Соседи

скачать книгу бесплатно

Соседи
Игорь Warg

Многие были бы рады, чтоб их жизнь кто-то резко поменял, и неважно, в лучшую ли сторону или наоборот. Многие не терпят влияния со стороны, кропотливо рисуя собственную судьбу.У Игоря выбора не было: в его жизнь влетели соседи, снеся дверь и навсегда меняя его привычную, скуч… спокойную жизнь. Но что самое «веселое» – это то, что были они из тех, кого просто так не выгонит даже психиатр.Этот рассказ является вольной фантазией, родившейся благодаря книгам Андрея Васильева, чьим миром ночи я сильно увлечен. Спасибо Андрей за музу.

Игорь Warg

Соседи

Самаястрашнаявещьусумасшедшего – этото,чтоондумает, будтоздоров. Кажется, чтомирвокругнегосходитсума. Ичтобкак-то выжитьвэтоммире,Игорюпришлосьнаучитьсяжитьвнем, каквсумасшедшемдоме.

1 Глава

Егор

…Он бежал по мокрой траве, спешил, опасаясь, что чернокнижник, обвисший на его плече и трясшийся от каждого шага, проснется. Да, тот был связан как положено: кляп во рту, заговоренная ткань на глазах и надежно обмотанное цепью тело – все так, как его учили, но все же Егор опасался, что действие зелья пройдет и могут начаться проблемы. Все же этого чернокнижника нельзя было назвать «зеленым»: это был матерый, хитрый и готовый на многое зверь. Человеком после стольких загубленных им ритуальными убийствами и издевательствами душ язык его назвать не поворачивается. И даже в это время, когда страна только отходила от пяти лет всех зверств и горя, что принесла война, когда люди привыкли к виду смерти, – то, что творил этот гад, никак, кроме зверства, назвать нельзя.

Но сейчас Егор со своими товарищами, пусть нелегко, но все же схватили его. И осталось только закончить начатое, а именно уничтожить это зло. Потому он и спешил, и бежал, не жалея ног. Силы ему придавало то, что он бежал в кругу своих коллег, своих товарищей, своих друзей, своих братьев, с которыми он был знаком с самого первого появления в отделе, с которыми, даже за то короткое время пребывания в Москве, он уже многому научился, и с которыми они через многое прошли. Работы отделу хватало; хоть мировая война и закончилась, но осталось закончить еще и внутреннюю войну, ту, о которой обычные люди не должны были знать, но которая началась, чтобы именно их и защитить. Товарищи Егора бежали сейчас с уже взведенным оружием в руках на безопасном от него расстоянии, с опаской следя за каждым движением как чернокнижника, так и его самого, готовые в любой момент пристрелить Егора в первую очередь. Но он не был в обиде, по-другому после того случая, когда в схватке с бандой волкодлаков, в которой он, весь изорванный, все-таки выжил, и не могло быть,

В то время поступила сводка, что нарушившая все законы, – как СССР, так и Ночи, – стая не оставляла выживших, и, по словам сотрудников НКВД, банда была многочисленной. Потому отдел «15-К» в полном составе, невзирая на опыт, отправили к месту сбора. Видно было, что контрразведка недовольна тем, что в данной операции их поставили в подчинение отделу милиции, но все же они выполняли все указания. Тем более что деваться им было некуда, так как эту банду контрразведка упускала уже не раз, и каждый раз с потерями. Банду прижали возле одной из деревень, которую она недавно вырезала и подожгла. Собственно, зарево от пожара и привлекло внимание местной милиции. В скором порядке к месту пожара была собрана и отправлена группа, состоящая из милиции и контрразведки. Банду окружили на окраине леса. Нюх у этих тварей был хоть куда; сотрудники отдела прекрасно понимали, что банда знала об их приближении задолго до того, как они вышли из леса. Осталось неизвестным, хотели волкодлаки таким образом покончить сразу со всем отделом или все же были загнаны в угол, но факт остается фактом – ловушка сработала, и теперь стае деваться было некуда.

Но, как оказалось, ловушка была построена не только отделом – волкодлаки также установили свою.

