скачать книгу бесплатно
– А ты? – Руданский пристально уставился на товарища.
– А что я? – вопросом на вопрос ответил Петр, – ты же знаешь Аллу, если в ее голове зародился план, то лучше ей не мешать, а то…
– Ну да, ну да, я понимаю тебя, – Кирилл утвердительно закивал головой, вспоминая, какой кипучей, неуемной энергией обладала Петина жена.
– С ней трудно спорить, – добавил он вслух, – я согласен. Но скажи мне, почему Алла непременно захотела вновь побывать на мысе Айя? Мне показалось, что прошлогоднего посещения на всю вашу компанию хватило с лихвой.
– Да… Те еще деньки выдались! – согласился Петр, – совершенная катапульта.
– Катапульта? – удивился Руданский, – ну ты и сравнение нашел.
– А разве не так? С какой скоростью мы убежали отсюда. Даже с тобой не попрощались.
– Красиво ушли – по-английски, – дипломатично заметил Кирилл, – признаюсь, я попытался вас догнать, но, увы, ничего не получилось. Как в воду канули.
– Мы ушли рано, как только начало светать. Женя заболела, и нужно было ее доставить… поближе к цивилизации, где можно оказать медицинскую помощь.
– Женя заболела? А я и не знал…
– Ты не беспокойся, все обошлось, – улыбнулся Петр, – кстати, они вместе с Аллой сейчас на поляне палатку ставят.
– Да-а? Значит, вы и Женю с собой взяли.
– Хм… Куда ж мы без нее!
– Получается, вы пришли следом за мной? – уточнил Руданский.
– Выходит так. Но Алла ничуточки не сомневалась, что мы вновь встретим здесь тебя.
Кирилл поднял брови и удивленно посмотрел на Петра.
– Петя, ты не шутишь?
9
Петр рассмеялся и похлопал Кирилла по плечу:
– Все дело в 3-ем мае, тебе и мысе Айя. И когда все сходится в одной точке… Словом, Алла сама тебе расскажет… Я не мастер в таких делах.
– В каких делах?
– Ну… в ваших.
– Петя, я тебя не понимаю.
– Да и я, сколько с Аллой живу, – засмеялся Петр, – сам себя не понимаю. Хотя и стараюсь это регулярно делать. Ты, брат, не расспрашивай меня ни о чем. Главное – ты здесь. И мы здесь. А все остальное – приложится.
Руданский снова удивленно посмотрел на собеседника, но на этот раз промолчал. Явно Петр чего-то не договаривает. И пришли они на Айя по какому-то тонкому Аллиному расчету. Но причем здесь он, Кирилл?
– Пошли к нам, – предложил Петр, – с девчонками пообщаешься. Ух, как они тебе рады будут!
Кирилл подумал о Жене, которая действительно может быть рада новой встрече. Но причем здесь Алла?
– А знаешь, Петя, я ведь тоже целый год с нетерпением ждал этого дня – 3 мая. Еле дожил до него.
– Вот-вот! – вырвалось у Петра, – я сам еле дожил, и Алла за год мне всю плешь проела.
– Но это совсем другое.
– Нет, все то же самое.
– Хм…м. Говоришь ты загадками. Ладно, пошли к вам в гости, пока не стемнело.
Спускаясь по тропе к ближайшей полянке, откуда все отчетливей слышались женские голоса, Кирилл рассуждал о «феномене 3 мая» применительно к конкретной местности – мысу Айя. Вот уже несколько лет он упрямо ходил в эти пропитанные древними тайнами места. Одна за другой сменялись причины, влекущие его на Айя, а он все ходил и ходил. И вот ровно год назад, здесь, на мысе, ему повстречался человек, назвавшийся Сашей Коридзе. Он провел Руданского потаенными тропами в самые укромные уголки Айя, показав ему иной мир. Причем иной – в самом прямом значении этого слова. Гораздо позже, анализируя увиденное своими собственными глазами и вспоминая пояснения Коридзе, Кирилл стал понимать, где именно он был. Там его невольный помощник показал величайшие храмы прошлого и открыл, возможно, главную тайну человеческой цивилизации. Руданский узрел древнейшую духовную систему, которая называется Глазом, или Глазом Гора.
