скачать книгу бесплатно
Современный мир представляет собой динамично развивающуюся систему, в структуре которой постоянно проявляются инновационные изменения. Они затрагивают не только элементную и параметрическую компоненты этой структуры, но и функциональную, которая определяет направления и основные тенденции развития этого мира. Поэтому можно утверждать, что современный инновационный процесс, разворачивающийся в различных сферах социального бытия, предполагает изменения не только на уровне деформации и реформации структуры объектов, но и их трансформацию, т. е. изменение целевой функции развития.
Очевидно, что характер этих изменений должен быть обусловлен целеосознанной деятельностью человека, его видением желаемого будущего, которое предварено в его сознании в виде прогнозных моделей, которые он стремится воплотить в реальности, объективировать. При этом понятно, что формирование системных абрисов будущего и, тем более, технологии его целедостижения требует серьезного анализа по разработке не только целевой функции развития того или иного объекта, но и стратегического плана ее (функции) реализации. Именно поэтому мы и актуализируем аналитику и прогностику в качестве базового средства управления современными инновациями, ибо характер последних, к сожалению, далеко не всегда преддетерминирован актором, а в большей части обусловлен мозаичным настоящим, порождающим массу импликаций, многие из которых способны стать индукторами различных форм социальной деструкции.
Обращаясь к понятиям инновации и инновационного процесса, мы настаиваем на том, что они определяют существенные – порой, трансформационные изменения в объекте. В связи с этим, возникает необходимость в сущностном анализе этих явлений с целью определения их онтологического статуса.
Итак, любое изменение единично (уникально по отношению к данным обстоятельствам), а значит, несет в себе обновляющую потенцию. По этому, обновление является аспектом всякого изменения. В свою очередь, любое изменение обновляет мир, хотя в них подчас присутствуют и необновляющие аспекты (воспроизводство частного или общего). Поэтому, именно аспект производства единичного делает изменение обновлением. Но, с другой стороны, сами инновации не являются модусами изменения – они образуют особый класс, ибо инновации есть метаморфозное проявление существенно нового. По этим причинам социальный мир не просто развивается, он метаморфозно обновляется благодаря инновационной деятельности человека.
В свою очередь, сущностный метаморфоз специфических видов материи включает в себя как минимум четыре момента:
– структурные изменение исходного состояния;
– интеграцию видоизменяющегося в специфический субстрат;
– проявление ассиметрии в субстанциональном взаимодействии;
– спонтанное отклонение и возникновение новой формы движения в ее противоречивом единстве с исходной
.
Как видно, последняя стадия метаморфоза фиксирует те существенные изменения объекта, которые обусловливают реальную возможность его дальнейшего функционирования в новом качестве. По этому, под инновациейпонимаются такие формы реорганизации в структуре объекта, которые повышают потенциал его саморазвития и самоорганизации и приводят к значительным изменениям в его параметрической и функциональной компонентах. Эти изменения могут проявляться в смене мировоззренческих оснований, типов общественных отношений, технологических укладов, поколений техники и технологии, управленческих стратегий, качества жизнедеятельности человека, общественных групп и социума в целом.
По своей сути обновление есть нарастание различия в окружающем нас мире, причем в этом нарастании, всегда найдется отношение, в котором новое абсолютно нетождественно тому, что было. Можно согласиться с общепринятым определением нового, как того, «чего не существовало раньше вообще». Но правильным бы было назвать новым такое явление, которое несет в себе прирост к содержанию до него существовавшего мира. В инновационных процессах прирост значителен и специфичен. Если в обновлении он может выступать в виде признаков, свойств, функций и отношений, то в инновационности он выступает в вещной, предметной форме.
Возможна следующая формула записи указанного фундаментального свойства «нового». Обозначим АН прирост содержательности по сравнению с содержанием, в котором появляется новое. Тогда содержание, возникшее в процессе обновления (Н) можно представить в виде следующей зависимости:
Н = Н
+ ?Н,
где Н
– привносимое в новое содержание нечто из старого, имеющегося. При этом Н
и ?Н никогда не могут быть равны нулю. Иными словами, для названных процессов характерен закон увеличения содержательности исходного обновления состояний мира
.
