banner banner banner
Черти в Париже
Черти в Париже
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Черти в Париже

скачать книгу бесплатно

Черти в Париже
Ярослав Полуэктов

"Оркитекторы, архитектунги, черти-текторы" – так жёстко называет своих коллег, и самого себя, конечно, главный "шванклер" и "сквозной герой" Кирьян Егорыч Полутуземский. Кратковременное пребывание четверых мужичков и молодого "плинтусного человечка" в Париже показало, что не так уж он далёк от своих шутливых оценок.

Ярослав Полуэктов

Черти в Париже

ЧЕРТИТЕКТОРЫ

Часть: «ПАРИЖ, ПАРИС, ПАРЫЖ»

5. Язык – рупор мозга/вот и началось[1 - Самый первый вариант «Парыжа» начинался именно с этого эпизода. А более поздние надписки [теперь это главы 1–4 из части «Знакомьтесь, орки»] это так называемый «разъясняющий прескриптум». Его фактически «вынудили написать»: разумеется, это были критики из друзей и родственников. Мотивировалось ими тем, что люди, не знакомые с реальными прототипами книжных «героев», не станут читать про каких–то там ни грамма не известных лиц. Художественные достоинства произведения и точно изображённый срез культурного общества того времени – а это особенна: историко–познавательная ценность – критиками–родственниками отвергались напрочь. Понимаю: это тот самый случай, когда «на Родине не бывает пророков!»Позже автор посчитал необходимым начинать все новые публикации «Парыжа» всёж–таки с исходной главы (по «правильной исторической схеме»). ]

– Кирюха, ну ты что? Ты придумал, как мы на кладбище поедем?

Это взъерошенный со сна Порфирий Сергеевич Бим–Нетотов сбросил ноги с постели, почесал, извините, кокушки и, без извинений, левую сторону голой – формой под петушка имени Буша – ляжки.

Под прозрачной цыплячьей кожей с намёками старческих пупырышков видна сеть ручейков, в которых когда–то текла кровь, но теперь вместо неё алкоголь пивного происхождения.

Соседей по койке рядом с ним нет.

И никто не прочёсывает местность с приспущенными брюками.

– Давно воскреснул? А я токо что.

– А я вижу.

Проснулся я на самом деле давно, и вовсе не умирал.

Я и не пил практически: против Бима я трезвенник.

И всегда – против некоторых сексуально озабоченных – сплю в дягилевской длины и красоты трусах.

Разве можно Париж просыпать?

Откусите себе язык только за мысль об этом!

Хоть язык не виноват. Язык – всего лишь рупор мозга.

Зато язык ещё и стрелочник, удобный, потому как крайний. Все его рельсы ко злу ведут, не к козлу, тем паче не ко Киеву, тем паче не к нынешней заразе.

Или наоборот: лучше «благостнейшего языка, но с маскированными словесями, и без оных, однакож со ужасеся щрёными оскорбленьями, наикрайняйшаго стрелочника также нетутя.

Грешен носитель ево. Повесить на нево вся. Самим очищатися.

И самово растянуть велми. Сделать с него барабан, чтобы бубнил по делу, а не яки как. Площадь его ровно с барабан, если проварить хорошенько с каустиком».

***

Жёнка – ещё до разводной процедуры – говорила: "Ты меня обижаешь".

Я удивляюсь: "Чем?"

Она: "Словами".

Я: "Ты суди по делам, что ты на слова обижаешься?"

Она: "А я всё равно обижаюсь".

Я: "Я же тебя даже не бью… как некоторые".

Она: "Нашёл эталон".

Так и разошлись: слово за слово, слова материализовались, и привет родителям.

Без языка ты и не жив, и не мёртв, как в русской извращенческой сказке про неголую и неодетую.

Или как у Буратины: с языком ты скорее жив, чем мёртв.

6. Утро в Париже

Утро в Париже это НЕЧТО.

Это романтичное зрелище!

Особенно если едешь не с этими обормотами – хотя и с ними уже свыкся – а с нормальной девчушкой, готовой целоваться в транспорте и на скамейке, прижимать себя к твоим бёдрам, хвататься за руки, щебетать дурь и любиться ежевечерне за три бутерброда на бегу, за бокал вина в бистро и один полноценный обед в день.

Это покупатель так думает. А девушки думают всяко.

Наши девушки такое могут себе позволить, ничуть не стесняясь такой мизерной – считай, обидной цены.

А то и не цена вовсе, а компенсация материи с энергией.

Просто в человечьем мире такие приняты физические эквиваленты.

Хотя, если рассудить по справедливости – билеты, гостиница тоже в счёт. В счёт энергии передвижения и потенции массы, а также обслуге на карман, и всё такое.

Так что и не особо дёшево, если трезво рассудить.

Кто ж с тобой – ещё немного и вовсе старым пердуном и дряхлым пижоном – будет чпокаться, если у неё у самой деньги на билет есть.

Даже и не поедет с тобой, если у неё есть деньги на билеты туда и обратно и для показа той таможне.

Та–Можня этим озабочена.

Эта Не–Можня ничем не озабочена.

А в Париже без денег можно прожить на обыкновенных деревянных скамейках – на львиных – из чугуна – подпорках.

Кушать из мусорки: живи поближе к Чреву Парижа и дело в шляпе. Хвостоff от моркоwi наедитесь до отвала!

А если русской тёлочке подцепить парня – пусть даже тёмнокожего – то и вообще хорошо.

Хотя деваху в количестве одна особь французы не пустят: с русскими девками тут труба.

Того и норовят нашенские девки навсегда остаться там в загранке: замуж за ихнего богатенького выйти, прописку получить, потом развестись и хапнуть чужого имущества.

ПМЖ, пмж!

Имущество лоха – его проблемы: хотел русскую – получи, а нахрен остальному Парижу лишний народец?

Тем более наши бабы по инерции требуют шубейку.

Мужики… Русские мужики эмигранты, так они вообще лишние. Они работу отымают у старожилов.

И, вот же черти, не хотят мести улицы! Всё норовят в писателей, в художнков, в бездельников…

Ладно, в бездельников можно.

Только не в бомжей, а наоборот пусть: живите в отелях–размотелях, тратьте тугрики ненаглядные свои непосильного труда на радость содержателям, откуда проистекают налоги народу. Всем парижанам!

Хе! Негры, по еврологике, выходит, лучше. Они и зовимы отовсюду, и поощримы работой: факты так говорят, не я.

Русскому устроиться трудно.

Я б и не старался.

И другой бы не старался: кто вечно в кабаке водку жрёт, мечтает об Америке, родину хает, а дезертировать слаб.

Дали б денег, он бы слинял.

Я б, на месте государевом, будучи русским Макиавеллой, дал бы ему денег: нехай бы проверил на своей шкуре.

Не обязательно в Америку: пусть начнёт с Парижа, с самой дыры, с чрева, с испод Монмартра, с попрошайки начнёт, с карманника, с сучки, если он с дыркой синей, а там как Моисей санкцьонирует.

Деве ж славянской прямиком на панель. Не все же – дочери олигархов или модели со сладкими устричками.

***

Стопоньки! Дабы не нарушать моральных устоев общества мы, вместо узаконенного, но долгого термина "лица африканского происхождения" взамен "негров", стали называть последних сокращённо и по–доброму: «Л.А.П.»

То бишь лапы, лапушки.

Такие «лапы» меньше кочевряжатся, а если и кочевряжатся, то только на предмет ущемления их прав. Они, дескать, тоже аборигены.

А если порассуждать, и начать не с верхнего неолита, а когда корабли изобрели и стали водить негров на цепочках: до Колизея, а обратно косточки их, то ещё и похлеще белых выглядят.

Они жертвы, выходит.

Европа им за это по гроб должна! Пусть кается, змеюка!

Именно разные приезжие, типа нас – провинциалов из Руси, гадят и смердят методом «где попало».

В метро и без приезжих очереди за билетами стоят плотно, засоряют телами вестибюль: зигзаг гуськом, нефритовый грифель фиг пропихнёшь меж ними.

И через шлагбаум приезжему не перепрыгнуть – тут же пожурят францозишки–аборигены, то бишь бабушки – дедушки ихние.

Зачикают белые воротнички, они такие все важные да кичливые.

Полицейского позовут, копа то есть.

Кто тут у них закладывает? – свои или приезжие?

Или лапушки? Вон их сколько топчет Париж.

Хотя нет: последовав нашему примеру, а нам некуда было деваться, нас поймало робометро, плавно перешедшее в жэдэ, а так нельзя с нашим типом билета, а нам–то откудова знать?

Спаси и помилуй ихних обезьянок: через защёлкнувшуюся вертушку стали сигать восприимчивые на всё новенькое молодые французики.

И смотрят на нас, как на героев, взорвавших патентное бюро.

А нам с Бимом с осознания невольной доблести: а приспичило просто! Никто не ложился животом на пулемётный дзот.

Приятно остаться просто живым, просто в Париже.

Взамен предлагали ордена. И чтоб не писали мемуаров о них. А нам дарового не нужно! И пишем себе мемуары. О них в том числе.

А вот хитрить с наполеончиками и останавливать гитлеров мы ещё в Москве умели.

Провожать их с почестями до самых их столичек тоже.

На то мы москали и сибиряки, и морды наши скифские.

Орду терпели: сотни лет.

А пережили Орду мирным почти путём: хан взял да помер, тут и пошла их кочевая империя в утиль.

Обзавелась Русь собственными царями вместо скопища князьков – по большей части либералов, терпил, приспособленцев. Такими словами их сейчас можно крыть.

Хотя, насчёт «собственных» царей, всякое говорят… иностранцы они неугомонные в этом смысле: ну не любят русских: с самого нового летоисчисления, что с них взять.

7. О матрацах

…Итак, скрутил я матрас в рулон и выставил в угол. Свернул в стопку простыни, добавил одеяло, и бросил всё в ноги Биму: а спал я на полу у самого балкона.

Как и обещал с испуга где–то в середине нашего романсеса.

На который намекал–намекал, аж взмок энд испАрился.