Как только группа вышла из леса, им ударили в спину. Ратислав, отец этой стаи, спрятал в лесу часть своих детей, рассчитывая на внезапность и желая внести в строй законников суматоху. Так и получилось. Завидев оборотней, солдаты стали стрелять во все стороны, крики перебивали приказы, началась паника. Хоть в числе группы были бывалые бойцы, видавшие на поле боя разное, вид обернувшегося волкодлака по-прежнему вводил многих в ужас. И хоть численный перевес был на стороне собранной группы стражей порядка, дезорганизованность свела все на нет.

Сам бой Егор помнил отрывками. Вот какого-то солдата разрывают двое волкодлаков, а он при этом не перестает стрелять и попадает очередью по своему сослуживцу. Вот Анатолий Максимович, прослуживший в подобном отделе где-то на Урале, больше даже, чем начальник отдела «15-К», товарищ Артов, с отгрызенной рукой кричит солдату, стоящему в оцепенении: «По шее очередь, огонь!». Солдат в замешательстве открывает огонь по шее волкодлака, сшибая тому голову. Вот Надя, совсем молоденькая девчонка, переведенная около месяца назад в отдел как и все мы, дружинником, с ужасом в глазах стреляет сразу в двоих бегущих к ней оборотней. И он помнит глаза – ярко-желтые, полные ненависти, – которыми на него смотрел Ратислав. Он бежал на Егора, выцепив его взглядом из толпы. Возможно, он дал приказ для своих сыновей вырезать сначала всех судных дьяков и их помошников, а уж после заниматься остальными. Толчок, вспышка боли, земля вперемешку с кровью во рту, чувство, как входит клинок в тело оборотня, тяжесть его тела, тепло от собственной крови на груди, удар клинком под ребра Ратиславу, осознание своей скорой гибели, вспышка ярости. Вот все, что успел запомнить Егор, но самое главное – это радость от того, что он все же пронзил сердце Ратислава заговоренным клинком. А после – тяжесть тела Ратислава, упавшего на Егора, выбившая последние остатки воздуха и погрузившая оперативника в беспамятство.

Они тогда потеряли многих товарищей, Егор получил сильные раны, в госпитале его с трудом выходили, но когда он, еще весь в бинтах, пришел обратно в отдел, радости товарищей не было предела; он и сам был счастлив снова увидеть всех. Но радость была недолгой, ровно до тех пор, пока не появились первые симптомы. Те, что появляются у молодых оборотней. Возможно, от того, что его кровь смешалась с кровью отца-волкодлака, или повлиял тот факт, что Егор убил Ратислава в полную луну. Но симптомы были однозначные. Сначала – чересчур острый нюх, на который он не обратил внимания. Но когда Егор порезался во время бритья и от неожиданности смял кистью левой руки умывальник, это ясно дало понять о том, что у него появилась сила, во много раз превышающая прежнюю. Но откуда ей было взяться? После госпиталя ему нужно было еще много месяцев восстанавливаться, а он через три дня был как огурец. Сложив два плюс два, он понял, в чем дело. И с этого момента ему была закрыта дорога в отдел, и он это знал, потому сразу написал заявление об уходе и объяснил все сослуживцам. По правилам, они должны были «устранить угрозу», так это называл Артов, но все его товарищи единогласно решили, что было бы правильнее ограничиться присмотром за ним. Егор ушел, ушел в лес, но дело свое не забросил; он так же искал и наказывал по всей строгости закона тех, кто выбрал темный путь, и иногда даже работал в команде с бывшими коллегами, теми, кто бежал сейчас рядом и внимательно следил за каждым его движением.

Они добежали до старого дома, который они заранее подобрали, он подходил для задуманного. Спустившись, Егор забежал в подвал, и с Василием, с которым был знакомцем еще с фронта, они быстро уложили на подготовленный стол все еще спящего чернокнижника, а двое других товарищей уже замешивали раствор у входа. Они размотали цепь и сложили руки чернокнижника вдоль тела ладонями вверх. Ритуал требовал прибить руки и ноги железными гвоздями, пробить сердце колдуна заговоренным ножом и, отрубив голову, сжечь останки. Быстро вбив гвозди, Василий взял в руки топор, а в руках у Егора уже был кинжал, специально приготовленный и заговоренный для того, чтоб в ритуале убить не только тело, но и душу жертвы. Они коротко переглянулись и одновременно ударили: Василий – по шее, а Егор – в грудь.

