скачать книгу бесплатно
– Зачем? – пожал плечами Зиганшин. – Ребенок умер, так что раздай обратно.
– Лишними не будут, – буркнул Вася и быстро выскочил из кабинета.
Зиганшин убрал конверт в стол, неожиданно подумал, что вместо денег лучше поговорил бы с Васей, и сам удивился, откуда у него такие мысли.
За время отпуска накопилось много нерешенных вопросов, и Мстислав Юрьевич погрузился в дела. На службе он не думал о том, что сын умер и у него больше никогда не будет детей, а вечером, по дороге домой, терзался угрызениями совести за эту восьмичасовую передышку. Он может отвлечься, а Фрида лежит, погрузившись в горе, и никто не может дать ей хоть секунду отдыха. Мама приезжает почти каждый день, Лев Абрамович тоже не отходит от внучки, но это все не то.
Позвонил полковник Шляхов. Они вместе служили в армии, поступили в школу милиции, а потом Шляхова распределили на Дальний Восток, где его карьера сложилась как нельзя лучше.
– Я тебе с оказией посылочку передал, – сказал Шляхов, – икры для жены и разных вкусных штучек. Чистый белок, для восстановления после операции незаменимая вещь.
– Спасибо. – Зиганшин удивился, как на другом конце страны стало известно об его несчастье, но уточнять не стал.
– Только можешь в аэропорту человека встретить? А то это целый полковник, да еще из старших братьев, не по чину за тобой гоняться.
– Хорошо.
– А потом еще одному кексу пакетик завезешь?
– Ну началось, – вздохнул Мстислав Юрьевич, – нашли себе слугу.
– Товарищ подполковник, – по голосу чувствовалось, что Шляхов сильно навеселе, – вы должны быть готовы умереть за своего командира!
– Я и умираю, – согласился Зиганшин, – только очень медленно. Как тельце-то узнать?
– Просто напишешь на бумажке «полковник Альтман», оно само к тебе подойдет.
Сказав это, Шляхов почему-то захихикал.
В положенное время Зиганшин стоял в зале прилета «Пулково» и думал, как по-идиотски выглядит его приветственная табличка. Шляхов над ним по пьяни подшутил, а он не понял. Конечно, надо было имя писать, а не звание.
Наконец в воротах стали появляться первые пассажиры. Зиганшин вглядывался в крепких дородных мужиков, которых среди прибывших оказалось довольно много, гадая, кто из них Альтман, и махал своей табличкой как дурак. Вдруг к нему подошла сухопарая женщина и энергично кивнула, привлекая его внимание.
– Слушаю вас, – сказал Зиганшин и активнее замахал табличкой.
– Это я.
Мстислав Юрьевич нахмурился и внимательнее посмотрел на назойливую даму. Миловидная, свежая, на лице – ни грамма косметики. Рыжеватые волосы убраны в балетную кичку. Она вообще похожа на балерину, только одета совсем не по-балетному. Джинсы, кроссовки, под распахнутой ветровкой из брезента – майка с дурацким рисунком. «Хипстерша какая-то, сейчас будет проситься в машину», – подумал он с неудовольствием.
– Вы меня встречаете, – сказала женщина и ткнула пальцем в табличку.
– Полковник Альтман – это вы?
Она кивнула.
– И вы женщина? – вырвалось у него.
– Да. Человек. Женщина. Полковник Альтман. – Женщина протянула руку, и он пожал – ладонь оказалась узкой, сухой и теплой.
Зиганшин подхватил дорожную сумку и повел Альтман к машине.
Полковник Альтман села спереди, положив на колени сумку из грубой кожи, похожую на колчан Робин Гуда. Почему-то всплыло в голове, что такие сумки называются «ягдташ» и что когда-то он получил трояк за диктант, написав то ли «ягташ», то ли «якдаш», и с тех пор это коварное слово ни разу ему не понадобилось.
Вырулив на проспект, он уловил аромат приятных и явно очень дорогих духов, совсем не вязавшихся с ее сиротским прикидом. На светофоре он осторожно поглядел на свою пассажирку. Может, она специально надела эти лохмотья в самолет, чтобы легче перенести дорогу? Но в гардеробе полковника ФСБ такой дурацкой майки в принципе не должно быть.
Интересно, какую должность она занимает? Но после слишком непосредственной реакции на ее пол неудобно спрашивать.
Альтман резким движением открыла портфель, достала пачку сигарет и зажигалку.
– Для вас оказалось неожиданностью, что я женщина?
– Приятной неожиданностью.
– Да?
– Да.
– Странно. Обычно мужчинам такое неприятно. Больше скажу: я сама терпеть не могу работать с женщинами.
– Не знаю, мне нравится. Пол, национальность, возраст – все это ничего не значит перед деловыми качествами и заслугами.
– Вы еще забыли ориентацию.
– Не забыл. Вы уж меня простите, что позволил себе такое шовинистское высказывание, но это от удивления, ни от чего больше.
– Конечно, и я прекрасно вас понимаю, – кивнула полковник Альтман. – Все же не женское это дело – погоны носить.
– Вы серьезно?
– Безусловно. Женщина должна заниматься семьей, детьми, а не вот это вот все, – Альтман ткнула в себя пальцем. – С делами мужчина справляется гораздо лучше. Можете это проверить на любом примере. Бухгалтер-мужчина всегда быстрее сведет баланс, а парикмахер пострижет лучше, чем парикмахерша.
«Тебе-то откуда знать?» – подумал Мстислав Юрьевич, покосившись на ее кичку.
– Что вы говорите? – вежливо поддакнул он, когда сообразил, что пауза затянулась.
– Да, это так. По себе сужу. Я часто работала лучше идиотов, но всегда хуже дельного и компетентного мужика. Специалист моего уровня, только мужского пола, всегда справлялся лучше моего.
Зиганшин усмехнулся и заметил, что, по последним научным данным, женщина – тоже человек.
– Вы напрасно иронизируете. Мой карьерный взлет обусловлен только тем, что дельных и компетентных мужиков катастрофически мало. Можно сказать, их и вовсе не осталось. И лучше ситуация с этим не станет, – вздохнула Альтман. – Как ни воспитывай детей, а наследственность никто не отменял. Настоящие мужики родятся у настоящих мужиков, а их почти всех перебило в войну.
Зиганшин стиснул зубы.
– И еще такой момент, – кажется, Альтман развивала давно волнующую ее идею, – раньше риски делились поровну между полами. Война холодным оружием была не такой опасной, как теперь, и мирное население при ней страдало минимально. Мужчина шел махать мечом, зная, что в принципе, конечно, если зазевается, может быть убит, но в то же время в случае успеха его ждали чужие женщины и богатые трофеи. Но шанс выжить был намного выше, чем сейчас. У женщин же совсем наоборот. В Средние века забеременеть и родить, в смысле угрозы жизни, было все равно что сходить на войну, даже опаснее…
– Товарищ полковник, простите, мы можем поговорить о чем-нибудь другом? – перебил Зиганшин, чувствуя, что еще секунда, и он потеряет над собой контроль.
– О! Безусловно! – Альтман достала новую сигарету, закурила и закашлялась. – Простите мою бестактность.
– Ну что вы, вы же не знаете…
– Я знаю. И я действительно бестактна, – холодно продолжала она, – существует стереотип, что люди с математическим складом ума не умеют коммуницировать, и я, к сожалению, укладываюсь в этот стереотип. Мой долг был развлечь вас светской беседой, только, не учтя ваших личных обстоятельств, тему я выбрала крайне неудачно. Простите.
– Ничего. А откуда вы знаете о моих обстоятельствах?
– Мы с полковником Шляховым много об этом говорили. Вам очень сочувствуют.
– Спасибо.
– Мстислав, раз уж мы коснулись вашего несчастья, то я могу помочь с усыновлением.
– Простите? – вскинулся Зиганшин.
– Исключительно в порядке информации сообщаю, что я могу помочь с усыновлением ребенка, – отчеканила полковник Альтман.
Зиганшин выехал на Московский проспект. Слава богу, до гостиницы осталось минут двадцать, и скоро он избавится от этой любительницы ковыряться в чужих ранах, если она, конечно, не захочет ехать с ним вручать остальные посылки.
Альтман достала из сумки визитку и воткнула ее в щель бардачка.
– Надумаете, позвоните мне. Есть связи. Кроме того, могу поспособствовать вашему делу.
– Какому делу? – Зиганшин подумал, уж не пьяна ли она. Иначе чем объяснить такую странную откровенность и бесцеремонность?
– Вы же подали в суд на врача? Или хотя бы в прокуратуру написали?
Он отрицательно покачал головой. По левую руку в плотной осенней тьме сиял огнями большой торговый центр, и Зиганшин вспомнил, как они всей семьей ездили сюда на школьный базар и никак не могли подобрать Свете туфельки, девочка не понимала, подходит ей или не подходит; тогда Фрида, несмотря на живот, опустилась на колени и стала проверять, где находится большой палец, а потом не смогла сама встать, так что Зиганшину пришлось ее поднимать.
Потом дети носились по канцелярскому отделу, выбирая тетради, а Зиганшин сидел с Фридой на скамеечке, держал руку на ее животе, чувствовал, как ворочается его сын, и был счастлив.
Черт возьми, разве справедливо, если тот, кто это разрушил, ничем не поплатится?
– Мы никуда не подавали, – сказал он, – все-таки врач – женщина, а я с женщинами не воюю.
– Неправильно, – бросила Альтман. – Это она дома женщина или в бане. А на работе – врач, и точка. Раз взялась за дело, так и делай! Прекрасно знаю эту манеру – ах, я не хуже мужика, дайте мне должность мужика и оклад мужика, а как обделается, сразу – ой, я же женщина, меня нельзя наказывать.
– Думаете, надо писать?
– Я ничего не думаю и никогда никому ничего не советую.
– Неужели?
– Да. Мое мнение такое, что от советов до репрессий один шаг. Сначала ты лучше знаешь, как человеку жить, а потом – а жить ли ему вообще. Так что от меня никаких советов. Просто примите к сведению, что я могу поспособствовать с усыновлением – раз, восстановить справедливость и примерно наказать врача – два. А больше я не знаю, чем вам помочь. Сочувствовать не умею, утешать тоже. Если у вас есть какие-то соображения, озвучьте, я рассмотрю.
Зиганшин усмехнулся.
– Я говорю серьезно, – продолжала Альтман, – вы превосходный специалист, ветеран боевых действий, попали в такую трагическую ситуацию, и наш долг помочь минимизировать ущерб.
– Что случилось, то случилось. Ничего не поделаешь.
– Мстислав, я доложила вам свои возможности и оставила координаты. Думайте, звоните.
– Спасибо.
Зиганшин проводил свою пассажирку до фойе гостиницы. Прощаясь, Альтман энергично, по-мужски пожала ему руку:
– Не знаю, что сказать вам. Крепитесь? Держитесь? В общем, визитка моя у вас.
– Простите, что вам достался такой проблемный водитель. – Зиганшин растянул губы в улыбке и быстро ушел.
Когда он вернулся домой, Фрида еще не спала.
– Прости, что задержался, – сказал Зиганшин, – встречал в аэропорту одну сумасшедшую.
Жена пожала плечами.
– Зато привез тебе икры и еще какой-то морской гадости. – Быстро переодевшись в домашнее, он сел на край постели, взял Фриду за руку и вдруг заметил, что обручальное кольцо совсем не держится на ее пальце. – Ты опять ничего не ела?
– Ела.
– Надо еще. Давай принесу тебе чаю и бутерброд с икрой?
– Не надо. Пусть дети поедят, им важнее.
– Там такой пакетище, что всем хватит.
– Слава, а ты можешь отвезти меня на кладбище? – вдруг спросила Фрида.
Он покачал головой:
– Тебе надо сначала немного окрепнуть. Там на машине не подъехать, метров двести, а то и больше, надо пешком. Фрида, не волнуйся, я все сделал как надо. Место хорошее выбрал, на яру такой мысочек. Внизу речка, корабельные сосны растут кругом, будто и не кладбище.
– Но ты меня отвезешь?
– Конечно, как только поправишься.
Фрида вздохнула:
– Не знаю, я что-то не хочу поправляться. Тебе, наверное, противно на меня смотреть, что я лежу, как квашня, но если вставать, то придется жить и что-то делать, а я боюсь. Слабая я, Слава, малодушная стала.
– Ты начни хотя бы есть.
– Никак. Кстати, скажи, пожалуйста, Ксении Алексеевне, чтобы она больше специально для меня не готовила. Если смогу, то и простой еды поем, а из-за ее кулинарных изысков я крайне неловко себя чувствую.
Зиганшин кивнул.
– Слушай, – сказал он, вытягиваясь рядом с ней, – мне тут предложили заявление в прокуратуру написать на эту гадину. Давай?
– О чем ты вообще?
