скачать книгу бесплатно
– В общем, вот эту молитву надо будет повторить.
Вымотанный Медведь только вздохнул.
– Как он к нам – «друзья», – подмигнула я Виктору. – Какие мы тебе друзья – снимать не умеешь, – повернулась я к провинившемуся коллеге.
В это время дверь в комнату приоткрылась, и в проеме показалась голова темнокожей монахини:
– Принести обед?
– Но я не могу один, у меня гости, – указал Виктор на нас.
Голова закивала и исчезла, а через минуту сестра в белом сари внесла в комнату поднос и составила на стол три порции супа.
Мы с готовностью уселись за стол:
– Батюшка, вы теперь профессионал, благословите нам супчик, – попросила я Виктора, и он совершенно серьезно произнес молитву, полагающуюся перед едой.
– Не может он один, говорит, – поддразнила я его. – А чего это ты не можешь один, сел бы да поел, подумаешь.
Медведь засмеялся.
– Ну все, осталось фотографии поснимать, – подытожила я после обеда, и Виктор развернул пакет с черно-белым семейным архивом.
…Если бы я не знала, что эти фото сделаны в сибирском захолустье, я бы точно подумала, что это какой-то литовский фольклор: пожилые люди с нездешними тонкими чертами лица, в традиционной одежде, на фоне какой-то старинно-музейной утвари.
– Это мои бабушка с дедушкой. А вот отец в своей конторе, – комментировал Виктор. – Это мое первое место работы после института. А тут – помнишь? – протянул мне маленькую цветную карточку.
Я с удивлением узнала себя на фоне нашего храма, в грязной одежде. А вон и Медведь.
– Так это же тот субботник!
– Возьми себе, если хочешь.
…Общий план освещенного летним солнцем соснового бора. Медленно приближается плечистый деревенский парень, звучит молитва по-литовски, а фоном – мазурка Шопена.
Так я начала свой фильм про священника Виктора, лесника в третьем поколении, истинного арийца, с характером твердым, нордическим, закаленным в сибирской глухой деревне. И музыка Шопена – это лучшее в моем понимании, что я могла бы для него сделать.
Деревенский батюшка
Медведя назначили служить в приходе новосибирского Кафедрального собора.
Оживление приходской жизни все почувствовали незамедлительно. Отец Виктор быстро завершил строительство загородного молодежного центра, и в новом здании у реки теперь без конца проводились духовные упражнения, встречи, Каникулы с Богом. Было где отпраздновать венчания, дни рождения, рождественские и пасхальные мероприятия, а то и просто покататься на лыжах зимой или покупаться летом.
По инициативе отца Виктора перед Рождеством и Пасхой прихожане организовали благотворительные ярмарки сувенирных изделий собственного изготовления, а средства от распродажи пошли в приходскую казну.
Унаследовав миссионерский запал томских священников, которые неустанно разыскивали католиков по окрестным деревням и селам, отец Виктор находил и открывал приход за приходом в различных местечках вокруг Новосибирска.
– Я сам деревенский, поэтому понимаю этих людей, знаю, как с ними надо, и хочу с ними работать, – говорил он.
Люди были непростыми, не открывались первому встречному. Медведь заезжал в незнакомую деревню и первым делом заходил в сельпо, кланялся «здравствуйте», покупал хлеб, завязывал разговор – и через пятнадцать минут уже все знал, где какие немцы, поляки, украинцы, где живут, кто из них католики.
Между прочим, католиков ему иногда удавалось вычислить и без сельпо: по особой застройке домишек и по аккуратному внешнему виду.
«Здесь живут ссыльные немцы», – прикидывал он и стучал в калитку:
– Слава Иисусу Христу!
…Через год в области было уже целых девять приходов, и каждые выходные ему приходилось выезжать на Богослужение. В одних селах сложились крупные семейные общины, в других его ждала всего пара ветхих старушек, тем не менее Виктор с одинаковым энтузиазмом посещал и тех, и других.
Как-то раз я уговорила его взять с собой оператора Стаса, и тот наснимал интересный материал о католиках сибирских деревень. Правда, по дороге машина застряла в сугробах, и парни кое-как ее вытолкали.
