скачать книгу бесплатно
– Антон, – Вера укоризненно покачала головой. И столкнулась с тяжелым взглядом агента. Вздохнула: – Даю.
– Формальности улажены, – Рихтер развернул перед собой голографический дисплей. – Приступаю к тестированию. Визуальный тест Тьюринга уменьшает роль языка. Вопросы ориентированы на ИскИнов, обладающих человеческим опытом и восприятием. При этом в ядре сознания находится машинная сущность. Каждая картинка сопровождается четырьмя вариантами ответа.
– Начинайте, – поторопил Белецкий.
Первая картинка демонстрировала стол, на одном краю которого располагалась лампа в зеленом абажуре и несколько книг. В центре столешницы сформировалась чашка на квадратной розовой скатерти. Фоном – очертания стула.
– Где находится чашка? – поинтересовался Тенсинг. – Варианты ответов: на столе, перед стулом, слева от лампы, на подстилке.
– На столе, – сказал Белецкий.
– Слева от лампы, – заявила Лонг.
Картинка сменилась.
Респонденты увидели парковку с колесными машинами, дерево и человека.
– Перед нами – мистер Джон, – сообщил инспектор. – Где он находится? Варианты ответов: справа от дерева, перед машиной, у бордюра, на парковке.
– Детский сад, – фыркнула Вера. – Все версии одинаково правдивы.
– Ваш ответ, – невозмутимо продолжил инспектор.
– У бордюра.
– Господин Белецкий?
– На парковке.
– Играем дальше, – кивнул Тенсинг.
Третья картинка оказалась дублем своей предшественницы. Поменялся сам вопрос. Требовалось обозначить позицию серой машины. Вариантов было два: за деревом и справа от стены.
– За деревом, – сказал Антон.
– Согласна, – поддержала Вера.
– Кстати, – во взгляде Белецкого появилась заинтересованность. – А что будет, если мы начнем отвечать одинаково? Убьете обоих?
– Версии уже отличаются, – напомнил инспектор. – Но рад, что вы спросили. Я фиксирую не только сами ответы. Анализу подвергается ваша реакция, показатели кровяного давления, комментарии. Время, потраченное на размышление.
– Ладно, – Белецкий махнул рукой и слегка изменил свою пространственную ориентацию. – Проехали.
Изображения сменяли друг друга. Примитивные, схематичные. Описывающие положение людей и объектов. Не имеющие видимого смысла.
После десятого вопроса Тенсинг свернул экран.
– Господин Белецкий, примите мои поздравления.
– С чем? – насторожился Антон.
– С повышением.
Голова Веры Лонг разлетелась кровавыми брызгами.
Капли тотчас свернулись в шарики различного объема и ушли в неспешный, слегка жутковатый, дрейф.
К этому моменту ядро личности Лонг уже переместилось в кейс. Туда, где не существовало ничего, кроме всеобъемлющего мрака.
5. Странствующее государство
Ковчег приближался к Стэнфордскому тору.
Исполинское колесо, спицы которого соединяли обод с центральным кластером. Нечто подобное Вейшенг У встречал на орбитах иных миров. Достаточно вспомнить околоземные частные города, Браун-Сити в окрестностях Венеры и поселение терраформеров, отвечающих за повторную колонизацию Марса.
Государство Фальков – нечто иное.
Технический кластер был превращен в стыковочный узел, к которому швартовались прибывающие со звезд корабли. Сюда же проектировщики вынесли энергетические и оборонные системы, таможенный сектор, доки, маневровые и маршевые двигатели для внутрисистемных перелетов, а также генератор червоточин. Теоретически Тор мог создавать новые звездолеты, дополнительные модули для своей инфраструктуры, любое оборудование и запчасти. Тор мог конструировать другие Торы. Пробивать червоточины, прыгать от звезды к звезде, расширяться и достраиваться. И обеспечивать свое население всем необходимым – продуктами, одеждой, жильем, энергией, водой и медикаментами. Замкнутая структура для автономного пребывания в космосе. Могут пройти тысячи и даже миллионы лет, а странствующее государство по-прежнему будет служить домом для бесчисленных поколений диссидентов. Эволюционные изменения произойдут, но все они будут направленными, подконтрольными воле Ингвара Фалька, его жены и дочери.