Кинжал с хрустом пробил грудную клетку и с легкостью вошел в грудь, пронзая сердце чернокнижника. Егор глянул на Василия, и понял, что топор не смог прорубить ничего, кроме кожи, упершись в какой-то металл. В этот момент чернокнижник резко дернулся, и в мгновение его окровавленные руки схватили оперативника и волкодлака за горло, будто даже с завязанными глазами он видел их. Егор вцепился обеими руками в пальцы чернокнижника, сомкнутые на горле Василия, и начал их изо всех сил разжимать. Он не беспокоился за себя, с ним было все решено, он сам предложил план с замуровыванием себя, если что-то пойдёт не так.

Василий вдохнул и рывком освободился из лап чернокнижника. Егор глазами показал ему на выход, тот коротко кивнул и выскочил из подвала. Двое оперативников уже докладывали кирпичи, и Василий присоединился к ним.

Егор взглянул на шею чернокнижника, под кожей блеснула сталь. Он понял, что это была предосторожность от обезглавливания. На такие вживленные обручи у многих жителей ночи тогда мода пошла, все боялись попасть под снаряд и случайно потерять голову. Хотя торчавший в груди кинжал и забирал львиную долю силы, но чернокнижник все еще был сильнее даже самого подготовленного человека, так что Егор, уже задыхаясь, понимал, что проигрывает. Пальцы колдуна, вооруженные острыми когтями, все глубже проникали в шею, и у Егора оставалось не так много времени для принятия решения.

«Человека. Он сильнее любого человека. Но ты больше не человек», – пронеслось у него в голове. Егор глянул в сторону прохода, увидел глаза серьезного Василия, которые почти сразу скрыл последний кирпич, и в тот же миг вся стена как бы подернулась жаром, этот жар быстро охватил всю комнату и исчез. «Ну, вот и все, теперь отсюда не выберется ни одно существо. Прощайте, товарищи», – подумал Егор, и только тогда он обратился к своей звериной сути. Он не хотел, чтоб его друзья видели его таким, потому и тянул время, пока они не закроют ловушку для них.

Мышцы налились силой, ногти превратились в когти; хоть все и происходило быстро, но именно этим он и воспользовался, не дожидаясь полного превращения. Руки, нет, теперь уже лапы Егора воткнулись между ключицей и обручем чернокнижника и прошли дальше. Колдун хрипел, кровавая пена лилась из его рта. Егор нащупал позвоночник и со всей силы рванул его, кости затрещали, и не сразу, но голова отделилась от тела, и одновременно с этим руки чернокнижника упали с шеи волкодлака.

Егор быстрыми движениями вбил гвозди в ладони и стопы чернокнижника, положил голову ему в ноги, схватил канистру, заранее принесенную сюда перед началом операции, облил тело бензином, и, стараясь четко выговаривать слова заклятья изменившимся ртом, поджег спичку и, не опасаясь, что сам сгорит, запалил тело. Огонь вспыхнул мгновенно и был очень ярким, белым – это все, что успел увидеть Егор, пока его сознание не кануло во тьму.

2 Глава

Зинаида

Она любила его, любила, не замечая себя. Он был всем для нее, она была готова на все ради него, она сама жила только для него. Она готова была делать, нет, она делала для него все. Она отдавала ему все, всю себя; она бы отдала свою душу ему, но это было невозможно: ее душа уже ей не принадлежала, она была ведьмой из низшей касты. Болотницы – так таких, как она, называли.

Он был для нее прекрасен, когда стоял весь в чужой крови над алтарем. И был идеалом тогда, когда творил ужасные, даже для нее, уже немолодой ведьмы, вещи. Зинаида приводила к нему жертв, заманивала, опаивала, не взирая на Покон. Покон для нее не существовал, для нее существовал только он. А после прятала то, что оставалось от тел, убирала место ритуала, и в эти моменты была абсолютно счастлива, потому что была полезна для него. Она предала свой ковен, наплевав на предупреждения главы, выкинула из головы весь мир, теперь весь мир для нее заключался только в нем.

Когда она встретила его, то поняла, что перед ней стоит ее судьба. В нем было что-то пугающее и манящее. Зина была красива и знала об этом, с юношества парни ходили за ней хвостом, для этого даже не нужно было колдовать, сама природа дала ей красоту. Как и ему не нужно было опаивать ее, – хотя он все же сделал это, – для нее он заменил все. Зинаида знала, что он использует ее, знала, что он не любит ее, но ее это устраивало, ведь он разрешал ей быть рядом с ним.

