Икар

скачать книгу бесплатно

Икар
Роман Воронов

Подъем на любую "вершину" состоит из 12 ступеней, 12 преодолений, 12 "апостолов", что должны, один за одним, войти в Путь идущего, дабы трансформировать его из Ищущего в Возносящегося.

Роман Воронов

Икар

Глава 1. Икар и первый апостол

Икар в задумчивости брел по песчаному берегу безымянной реки. Тридцатитрехлетний молодой человек, совершенно не замечая царившей вокруг гармонии живого и неживого, истинного и иллюзорного, шагал босыми ногами по осточертевшей, даже в столь незначительном возрасте, геосфере, нежно лелея давнюю свою мечту – нацепив на спину крылья, покинуть матушку-Землю и, пронзив последовательно слои стратосферы, мезосферы и что там еще имелось у этой наскучившей ему планеты, устремиться к Солнцу, пылающему в огненной славе Дому, неодолимо манящей термоядерной обители, туда, откуда, как хотелось думать Икару, он был родом.

Слепящее пятно в небесах всегда привлекало юношу невозможностью заглянуть за завесу сверкающей пелены, пусть и отраженной в неспокойной воде, оно хлестало по зрачкам искрящимися плетьми, не позволяя пытливому взору зацепиться хоть за краешек будоражащих воображение берегов.

Предаваясь столь не свойственным его возрасту мечтаниям, Икар невольно увеличил шаг, будто бы скорость передвижения по земле приближала его ко встрече с вожделенным светилом, и в ту же секунду, когда он перешел на бег, сухая черная коряга, поставленная сюда не иначе как усилиями самого Врага рода человеческого, безжалостно «схватила» спринтера-фантазера за пятку, отчего Икар, пока еще только готовящийся к своему будущему полету, смог немного потренироваться.

Приземление хоть и было произведено по всем правилам, на четыре точки, но все же начинающий астронавт достал носом до речного песка, что вызвало непроизвольный выброс энергии в виде замысловатой сентенции от вернувшегося из короткого путешествия в объятия родной планеты и тихий смешок от встречающей стороны – обнаженного по пояс мускулистого мужчины с внимательными серыми глазами и короткой клинообразной бородкой.

– Однако, молодой человек, надобно смотреть под ноги, а не грезить девичьим станом, дабы сохранить в целости нос и другие полезные члены, – язвительно заметил он.

Икар не стал обижаться на незнакомца, это вообще было не в его привычках.

– Икар, – просто представился юноша, отплевывая песчинки, прилипшие к губам.

– Рыбак, – так же незатейливо ответил незнакомец и принялся неторопливо вытягивать из воды сети, более не обращая внимания на молодого человека.

– Я собираюсь к Солнцу, – как бы между прочим произнес Икар, потирая ушибленное колено.

Рыбак молча продолжал делать свою работу, стараясь не зацепить снастями за ветки ивы, опустившие свои «руки» до самой воды.

– Не хочешь со мной? – юноша слегка повысил голос, полагая, что собеседник не слышит его.

Рыбак остановился и посмотрел на Икара взглядом лечащего врача:

– Нет.

– Почему?

Любой человек дела не переносит, когда его отвлекают от трудов праведных, тем более если зевака оказался еще и психом, бредящим о межзвездных полетах.

– Там нет ни рек, ни озер, а значит, и мне на Солнце делать нечего, – стараясь быть спокойным, ответил Рыбак. Мускулы на его плечах напряглись, и сети пришли в движение.

– Возможно, на Солнце имеются солнечные реки и даже целые моря… – восторженно начал Икар.

– Если только жидкого гелия, – усмехнулся Рыбак, демонстрируя начальные познания в астрофизике.

– В которых водятся солнечные рыбы, – продолжил, не обращая внимания на усмешки, Икар. – Для того чтобы узнать это, всего-то и надо – слетать на Солнце, превратиться в солнечного рыбака и…

– Сплести солнечные тенета, – Рыбак снова остановился и уже раздраженно добавил: – Видимо, из протуберанцев.

– Давай помогу тебе, – предложил юноша в надежде хоть как-то наладить диалог.

– Не стоит, – грубо отрезал Рыбак. – Каждый должен заниматься своим делом, рыбак – ловить рыбу, мечтатель – мечтать. Иди и мечтай.

– Неужели тебе никогда… – взорвался Икар, хватаясь за сети, но Рыбак клещеобразной рукой «перекусил» его кисть:

– Я счастлив здесь, на Земле, на этом пустынном берегу. Для чего отправляться на поиски неведомого и, весьма вероятно, несуществующего, меняя привычные устои?

– Нравится часами торчать в холодной воде в обществе пиявок и лягушек, ожидая, что сети твои вытянут на берег золотую рыбку? – Икар морщился от боли, настолько сильно Рыбак удерживал его руку: – А вдруг получится, нацепив крылья, взлететь ввысь?

Подобного напора охотник за обитателями речных глубин явно не ожидал, он ослабил хватку, отчего сети остановились посреди потока:

– Крылья рыбака, – несколько озадаченно началось его объяснение, – сплошь из чешуи, перьев на них не сыщешь. Помыслы мои в глубине, а не в вышине, да и Солнце, к которому зовешь, иной раз мешает своим жаром, делая рыбу ленивой до клева и безразличной к прикормке.

Вены снова вздулись на руках, и сети пошли к берегу. Икар не стал мешать Рыбаку, но уходить и не собирался:

– Вытаскивая рыбу из воды, лишаешь живое существо привычной среды обитания, убиваешь плоть через удушение, принимая ее жертву в угоду чреву или на потребу существования, но разве не можешь ты, человек, обойтись без этой жертвы? Бог наделил Землю иной пищей.

Рыбак, не прекращая вытягивать сеть, усмехнулся:

– Вытащив солнечного карпа из солнечного озера, не лишу ли я его среды обитания, к коей он приспособлен, как делаю здесь, на земле? В чем разница? Взгляни, – он вытянул на песок свою сеть примерно наполовину, в ней обреченно трепыхалось с десяток блестящих, упругих тушек. – Безмозглая рыба, зашедшая в мои тенета, просто меняет форму существования, потеряв свободу, она окажется запеченной на углях и растворенной затем моим желудком. Так же и Человек, свободно действующий в своей среде, запутавшись в собственных деяниях, оказывается «вырван» из нее, чтобы через мгновение очутиться в Аду, на тех же самых углях, что давеча сам раздувал для карпа.

Рыбак аккуратно освобождал улов, цепляя каждую рыбину за жабры на веточку оливы, а закончив, опустил трепещущую гирлянду в воду, прижав ветку камнем.

– Я поступаю по отношению к рыбе, как Творец по отношению к человеку – на Земле, как на Небе.

Икар, глядя на подводную тюрьму для несчастных водоплавающих узников, отчаянно шевелящих плавниками, печально произнес:

– А не как Лукавый, расставляющий вокруг человеческих душ сети порока, чтобы затем пожрать их, заблудших и запутавшихся?

– Так жил мой отец и мой дед, дед деда так же ловил рыбу, а кто правил их ремеслом, Бог или Дьявол, мне неведомо, да я и не задумывался, некогда. – И рыбак полез в воду ставить сети снова.

– Возможно, нет, я даже уверен, – вскричал Икар, – на Солнце все по-другому.

– Мы не на Солнце, – деловито пробурчал Рыбак, стоя в речной воде уже по пояс.

– Чтобы узнать, так ли это, я и отправляюсь туда, – Икар взглянул на вожделенную цель, прикрыв ладонью глаза.

– Не боишься разочароваться? – Рыбак вылез из воды, и на песке образовалось темное пятно, напоминающее испуганную каракатицу. – Вдруг там еще хуже, к тому же, долететь до Солнца – потратить время, а оно здесь дорого.

– Меня не страшит потеря времени, когда есть результат, – вспыхнул юноша. – Больше пугает отсутствие результата при избытке времени.

Рыбак отжал намокшие штаны и разложил их на горячем песке сушиться:

– Часами просиживая без движения на берегу, один, в ожидании клева, я перестал замечать время, а возвращения домой с пустыми руками, что далеко не редкость, научили меня не привязываться к результату. Ни потеря времени, ни отсутствие цели давно не имеют для меня значения. Жизнь протекает и в безвременье, и в безрезультатности, но при этом она может быть прекрасна именно там, где ты сейчас.

Огорченный Икар еле слышно спросил:

– Ты не последуешь за мной?

Рыбак вытянул из реки оливковую ветку с нанизанной на нее рыбой и протянул молодому человеку:

– Нет. Слова твои не вдохновляют умиротворенную неспешным течением бытия душу, но всем, кому захочется послушать про Икара, стремящегося к Солнцу, я не откажу в пересказе нашего разговора.

Икар с благодарностью принял из рук Рыбака улов и пересчитал тушки.

– Все правильно, – произнес он, – одиннадцать штук.

– Почему правильно? – удивленно поднял брови Рыбак.

– Одна уже сорвалась, – загадочно ответил Икар и бодро зашагал вдоль реки, не сводя глаз со сверкающего на водном зеркале Солнца.

Глава 2. Икар и второй апостол

Не редкие минералы, затертые в складках каменных одежд, не слюда, переливающаяся всеми цветами радуги на скальных боках, не вкрапления золотых самородков в толще остывшей лавы, но черная, наполненная тучным гумусом, пахнущая мульчей и грибными спорами земля – вот главное богатство человечества, вот истинный дар Богов и жертва матушки-Землицы заселившим ее просторы недоразвитым особям. Так рассуждал Землепашец, закончив обработку надела и притулив ноющую спину к плугу, со счастливой улыбкой на лице вдыхая отдававшее недрами тепло в еще прохладный, утренний воздух. Длинноносые грачи, громогласные его спутники, суетливо вышагивали по вспаханной земле, ловко хватали неожиданно для себя оказавшуюся на поверхности живность, подбрасывали вверх несчастных букашек и червяков, звонко клацая клювами от удовольствия, и бежали дальше, к зазевавшейся мошке или сколопендре. Сколько раз наблюдал за этой картиной буйного пиршества Землепашец и не уставал восхищаться неисчерпаемым богатством земного покрова, приносящего свои плоды уже в первые минуты после того, как его коснется рука человека.

Подвижная, дышащая, копошащаяся перина под жаркими лучами солнца «полыхала» тягучим маревом, и крестьянин, устав отмахиваться от назойливых слепней, уже начал погружаться в долгожданную дрему, как вдруг на краю поля, в трепещущем воздушном полотне возникла одинокая фигура, которая, и не подумав обогнуть вспаханный надел, направилась прямо к утомленному наблюдателю. Сначала Землепашцу даже показалось, что наглец, посмевший надругаться над периной черного бархата, не ступает на нее вовсе, а как бы парит над землей, но стоило незнакомцу приблизиться, как стало ясно – на теле нетронутой, девственной «кормилицы» остаются грубые отпечатки его сандалий.

– Какого черта! – выругался крестьянин, вытирая соленый пот со лба.

– Я Икар, – ничуть не обидевшись, произнес человек, так беспардонно топчущий труды Землепашца. – И я иду к Солнцу.

– Можешь следовать куда угодно, хоть в пасть к Дьяволу, мне наплевать, но только не по моей земле, – крестьянин недовольно поморщился, разглядывая «урон», нанесенный его пашне незнакомцем.

– Но мне хотелось бы пригласить тебя с собой, – Икар лучезарно улыбался, всем своим видом подражая тому «Богу», на которого молился.

– Какого черта, – прозвучало вновь, – мне делать на Солнце, там жарко, там вечная засуха, а она – главный враг моего ремесла.

Икар, ей-богу, странный малый, не переставая скалиться, уселся рядом с крестьянином:

– А может, солнечные семена любят жар, не хочешь проверить?

Землепашец тут же подумал: принесла нелегкая идиота под конец работы, но не стал обижать собеседника и миролюбиво ответил:

– Солнечные зерна, я полагаю, это всего лишь искры, дающие всходы невидимых магнитных волн. Такому земледельцу, как мне, не узреть и не собрать плодов своего труда там, а ведь именно в этом и заключается смысл моей жизни.

Икар внимательно рассматривал крестьянина – мощные плечи переходили в бычью шею, обвитую змеями вен, жилистые руки труженика, сложенные на коленях крест-накрест, подобно двум дубам, сваленным ураганом, тянули за собой сгорбленную, измученную нелегкой жизнью спину, и в этой картине расслабленного упокоения жили только глаза, с любовью впитывающие вид идеально возделанной почвы, слегка испорченной дорожкой следов нежданного пришельца.

– Ты гнешь спину, подготавливая землю к посеву, чтобы потом гнуть спину, укладывая в нее семена, а затем опять будешь гнуть спину, собирая урожай. Когда-нибудь ты сломаешь ее.

– Но ведь это моя спина, – грустно усмехнулся Землепашец. – Считаешь, что солнечные пашни сами втягивают в себя семена, а готовые колосья валятся в солнечные снопы без участия солнечных работников? Послушай, Икар, я не знаю, как ты собираешься попадать на Солнце, но если произойдет чудо и тебе случится оказаться там, ты спокойно сможешь приставать с глупостями к солнечным обитателям, коли таковые имеются, но право слово, тис, согнутый в лук, до того момента росший прямым и стройным, даже стянутый тетивой судьбы, остается верен своему предназначению, будучи и согбенным, он помнит о своей изначальной природе. Вот и я, встав на путь этот еще в отрочестве, не разогнусь и на смертном одре.

Он поднялся на ноги и оперся на плуг:

– Это моя жизнь.

Икар, прищурившись, взглянул на Солнце (здорово, когда мечта всегда под рукой, по крайней мере, весь световой день) и неторопливо заговорил:

– Отчего же лучнику не приходит в голову снять тетиву и, распрямив спину тисовой ветки, преобразить ее в посох странника, несущего в мир вопросы, а не стрелы, и если боль, то душевную, а не телесную?

– А не думал ли ты, – встрепенулся крестьянин, человек грубый и простой, но прямой и честный по натуре, – солнечный романтик, что утомленный своей миссией странник, на закате, прислонив спину к одинокому дереву на вершине холма, сунет руку в котомку и достанет хлебную лепешку для восстановления сил, появившуюся там благодаря обычному, приземленному землепашцу, которому нет дела до вопросов без ответов и пустых ответов на насущные для кого-то вопросы, если Солнце, что манит тебя столь сильно, высушило пашню, растворило облака на небе и выпарило воду в реке и нужно как-то спасать урожай.

Оратор от сохи смачно сплюнул:

– Солнце, надо полагать, есть обитель солнечных людей, и я думаю, их солнечные желудки устроены иначе, нежели наши. Нет в этом путешествии места для меня.

– Не обижайся, брат мой, – неожиданно обратился к крестьянину Икар, – но не страх ли потерять плоды трудов своих по причинам, судия коим сам Господь, говорит сейчас в тебе? Может, засуха или наводнение, уничтожающие многочисленных «детей» твоих, посаженных в возделанную почву, привязывает тебя к ней? И не так ли Господь Всемогущий «трясется» над нами, семенами Его, помещенными на матушке-Земле среди невзгод и неурядиц, и что тебе, а значит и Ему, если одно семечко вырвется ветром из-под кома земли и вознесется в небеса?

Землепашец в задумчивости почесал затылок, высыпав при этом на богатырские плечи сухие соломинки и запутавшихся в густых, вьющихся волосах бедных мух, еле живых от страха:

– Когда в закромах остался старый урожай, нет смысла переживать о потере нового. Так же Господу нашему Богу нет никакого резона лить слезы по поводу толпы идиотов, обряженных с ног до головы в железо, неистово стремящихся навстречу другим, схожим с ними недоумкам в нарядах другого цвета. Итогом подобных встреч бывают разбросанные по ристалищу части тел оппонентов. И дело здесь не в хладности сердца или безразличии ума, а в вечном круговороте семени и плода, посевной и жатвы, рождения и смерти.

Икар несколько смутился философским напором крестьянина:

– Ты не хочешь пойти со мной к Солнцу из желания оставить все как есть?

Землепашец надавил на плуг, и из-под стального клыка выползла наружу черная губа плодородного отвала:

– Мои предки жили так, и в этом бытии я не вижу ничего зазорного. Чтобы последовать за тобой, мне нужно увидеть, каков выйдет результат, если ты хочешь заставить меня прямо сейчас бросить плуг и поле и, нацепив крылья, отправиться к Солнцу, посеяв таким образом зерно новой жизни.

Икар, прекрасно понимая, к чему клонит его собеседник, только и развел руками:

– Солнце – это терра инкогнита для меня, Эльдорадо Кортеса, явь и мираж одновременно. Только прибыв туда, ты сможешь понять, как сажать искры в плазму, а дождавшись «урожая», познать вкус его.

На эти слова Землепашец усмехнулся:

– Перед посевом я нюхаю землю, так учил дед, и я боюсь, что сунув нос в солнечную пашню, я опалю волосы и ослепну раньше, чем увижу урожай. Я не пойду с тобой, тот, чье место определено заранее, должен обладать изрядной смелостью поменять его, мне такой подвиг не под силу.

Икар понимающе покивал головой и снял с прутика рыбешку:

– Это тебе.

– Я не ем рыбу, – Землепашец поморщился.

– Это не еда, это символ, – улыбнулся Икар.

– Символ чего?

– Нашего знакомства, напоминающего ловлю на живца и хоть и короткого, но общего пути, – в голосе молодого человека проскользнуло разочарование.

– Не люблю оставаться в долгу, – проворчал крестьянин и полез в карман. На свет Божий он выудил горстку пшеничных зерен.

– Все твои закрома? – рассмеялся Икар.

– Теперь твои, – Землепашец раскрыл ладонь.

– Спасибо, брат, – сказал Икар и, пересчитал зерна. – Десять, так и должно быть.

– Что должно? – удивился крестьянин, непонимающе глядя на странного собеседника.