыне, она теперь пропускала мимо ушей, не придавая им значения. Единственное, о чем она молила бога Хо, – чтобы он подарил ей истинного первенца, настоящего сына, чтобы она снова могла ощутить истинное счастье и любовь.
А мальчик рос. Рос в темноте и одиночестве. Отец изредка заглядывал к нему и наблюдал, как тот играет с лучшими игрушками, которые только можно было достать, или усердно учится. Бояна занималась с малышом ночи на пролет. Она научила его читать и писать и всегда хвасталась перед Остромиром тем, как легко сын его усваивает новые знания. Гордость грела надежду в сердцах посадника и наставницу. Проклятие отступало, мальчик рос здоровым и умным.
– В четыре года читать! Такой светлой головы на весь Боревич за сколько лет не упомнить – хваталась старшая знахарка.
– Коли так, надо бы и мечу его обучить и коню, – он обернулся к старухе, – справится ли?
– Справится, сынок. Только…
– О времени я позабочусь.
* * *
В доме посадника сон больше не властвовал. Днем крутилась прислуга, хозяин с хозяйкой занимались своими делами, стоял привычный гул, а к закату приходила Бояна. Для Малуши это был недобрый знак, она спешно отправлялась в свои покои и до утра не появлялась на глаза никому.
Ночами дом жил второй жизнью, где маленький хозяин набирался сил, осваивал меч и погружался в чтение книг. Но при каждой подвернувшейся возможности, даже крохотной, он рвался на второй этаж, в комнаты родителей. Ему всегда чуть-чуть не хватало проворства: Бояна в последний момент успевала сцапать его за уши и устраивала такой выговор, что о новых попытках приключений мальчик забывал на несколько дней.
– Бабушка, почему мама не заходит ко мне?
– Просто дай ей время. А коль будешь сильно-сильно стараться, придет обязательно.
– Я и так стараюсь!
– Ну с мечом может и да, а вот письмо твое… – она посмотрела на изрисованный разными закорючками лист и покачала головой, – оставляет желать лучшего.
И правда, Горазд, хоть опасался малыша и за обучение взялся исключительно по велению посадника, не мог не отметить его успехи перед отцом добрыми словами. Остромир, который до сих пор знал о достижениях сына лишь из рассказов, решил убедиться в них лично. Он приказал так: в пятый день рождения малыша все, кто жил и работал в доме, должны были начать подготовку к празднованию вечером, чтобы все было готово к последним лучам солнца.
И праздник состоялся. Когда обычно все уходили по домам, а именинник только просыпался, сегодня все случилось наоборот. Кухня шумела от приготовлений, задний двор озарялся светом горящих масляных ламп. Вкусно пахло чем-то сладким и даже играла музыка. Мальчишка встретил Бояну и обнял ее, закрывая свое лицо от смущения:
– Бабушка, да что же это? Это чудо какое-то? Откуда все?
– Сегодня, Ненаш, твой день рождения. Беги быстрее во двор. Тебя там ждут.
Белоснежный именинник , выскочил из дома и, оказавшись на крыльце, замер от восторга. В маленьком островке света на темной улице были: старик музыкант тихонько перебиравший струны на гуслях, он выглядел уставшим, зевал и останавливался чтобы смочить горло вином. Сонным воробушком на корточках сидел мальчишка младше самого Ненаша. Были и Горазд с женой, оба недовольные, они сидели за накрытым столом. Знахарка-ученица озадачено осматривалась, её поймали на улице и привели сюда для компании. На скамейках еще оставались места. Мальчик подсчитал их и убедился, что все сходится: места были ровно для мамы, папы, его самого и Бояны. Словно окрыленный, он слетел вниз и побежал в сторону мужчины, что стоял спиной к дому и общался с гостем.
– Батюшка-а-а, – завопил мальчик, упираясь в ногу посаднику.
Мужчина гулко посмеялся, подхватил сынишку под руки и поднял на вытянутых руках.
– Ну ка дай посмотреть на тебя.
Весь раскрасневшийся Мальчик смеялся и щурился, дергал ногами и сильно расставлял пальцы в стороны.
– Ну что? Готов получать подарки? – Ненаш быстро закивал.
Отец поставил сына наземь, взял у гостя сверток и достал из него меч. Как настоящий, но меньше. Острый и искусно сделанный. Ножны и рукоять украшены серебром и полупрозрачными белыми камнями, переливающимися разноцветными бликами.
– А как с мечом управляешь покажешь? А то мне тобой хвастались.
Не успел мальчишка налюбоваться подарком, как выхватил его и направил на отца.