И сейчас она спешила к нему. Зина трясущимися руками зажигала свечи перед зеркалом, слезы лились по лицу, смывая макияж, который она так старательно наносила и поправляла перед тем, как он ее увидит. Увидит и не оценит. Она должна была всегда выглядеть для него идеально, так сама решила и следовала этому правилу безукоризненно. Она знала все, что он любит, все, что ему нравится; подмечала едва заметные изменения в его настроении и действовала на опережение, угождая ему. И когда его – а такое случалось очень редко – взгляд мимолетно скользил по ее наряду, лицу, телу, она ликовала в душе, для нее это была огромная победа.

Но сейчас это все было неважно, и пусть тушь испачкает ее лицо, и пусть на платье остались следы грязи от того, что она спотыкалась и падала, и пусть на ее наряде были дыры от веток, которые хватали ее, когда она бежала. Сейчас Зина чувствовала, знала, что он в опасности, а она может не успеть. Она ненавидела себя за то, что именно в этот момент оставила его одного спящего и пошла собирать эти глупые травы, запах которых – она знала это – нравился ему. Нужно было сидеть перед ним, нужно было быть с ним, охранять его. А теперь он пропал. Она очень торопилась, слезы лились градом, но вот свечи зажжены, нужные слова сказаны, и как только гладь зеркала подернулась, Зинаида прыгнула внутрь. От бега ноги горели огнем, в груди грохотало, но все это было неважно, главным было только успеть, помочь, спасти, и неважно, если сама она при этом пострадает, главное – это он.

Добежав до выхода и прыгнув в него, Зина поняла, что было уже поздно. Она находилась в каком-то темном подвале, заваленном всяким хламом, среди которого и нашлось так нужное ей зеркало. Посередине стоял стол, а на нем лежал он, вернее, то, что от него осталось. На столе была кучка пепла в форме человека, в середине этой кучки были две лужицы уже застывшего металла. Над пеплом еще поднимался дымок – она не успела совсем чуть-чуть. Слезы катились градом. Она не успела совсем чуть-чуть… В груди сдавило так, что вдохнуть было невозможно. Зинаида была разбита, и от безнадежности она застонала, ее еле слышный стон становился все громче и громче, пока не превратился в крик. Ей было больно, больно так, что не хотелось жить.

В углу послышался шорох, и ведьма моментально среагировала. Ее взгляд уперся в волка, большого и раненого волка. «Он еще здесь», – пронеслось у нее в голове. Тот, кто убил ее любовь; тот, кто, вырвав ее сердце, оставил в душе огромную кровоточащую рану; тот, кто должен умереть, умереть любой ценой. Ее ногти мгновенно превратились в когти, больше похожие на кинжалы. Волк встал на ноги, и она поняла, что это не просто зверь, это тот оборотень на службе у судных дьяков, та шавка, предавшая своих. Изо рта и горла оборотня текла, пульсируя, кровь. Он тоже смотрел на нее, пошатываясь.

Они сорвались с места одновременно. Оборотень прыгнул, раскрыв пасть, а ведьма же, предвидя этот маневр, нырнула под него, намереваясь вспороть ему брюхо, и махнула рукой, предвкушая победу, но ничего не произошло. Брюхо не было вспорото, даже царапин не было. Она перевела взгляд на руку и увидела, что и руки тоже не было. Оборотень стоял в нескольких шагах от нее, позади него было разбитое зеркало, то, через которое она и пришла сюда, и из его пасти торчала кисть с исчезающими когтями, которая мгновение назад была направлена ему в брюхо. Зина не чувствовала боли, ярость переполняла ее, она же и служила обезболивающим.

«Не теряй время!», – подумала ведьма и уцелевшей рукой зачерпнула своей крови и, прошептав заклинание, брызнула ею в сторону волкодлака. В комнате на мгновение полыхнул яркий свет, ослепивший ее противника. В этот момент Зинаида прыгнула в сторону волкадлака, тот открыл пасть, освобождая ее от конечности; на это потребовалась доля секунды, но этого времени хватило ведьме для того, чтобы запрыгнуть ему на спину и вцепиться в него зубами, обвив его ногами для того, чтобы не упасть, а оставшуюся руку погрузить в шею, а потом еще и еще. Она сама рычала по-волчьи и, не останавливаясь, втыкала в шею оборотня свои когти. Не остановилась она и тогда, когда он перестал даже скулить, не остановилась даже тогда, когда он перестал дышать. Она била и била его. Остановилась она только тогда, когда бить было уже некуда. В какой-то момент от такого количества ударов волчья голова отделилась от тела.