Этот «закон» известен под названиями «эффекта эмеджерности», «эффекта развития», который свидетельствует об объективной перманентности инновационного процесса.
Учитывая изложенное можно заключить, что под инновационным процессомпонимается динамическая система взаимообусловленных и скоординированных во времени явлений существенной реформации и трансформации базовых свойств какого-либо объекта. Вектор этого процесса направлен в сторону гармонизации связей и отношений объекта с внешней средой. Это целевая функция или идеология развития любого инновационного процесса.
В этом и заключается суть инновационных процессов и их механизма – метаморфозы, ибо объект изменяется по существу, где налицо метаморфоз обновления.
Очевидно, что данный процесс осуществляется и поддерживается человеком, реализующим свою потенцию к целеосознанной деятельности. Одной из основных форм указанного обновления является творчество, более того, вне творчества никакие инновации в социальной среде вряд ли возможны.
Творчество – столь уникальное и самобытное явление, что не входит ни в один ряд бытия и само образует таковой. Можно полагать, поэтому, что творчество имеет собственный субстрат, атрибутику и структуру, которые и могут служить основаниями для других явлений. Именно поэтому понятие творчества и обладает категориальным статусом. Оно (творчество), являясь основным средством обновления социальной материи, служит основанием развития, предстает видом детерминации, взаимодополняется трудом, в развитых своих формах оно оказывается производством нового, сочетается со свободной деятельностью, но в рамках существующих детерминаций выступает лишь частично упорядоченным, как правило, нелинейным процессом, реализуемым через посредство социальности человека.
Таким образом, творчество – это прогрессирующая и частично управляемая человеком совокупность инновационных преобразований различных форм вещества, энергии, информации и функций через элементы культуры – технику, искусство, науку, философию, что и составляет многообразие изменений в сфере развития социальной материи.
В процессе творчества субъект использует нетрадиционные формы познания и деятельности или модифицирует, имеющиеся в его арсенале различные элементы традиционного инструментария. Все эти инновационные средства называются эвристическими. Сама же эвристика
понимается как особая организация процесса продуктивного мышления и деятельности, благодаря которому порождается система процедур, необходимых для решения инновационных задач, как в сферах познания, так и реальной практики.
В связи с изложенным, сам феномен инновационной деятельности можно определить как процесс целеосознанного познания и/или преобразования человеком различных модусов окружающей действительности с использованием эвристических средств. Он (процесс) направлен на гармонизацию связей и отношений в структурах социального бытия и способствует развитию социальности субъекта через формирование в его сознании более совершенных образцов инструментального знания и предметно-деятельностной практики.
Теперь после обоснования содержания основных понятий обратимся непосредственно к анализу заявленного в этом разделе проблемного поля.
Сейчас происходят коренные изменения в структуре функциональных оснований управления всеми сферами человеческой деятельности, обусловленные широким применением новых информационных и наукоемких технологий, меняющимся балансом централизации и децентрализации в различных системах менеджмента. По сути, современный субъект управленческой деятельности сегодня поставлен в условия, которые предполагают необходимость координации и субординации различных нововведений и их продуктивного использования. Тем не менее, в большинстве своем этот субъект продолжает действовать по принципу «минимакса» (минимум издержек – максимум результата), не очень заботясь об отдаленных перспективах, не обращая внимания на возможные следствия различных социальных эффектов.
Вместе с тем, фундаментальное требование эффективности современного управления предполагает знание «природы человека», включенного в различные порядки инновационной деятельности. Это объективное требование предполагает необходимость продуктивного использования потенциала антропоориентированной методологии при разработке и реализации различных управленческих стратегий. Поэтому, вполне естественно, что в настоящее время в качестве главных движущих сил развития социальности начинает просматриваться так называемый «гуманитарный тип общественного и экономического роста»
, характеризующийся не только научным знанием, творчеством человека, но и его выраженными аналитическими способностями, необходимыми для упреждающего управления многочисленными проблемами.