Замысел восхитителен.
Потрясает воображение.
Разумеется, Вейшенг не мог не думать над перспективами проекта и о потенциальном конфликте хабитата с Покровителем. Ковчег преодолел свыше девяноста парсеков, чтобы добраться в столь удаленный от Солнечной системы уголок пространства. Корабль под управлением искусственного интеллекта модернизировал основной двигатель и разогнался до девяноста процентов скорости света. Триста тридцать лет за пределами юрисдикции неоса. С учетом замедления времени на Земле прошло семьсот семьдесят лет. Можно предположить, что руководство ДБЗ неоднократно сменилось, перед людьми поставлены принципиально новые задачи, а про Дикие Разумы все забыли за давностью событий. История многолика. У мог вообразить сценарий, при котором неос терпит крах или погибает в столкновении с более могущественной расой. Или Дикие Разумы сливаются, достигают сингулярности и уничтожают человечество на корню. Существует и вероятность некоего соглашения, при котором люди и машины освобождаются от владычества пришельца.
Наиболее вероятен иной сценарий. Тот, при котором Покровитель планомерно развивает своих клиентов, строит Сферу Дайсона и ничего не забывает. В этом случае независимое образование Фальков может представлять в глазах призрачника потенциальную угрозу. И однажды сюда направят эскадру ударных крейсеров, способных разносить в пыль целые планетоиды и небольшие луны. Этого хватит, чтобы сделать Стэнфордский тор необитаемым. Наверное, поэтому Ингвар приделал к своему детищу генератор червоточин. Если ты беспрерывно меняешь локации, шансы на встречу с могучим противником стремятся к нулю.
Проблема в том, что Ингвару и его дочери нужны люди. Население, без которого сложно представить любое государство. Шутка ли – хабитат готов принять на борт десять тысяч человек. В перспективе, при сооружении аналогичных мегаструктур, – еще больше. Всех, кто не готов подчиняться неосам и планирует выстраивать собственное будущее. В обозримом будущем – сотни тысяч недовольных.
Иной путь.
Вот что предлагают Фальки.
И в этом – их главная проблема.
Вейшенг У выбрался из стазиса за неделю до предполагаемой стыковки с Тором. Детей вывели в реальность на трое суток позже. Так что у бывшего шефа ДБЗ хватило времени на осмысление происходящего. Формально У дежурил на вахтах. В его обязанности входил контроль за капсулами глубокого погружения. Ничего сложного – диспетчерский пульт, вывод ключевых параметров на сетчатку, примитивная инфографика. Регулярные обходы «пирамиды Хеопса», как обитатели ковчега в шутку называли хранилище капсул. Большую часть времени господин У проводил в уютном кресле, закинув ногу на ногу и созерцая первобытную тьму, затопившую обзорный экран. Вейшенг часто вспоминал службу в Корпусе разведки, карьеру в ДБЗ, знакомство с Ингваром Фальком и обстоятельства, предшествовавшие воцарению неоса. Расследование, которое вел Ингвар в системе Юпитера. Взбунтовавшуюся водородную станцию. Первые случаи контакта с чужим. Речь, сжигавшую посланников за считанные месяцы…
И решение, принятое Ингваром.
Тут усматривалась некая ирония судьбы. Человек, отдавший Землю во власть призрачников, становится ренегатом и создает автономный приют для инакомыслящих.
Вейшенг думал об убийце, которого пустили по следу разбежавшихся осколков. Рихтер Тенсинг, легендарный «юси-они». На момент отбытия У по червоточине в Гиперборею Тенсинг сидел в богами забытой тюрьме, его разум витал в иллюзорных конструктах. Этот человек не просто убивал кого-то по поручениям якудза, он уничтожал все дубли, полностью стирал личность своей жертвы. Точнее – поглощал. Больше, чем фрик. Психопат за гранью добра и зла. Способен ли Рихтер добраться на одном из ковчегов во владения Фальков? Маловероятно, но полностью исключать такой поворот не стоит.
Раджеш Капур получил свой груз и сдержал слово – Вейшенгу и Стигу нашлось место на борту звездолета. У, в свою очередь, помог капитану преодолеть защитные протоколы Калорики и вывести ковчег из системы. Азиат и индиец сдружились, но свою истинную личность бывший шеф департамента не спешил раскрывать. Будущее туманно.
Перед погружением в стазис у них со Стигом произошел серьезный разговор. Вейшенг честно признался мальчику, что Департамент Безопасности охотится за Дикими Разумами. Рассказал, что Стиг, по мнению преследователей, – не человек.
– Я машина? – взгляд паренька был серьезным, но очень грустным. – Не такой, как ты?
– Не знаю, – честно признался У. – Так считают наши враги.
– Кто еще?
Пришлось выложить все карты на стол. Поведать о череде встреч с посланниками машинного народа. Об истинных причинах перемещения на Калорику. О том, что в Торе скрывается ИИ, которому нужно встретиться со Стигом.
– Вас называют осколками, – пояснил господин У. – Частью целого, которому люди отказали в праве на существование.
– Я – человек, – насупился мальчик. – Всё это неправда. Я чувствую себя человеком.
Отрицание.
Естественная детская реакция.
На Вейшенга в тот момент нахлынули чувства.
– Знаешь, – сказал он Стигу. – Мне не важно, кто ты.
– Почему?
– Бывают плохие люди, – пожал плечами У. – Бывают хорошие ИскИны. Я встречал вполне приличных чужаков. Ну, в смысле, пришельцев со звезд. Кто ты – не принципиально. Ты живешь, думаешь, любишь делать разные вещи…
– Я люблю тебя, – сказал мальчик.
Господин У осекся.
– Ты уверен?
– Мне хорошо с тобой, – мальчик робко улыбнулся. – Наверное, ты мог бы стать отличным папой. Я больше никого не знаю… И мне кажется, что ты – моя настоящая семья.
Это было трогательно.
Видимо, каждый приемный родитель мечтает услышать нечто подобное. Но – не от машины.
Или…
Глядя на приближающийся Тор, Вейшенг думал о том, верит ли он в искренность своих слов. Действительно, что есть разум? Способен ли ИскИн чувствовать, как человек, обладая человеческим телом и воображая себя ребенком? Умеет ли такая личность привязываться к другим людям, кого-то любить, сопереживать? И что нам, в сущности, известно о машинах? Мы даже собственное «я» в эру оцифровки сознания не готовы постичь до конца. Взять, к примеру, эксперименты по квантовой телепортации, о которых краем уха Вейшенг слышал перед стартом с Калорики. Старый парадокс: кем является человек, тело которого разобрано на атомы в одной точке и собрано повторно в другой? Да, личность будет перенесена, подобно ядру фрика, вместе со всеми воспоминаниями, психопрофиль сохранится. Но оцифрованное сознание – это мы или нечто принципиально иное? Что, если прыжки по болванкам превратили нас в некое подобие людей, условные механизмы Гоббса? Быть может, только представители диких полинезийских племен, отказавшиеся от установки имплантов, сохранили истинную природу хомо сапиенс.
Всю неделю звездолет сближался с Тором, корректируя траекторию маневровыми двигателями. Хабитат разрастался на экранах, превращаясь из маленькой точки, не отличимой от остальных звезд, в исполинское колесо. Почти два километра в диаметре, насколько мог судить господин У. Ступицы сходились в центре – там, где Фальки успели пристыковать модули с движками, генератором, центром управления и таможенным сектором. Цилиндр, сужающийся с двух сторон и образующий некое подобие веретена. Нашлепки стыковочных узлов. Вейшенг насчитал три узла, к одному из которых присосалось нечто невообразимое, отдаленно напоминающее по форме корабли тшу. Похоже, это звездолет, на котором прибыли сами Фальки. Других ковчегов поблизости не наблюдалось, но Раджеш говорил, что на их основе будут строиться новые хабитаты. И эти «бублики» смогут вмещать по пятьдесят и даже по сто тысяч жителей. Наш звездолет тоже переделают, добавил Раджеш. Искусственный интеллект будет управлять монтажными работами, а спасательные катера трансформируются в харвестеры для добычи полезных ископаемых на астероидах.
– Нам потребуется флот, – заметил У. – Для обороны.
– В перспективе – да, – согласился Раджеш. – Мы уже связывались с Ниной, она ставит в число приоритетов жилую зону, добычу ископаемых, развитие промышленности и создание второго генератора червоточин. В этой системе мы провисим еще столетие. Максимум – два. И сменим локацию, чтобы не подставляться под удар.
– Разумно, – похвалил Вейшенг. И тут же поинтересовался: – Это правда, что Фальки располагают кораблем, способным перемещаться быстрее скорости света?
Раджеш пожал плечами:
– Слухи противоречивы. Вроде бы, их звездолет может покрыть расстояние до обитаемых человеческих систем за три-четыре прыжка. Но это не точно.
Что ж, главное – обладать технологией. Вдобавок, у государства будут червоточины. Это лучше, чем веками ползать во тьме, безнадежно отставая в развитии от потенциальных конкурентов.
Вейшенг задумался о судьбе Стига.
Осколки стремятся к слиянию, их цель – сингулярность. Сверхразум, способный перевернуть эту вселенную с ног на голову. Вот только основное скопление Диких Разумов, как подозревал Вейшенг, располагалось в пределах Солнечной системы. Следовательно, наступит день, когда Стиг захочет вернуться домой. А там будет простираться Сфера Дайсона, контролируемая неосом. Или не будет…
Всё же, осколок – это самостоятельная личность, а не полотно программного кода. Стиг обучается, познает мир, вырабатывает уникальную систему ценностей. Не угадаешь, чем закончится эта история. При любом раскладе выбор мальчика надо уважать.
У подсознательно относился к своему подопечному, как к обычному земному ребенку.
Так и не сумел перестроиться.
Когда звездолет сблизился с центральным кластером, и скорости объектов уравнялись, У сумел рассмотреть массивные трубы спиц, систему зеркал и внутреннюю поверхность обода, на котором ему предстояло жить. Вывернутый наизнанку мир с закольцованной Рекой, по которой скользили белые треугольники яхт. Лесные чащи рекреационной зоны, городская застройка, квадратики полей сельскохозяйственного сектора – всё это просматривалось сквозь призрачный флер энергетического барьера. Если Тор и располагал неким оружием, в глаза это не бросалось.
Стига вывели из стазиса за четыре дня до высадки. Как и других детей его поколения. График разморозки позволял Раджешу максимально экономить на системах жизнеобеспечения и тратить ресурсы на более важные вещи – питание маневровых двигателей и очередную модернизацию ковчега. Кроме того, много энергии уходило на сеансы дальней связи с хабитатом, без которых беженцы не сумели бы отыскать «землю обетованную».
Сперва ИИ расширил свою архитектуру за счет доставленных на борт полулегальных блоков. Затем наниты достроили парочку цилиндров, соткали солнечный парус и переоборудовали капсулы криосна. Вместо глубокой заморозки – стазис. Пока три сотни пассажиров спали беспробудным сном, совершенствовались системы жизнеобеспечения и противометеоритной обороны. Изредка кто-то выбирался из стазиса и заступал на вахту, чтобы скорректировать курс, протестировать узлы и убедиться, что всё идет по плану. В последние десятилетия полета у вахтенных прибавилось хлопот – требовалось регулярно выходить на связь с Фальками.