Зина разжала зубы, ее рот был весь в шерсти и крови. Она вся была в крови, своей и того, кто лишил ее даже надежды на счастье. В глазах стало темнеть, ноги налились свинцом. Она встала и побрела к своему любимому. Дойдя до стола, ведьма попыталась залезть на него, но не удержалась и упала. Лежа на полу, она разжала кулак, в нем была малая горсть пепла. Жизнь тонкой пульсирующей струйкой уходила из нее, но ей было все ровно. Она не успевала, да и не хотела что-либо делать для своего спасения. Для нее жизнь закончилась тогда, когда она увидела на столе пепел, оставшийся от ее любви. Потеря любимого ржавым, уродливым кинжалом пронзила ее сердце, оставленные оборотнем раны не шли ни в какое сравнение с той болью, которая душила ее изнутри. Ведьма сидела в растекающейся луже собственной крови и, роняя слезы, смотрела на ладонь с пеплом. И перед тем как ее сознание навсегда померкло, пересохшим губами она прошептала:

– Прости…

3 Глава.

Будильник – это мировое зло. С тех пор как я приехал в Москву, я стал ненавидеть его. Нет, я не против этого устройства, как такового, но из-за вечного недосыпа его звон для меня стал обозначать только одно: снова продолжаются крысиные бега. Москва вообще очень суетной и быстрый город. Даже когда тебе некуда спешить и ты просто прогуливаешься, ты, не замечая, со временем наращиваешь темп ходьбы. И в итоге ты опять бежишь и спешишь куда-то. В первые недели моего приезда, я удивлялся и даже подсмеивался над повсеместно спешащими людьми, но позже и сам стал передвигаться бегом.

Вот и сейчас я по сигналу будильника взлетел с кровати и полетел отработанным внутриквартирным маршрутом: заглянул на кухню, поставил чайник и, не дожидаясь, когда он закипит, полетел в душ. Делал я все максимально быстро вовсе не потому, что опаздывал на работу, просто я ставил будильник таким образом, чтоб до выхода мне оставалось пятнадцать минут. Я сделал это только для того, чтобы лишние десять минут поспать. Выверенными движениями я собрался, взял стакан с кофе и впрыгнул в кроссовки. Вылетев на улицу, я на автомате закурил и пытался получить удовольствие, отпивая горячий кофе из термостакана. Получалось так себе: сигарета на голодный желудок была, мягко сказать, неприятна, а кофе обжигал язык до такой степени, что я не чувствовал его вкуса. Но это как-то повелось с моего приезда, потому как мой организм без сигареты и стакана кофе ни в какую не хотел просыпаться. На улице еще было светло – все-таки лето, темнеет поздно. Шел на работу я пешком, выверенным маршрутом, и всегда приходил к уже ждущей меня сменщице.

– Привет, почти опоздал.

Нина, женщина средних лет приятной, даже добродушной внешности, всегда встречала меня этими словами. Порой мне казалось, что даже если бы я пришел за час до начала смены, она все равно встречала бы меня с теми же словами.

– Как смена?

Даже не подумал я заострять внимание на ее фразе, тем более что сказана она была только для порядка. Да и имелась более важная для меня тема.

– Все как всегда: Толстый приехал, деньги собрал и отчалил.

Толстым она называла Антона, владельца магазина и по совместительству нашего работодателя. Он был не такой уж толстый, просто он как-то увлекся одной песней и ходил ее напевал чуть ли не месяц. Нина это подметила, и как-то его так и окликнула: «Эй! Толстый», он отозвался, вот и прилепилось прозвище. Поначалу Антон обижался, после даже некоторое время угрожал штрафами, но Нина ему объяснила, что назад уже не отыграть, потому как мы все равно будем его так называть, не в лицо, так за глаза, и если в лицо говорить, то это будет без издёвки, просто обычное прозвище, как «рыжий» или «мелкий», ну а если за глаза, то тут, уж извини, но все будет с точностью наоборот. Он тогда еще для виду попыхтел, – ну а что, начальник же, – да и согласился.