Рассмотрим некоторые из тенденций развития современных социальных структур, которые следует принимать во внимание при проведении информационно-аналитических изысканий и последующего конструирования концептуального каркаса обновленной методологии управления инновациями.
Во-первых, на данном этапе развития общества ведущее место принадлежит глобальным информационным технологиям, способствующим тому, что место управления вещами занимает управление людьми. При этом базовой проблемой менеджмента становится дилемма: «свобода – детерминированность поведения человека». Отечественный исследователь С. А. Дятлов эту ситуацию комментирует следующим образом: «По сути, здесь речь идет о свободе и безопасности человеческой личности в самом широком смысле этого слова – в смысле цели, способа и формы свободного волеизъявления, безопасного существования и жизнедеятельности человеческой личности»
.
Во-вторых, сегодня все более рельефно проявляется тенденция к глобализации мировой экономической системы, которая сопровождается, одновременно, регионализацией и фрагментацией, что в условиях наступающего энергетического и экологического кризиса наряду с ростом народонаселения мира все в большей степени провоцирует использование внеэкономических методов регулирования различных уровней и порядков социальных отношений
.
В-третьих, усиливается тенденция к более широкому применению в современном менеджменте методов «корпоративной войны» и теории стратегий, включающей азиатские варианты реализации социоэкономических взаимодействий и соответствующую им философию. Известно, что философские знания в том же Китае всегда были неразрывно связаны с социально-политической проблематикой, разрешение которой требовало высокого уровня искусства управления. Не случайно, многие стратагемы, присутствующие в сочинениях мыслителей Древнего Китая, вошли органической частью в современные труды по менеджменту и стали использоваться в обучении персонала компаний основам бизнеса и маркетинга. Этим и объясняется, в частности, успех стран Восточной Азии (Китая, Южной Кореи, Японии и др.) в экономическом подъеме, в успешном применении стратегий ведения «войны» в международном бизнесе.
В-четвертых, все более отчетливо проявляется тенденция становления информационной фазы постиндустриального общества – общества знаний, основанного на наукоемкой экономике, когда крайне необходимо продуктивное управление процессами получения и использования инструментальной информации, составляющей каркас современной системы информационной аналитики и ее результата в форме профессионального знания. Специфика этого общества, его структуры (социальных групп и различных сообществ) заключается в их выраженной нестабильности, необычайной хрупкости, ибо широкое распространение инструментальных знаний позволяет человеку быстро наращивать (либо, наоборот – утрачивать) свой личностный профессиональный потенциал и стремительно осуществлять как вертикальные, так и горизонтальные перемещения в этой структуре
. Экспертные оценки социальной роли знания показывают, что их распространение влечет за собой как «непредвиденные» риски и неопределенности, так и освобождающий потенциал действий индивидов
.
Анализ указанных тенденций постепенно приводит специалистов в области теории управления (С. Бир, П. Вэйлл, П. Э. Лэнд) к пониманию того, что инновационные решения сегодня приходится принимать и осуществлять в условиях риска, неопределенности, дефицита времени и информации. По этим причинам реальные социохозяйственные ситуации (в большинстве своем) уникальны по своей природе, и очень часто менеджер сталкивается с тем, что обстоятельства, которые невозможно формализовать или даже просто учесть, – приобретают первостепенное значение. Поэтому учение о руководстве поведением людей нельзя в полной мере свести к составлению алгоритмов управления и изложить исчерпывающим образом. В работе руководителя существенное место занимают аналитические, творческие и эвристические операции, но именно эти компоненты и не поддаются полной формализации. Следовательно, в своих развитых формах руководство людьми это свободная творческая деятельность, основанная на научных знаниях и результатах постоянных информационно-аналитических изысканий, сочетающая в себе приемы ремесла и профессиональные навыки
владения методами современной аналитики, ее логическим и эвристическим инструментарием.