Классический Стэнфордский тор проектируется таким образом, чтобы причальные сектора располагались в торцевой части центра управления. Странствующее государство нарастило вдоль оси цилиндра движки и генератор червоточин. Поэтому Раджеш был вынужден стыковаться, учитывая фактор вращения. Никаких ангаров конструкторы не предусмотрели, только внешние шлюзовые отсеки. Оно и понятно – вряд ли отыщется ангар, способный вместить полноценный ковчег для межзвездных переездов. Эта махина достигала трех километров в длину и могла поспорить с самим хабитатом, не превышавшим в поперечнике 1800 метров. Сближение исполинов можно было сравнить с ниткой, вдеваемой в игольное ушко. При этом само «ушко» непрерывно кружилось, создавая центробежное ускорение и поддерживая гравитационный стандарт.
Вейшенг У настроился на длительное заселение, но всё оказалось гораздо хуже, чем он рассчитывал. Стыковочный узел соединялся с таможенным сектором и распределителем, откуда люди попадали во внутренний кольцевой коридор. Дальше – лифтовые шахты, платформы станций, подвесной монорельс. Инструкции были сброшены каждому пассажиру заранее по локальной сети. Всё выглядело, как рядовая выгрузка из лайнера, приставшего к пересадочной станции у червоточины. Проблема в том, что пропускная способность у таможни оказалась крайне низкой. Пассажиров запускали в шлюз по десятеро, прогоняли через кучу проверок, включая биологические, с кем-то подолгу беседовали, просвечивали личные вещи, вставки и приращения. Затем внедряли в психопрофили вид на жительство и открывали полный доступ к инфраструктуре хабитата. В итоге переселение растянулось на сутки. Вещи уже были собраны, многие нервничали. Плакали маленькие дети, застрявшие в тамбуре, примыкающем к шлюзу. Тихо ругались взрослые. Стиг и Вейшенг У терпеливо дожидались своей очереди, не покидая каюты. За время путешествия они успели привязаться к этой крохотной многофункциональной комнатушке, способной синтезировать абсолютно всё – от еды и одежды до предметов мебели.
– Какой сейчас год на Земле? – поинтересовался Стиг.
Вопрос прозвучал, когда они преодолели все сканирующие порталы, сдали необходимые анализы, прошли собеседование в отделе безопасности и переместились в распределитель. Мальчик быстро адаптировался к невесомости и практически не пользовался скобами.
– Хм, – Вейшенг задумался. – Сейчас посчитаю. Мы стартовали в две тысячи триста пятом. Провели в пути триста тридцать лет. Для внешнего наблюдателя с учетом релятивистского эффекта прошло семьсот семьдесят лет. Получается, на Земле сейчас… три тысячи семьдесят пятый год.
– Жесть, – мальчик присвистнул. – И мы постарели на триста лет?
– Не постарели, – успокоил паренька господин У. – Ты же пребывал в стазисе. Все биологические процессы были остановлены, разум не погружался в конструкты. Что ты помнишь?
– Я заснул и проснулся.
– Вот. Ты провел пару месяцев в гибернаторе, затем автоматически перевелся в стазис-капсулу. На корабле ты прожил пару недель до разгона и три дня после торможения. Итого…
– Постарел на семнадцать дней? – перебил мальчик.
– Именно.
– А мне нравится, – заявил Стиг спустя полтора часа после выхода из шлюза. К этому моменту колонисты успели пройти кольцо центрального кластера, спуститься на обод по транспортной спице и пересесть на монорельс. – Можно всем говорить, что тебе триста лет.
– Говори, – хмыкнул У.
Мальчишки любят хвастаться.
Этого у них не отнять.
Внизу причудливо изгибалась Река. Стигу не доводилось посещать миры, выстроенные на силе Кориолиса. Все эти цилиндрические хабитаты, выдолбленные в астероидах и странствующие по Системе подобно плавучему острову Жюля Верна. Или колонию О’Нила, собранную в либрационной точке с помощью космического лифта. Только «нормальные» планеты, классика жанра.