Нина вообще была очень убедительна в общении, как-то наблюдал картину, как два изрядно подпивших персонажа решили выяснить отношения прямо в магазине. Уж не знаю, чего они там не поделили, но уверен, что ссора у них вышла из-за спиртного. Просто тогда они стояли возле полок с данной продукцией. Так вот, решив, что это опасно для стеклянной тары и сомневаясь в платежеспособности клиентов или просто, так сказать, «для порядку», Нина, не особо повышая голос, отчитала их как школьников. И что было самым удивительным для меня – они как-то поникли, притихли и, пристыжено бормоча себе под нос извинения, быстро определились с покупкой и, чуть ли не толкаясь, покинули магазин. На меня подобные ситуации всегда накладывали неизгладимое впечатление, это сродни какой-то суперспособности.

У меня однажды примерно такая же ситуация была. Начали два покупателя выяснять отношения, я и подумал: «А чем я хуже Нины?», и прикрикнул на них. По всему было понятно, что всем я хуже Нины, потому как мое вмешательство было воспринято этими товарищами как оскорбление, причем их обоих. Я как будто в слегка горящий костерок канистру бензина вылил. Короче, пришлось тогда даже охрану вызывать, хорошо, что машина приехала быстро, а то утро в травматологии мне точно было бы обеспечено.

– Ты поговорила с ним насчет еще одного сменщика? – спросил я.

Примерно месяц назад из магазина уволился Саня, вроде как говорил, что уезжает, но, похоже, что-то получше нашел. Я его как-то в городе видел. Он работал тут еще до меня и был не особо доволен условиями. Парень, вроде, неплохой, немного на своей волне, но, похоже, все творческие личности имеют такую черту. Он играл в рок-группе на барабанах. Так он барабанил по всему, чему только можно, к слову сказать, он это делал красиво, но со временем это прям раздражать стало. Даже как-то меня приглашал на концерт. Но я не пошел, не то чтобы не смог, просто настроения не было. Я накануне с девушкой повздорил, как Нина тогда говорила: «быт романтику съел». А потом еще и работать стали каждый день, на отношениях это негативно отразилось. В общем, все не слава богу.

Ну а после его увольнения нас осталось трое: девчонки работали днем, а я сидел ночью. Но из-за нехватки персонала мы работали каждый день. А Анатолия, похоже, это устраивало, потому как зарплата у нас не выросла. А нас, естественно, такая постановка дел совершенно не радовала. Но я как-то робел при разговоре с начальством, а Юлька вообще обходила стороной конфликты. Так что мы попросили Нину поднять вопрос о наборе персонала. Так и стала она, переговорщиком между нами и Антоном.

Нина закурила.

– Да, поговорила.

– Ну, и когда нам ждать сменщика?

– Да фиг его знает, он мне лапши навещал и укатил, – резко выкинув окурок, ответила она.

По ее виду было видно, что такое отношение ей совсем не по душе. Я даже стал жалеть Антона, потому как при следующей встрече она ему причинное место в тиски зажмет и пытать будет до тех пор, пока тот человека не приведет, фигурально выражаясь. Я не стал развивать тему, потому как сам побаивался разгневанной Нины и попасть под горячую руку такое себе удовольствие. Так что я тоже затушил только что прикуренную сигарету и зашел за ней в магазин.

Нина подошла к кассе.

– Мелкая еще, зараза, опять тут собрала целую ярмарку ухажеров.

Нина всем в магазине прозвища раздала, кроме меня – меня она называла Игорешка. Ну а мелкая – это Юля, девица славная, смешливая и находящаяся в перманентном поиске второй половинки. Что и привлекало представителей противоположного пола, как пчел на мед. В ее смену в магазине всегда собиралась компания, шумная и веселая. Но это толстяку даже нравилось: пока они общались в магазине, что-то да покупали, а это как-никак прибыль. Да и Юльке от этого спокойней было, эта компания воздыхателей не раз ее спасала от хамовитых посетителей, так сказать, бесплатное дополнение к охране.

– Слушай, Нин…

Начал я, но замялся, мне всегда не очень давалось начинать разговор о займе. А именно он мне сейчас и был нужен. И вроде до зарплаты не так далеко, а у меня уже дома шаром покати. Моя девушка, хоть и работает, и зарплата у нее больше, но деньги на быт не любит тратить. Меня это, конечно, бесит, но так уж у нас повелось с начала отношений.