Настоятелем отец Виктор был правильным и надежным. В меру открытый, в меру осторожный, он четко соблюдал дистанцию между людьми. Готовый прийти на помощь, он никому не позволял сесть себе на шею и не допускал панибратства.
Что касается меня лично, то через Медведя Бог сотворил в моей жизни несколько чудес, иначе не назовешь.
Голос отдельно
…Век не забуду эту Пасхальную службу, на которую я пришла одна, без семьи, с опухшими от слез глазами: муж на корпоративной вечеринке якобы по случаю Пасхи, дочка где-то с парнем.
Хорошо, что в церкви я сразу встретила Марину. Пожаловалась, что ужасно не хочется идти домой после Мессы, в пустую квартиру, и она пригласила меня ночевать к себе домой. И сразу мне стало легко.
– А вон твоя дочка стоит, – сообщила Марина. – Какой красоткой стала.
– Ага, значит, все-таки пришла в храм. А что она делает? – поинтересовалась я. – Ничего не вижу…
– Обнимается с каким-то парнишкой, – доложила высокая Марина.
– Тьфу!
За алтарем Виктор, тогда еще зеленый семинарист, которого перед Пасхой рукоположили в чтецы. От имени Понтия Пилата допрашивал Иисуса Христа. Того озвучивал сам епископ. Правда, выглядело все это немного странно.
– «Ты Царь Иудейский?» – вопрошал Виктор своим добрым глуховатым голосом.
А епископ у трона, в нарядной сутане, властно и напористо возражал:
– «Ты говоришь, что Я Царь».
– Эх, им бы поменяться, – шепнула я Марине.
Мне хотелось, чтобы от имени Иисуса читал Виктор.
Утреннюю мессу в Кафедральном соборе мы с Мариной, конечно, проспали.
Зато у меня возникла мысль:
– А не поехать ли нам в храм на улице Мира – там Иисус иногда улыбается с большого распятия?
– Шутишь, – сказала Марина.
– Нисколько. Об этом все знают. Как, ты там еще не была? – удивилась я. – Поехали. Совершим пасхальное паломничество.
Через весь город, по дождю, на перекладных кое-как мы добрались до маленькой церкви.
Каково же было наше разочарование, когда мы поняли, что Месса закончилась. Оказалось, что в связи с приездом епископа и семинаристов ее перенесли на час раньше. О, нет!..
– Марина, тебе не кажется, что для отдельно взятых нас с тобой все еще продолжается Великий Пост? – разозлилась я.
– А где твое улыбающееся Распятие? – вспомнила Марина. – Давай хоть подойдем ближе.
Церковь опустела. Мы прошли вперед и уселись на переднюю лавку. Пригляделись к большому распятию – гипсовый Иисус действительно улыбался. Вопреки всему.
«Чему же тут улыбаться», – мрачно подумала я.
Как вдруг передо мной возникла фигура Медведя.
– Христос воскрес! Вот, решил поздравить землячку. А Шурика твоего я вчера уже видел.
– …Где?!!
– В храме, после Мессы. Он ходил и искал вас с дочкой, спросил еще у меня: где моя семья?
Марина посмотрела на него так, словно бы ей явился настоящий ангел.
– Воистину воскрес!
Теперь мне стало понятно, чему Иисус улыбался… (Сама же сказала, что Виктор должен говорить от имени Иисуса. Ну так Он и прислал мне Свой голос!!!)
– Улыбка – отдельно, значит, а голос отдельно, – усмехнулась Марина.
– Марина, я еду домой. Очень тороплюсь. В общем, Христос воскрес!
Сосновые дрова
– …Ну вот, поработал «телефонным проводом», – довольно улыбнулся Медведь, когда спустя десять лет я напомнила ему эту историю.
Мы сидели в нашем новом двухэтажном коттедже, на кухне, рядом с печкой.
…«Коттедж» – слишком сильно сказано.
Два года назад Шурик занял денег и купил развалюшку в частном секторе с тем, чтобы снести, построить на этом месте что-то поприличнее и продать. Однако документы оказались косячными, и разбирательство отняло кучу времени. Стройку пришлось отложить, проценты наросли, и в конце концов пришлось срочно продавать за долги собственную, только что отремонтированную, квартиру, а самим переселяться в недостроенный коттедж. И все это выпало на декабрьские морозы…
Как попало заселившись, мы растерянно бродили по огромному, насквозь промерзшему помещению, не снимая шуб, и никак не могли согреться. Шурик трясущимися руками пытался растопить печку, а обледенелые березовые дрова отказывались разгораться. Я молчала, слезы катились по щекам, а расстроенный Шурик тщетно пытался меня утешить.
На следующий день, в церкви, после Богослужения, я подошла к отцу Виктору и попросила освятить «весь этот мусор», который теперь стал нашим новым домом.
– Сейчас обед, а в пять часов у меня встреча молодежи… – задумчиво прикидывал священник.
– А обед – это обязательно? – спросила я.
– Желательно, – уточнил Медведь, иронично улыбнувшись.
– Это я к тому, что поесть-то можно и у нас, – смутилась я. – Только сегодня я вряд ли смогу угостить чем-то хорошим… Пельмени казенные разве что…
– Сойдет, – махнул рукой отец Виктор и пошел за пальто.
Обнявшись при встрече с «земляком» Шуриком, Виктор облачился в сутану прошел по всем комнатам и побрызгал углы святой водой, читая вслух по толстой книге.
Затем мы устроились в относительно теплом месте, на кухне, и я разложила по тарелкам горячие пельмени из магазина, сваренные на электрической печке. Мы чокнулись одноразовыми стаканчиками с красным вином, из дешевого пакета. Походное такое новоселье.
– Чем топите? – озабоченно спросил Виктор.
– Березой, только поленья мерзлые, никак не разгораются, – пожаловался Шурик.
Медведь с сомнением посмотрел на охапку березовых чурок, валявшихся в углу.
– Эх, сюда бы сосновых досок, – размечтался он. – А от них и береза хорошо будет разгораться. Надо смешивать то и другое.
…На следующий день, возвращаясь домой с работы, с изумлением вижу посреди двора гору сосновых досок.
– Откуда дровишки?! – спросила у мужа, который возбужденно крутился у кучи.
– Медведь наколдовал!
– Нет, серьезно: где взял?
– Шел мимо одного дома, а там, похоже, затеяли замену полов: старые выбросили прямо под окна. «Не нужны?» – спрашиваю у хозяев. «Забирай», – говорят. Я тут же вызвал «газель», погрузил – и вот… Этого нам хватит до конца зимы, – и Шурик снова взялся за пилу, чтобы распилить рейку на части.
Сухие, крепко просмоленные доски вспыхивали в топке с одной спички, весело потрескивая и занимаясь ярким пламенем. В огонь мы подкидывали березовые поленья, и те долго и ровно горели, отдавая жар, и по всем комнатам распространялось блаженное тепло с запахом кошачьей жизнедеятельности, – видимо, за годы эксплуатации деревянный пол намертво впитал запах нескольких поколений домашних животных.
– Ну, считай, что зиму пережили, – с облегчением сказал Шурик. – С легкой руки Виктора.
Студия художника
…Когда через год мы снова пригласили Медведя в гости, дом уже куда больше походил на «коттедж».
Шурик отремонтировал сантехнику, покрасил стены, выложил полы кафелем. В гостиной стоял красивый камин, на тумбочке – аквариум, со второго этажа вовсю раздавалось птичье щебетание – там жили чижи, щеглы, попугаи.
Мне было немного стыдно за скудный казенный обед, которым я накормила священника в прошлый визит, и на этот раз я расстаралась: запекла свинину в духовке, предварительно нашпиговав чесноком и обмазав специями. И винцо купила поприличнее.
И тут случилось нечто странное: зайдя в дом, подняв голову к потолку, высоченному, согласно архитектурному замыслу мужа, отец Виктор вдруг произнес загадочную фразу:
– Ваш дом для меня – это студия художника.
«При чем тут это, у нас все сплошь музыканты, а не художники», – удивилась я про себя.
Его слова я вспомнила через несколько лет, когда все стены были плотно увешаны картинами. Моими собственными, между прочим.
…Ничто не предвещало, что я начну рисовать.