– Покажу!
– Какой горячий нрав… ну что ж пойдем, – они отошли в сторону, где стояло чучело, – ну руби врага, – усмехнулся Остромир.
Ненаш, до этого справлявшийся только деревянным мечом, медленными неуклюжим атаками разил цель. Солома осыпалась на землю а руки быстро устали. Но он продолжал, не смотря на отца, не подавая виду, что силы поднять меч уже на исходе.
– Хорошо! – Остромир остановил сына, – очень ладно управляешься для своих лет. Есть чем гордиться. Он ободряюще похлопал ребенка по голове и направился к Горазду переговорить.
А мальчишка замер, он повернулся и посмотрел на двор где было много людей, они все здесь были ради него. И все пришли на его рождению, от чего на сердце стало очень тепло.
* * *
В доме, на втором этаже, горел свет. Уверенность и нетерпение распирали мальчика изнутри. Этот день, его день рождения, казался ему особенным. Вокруг было столько народу, отец подготовил великолепный подарок, и он верил, что сегодня наконец-то встретится с ней. Она спустится, обнимет его нежно и поздравит.
Но сколько бы Ненаш ни оставался за праздничным столом, поглощая угощения и питье, свеча в окне на втором этаже продолжала гореть, и никто так и не выходил на крыльцо.
Мальчик огляделся вокруг и, стараясь не издавать звуков, направился к дому, минуя кусты за спиной Бояны и подкрадываясь к крыльцу. Дверь едва заметно скрипнула, пропуская его внутрь. Свет свечей озарял коридор, и из кухни доносились голоса. Ненашу нужно было действовать быстро, чтобы его не заметили.
Осторожно, на цыпочках, он пробрался к лестнице, поднялся на второй этаж, где свет с первого этажа уже не доставал. Здесь царила таинственная атмосфера, все казалось заснувшим, холодным, но в то же время знакомым, как и в любой другой день. В конце коридора из-под приоткрытой двери на стене играли тени. Мальчик, чувствуя волнение, поправил взмокшие волосы и подошел к двери. Собравшись с духом, он тихо приоткрыл ее. Дверь легко отворилась, и в ответ раздался женский голос:
– Остромир? – Малуша обернулась и было опрокинула бокал с подоконника, но успела его удержать.
В лунном свете, улыбающийся самой счастливой улыбкой, перед женщиной стоял пятилетний сын. Его фарфоровая кожа будто светилась изнутри, а волосы блестели, подобно свежевыпавшему снегу. Напротив него сидела его мать, со свечой и кувшином вина, измученная страданиями, выпавшими на её долю, будто не пять лет прошло с того рокового дня, что изломал её жизнь, а десять или даже двадцать. Болезненно бледная и исхудавшая, с едва заметным в полутени пьяным румянцем на щеках, и преданная мужем и богами. Лицо её осунулось, а когда-то черные самоцветики в глазах обратились углями. Из тени угла сторожевой собакой выскочила Лейка.
– Я сейчас же его уведу, – она в несколько больших шагов поравнялась с мальчишкой.
– Оставь нас, дорогая, – остановила её Малуша.
– Коли велите, – девица слегка поклонилась, отпустила мальчишку и выскочила за дверь.
Немного помаявшись в сомнениях, Лейка собралась с мыслями и пошла во двор.
– Ты…, – после долгой паузы женщина подозвала рукой мальчика ближе, – подойди ко мне.
Ненаша обуяло волнение. Будто на него навалилась гора снега и эта приятная тяжесть заставлял его расслабиться и следовать внутренним побуждениям. Он в миг подлетел к матери, упал на пол и положил руки с головой на её колени. Малуша оказалась даже лучше, чем он мог себе представить: теплая, внимательная, она разговаривала с ним тем самым нежным и спокойным голосом, который он всегда себе представлял.
Подняв его подбородок, женщина стала внимательно изучать лицо мальчика, она не улыбалась и не плакала. Выискивала черты, свои черты и черты своего мужа в этом ребенке, которого видела последний раз так близко только когда вернулась домой после родов.
– Глаза такие же голубые как у отца и подбородок, – она выше подняла лицо мальчика, что тому стало тяжело дышать. Резко перевела руку на волосы, схватила прядь на затылке и потянула её от себя, – а от моего, наверно, волосы. Цвета пепла… который остался после твоего рождения.
– Мамочка, мне больно, – захныкал мальчик.
– Потерпи,– другой рукой она взяла свечу и приблизила её к волосам мальчика, – дай мне рассмотреть тебя.
– Мамочка, мамочка, – скулил ребёнок.