– В общем, не могла бы ты…

Я почувствовал, как к щекам подступает кровь. Ненавижу это чувство! Но так уж я был воспитан. Мои родители остались в Смоленской области, семья у нас не богатая, потому и скромная. Оба на заводе работают, оставшимся чуть ли не единственным предприятием в округе. Я потому после учебы и рванул «покорять златоглавую», так сказать, погнался за большим рублем. Но как всегда что-то пошло не так. И вот я стоял и краснел перед Ниной, прося в займы.

Она всегда меня выручала, ни разу не отказала, хоть насчет подмены, хоть насчет займа, но мне все равно было стыдно просить ее о чем-либо. Слава богу, она из тех женщин, которые сразу любят брать быка за рога.

– Чего, опять денег не рассчитал? Сколько надо? – немного склонив голову на бок, спросила Нина.

– Да. Вроде купил все как рассчитывал, но сейчас мышь в холодильнике висит. Мне бы…

Но я не договорил, потому как она припечатала к столу несколько тысячных купюр.

– Вот я не пойму тебя, Игорешек. То, что ты у Толстого в займ не берешь, понимаю. Никому не охота быть должным начальству. Но у тебя ведь есть участок в области, а он все-таки чего-то стоит.

– Да чего он там стоит, развалины одни. Да и находится он у черта на куличках, – ответил я, засовывая деньги в карман и не поднимая на Нину взгляд.

А так-то она права. Достался земельный участок мне в наследство от бабушки, которую я и не видел никогда. Правда, не совсем близко, даже совсем не близко – километров сорок от черты города. Так что стоимость его, думаю, не особо большая. Я как-то даже не занимался этим вопросом, все у меня на это времени не было.

Нина не унималась.

– Чего-то да стоит. Продал бы и квартиру купил, пусть не в центре, но зато свою. А то снимаешь у чужих людей, вот денег и нет. Да еще и эту свою кралю бы выгнал – вообще б хорошо и весело зажил. Она-то просто у тебя на шее сидит, да еще и подгоняет. Да ладно, не зыркай так на меня, молчу-молчу, – верно истолковав мой взгляд, закончила она свои наставления.

Очень не люблю, когда люди в мою личную жизнь лезут. Я, понятно, не эталон красоты и не предел мечтаний, но все же есть у меня такая черта. Возможно, кто-то и скажет, что это у меня еще детство кое-где играет, но все же советы – это одно, а подобного рода наставления – совсем другое. Но в чем-то Нина права, нужно съездить посмотреть на участок, привести в порядок, да и оценщика пригласить. А то я там был один раз, и то толком даже и не глянул.

– Ты права, наверное. Нет, случаем, знакомых оценщиков? – решил сменить тему я.

– Я что, похожа на риэлтора? Да и найти их сейчас легко, в сети посмотри. Решил все-таки продать?

– Пока не знаю. Думаю. Тут, кстати, еще вопрос: ты подменишь меня, как всегда?

– Да, конечно, Игорешек, я, в отличие от некоторых, возможности заработать не упускаю.

– Спасибо тебе, Нин, только ты меня и спасаешь.

Дальше мы перебрасывались комплиментами. Нина хоть и бой-баба, но все-таки женщина, потому теперь ее очередь была в краску впадать.

4 Глава.

Вот так пересказывая мне новости, Нина пересдала мне кассу, и ушла домой. А для меня начался «день сурка». Я устроился поудобнее, достал телефон и начал поиски чего-нибудь «на посмотреть», благо вай-фай в магазине имелся. Мне такая жизнь нравилась, я всегда любил ночь – тишина, никакой суеты. Я, когда устроился в магазин, при первой же возможности брал ночные смены, со временем так и вышло, что я стал только по ночам работать.

Ночь пролетела быстро, приходили и уходили покупатели, заглядывали завсегдатае любители выпить с мольбой продать им горячительное и досматривалось кинцо. В общем, ночная жизнь нашего магазина не кипела, конечно, но булькала точно. Утром сменять меня пришла Юля, как всегда с кучей новостей, как местного, так и мирового масштаба. Я из вежливости ее слушал, сдавая кассу. А после, как обычно попрощавшись, побрел домой.

