скачать книгу бесплатно
– Странная у тебя, Баженова, дружба или ее отсутствие, – достает сигареты, – когда ничего не чувствуют, так не смотрят, – прикурил.
– Как?
– Так, как это было на даче, когда на мне висла Анфиска.
Я ничего не ответила, лишь пригладила волосы, немного вырвалась вперед. Сашка шел следом и курил, я чувствовала запах дыма и совершенно не знала, что делать дальше.
Мы вышли на дорогу вдвоем, шли прямо около часа, прежде чем проезжающая машина притормозила у обочины. Доронин перекинулся с водителем парочкой слов, и тот с энтузиазмом подбросил нас до города, не переставая болтать о жизни.
До дома все еще оставалась пара километров, а Сашино присутствие вгоняло меня в краску и какой-то странный стыд. Я шагала по тротуару и смотрела себе под ноги. Мы завернули за угол нашего двора, где и начался настоящий кошмар.
Доронин сориентировался первым, оттолкнул меня подальше, прежде чем вышедшие из стоящей посреди двора машины парни кинулись на Сашку. Завязавшаяся драка вогнала меня в оцепенение, я оторопела ровно до момента первого удара. Самый высокий и крепкий из этих уродов с размаха приложил Сашу битой в живот. Доронин согнулся пополам, падая на колени. Но им было мало, я слышала удары, от которых, возможно, ломались кости, видела кровь. Они, матерясь, повалили его на землю, продолжая пинать. Тяжелые удары приходились по всему корпусу, и я заорала как ненормальная, кинувшись туда, за что получила по голове и упала на траву. Тот, кто это сделал, со смехом и маниакальным азартом подтянул к себе за лодыжки.
Он смотрел больными, холодящими внутренности глазами. Нож-бабочка в его руке умело коснулся моей щеки, а пальцы начали расстегивать джинсы. Я застыла, боясь пошевелиться, от ощущения холодного металла. Слезы затуманили обзор, внутри что-то оборвалось, слова застряли в горле. Я не могла даже кричать, меня окутал паралич страха. Его грязные лапы содрали с меня куртку и прижали спиной к земле. Острое лезвие опустилось на шею, пробежало по ключице и поддело футболку у живота.
– Оставь ее, – громкий голос сверху, – валим! Это еще не все, урод! – плюется в Сашкину сторону.
Я сжалась, а ублюдок отстранился. Нож исчез, как и вся троица. Я не сразу смогла встать, лежала, чувствуя стекающие по лицу слезы, а взгляд бегал по двору. Что это было? Сглотнув и посмотрев на Доронина, поднялась на четвереньки и поползла туда.
– Саш? – всхлипнула, переворачивая его на спину, и резко отдернула руку, пугаясь его окровавленного лица.
Глава 6
На автомате отталкиваю ее за свою спину, получая первый удар. Силы неравны, я пытаюсь что-то сделать, быстро сообразить во всем этом хаосе, но ножи, биты и три бугая – слишком сложная задачка. Удар под дых, когда ты напрочь лишаешься воздуха. Невозможно ни вздохнуть не выдохнуть. Меня ведет именно в тот момент, когда они добивают, вынуждая упасть на землю. Группируюсь, чтобы минимизировать последствия ударов, слышу Маринкин крик. Зачем она вообще дала о себе знать?! Все происходит слишком быстро, выплевываю кровь, открывая глаза. Гопота пропала, словно их никогда здесь и не было. Как ни странно, но во двор никто не вышел, упираюсь ладонью в холодную землю, чтобы подняться, но как итог чувствую головокружение вперемешку с прикосновениями.
Баженова переворачивает меня на спину, отшатываясь, но в ту же секунду склоняясь ко мне ближе.
– Саша? – всхлип. – Ты жив?
– Жив, – закрываю глаза, упираясь затылком в асфальт, – с тобой все нормально?
Она кивает, вцепляясь в мое запястье, и я слышу тихое поскуливание.
– Не реви, башка раскалывается, – с болью втягиваю воздух и медленно сажусь, опираясь на кулак.
Маринка сидит рядом на коленях, обнимая себя руками. С теми, кто это был, я разберусь позже, сейчас нужно сбагрить ее домой. Касаюсь ее плеча, пробегаю пальцами по шее, притягивая к себе. Мариша всхлипывает, огибая мою шею руками.
– Тебе что-нибудь сделали? – глажу ее спину. – Ударили?
– Нет, – мотает головой, – на землю уронили только.
– Извини, – вдыхаю запах ее волос, – я тебя не защитил.
– Ты дурак? Тебя чуть не убили! – повышает голос, и я морщусь от боли в голове.
– Не кричи.
– Прости, – отстраняется, – пошли ко мне, нужно раны обработать, – смотрит на мое лицо, – бабушка сегодня все равно с Костиком в няньках.
– С кем?
– Соседский мальчик, его мама одна воспитывает, в ночную часто работает, вот бабушка и сидит с ним.
– Ясно, – поднимаюсь, прижимая раскрытую ладонь к месту под ребрами.
– Больно?
– Нормально.
– Кто это был?
– Сам не понял, – осматриваюсь, – пойдем быстрее.
Через призму боли ускоряю шаг, прикрывая за нами подъездную дверь. Дома Маринка скидывает кроссовки и уносится в ванную. Разуваюсь, стаскивая олимпийку, и, задрав майку, смотрю на себя в зеркало. Красное пятно, растянувшееся по всему правому боку, в скором времени посинеет. Касаюсь пальцами, сжимая челюсть. Неприятненько. И рожа болит адски, смотрю на разбитую губу и припухшую щеку со слегка содранной полоской кожи поверх брови – красавец.
Маринка выходит в прихожую, сжимая вату и бутылочку перекиси. Вздыхает, останавливаясь за моей спиной.
– Пойдем на кухню.
Киваю и иду за ней. В квартире ничего не изменилось, все осталось так же, как и два года назад. Баженова поправляет съехавшую по плечу лямку майки и, дождавшись, пока я сяду на стул, ставит на стол бутылек, который держала в руках.
– Будет неприятно, – прикусывает нижнюю губу, вставая между моих ног.
Маринка промачивает вату раствором, прижимая это дело к моей разбитой роже, аккуратно касается брови, щеки и, в очередной раз выбросив ватку в ведро, отрывает еще кусочек.
Наблюдаю за ней под тусклым рассеянным светом бра, сжимая руки в кулаки. Костяшки сбиты, нужно вымыть руки. Подаюсь вперед, чтобы встать, не ожидая, что она развернется. Мы врезаемся друг в друга, оказываясь слишком близко. Всего доля секунды, и Марина отступает, заводит руки за спину, пропуская меня к раковине. Намыливаю ладони, растирая их друг о друга, и ополаскиваю холодной водой, чувствуя на себе ее взгляд.
– Я сам, – забираю у нее вату, прижимая к губе, морщусь.
– Могу подуть, – едва улыбается.
– Обойдусь, – хочу усмехнуться, но неприятная режущая боль не позволяет растянуть губы.
– Саш, то, что ты говорил сегодня, там, на мосту…
– Даже не надейся, что я заберу свои слова обратно.
– Я с Борей.
– Знаю, – провожу языком по внутренней стороне щеки, чувствуя привкус крови, – и что дальше?
– Нам не стоит общаться, наверное. Ты испытываешь ко мне что-то другое… это явно не дружба.
– От того, что ты скажешь, что мы не друзья и нам не стоит общаться, вряд ли я изменю свое к тебе отношение, – пожимаю плечами.
– Я просто не хочу доводить до абсурда.
– А я люблю качественный треш. Если ты не хочешь признаться в своих ко мне чувствах сейчас, – упираюсь ладонями в стол, – что ж, я подожду.
– Доронин!
– Баженова, – все же улыбаюсь, и кровь начинает сочиться вновь.
Маринка в порыве помощи подается вперед, чтобы промокнуть кровоточащую ранку. Огибаю ее талию руками, притискивая к себе. Она вздрагивает.
– Ты вкусно пахнешь, – говорю тихо, втягивая воздух у ее виска.
– Прекрати, – вцепляется пальцами в мои плечи и явно хочет оттолкнуть.
– Что именно? – медленно провожу костяшками по ее щеке.
– Все, – повышает голос, – заканчивай этот цирк, хватит! – начинает нервничать и злиться. – Убери от меня руки.
Опускаю взгляд к ее мягким, пухлым губам и, не обращая внимания на протесты, сдавливаю щеки пальцами. Целуя. Маринка теряется, но быстро приходит в себя, начиная колотить меня по спине и брыкаться.
Помогаю себе второй рукой, прижимая ее затылок ладонью, не давая улизнуть.
– Не… на… до. Саша!
Прекращаю поцелуй, смотря в ее горящие злобой глаза. У нее расширились зрачки, и сердце бьется как ненормальное. Упираюсь своим лбом в ее, вдыхая побольше воздуха.
– Уходи, – сглатывает.
Отстраняюсь, а Баженова без всяких слов и предпосылок со всей дури залепляет мне по роже.
– Совсем больная? – прикладываю руку к горящей щеке.
– Я тебя просила, – поджав губы, – уходи.
– Дура.
Разжимаю кулак и, прихватив в прихожей кофту, выхожу на лестничную клетку.
Эпизод второй: Под откос. Глава 7
Это было ужасно, кровь пульсирует в висках, я и просто не могу взять себя в руки. Слышу, как хлопает входная дверь, вздрагиваю и на выдохе присаживаюсь на стул, крепко стискивая в руках бутылочку с перекисью. Неужели все это было наяву? Трогаю раскрасневшиеся губы, их все еще покалывает от поцелуя. Доронин явно выжил из ума, вздыхаю и направляюсь в душ, шаркая по полу красными тапочками с непонятными узорчиками.
Этот поцелуй стал для меня чем-то запретным и ужасающим одновременно. Он не имел права так со мной поступать. Зачем он устраивает этот цирк? К чему провоцирует? Мой Доронин никогда таким не был, по отношению к кому-то – возможно, но не ко мне. Что с ним произошло? Откуда столько агрессии… складывается стойкое впечатление, что он считает меня своей собственностью. Он злится из-за Бори, но это же моя жизнь. Я имела право поступать так, как велело мне сердце. Но что оно говорит теперь? Я не знаю.
Еще и эти люди, куда он успел вляпаться на этот раз? Кто они? Чего хотели? В голове полная вакханалия из мыслей, не могу сосредоточиться хоть на чем-то. Залезаю в глубокую ванну, на дне которой виднеются черные сколы, открываю кран, ощущая теплую воду, дошедшую до кончиков пальцев на ногах. Перед глазами кровь, в ушах глухие звуки ударов, накрываю лицо ладонями, чувствуя дрожь. Мне страшно. Ужас обволакивает тело от макушки до пяток. Притянув колени к груди, смотрю на струю воды, а внутри пустота…
Я не понимаю этот странный порыв, этот поцелуй, возможно, это стресс. Я в это искренне верю, точнее, убеждаю себя, потому что в моей голове никак не укладывается новая картинка нашего с ним мира. Все кажется глупым, но в то же время до ужаса сложным. Зачем я вообще ушла из дома, оставила Борю? Обстоятельства сегодняшнего дня навалились одно за другим.
Ловлю себя на мысли, что потащила Доронина домой с полной уверенностью, что в квартире никого нет. Я не верила, что отец останется ночевать, это было бы за гранью, он приехал навестить мать и слинял при первой же возможности.
Приняв ванну, заворачиваюсь в полотенце и иду к себе, ложусь на кровать, укутываясь с головой одеялом.
Просыпаюсь, когда комнату озарило утреннее солнце, а на кухне зашумела бабуля, она гремит кастрюлями, вероятнее всего, собираясь закатывать еще одну порцию огурцов.
Ставлю ноги на коврик у софы и, потянувшись, накидываю на плечи тонкий бледно-розовый халат. Выскользнув в прихожую, заглядываю на шум.
– Доброе утро, – забираюсь с ногами на стул.
– Какое доброе? Черт-те что вчера творилось, говорят. Крики, драка, ужасы.
– Да уж, – поджимаю губы, а бабушка перебирает жестяные крышки.
– Давай листья и укроп по банкам разложи, – командует, не отрываясь от своего занятия.
– Хорошо.
– Чего это ты в такую рань и уже дома?
– А где я должна быть? – беру трехлитровую банку.
– На даче своей.
– Бориной. Я еще вечером вернулась, надоели эти гулянки.
– Поцапались, что ли?
– Нет, с чего ты взяла?
– Так Сашка вон вернулся.
– И? – застываю со сжатой в зубах укропиной.
– То они жить друг без друга не могут, то она дурочкой прикидывается.
– Бабушка!
– Что – бабушка?
– Мы дружили…
– Знаю я такую дружбу. Ну чего встала? Давай раскладывай, раскладывай, само не сделается.
– Раскладываю, – шиплю, набивая дно банки листьями черной смородины. – Отец, я смотрю, надолго не задержался, улетел уже.
– Дела у него, а ты в следующий раз веди себя нормально. Смотрите на нее, чуть что, так скорее бежать. В песок от проблем голову прятать каждый, Маринка, может! А ты бы взяла да и поговорила с отцом по-человечески, глядишь, и самой легче бы стало.
– Ты знаешь, почему я так…
– Лена, думаешь, виновата, а в чем? В том, что мать твоя умерла?
Чувствуя, как подрагивает подбородок, крепче стискиваю зубы. Молчу, раскладывая укроп, и смотрю в одну точку перед собой.
– Что, слезы там льешь?