Именно по этим причинам методологические подходы к управлению все в большей степени апеллируют сегодня к сложности, нелинейному, многомерному и многоэтажному характеру различных социальных модулей, являющихся объектами, одновременно, современной аналитики и менеджмента. Поэтому весьма плодотворным для анализа проблем управления инновациями является модель многослойной конструкции с соответствующей системой ценностно-и целерациональной деятельности в сферах: экономики, политики, воспроизводства социальности, искусства, науки и техники, между которыми существует глубокая взаимозависимость, имеющая выраженный аксиологический знак.
В силу этих обстоятельств современное понимание сути управления существенно отличается от первоначальных представлений о нём. Теперь оно, прежде всего, подразумевает универсальный характер процедур, ориентированных на управление проблемами ценностного плана, которые обусловлены обширной социальной синергией. При этом, «…ценности разнообразны, как формы облаков»
. В силу этого, стремление субъекта управления к формированию строгих линейных связей с объектом нивелирует это разнообразие, разрушая основы его (объекта) социальности, девальвируя потенциал его инновационного развития.
Управление, по сути, представляет собой процесс взаимодействия компонентов системы, который осуществляется избирательно и направлен на получение фокусированного результата. Результат, в силу его физического несуществования до момента достижения, задаётся функционально, а процесс его достижения обеспечивается посредством усилий субъекта направленных на получение, переработку, анализ и использование информации. Предполагается, что этот результат задан действием какой-либо закономерности, относящейся к соответствующей предметной области. Если результат не изменяется во времени, имеет место частный случай управления – регулирование, а система управления в этом случае называется гомеостатической.
Но сегодня накопленные представления о системном гомеостазе показали наличие гораздо более сложных отношений между комплексом целей управления (в частности, наличия целей управления, обусловленных стремлением системы к сохранению себя как целостной структуры) и организационным взаимодействием его (управления) каналов. Эти представления сегодня все в большей степени отдаляются от подхода, характерного для классической теории управления, становясь ему чуждыми в принципе.
Однако при всем стремлении апологетов ортодоксальной теории управления к строгим постановкам задач, формализации используемых методов и подходов, разработка реальных систем и технологий управления в огромной степени базируется на эвристической основе. По сути эвристическим остается и главный выбор субъекта управления – между содержательной точностью постановки задачи (сложность описания объекта) и возможностями ее формализации и строгого решения. Дилемма «простое описание – точное решение» или «сложное описание – неформализуемая постановка задачи и приближенное решение» в теории управления всегда была принципиальной, хотя часто и оставалась за рамками дискуссий в силу неполного понимания ее апологетами социальности объекта этой теории – носителя мультипликационных эффектов.
Вместе с тем, сам эвристический путь совершенствования как теории, так и практики управления может быть частично заимствован из лона системологии, в рамках которой он представляется, в основном, через выработку обобщающих концепций методологического плана. Среди них – общая теория систем Л. фон Берталанфи, кибернетика Н. Винера, функциональная теория систем М. И. Сетрова, многочисленные ветви системного анализа, системотехнические и системологические работы, наконец – «глобальные идеи», которые уже позиционированны в структуру современной теории управления, такие как обратная связь, адаптация и др.
Теперь обратимся непосредственно к вопросу, находящемуся в центре заявленного проблемного поля. Возможно ли управление инновациями? Очевидно, ответ на этот вопрос зависит от того насколько предсказуемо их проявление. Если их возникновение стохастично, то управлять ими невозможно, но, если их развитие регулятивно, то инновации вполне управляемы, ибо появляется возможность изменения факторов их фундации.
Казалось бы, что ответ на этот вопрос прост: поскольку инновации выражены в вещной форме, то они вполне управляемы. Однако не все так просто. Дело в том, что возможными инновации делает субъектное творчество, а оно, по сути, процесс во многом стихийный. Поэтому, традиционное экстраполяционное прогнозирование, в этом случае, оказывается неэффективным в силу того, что мы не можем предсказать возможные качественные изменения (инновации), которые порой задают совершенно новые порядки в развитии социального объекта (объекта управления).
В то же время было бы неправильно абсолютизировать стихийность в творчестве и переносить ее на весь инновационный процесс. На самом деле, прежде чем творчество станет инновацией, то есть превратиться в вещь, – оно претерпевает иные метаморфозы. Результатом творчества является открытие, которое никогда не имеет вещных форм. Инновации же существуют лишь в качестве прикладных аспектов открытия. Поэтому между открытием и инновацией возникает разрыв, ибо не всякое открытие становится инновацией. Но любое открытие обладает собственной ценностью, так как углубляет наше понимание мира. В то же время любая инновация социально значима лишь постольку, поскольку она способна изменить этот мир.
Следовательно, будучи прямым порождением творчества, открытие стихийно, случайно, неуправляемо. Но инновация, будучи следствием открытия, существует иначе. В разрыв между открытием и инновацией входит субъектный замысел, возникающий в силу осознания человеком некоей ценности, благодаря которому открытие и имплицирует свои возможные практические (вещные) следствия. Именно поэтому управление инновациями становится возможным, так как они тесно связаны с ценностями и мотивами преобразующей деятельности человека. В связи с этим и актуализируется антропоориентированный подход к данной проблеме. Его суть состоит в том, что управляемость процесса инновационной деятельности всецело обусловлена возможностями согласования разнонаправленных интересов и целей людей на основе определенной системы социальных ценностей. По сути, речь идет об идеологии, способной консолидировать усилия людей в рамках рассматриваемого процесса. Последняя предстает в форме системной целостности – {цель + технология целедостижения}, благодаря которой инновационная деятельность и обретает аттрактивность, определяя, в какие формы инноваций будут «отлиты» результаты тех или иных открытий.
При этом указанное определение целей (и ценностей) отнюдь не должно являться прерогативой властных субъектов, ориентированных, порой, только на использование принципа «минимакса». Проблема состоит в том, что управление инновациями, оставаясь открытым (не зарегулированным) процессом, не приемлет директивных техник менеджмента, в основе которых лежит все та же экстраполяционная схема, построенная исключительно на линейных связях. В противном случае, утрачивается обратная связь с многочисленными проявлениями последствий внедрения инноваций, что уже сейчас приводит нашу российскую социальность к целому ряду деструктивных системных эффектов. О. Тоффлер в свое время отметил, что, стремясь «…предотвратить шок от столкновения с будущим… мы не можем позволить себе непродуманных решений…» В противном случае «…это означает, совершить коллективное самоубийство»
.
В силу этого, стратегическое управление инновационным процессом должно быть реализовано отнюдь не субъектами власти, а экспертами-аналитиками, способными создать научно обоснованные модели развития новых форм консолидации деятельности людей на основе социально значимых ценностей. Дело в том, что механизм стратегического управления инновациями чрезвычайно сложен, что предполагает использование принципов социальной самоорганизации при прогнозном определении результатов инновационной деятельности. В этих условиях и кульминируется роль экспертизы, как главного инструмента при создании рассматриваемых управленческих стратегий.
Экспертный взгляд на процесс самоорганизации метаморфозно изменяющейся российской социальности чрезвычайно актуален именно сегодня. Он, в первом приближении, показывает, что под осцилляторами следует понимать различные формы и порядки не всегда четко структурированных современных социальных практик, под аттракторами – инновационную деятельность. В этой системе детерминированного хаоса аттракторы неизбежно ведут к целям – инновациям. Спектр последних чрезвычайно разнообразен в силу отсутствия базовой социальной идеологии, что и обусловливает безграничный горизонт этих целей. Поэтому российская социальность «обречена» на хаотичные инновационные изменения и в этом смысле неуправляема. Но управление инновациями в данной ситуации возможно в ином формате – оно может быть реализовано через социальные ценности. При этом аксиологические установки будут действовать как модуляторы, «разрешая» те инновации, которые соответствуют наличным социальным приоритетам, и «запрещая» иные. Если базовым ценностным параметром является «потребление», о чем цинично свидетельствуют многочисленные проявления нашего наличного бытия, то соответственно будут реализовываться те инновации, которые соответствуют этой социальной преференции.
Но представленная закономерность не распространяется на открытия. Они, являясь продолжением действия природы в обществе, нейтральны как в этическом, так и в аксиологическом отношении. С другой стороны, бесстрастность природы открытий исчезает, когда в дело вступает пристрастие человеческих предпочтений, продиктованных ценностным параметром. Изменение этого параметра очевидным образом изменит и набор реально реализуемых инноваций.
Из сказанного еще раз следует то обстоятельство, что директивное управление процессом инновационной деятельности невозможно, ибо в ее основе лежит все та же экстраполяционная схема. С другой стороны, процесс управления, построенный на основе результатов комплексного информационного анализа, наоборот, предполагает применение инструментальных знаний о современной социальной синергии и ее принципах в рамках процесса инновационной деятельности.
Кроме того, представляется достаточно очевидным, что одних только методов, привнесенных из естествознания, для описания феномена управления сегодня явно недостаточно, – требуется более широкий взгляд на эту проблему, и, прежде всего, взгляд с позиций практической философии, использующей методологию анализа. Такой инструментальный разворот к проблемам современного управления объясняется рядом причин, в первую очередь, как местом и ролью управления в жизни общества, так и отдельного индивида, ибо завязанный на соперничество и противоборство партикулярный обмен деятельностью без управленческой оснастки сегодня уже невозможен. В действительности, – «в духе и мире» человечество поляризовано, ценностно разобщено, консолидировано не истиной (В. Соловьев), а выработкой баланса сил в получении выгод. Главная задача философии менеджмента, при этом, состоит в обобщении и ревизии приемов и навыков навигации в метаморфозно изменяющемся мире, в обозначении контрфорсов, стимулов и отработке гарантий в достижении оптимумов новых социальных изменений. Именно поэтому современное общество с очевидностью не может развиваться без наличия различных систем и уровней управления, поскольку оно состоит из индивидов, каждый из которых обладает своими интересами, потребностями и возможностями, опытом и умением действовать. Проблема состоит в том, чтобы научиться жить вместе достойным образом – разрешать возникающие противоречия средствами согласования разнонаправленных интересов людей, средствами поиска консенсуса в процессе инновационного преобразования бытия. По сути – это проблема «…индивидуальных действий и пределов их объединения»
. К этому следует добавить, что данное объединение должно быть достаточно устойчивым и одновременно потенциально гибким, что необходимо для развития порядков социальности и упреждающего управления этим процессом на разных уровнях организации современного общества.
Завершая этот раздел, подчеркнем, что сегодня сама жизнь медленно, но верно начинает опровергать циничную формулу функционеров от управления: «чем бы ни управлять, лишь бы не работать», получивших руководящие должности вследствие различных лоббистских подпорок, превративших этих субъектов в тупых и безответственных исполнителей воли «свыше». Очевидно и то, что современный субъект управления – это в первую очередь профессиональный аналитик, способный к принятию самостоятельных решений на основе глубоких инструментальных знаний, подкрепленных личностными нравственными принципами и богатой профессиональной социальностью.
В конечном счете, необходимо признать, что социальная действительность это проекция внутренней природы человека, как существа способного оценивать и преобразовывать этот мир. Инновационная деятельность и инновации становятся орудиями этого преобразования. Надо в то же время ясно понимать что, изменяя реальность, человек изменяет и свои ценностные приоритеты. В скором времени эти изменения примут необратимый характер и направление инноваций, внедряемых в структуры нашей жизни, будут все в большей степени определять ценностный, а, следовательно, и социально-деятельностный облик нашего общества. И если наше будущее нам не безразлично, мы должны прилагать максимум усилий к планированию потока социальных нововведений и управлению инновационной деятельностью не на партикулярном, а на номотетическом уровне фиксации социетально значимых ценностных ориентиров.
Таковы, на наш взгляд, перспективы развития форм человеческой деятельности, порождающей не только очередные метаморфозы нашего бытия, но и новые способы конструктивного управления инновационными процессами. Эффективность последних всецело обусловлена результатами информационно-аналитических изысканий, позволяющих разработать технологии согласования различных преференций субъектов социального действия, призванных снизить фон фатальной неопределенности и конфликтности в глобальных и локальных взаимодействиях на уровнях: человек-природа, человек-человек и человек-общество.
Учитывая непреходящую востребованность результатов современной информационно-аналитической деятельности, в следующем разделе мы рассмотрим наиболее значимые признаки, свидетельствующие о ее институциональном статусе.
§ 4. Институциализация системы современной информационно-аналитической деятельности
Понятие «институт» (от лат. Institutum — установление, учреждение) было заимствовано, в первую очередь, социологией из области юриспруденции, где его использовали для характеристики отдельного комплекса юридических норм, регулирующих социально-правовые отношения в некоторой сфере. Такими институтами считались, например, наследование, брак, собственность и т. п. В контексте избранной нами предметной области понятие «институт» сохраняет эту смысловую окраску, однако приобретает более широкое толкование в плане обозначения некоторого особого типа устойчивой регламентации социальных связей и различных организационных форм социального регулирования поведения и профессиональной деятельности субъектов.
Институциональный аспект является традиционной областью преференций социологической науки. Он находился в поле зрения мыслителей, с именами которых связывают ее становление (Огюст Конт (1798–1857), Герберт Спенсер (1820–1903), Эмиль Дюркгейм (1858–1917), Макс Вебер (1864–1920) и др.). В их трудах социальные институты (семья, государство, религия и др.) рассматривались с позиций их включенности в процессы социальной интеграции и выполняемых ими функций.
Например, социальная статика Конта опиралась на положение о том, что институты, верования и моральные ценности общества функционально взаимосвязаны, и объяснение любого социального явления в этой целостности подразумевает нахождение и описание закономерностей его взаимодействия с другими социальными явлениями
. Причем главной прерогативой любого института полагалась регулятивная функция, благодаря которой и формируется устойчивая структура социальных действий
.
Эту функциональную интенцию развивал и Э. Дюркгейм, придерживавшийся идеи о позитивности общественных институтов, которые выступают важнейшим средством самореализации человека. Он высказался за создание особых институциальных структур, поддерживающих порядки солидарности в условиях разделения труда – профессиональных корпораций. Последние, в свою очередь, трактовались уже Толкоттом Парсонсом (1902–1979) как особым образом организованные «узлы» и «связки» социальных отношений. В общей теории действия социальные институты выступают и в качестве особых ценностно-нормативных комплексов, регулирующих поведение индивидов, и в качестве устойчивых конфигураций, образующих ролевую структуру общества
. Следует подчеркнуть, что нормативно-ролевое представление о социальных институтах, существующее в структурно-функциональной социологии, является наиболее распространенным в современной научной литературе. Добавим, что институциональная линия в той же социологии актуализирует эти организационные структуры в плане выполнения ими тех или иных объективно значимых социальных функций
и, соответственно, достижения некоторых социетальных целей.
Итак, социальный институт можно определить как «общность людей, выполняющих определенные профессиональные роли на основе и посредством социальных норм и целей»
, утвердившихся на уровне общественного сознания. Но гораздо более содержательной представляется дефиниция, которая опирается на комплексную характеристику социального института и содержащая указания на различные аспекты его многосторонней сущности. Именно так рассматривал данный социальный феномен Нейл Смелзер (1930). В его транскрипции социальный институт есть комплекс, охватывающий, с одной стороны, совокупность ценностно-нормативно обусловленных ролей и статусов, предназначенных для удовлетворения определенных социальных потребностей, и с другой – социальное образование, созданное для использования ресурсов общества в форме интеракции для удовлетворения этой потребности
.
К числу общих признаков социального института можно отнести:
– выделение определенного круга субъектов, вступающих в процессе деятельности в определенные отношения, приобретающие устойчивый характер;
– присутствие определенной (более или менее формализованной) организации, определяющей характер и направленность консолидированной профессиональной деятельности;
– наличие специфических социальных норм и предписаний, регулирующих поведение людей в рамках социального института;
– наличие социально значимых функций института, интегрирующих его в социальную систему и обеспечивающих его участие в процессе интеграции последней
.
Эти признаки не являются нормативно закрепленными, но в целом выступают вполне адекватным инструментом для анализа процессов институционализации различных социальных образований.
Полагаем, что этот краткий экскурс в сферу социологии вполне достаточен для понимания существа различных институциональных образований и последующего рассмотрения их генезиса в контексте избранного нами предметного поля
.
Фокусируя свое внимание на системах современной информационно-аналитической деятельности, мы апеллируем к положениям Никласа Лумана (1927–1998), который актуализирует коммуникационную функцию социума и доказывает, что именно она «… конструирует структуру общественных отношений, воспроизводящих сами себя»
. Именно поэтому общественные системы представляются как системы действий, построенные на основе коммуникации.
Этот посыл открывает доступ к трем взаимосвязанным методологическим комплексам, которые рассматривал Юрген Хабермас (1929):
– понятию коммуникативной рациональности, которое предполагает включение в информационный процесс субъектов – носителей определенного знания с целью не только трансляции и развития этого знания, но и создания принципиально новых информационных совокупностей;
– двухступенчатой концепции общества, которая связывает жизненный мир субъекта с пространством и динамическими императивами развития социальной системы посредством разнообразных коммуникативных актов;
– наконец, теории модерна, которая объясняет сегодняшние социальные патологии посредством указания на то, что коммуникативно-структурированные жизненные сферы подчиняются императивам, ставшим самостоятельными признаками формально организованных систем действия
.
Именно поэтому объективные знания об обществе и составляют информационную основу для управления всеми социальными процессами. Очевидно, что рассматриваемая нами деятельность формируется и развивается на базе указанного информационного субстрата. Эта интенция и соответствующий ей подход помогают конституировать социальную роль информационной аналитики и одновременно определить механизм использования ее результатов в практике управления развитием социальных отношений и взаимосвязей институтов власти и социума. Полагаем, что этого аргумента уже вполне достаточно для начального обоснования институционального статуса современной информационной аналитики.
Для подтверждения этой аргументации обратимся к концепции П. Бурдье, основанной на положении о информационной аттрактивности развития современного общества и соответствующих принципах структурации его порядков, предполагающей выделение «социальных полей», «Habitus» и форм «символического насилия».
Напомним, что «социальное поле» – это некая сложившаяся совокупность отношений и сил, которые навязываются всем акторам, входящим в данное пространство. Habitus – это структурированное социальное отношение; совокупность схем интеграции различных полей, система долговременных групповых и индивидуальных установок, ориентаций, функционирующих как матрицы восприятия, постановки целей решения задач, действий. Habitus, структурируя восприятия, мышление и поведение, воспроизводит социально-культурные правила, «стили жизни» разных социальных групп. «Символическое насилие» – необходимая функция институциональных структур, средство обеспечения признания их легитимности. С его помощью производится трансформация восприятия, кристаллизация отношений на уровне «господство – подчинение»
.
Теперь попытаемся позиционировать функции информационно-аналитической деятельности (ИАД) не только в системе социальных коммуникаций в целом, но и в структурах методологических топосов П. Бурдье, описывающих направленность и характер развития указанного целого. Эта позиционность может быть представлена в форме следующих посылов.
Учитывая, что общественное сознание во всей многогранной структуре его форм, уровней и проявлений оказывает фундирующее влияние на индивидуальные и консолидированные действия людей, понятие habitus (внешность, наружность) наиболее близко к содержанию характеристик массового сознания и наиболее распространенной его формы – общественного мнения. Последнее чаще всего и является предметом коммуникационного менеджмента. Объектом в данном случае выступает некое социальное пространство, совокупность отношений и сил которого подлежит коррекции с использованием средств информационных технологий.