Дорога домой в корне отличалась от вечерней спешки на работу. Вокруг все летели, спешили, расталкивая друг друга. А я медленно брел по улицам, сонный и голодный, и даже могучая сила Москвы, подгоняющая людей, не действовала на меня.

Я не сразу шел домой, сначала побрел в сторону торгового центра. Во-первых, мне нужно было купить продуктов, так как в таких магазинах, как наш, я не закупался, потому как дорого, это я понял, еще работая в сетевом гипермаркете. А во-вторых, меня там ждали Никита и Паша. Дело в том, что именно в этот гипермаркет мне повезло устроиться почти сразу по приезде, тут и познакомился с парнями.

В первый же вечер нашего знакомства они пригласили меня его отметить, я не особо упирался, больше для соблюдения приличий. Я подобные гулянья не очень люблю, ну, не получается у меня быть душой компании, а просто сидеть в уголке не по мне. Можно сказать, что еще со школы я был серой мышкой, многие меня даже не замечали. В институте история повторилась, а с другой стороны, почему ей было меняться, я такой же и остался. Многие мне говорили, что я скучный, но, как по мне, быть скучным неплохо. Почти никогда не попадаешь в неприятные ситуации, да и приятных ситуаций тоже маловато, зато спокойно живу. Вот в универе у нас был один мальчик-зажигалка, так он чуть ли не каждый день в синяках ходил. Но девчонкам это нравилось, и они вокруг него всегда косяками ходили. Кстати, Паша чем-то напоминает того парня. Возможно, он тоже в свое время зажигал, но теперь, став старше, из-за своего характера остановиться не может – все ему приключения с весельем подавай. И из-за этих приключений у него и на личном не так сладко. У меня, конечно, тоже на личном не особо, но лучше я уж скучным побуду.

Так вот, при нашем знакомстве Паша и Никита привели меня в «наш барчик», как они его называли. И перед тем как сделать заказ, они пояснили мне, что это традиция, которую нельзя нарушать. Каждый месяц, после зарплаты или в особых случаях, будь то день рождения или просто хорошее знакомство, как сейчас, они шли отдыхать от суеты в этот бар.

– Это особый способ медитации, она дарит нам силы пережить следующий месяц, – пояснил тогда Паша.

Ну и, как положено, «намедитировались» мы тогда лихо. Как оказалось на практике, именно до состояния невменяемости нужно было накидываться, таков был закон, придуманный этими веселыми ребятами.

Конечно же, наутро все болело, половина из вчерашних приключений канула в забытье, но того, что осталось в памяти, хватало ровно на месяц обсуждений. И даже после того как я был сокращен из гипермаркета на волне оптимизации ресурсов и всеобъемлющей экономии, мы не стали эту традицию ломать, и так же раз в месяц, в день их зарплаты, посещаем «наш барчик». Именно об этой подмене я договаривался вечером с Ниной, благо она никогда не отказывала, у нее было двое детей, и лишняя копейка для нее была в радость.

Дойдя до торгового центра, я увидел на входе своих друзей. Они стояли в закутке и курили.

– Привет парни, – издалека крикнул я.

Они замахали мне рукой в ответ.

– Ну что, все в силе на выходных? – сходу спросил Паша.

– Да, как всегда. Только у меня еще просьба есть. Никит, ты же на колесах? – зная ответ, поинтересовался я.

– Да, а что? Куда тебе нужно? – подняв лицо, задумчиво выпуская дым, спросил Никита.

– Мне бы в область скататься, на участок.

– Тебе надолго? – поинтересовался он. – А то могли бы перед «медитацией» смотаться.

– Думаю, надолго. Нужно посмотреть, в каком он состоянии, если что, прибраться там, да и в целом оценить обстановку.

– Не вопрос, давай тогда перед выходными я тебя туда отвезу, а ты мне потом звякни, как закончишь, я за тобой вернусь. А Пашок меня тут прикроет, если что. Да, Паш?

Паша в это время докурил и стоял мял в пальцах окурок.

– Да, не вопрос. А ты чего, Игорь, решил продать земельку?

– Не знаю, пока думаю. Но, с другой стороны, я тут от зарплаты до зарплаты живу. Да еще и на съемной квартире, чужим людям деньги зарабатываю. Так что… – пересказал я слова Нины друзьям.

Паша как-то задумался и, растягивая слова, начал: