скачать книгу бесплатно
Что я делал вне школы
Теперь о том, чем же я занимался, когда не учился.
Как я уже писал раньше, я ходил в музыкальную школу, которая находилась при нашей школе, и о которой в дальнейшем пойдет отдельное повествование.
Мой дом находился довольно далеко от школы. Соответственно, сам я ездить туда не мог, поэтому моему папе приходилось каждый божий день вставать в семь утра, готовить мне завтрак и вести меня в школу через весь город, по всем пробкам. У нас были самые разные маршруты.
Одним из ярких воспоминаний от поездок в школу стало прослушивание радио «Юмор ФМ» и шоу «Наша Раша». Иногда, правда, когда это было очень нужно, мы ездили в школу на метро, но это в особых случаях.
Что же я делал дома? В основном, если не делал уроки, то слушал магнитофон с различными дисками. Диски были самыми разными, от детских песен до познавательных аудиокниг. Еще я наблюдал, как мой младший брат играет в компьютер (у нас с ним была совместная комната). Приходилось вечно договариваться, что в такое-то время я слушаю магнитофон, и он мне не мешает своим компьютером, а в другое время я ему уступаю, и он может поиграть в компьютер.
В третьем классе я с папой ходил в бассейн. В бассейн нас водили еще в школе, но я плавать не умел, а там особо не учили. Поэтому папа взялся меня учить сам. Купил абонемент в спортивной школе, находящейся неподалеку от нас, и мы с ним по воскресеньям ходили туда и учились плавать с доской и без. До сих пор помню: каждое воскресенье в 19.30 выходим из дома, в 19.45 запуск в раздевалку, в восемь вечера проход в воду и сама тренировка, в 20.45 заканчиваем, едем домой, наспех пьешь томатный сок и спать, потому что в понедельник на учебу. Классные были времена! Устаешь, бывало, как черт, но оно того стоило! Эти тренировки были лучше всяких групповых, потому что ты занимаешься один на один, и тебе в любой момент подскажут и подправят, если ты что-то не так делаешь. А особенно ценно, когда это делает твой собственный отец!
В итоге, за четыре месяца еженедельных тренировок я научился плавать и держаться на воде, и следующим летом, когда мы поехали с родителями на Кипр, уже мог плавать без нарукавников. Еще я ходил на академическую греблю.
В моей семье сплошные гребцы: папа – КМС по гребле, мама – тренер, брат – действующий спортсмен. И я ходил какое-то время на греблю для инвалидов. Моим тренером был Зорин Алексей Викторович. Особенность этого тренера заключалась в том, что он был с ДЦП, но он смог себя непросто поставить на ноги, но и сделать из себя спортсмена! И начал тренировать других. Правда, не всегда я понимал, что он мне говорит в шуме зала и из-за особенностей его дикции, но в целом мне даже нравилось. Еще со мной на греблю ходил Коля Дементьев – мальчик из параллельного класса (я учился в а классе А он – в Б). но, правда, на воду мы почти не выходили, а если выходили, то очень редко. В основном, мы занимались на концепте – тренажёре, имитирующем греблю на воде. Он представлял собой банку, на которой можно было делать подъезды, и рукоятку, которую надо было тянуть на себя, помогая толчками ног. Человек садится на банку и закрепляет ноги в специальных пазах. Затем, берет рукоятку и тянет на себя. При этом банка и сам человек едет назад. Это и есть гребок. Потом он делает подъезд к тому месту, где крепится рукоятка и ноги, и обратно. Сверху на табло фиксируется, с каким темпом ты идешь, какой у тебя пульс, и т. п. По этому тренажеру проводились даже соревнования!
А мой брат примерно в это же время занимался тейквондо. И схема «передачи детей» была такой: в понедельник и в среду папа меня забирал из школы и вез туда, где занимался брат, там мама меня встречала, она только что отвезла брата на занятия, и мы с ней ехали домой, а папа оставался там, чтобы дождаться брата. Были же времена хорошие, а?
Поделка из овощей и фруктов
Кажется, в третьем классе, а, может, во втором, Анна Владимировна задала нам сделать поделку из овощей и фруктов. Мы ее делали с папой. Мы не придумали ничего лучше, как сделать из огурца крокодила Гену. Когда мы, точнее, папа, ее сделали, папа сказал: «Раз есть Гена, значит, нужен Чебурашка». Стали делать Чебурашку. Только вот вопрос: из чего? Чебурашка же коричневый!
Решили сделать его оранжевым, из моркови. Но самое интересное было с утра: когда мы проснулись и стали собираться в школу, папа, к своему ужасу и огорчению, увидел, что у Чебурашки уши свернулись в трубочку! Папа был явно расстроен: пол вечера в никуда. Но поделки оценили, а это главное.
Наши коррекционные занятия в школе
После обеда у нас в школе были так называемые «коррекционные занятия», где нас учили ориентироваться на местности, социализироваться и т. п.
Двумя самыми, на мой взгляд, важными занятиями стала ориентировка в пространстве и социально-бытовая ориентировка – СБО. В начальной школе оба этих занятия вела одна педагог Ольга Брониславовна, а в средней школе ориентировку у нас стала вести Ногина Любовь Борисовна, а СБО во-первых, вошло в урочное время (было как урок), а во-вторых, его вели две преподавательницы: Медведева Любовь Борисовна и Строгонова Наталья Николаевна.
Но обо всем по порядку. Начнем с ориентировки в младшей школе. Как нас учили ориентироваться в начальных классах? Даже на уроках физкультуре или в столовой нам говорили: «Идем по стеночке. Чувствуем рукой стеночку, идем по правой стороне» (последнее было актуально, когда идем по лестнице). Это уже были основы основ ориентировки в пространстве: чувствовать ориентир поблизости, чтобы не сбиться с пути. Со временем нам рассказали, что есть ориентировочные трости белого цвета, которые при выпрямлении руки вдоль туловища являются как бы ее продолжением, и по звуку стука об асфальт или о другие окружающие поверхности подсказывают, где мы сейчас находимся. Существуют также люминесцентные трости (это трости с красными и белыми звеньями, в темноте красные звенья светятся, что указывает автомобилисту, что идет незрячий человек). Бывают также звуковые трости, на которых расположены улавливатели звука по всей длине. Как это выглядит? Вставляется наушник в ухо незрячему, а другой конец идет в трость и соединяется с улавливателями.
Если мы приближаемся к препятствию, в наушнике начинает тикать, или щелкать звук, показывающий, что мы идем на какой-то объект. И чем ближе, мы подходим, тем громче звук. Но был в этом и один крупный минус: под дождем улавливатели могут сломаться из-за попадания воды. Для этих же целей существуют звуковые броши и очки-локаторы, которые работают по такому же принципу, но их надо предварительно заряжать. Крепится на грудь брошь или надеваются очки, в карман кладется улавливатель звука (как небольшая коробочка), а в ухо наушник. И он также при приближении к объекту и заряженности аккумулятора срабатывает, реагируя на звук.
Первое время в начальной школе нам просто про них рассказывали и показывали, но на улицу мы с ними почти не выходили. А в средней школе ориентировка уже началась посерьезнее, но об этом будет чуть позже. Еще одной интересной темой касательно ориентировки является прибор-ориентир. На нем можно выкладывать маршрут, по которому идем из маленьких кубиков, деталек, чтобы лучше сформировать представления о том месте, где находимся и куда идем.
Выглядит это примерно так: большая, даже огромная коробка с деталями, закрытая не менее громадной крышкой. Крышка открывается и кладется рядом, на ней выкладывается маршрут. Крышка магнитная, и к ней легко примагничиваются детали и кубики. Здание можно изобразить из нескольких прямоугольников, поставив их друг на друга, тем самым показав количество этажей. Вход в здание – полукруг. Окошки в здании – небольшие черные полоски. Зеленые насаждения – прямоугольники зеленого цвета с шершавой поверхностью. Представляя себе маршрут, незрячий человек может выложить его на приборе с помощью тех или иных деталей. Здания, окна, деревья, зеленые насаждения – это все ориентиры, и, выкладывая их на приборе-ориентир, человек закрепляет представления о маршруте на примере этих самых ориентиров.
Теперь по поводу СБО. СБО – этосоциально-бытовая ориентировка. Здесь незрячих учат ходить самостоятельно в магазин, платить за покупки, подбирать себе одежду, планировать бюджет и т. п. В начальной школе у нас было это тоже как теория, а в средней уже началась теория с практикой. Даже готовить там учат. Помню, в третьем классе мы все готовили горячие бутерброды, а в четвертом – торт. Каждому надо было принести что-то из ингредиентов. Для бутербродов я приносил колбасу, для торта – шоколад. Помню, этот торт мы делали трехслойным, я взял кусочек домой, чтобы дать попробовать своим, а он у меня рассыпался по дороге. Потом я такой же торт с бабушкой и сестрой делал летом к своему дню рождения.
Еще одним коррекционным занятием в нашей школе является развитие зрительного восприятия – РЗВ. Не знаю, правда, как оно поможет полностью незрячим или тем, у кого зрение крайне плохое и ничего с ним сделать уже нельзя, но как факт, предмет этот у нас был. Ходили на него, правда, не все, но я ходил, если у меня не было в этот момент музыкальных занятий. Нас водили в темную комнату (в blackbox) и показывали различные предметы разных цветов, а мы должны были сравнить их: по цвету, по размеру, по толщине и т. п. и делать это следовало глазами.
Еще у нас были такие занятия, как:
– психология (это просто работа и общение со школьным психологом);
– пескотерапия (нас приводили в комнату, где стояла песочница с чистейшим песком. Мы могли опускать в песок руки, «общаться» с ним);
– плоскостная лепка и т. п. на последние можно было ходить по желанию.
Но основными нужными для жизни незрячего занятиями были СБО и ориентировка в пространстве.
«Прошлое на кончиках пальцев»
Со второго по четвертый класс раз в год нас возили в фондохранилище Эрмитажа, где показывали всяческие исторические и археологические объекты. Их можно было потрогать, пощупать, и, главное, попытаться раскопать из песка. Там был почти такой же песок, как в классе пескотерапии. Нам давали специальные кисточки, и мы копали песок, и в конечном итоге что-то находили. Словом, давали нам почувствовать себя археологами.
С четвертого по шестой класс эти занятия у нас проводились каждый месяц.
В конце шестого класса был выпускной вечер, как подведение итогов всех занятий. Занятия проходили в рамках проекта, выдвинутого Петербургским Зимним дворцом под названием «Прошлое на кончиках пальцев». Само название говорит нам о том, что здесь незрячие могут изучать историю наощупь, полагаясь только на кончики пальцев.
Кстати, в сам Зимний дворец (Эрмитаж) нас тоже водили, раз в год в конце каждого года, пока шел этот проект.
В седьмом классе мы в фондохранилище уже не ездили.
«Опять лает?» и другие казусы К.
К. – единственный незрячий одноклассник с очень большими странностями, обусловленными, возможно, психическими нарушениями.
Мы уже говорили, что он все время по поводу и без повода смеялся, но это еще далеко не все. Он придумывал разные крайне странные фразы, и также сквозь смех говорил их.
В третьем классе мы писали диктант про лисенка. И когда Анна Владимировна проверяла работу Никиты, то увидела, что он случайно наколол лишнюю точку в букве л, и из л получилась буква п. Анна Владимировна ему на это указала, и Кирилл, услышав, какое слово получилось у Никиты вместо слова «лисенок», начал дико смеяться. После этого случая он стал на уроках ругаться матом: придумал так называемый «бладинский счет», и, приседая на физкультуре, он, подсчитывая разы, сколько он раз присел, перед каждой цифрой ставил «бл».
Соответственно, можно догадаться, что было вместо цифры пять!
Учительница его и с урока выгоняла, и с родителями разговаривала – все без толку. В пятом классе было какое-то родительское собрание, и кто-то из учителей напрямую сказал его маме: «Ваш К. лает на уроке», на что мама с грустным и обреченным видом, вздохнув, спросила: «Что, опять лает?» Эта фраза стала «крылатой», когда речь идет о К. Чего он только ни делал: лаял на уроках, бился головой об парту, когда у него отклеилась обложка от словаря по литературе, говорил тупые фразы не к месту на уроках, стучал ногами и визжал, если понимал, что не успевал за классом… Раз, сидели на уроке истории в школе (историю вела наша классная руководительница Ирина Юрьевна) и писали конспект. И он отстал от нас. Как он начал визжать, кричать и стучать… В итоге Ирина Юрьевна сквозь зубы сказала: «Ну все, ты меня достал!» Так, визжащего и орущего, его и увели к папе.
Кроме того, он был ужасно несамостоятельным. Понятно, что он был незрячим, и ему было тяжелее всех нас вместе взятых, но родители делали за него буквально все. Папа так же, как меня, привозил и забирал из школы, но если мой папа не ходил со мной по школе и не нянчился со мной повсюду, то его папа так делал. Я не раз видел, как он буквально раздевал его… придя в класс с папой, К. садился за парту, а папа за него доставал его тетради, на переменах он сопровождал его по всей школе. Разве это дело?
Еще бывало, что все домашние работы у него сделаны были «на пять», а в классе он сам не мог сделать ровным счетом ничего. В итоге выяснялось, что за него даже домашку делают дома. Зато он мог в тетрадках на диктантах и на сочинениях писать маты и всякие другие неприличности. Я уже понимал, что если он что-то пишет и смеется при этом, значит, все – там что-то непристойное. И я почти всегда оказывался прав. В итоге, он не доучился с нами до конца. Ушел в другую школу, где проще программа, но это уже другая история.
Читатель, позже ты поймешь, зачем я так подробно расписал про К., стоит только подождать.
Наш выпускной из начальной школы
В 2012 году мы заканчивали начальную школу. В апреле того же года нас собрали с параллельными классами (четвертым Б и четвертым В), и наши учителя объяснили нам сценарий и раздали слова.
Где-то с мая мы начали репетировать. Многие из наших не учили слова, чем очень злили учителей. Идея была примерно такой: в средней школе был ведущий всех концертов (конферансье) и художественный руководитель всех выступающих – Барканов Александр Анатольевич. Была еще Артамонова Марина Викторовна, отвечающая за проекты по обмену (в нашу школу часто по обмену приезжают немцы, поляки и другие гости из разных стран, и наши ребята ездят к ним. Между ними происходит такое некое сотрудничество и содружество).
И вот, по нашему сценарию, якобы в школу приезжает Федор Бондарчук. Марину Викторовну играла Соня К. из параллельного класса, Александра Анатольевича – Витя. Федором Бондарчуком был Никита. Он почти всегда приходил на репетицию с невыученными словами, чем очень раздражал Анну Владимировну. Была у «Бондарчука» помощница Танечка, которую играла Надя П. из параллели. Александр Анатольевич и Марина Викторовна водили «Бондарчука» по всей школе, а он ходил и все «снимал». И все время приговаривал: «Танечка, не отставай, что же ты все время отстаешь?!», а Танечка говорила: «Кабинет… такой-то, кадр… такой-то, дубль первый». И все время эффектно делала жест ногой и хлопок рукой.
Когда они уходили со сцены, всегда шли песни (в основном это были песни про то, «что сейчас снимают»), в которых участвовал либо я, либо я с кем-то в паре, либо группа ребят. Мы с Егором К. из параллельного класса пели песню про директора на мотив песни «Ваше благородие» из кинофильма «Белое солнце пустыни». Мы пели в огромных шапках, которые никак не налезали нам на головы. Один раз даже на репетиции эта шапка улетела с моей головы в зал.
24 мая был сам концерт. Из моих – на него ходила мама и снимала номера с нашими ребятами тогда еще на фотоаппарат. Жалко, что все это теперь пропало. На сцену вышли Соня и Витя. Соня («Марина Викторовна»), сказала Вите («Александру Анатольевичу»):
– Александр Анатольевич, к нам в школу хочет приехать Федор Бондарчук. Он хочет снять фильм о нашей школе.
– Снять, говорите, фильм о школе? А что мы ему покажем? Надо срочно все подробно обсудить. Это так неожиданно!
– Уже поздно. Он уже здесь.
Выходит Никита. Перво-наперво его повели в кабинет директора. Танечка сказала: «Кабинет директора, кадр первый, дубль первый». Под вступление своей песни на сцену, приобнявшись, вышли мы с Егором. У Егора был довольно звонкий голос, и на его фоне мой звучал приглушенно. Мы начали:
«Ваше благородие, директор уважаемый.
Мы хотим признаться вам
В чувствах несгораемых.
Вы прощаться с нами
Рано не спешите.
В пятый класс с напутствием
Вы нас проводите.
Вы прощаться с нами
Рано не спешите.
В пятом классе дальше вы
Жить нам помогите».
Затем мы спели еще один куплет и ушли, также приобнявшись.
Предполагалось, что после нашей песни директор скажет речь, но он куда-то уехал, поэтому, по сути, наша песня просто прошла в пустоту.
Далее шла песня про завуча. Ее пели многие ребята, в том числе К. Не знаю, зачем К. дали микрофон, он в него постоянно смеялся. Поэтому он даже не рассказывал стихотворения на праздниках в школе: он выучить-то мог, мог даже рассказать с выражением, но стоило ему дать микрофон, как он начинал в него смеяться и все проваливал. В общем, песню про завуча тоже как-то худо-бедно спели.
Дальше шла песня про учительницу английского языка Ольгу Юрьевну. Эту песню сделали на мотив песни Ижевской «Кошка». Ее пела Лиза с ушками и хвостиком кошки. «Наверно, в следующей жизни, я выучу английский, немецкий, французский. А после, в следующей жизни, я выучу японский, китайский…», – пела она. Такое заигрывание с Ольгой Юрьевной!
Потом, насколько я помню, была песня про физкультуру. Ее пели многие парни, в том числе и я. Витя перед нашим выходом сказал про учителей физкультуры начальных классов – Ларису Николаевну и Наталью Валентиновну: «Сами всегда в отличной форме, и детишек к этому приучают. Но вы сейчас сами в этом убедитесь». Для этой песни мы взяли за основу песню Высоцкого «Гимнастика». Пели придуманные на этот мотив слова, параллельно маршируя в такт музыке. Дальше была очень интересная песня про РЗВ. Ее пел один Егор в шарфе Остапа Бендера из Двенадцати стульев», и за основу взяли именно его песню.
«Где по рекреации
Бегают бизоны,
Где носятся ребята на огромных скоростях,
Там кабинет коррекции Ксении Сергевны,
Знаем мы теперь, как дважды два.
Чтобы обнаружить берег в океане,
Чтобы на уроке нам Америку открыть,
Чтоб не заблудиться в городах и странах,
Надо на коррекцию зрения ходить».
Сам Егор был в шарфе и стоял почти снизу сцены, а сзади на его фоне танцевали ребята.
Потом была песня про СБО. Здесь тоже взяли за основу песню Бендера. Но пели ее многие, в том числе я, а Егор солировал из-за кулис.
«Нет, мы не плачем,
И не рыдаем,
Упорно СБО мы в школе изучаем.
Серьезнейший предмет
И строгий педагог,
Но все же, СБО – любимый наш урок…»
На припеве Надя П. в процессе пения танцевала вокруг меня.
«Профессии, транспорт, одежда… ведь в мире так много чудес.
Нас СБО учит законам общенья, чтоб в жизни не жить, как балбес».
И это действительно так! На что направлен был этот предмет, я уже говорил выше. Далее мы пели песню про логопедов. Ее пела одна Соня на мотив песни «Помоги мне!» из кинофильма «Бриллиантовая рука».
Вообще многие, если не все песни, мы брали из Советских кинофильмов. Была еще песня про психолога, про технический персонал. И в конце мы все пели песню «круто», на мотив песни «Круто ты попал на TV». В конце пения Соня объявила: «А сейчас – торжественная минута». Людмила Геннадьевна (завуч начальной школы) должна была объявить приказ о переходе нас в пятый класс. Но она сказала: «Вы знаете, я думаю, что торжественная минута не состоится. Это все неправильно. Мы не можем отдавать таких детей в пятый класс. Кто же будет выступать на наших праздниках? Ребята, может останетесь?»
Сейчас я понимаю, что она шутила, но тогда я на полном серьезе подумал, что нас вправду не переводят в пятый класс, и жутко напугался. Но все закончилось хорошо. Людмила Геннадьевна объявила приказ о нашем переходе и концерт закончился. Потом мы пошли в класс, где было чаепитие и приходил заказной клоун, который гримировал всех и рисовал лица, кто какие захочет. Я не гримировался, как бы меня ни заставляли, до сих пор не люблю это дело. Потом мы с мамой поехали домой под диск с песнями Нюши.
Что нас ожидало в пятом классе
В четвертом классе нас пугали: «Вот придете в пятый класс, там будет не чтение, а литература, будете огромные книги читать за раз!» или: «Вот придете в пятый класс, Владислав Васильевич (учитель физкультуры в средней школе) с вами церемониться не будет. Не справляешься с лыжами, разбираться не станет, что ты не можешь. Два поставит и дело с концом. Очень много будет лазаний, конь, бревно и т.п.».
Соответственно, немного было страшновато идти в среднюю школу. А когда мы пришли в пятый класс, все оказалось еще интереснее. Дело в том, что некоторые ребята в нашей школе воровали вещи других учеников из гардероба. Вешалки стояли в открытом доступе, и любой мог подойти, взять любую вещь и уйти в ней. Ладно еще, если это незрячий, ну мало ли, не понял, что это не его куртка, но хуже, когда это делают зрячие специально. Директору это все надоело, и он распорядился поставить в школе индивидуальные шкафчики. У каждого был свой шкафчик с ключом. И когда мы пришли в пятый класс, это собирались вводить. Я вообще не представлял себе, как я буду закрывать этот шкафчик. Мне казалось, что это будет работать по принципу закрытия двери от класса или дома, а этого я до пятого класса не делал. Но все оказалось не так страшно. Шкафчики были с магнитными ключами. Нужно было подносить магнитку к дверце шкафчика, и дверца открывалась (работало все это по принципу домофона). Соответственно, если кто-то пытался открыть своим ключом чужой шкафчик, у него это не получалось, потому что у каждого шкафчика был написан свой номер, и он писался на ключе. Если кто-то потерял ключ, можно было с вахты взять универсальную карточку и открыть шкафчик. Только потом надо было ее вернуть обратно, так как карточка была всего одна. Но здесь была еще одна опасность: те же незрячие могли найти по ошибке не свой шкафчик и открыть карточкой любой другой, и опять же уйти с чужими вещами. Так же делали и зрячие подростки, специально, чтобы подворовывать. Но с другой стороны, воровство в школе изрядно сократилось.
Что же касается уроков, то здесь мы довольно быстро привыкли к разным учителям, к физкультуре и ко всему такому. Правда, с лыжами у меня и у Димы были проблемы. Как бы это стыдно ни было, но мы до пятого класса не умели завязывать шнурки, а лыжные ботинки были только на шнурках. Физкультурник нам частенько ставил двойки за это и оставлял в лыжной, чтобы мы учились это делать, пока остальные катаются на лыжах. Ему было уже за семьдесят и понятно, что появились возрастные проблемы…. Когда Дима не мог залезть на коня или на бревно, он всячески ругал его, а бывало, и называл его и меня заодно – мешками с отрубями, «которые даже на канат залезть не могут». Он снимал Диму на видео, когда тот мучился с бревном, пытаясь залезть на него. Понятно, что и с лыжами была примерно та же ситуация. Если же мы вдруг выходили на лыжи, он начинал нас бить палками под коленями, ругался, что мы либо лыжи не можем надеть, либо что-то в принципе неправильно делаем. У директора был зуб на него, не поэтому, конечно, а по каким-то личным причинам. Но я думаю, что если бы директор узнал, что он творит на уроках, его бы давно уже уволили, а так, его уволили только год или два назад, когда мы уже закончили школу. В остальном же в пятом классе все у меня было нормально.
Я и Дима. В чем мы сходны и в чем отличаемся
Как я уже говорил, мы с Димой – лучшие друзья детства. Мы знакомы еще с самого садика.
Что мы только не творили в школе: фигню всякую городили, огнетушители об стенку били и ржали со звука, с каким он об нее ударяется, «музло» всякое на переменах гоняли с его телефона…
Должен сказать, что в техническом плане он всегда опережал меня. У него был телефон с музыкой, когда у меня телефона не было вообще. Да и сейчас он знает в андроидах немножко больше, чем я.
У нас у обоих были проблемы с письмом в первом классе, обоим туговато давалась математика. Мы даже в пятом классе, якобы чтобы стать умнее и лучше соображать на математике, ели кусковой сахар, думая, что он нам поможет. Но мы перестали это делать, потому что нам сказали, что это сахар к чаю, и мы расходуем его просто так.