Он видел ее, он находился внутри ее, он постиг ее работу. Хотя не все из увиденного дошло до него сразу, но это уже детали. Главное, не забыл Кирилл, когда и как можно найти заветные тропы, однажды открытые ему Сашей Коридзе. День определен – 3 мая. И время точное известно – либо в 3 утра, либо в 3 дня. Так что сплошная связь с цифрой «3». Кроме того, ему открылось, что и сам мыс Айя, являясь одним из 12 главных элементов Глаза, несет на себе порядковый номер 3. Узнал он и о том, что исчисление времени (Новый год), «заложенное» в работу Глаза, начинается не с января, а с марта. И, следуя такому раскладу, май имеет третий номер «списочного» ряда месяцев года, а не пятый, общепринятый у нас сейчас. И тогда возникает естественный вопрос, а не случайно ли практически совпадают по созвучию названия мыса (Айя) и месяца (мая), над которыми главенствует цифра «3»?
– Скажи, Петя, – спросил Руданский, когда они уже подходили к искомой поляне, – кроме тебя, Жени и Аллы больше никого нет?
– Нет, а что?
– То есть вас трое, как и в прошлом году?
– Да.
– Ладно, ничего, это я так, для верности спросил.
– Не волнуйся, лишних нет, – успокоил его Петр.
– Да я и не волнуюсь…
Рядом с палаткой Руданский заметил фигуры двух женщин. Осталось подойти и весело поздороваться. Одно лишь непонятно, какова их роль в хитросплетении Кирилловых хождений по мысу Айя? Руданскому вдруг пришел в голову старый анекдот о слепых, заканчивающийся словами: «…здравствуйте, девочки!». Кирилл набрал в легкие побольше воздуха и на одном дыхании проговорил:
– Здравствуйте, девочки!
Глава III
Ссора
1
…Тот день явно не заладился у многих. Почувствовал на себе его тяжесть и князь Косьма Алексеевич. Все шло наперекосяк, валилось из рук. Топором чуть было не оттяпал себе кисть руки, благо все обошлось. Князь с нетерпением ожидал, когда же этот день наконец закончится. Но ближе к вечеру узнал, что Государь готовит пир. А раз так, то и он, Косьма, будет на нем присутствовать. Если знатные гости приедут – в качестве охраны, а если все свои будут – то за одним столом с Иваном Грозным.
К тому времени князь уже стал при дворе достаточно заметной фигурой. Дружба с наследником престола старшим сыном Государя Иваном, явное тяготение к нему и младшего государева сына Федора, конечно же, были замечены многими. Кроме того, и сам Иван Грозный, не особо расточавший знаки внимания, тем не менее, привечал молодого князя Глинского. И скрыть такие отношения было невозможно.
Но Государь приблизил к себе Косьму не только из-за близких, родственных связей, но и вследствие личных его качеств. Прошедши огонь и воду опричнины, князь Глинский закалился и духом, и телом, не растеряв свойственных ему с детства качеств прирожденного лидера. К тому же у него хватало ума полностью подчинить свой характер любым царским причудам. Кажется, Государь ценил в нем и это. А для других… Никто не смог вынести жестокого, твердого, как сталь, взгляда князя Глинского. Отворачивали глаза, смирялись перед ним. Даже старший сын Ивана Грозного, Иван, невольно подчиняясь железной воле князя Косьмы Алексеевича, ничего с собой поделать не мог. И по всему чувствовалось – пройдет несколько лет, и расправит крылья князь Глинский. Тогда никто против него и пикнуть не посмеет. Конечно, если Государь позволит те крылья расправить… Ну, а покуда требовалось Косьме и смиряться, и голову при случае пониже наклонять. Таковы они, нравы Александровской слободки.
– Княже, княже! – перед Глинским стоял молодой опричник и с подобострастием смотрел на Косьму Алексеевича.
– Чего тебе, – отозвался тот.
– Кличет Государь на пир. Да велел сказать, чтобы не опаздывал.
Глинский утвердительно кивнул головой. Такое персональное приглашение могло означать лишь одно – будут все свои, и ему уготовано место не в конце стола, а поближе к Государю.
Да, ярко всходила звезда князя Глинского. Но никто не мог сказать, что привечали его при дворе не по заслугам. Был он личностью мощной, самобытной и редкой по силе. Заслужил уважение к себе не принадлежностью к царскому роду, а своими поступками, своим отношением к людям. И хотя он пока не входил в ближайшее окружение Государя, и так было понятно – скоро и его час настанет.
Что же касается пиров и иных царских забав, то князь относился к ним, как к должному, естественному «ходу» жизни Александровской слободки. Несмотря на то, что далеко не всегда заканчивались они мирно и тихо, без крови.
2
На этот раз пир выдался вялым. Царя никак не могли развеселить шуты и дураки. Он почему-то не слушал своих забавников. Иван Грозный был молчалив и угрюм. Может быть, плохой сон повлиял гнетуще на его самочувствие? Кто ж знает. У самого-то – не спросишь… И лишь золотая братина с рельефными изображениями голых женщин, пущенная по кругу, навела царя на мысль:
– Братья, – послышался его повеселевший голос, – больно невеселы вы. Часом не захворали-то?
В ответ послышался отовсюду оживленный шепот, появилось чувство, что сейчас Государь каким-то образом ободрит пирующих. Князь Глинский, мысленно ушедший в себя, не сразу заметил перемену настроения за столом. Когда же он встрепенулся, то… увидел, как в трапезную, кривляясь, шуты завели двух голых девок – из прислуги.
– Сейчас потеха-то будет, – раздался рядом чей-то голос. А у самого князя вместо радости сердце тревожно ойкнуло и заныло. Холодный пот враз выступил на лбу, и Глинский смахнул его пятерней. «Не к добру, не к добру», – пронеслось у него в голове.
Между тем, в трапезную набилось до десяти девок. Многие уже знали, какую забаву придумал Государь, ибо не первый раз сиживали за пиршеским столом.
– А не повеселиться ли нам? – выкрикнул Иван Грозный и первым поднялся из-за своего стола. За ним, с шумом и гамом, стали подниматься и другие.
Князь Глинский с тревогой посмотрел на жавшихся к стене девок и прошелся по каждой взглядом. Но не было в нем того интереса, который возникает у мужика при виде голых баб. А надо признать, что дворовые девки были все как на подбор хороши и специально подобраны.
– Косьма, а ты чего засиделся? – послышался насмешливый голос Ивана Грозного, – вставай, веселиться будем!
– Будем, будем! – подхватил тоненьким голоском шут Андрошка и запрыгал на одной ноге к выходу.
Князь Глинский быстро встал и со всеми вышел.
Он явно вздохнул свободнее, когда не увидел ту, кого считал своей зазнобой.
Выйдя во двор, он убедился, что к забаве все уже подготовлено. Большой двор был по кругу обставлен горящими факелами, за которыми разместилась царская челядь, предвкушая развлечение.
– Пускай! – раздался чей-то властный голос. И в тот же миг, с кудахтаньем, на середину двора стали вылетать куры. Их ловко и быстро выбрасывали из клеток холопы. Через минуту птицы вмиг заполнили весь двор. Следом с визгом стали выбегать из хлева и гоняться за разлетающимися во все стороны, ополоумевшими курами голые дворовые девки. Гости, да и сам царь гоготали и валились со смеху, наблюдая за сноровистыми курами и не поспевающими за ними девками.
– Давай! Лови ее! Хватай! – неслось со всех сторон. И в этот самый момент князь Глинский заметил среди мечущихся по двору девок …свою Глашу. Господи, помилуй! Откуда?! Ведь не было ее в трапезной среди других, ведь не было!.. Он же очень внимательно смотрел. Значит, все подстроено?! Что же теперь делать? Князь буквально задохнулся от негодования. Как же так? Ведь все знали, что Глаша – это его, Глинского, зазноба. Никто раньше не смел ее трогать! Стало быть, по особому слову Государя ее так посмели осмеять и пустить на забаву…
Сказать, что Глаша была необычно хороша собой – ничего не сказать, одним словом, Пава! С большими голубыми глазами и длинными льняными волосами! Лучшей, румяней и белее телом князь и не видывал!
О такой не скажешь «дворовая девка». Не удивительно, что Глинский сразу же оценил ее и выбрал для себя, а вскоре страстно и нежно полюбил. И Глаша всей душой откликнулась на любовь. Разве откажешь такому молодцу, по которому сохло не одно девичье сердце!?
3
– Гляди, гляди, а Глашка-то какова! – неслось со всех сторон. А может, князю Глинскому только казалось, что все выкрикивают имя его любимой…
Но ойкнула тетива, прошуршала в воздухе небольшая стрела и вонзилась в нежную белую плоть пониже спины у одной из девок.
У этой забавы, кроме шуточной стороны, имелась и другая – кровавая. В неуклюжих, неспособных поймать курицу девок стреляли из лука. Это были специальные, «мягкие» луки. И опытный, с твердой рукой и острым глазом, стрелок без малейшего усилия ловко попадал в цель в тот самый момент, когда жертва наклонялась за курицей, невольно подставляя всяк глядящему мягкое место.
Но в царском окружении попадались и менее ловкие стрелки. Поэтому стрелы не только увечили, но, бывало, и убивали девок. Дескать, на все Божья воля!
Князь Глинский, находясь в оцепенении, неотрывно следил за Глашей, не решаясь что-либо предпринять. Ему бы броситься в ноги Государю, вымолить прощение за свою любимую да увести ее со двора, тем более что кур «своих» она уже наловила. Но в этот миг кровь закипела в жилах молодого князя. И он, не в силах себя более держать, громовым голосом закричал на всю слободку:
– Пошто куражитесь надо мной?!
И тут же выступил на середину двора, с гневом обведя взглядом притихшую царскую челядь.
В мгновение ока наступила тишина. Опешившие девки остановились, а куры, которых больше никто не гонял, перестали кудахтать. Стрелки опустили луки и с удивлением уставились на князя Глинского. Челядь замолчала, а Государь… Очевидно, никак не ожидавший такого поворота дела, он молча стоял и смотрел на князя Глинского. Наконец понял, что сейчас взоры всех собравшихся обратятся уже на него самого, царь негромко спросил:
– Косьма, ты чего это… Забаву срываешь, а?
В ответ взбешенный до крайности князь вторично проорал царю в глаза:
– Пошто куражитесь?!
– Схватить собаку, – не замедлил с ответом царь.
Сразу с двух сторон на Глинского бросилось несколько человек. Но князь только повел могучими плечами, и те остановились, как вкопанные, не в силах сделать вперед хотя бы шаг. Знали: в злобе князь, как медведь, зашибет до смерти одним ударом.
– Схватить! Схватить собаку!
Лицо у царя от душевного напряжения сделалось красным, на лбу выступил пот, и даже показалось, что его сейчас хватит удар.
Князь Глинский вздернул бровью, криво усмехнулся и глубоко вздохнул. Гнев его уже прошел, и он, наконец, осознал, что натворил. Сопротивляться в такой ситуации не было никакого смысла. Да и незачем…
Враз его скрутили крепкие руки и поволокли на задний двор, где было ныне тихо и спокойно, но Косьма хорошо знал, что именно там находятся темница, где держали неугодных Государю холопов и пыточный застенок, где Малюта Скуратов издевался над приговоренными. Сейчас Малюта хворает. Уже третий день, как на люди не показывается. Но завтра-послезавтра этот душегуб встанет на ноги, и тогда…
Постояв в нерешительности несколько секунд, Государь махнул рукой:
– Конец забаве.
Челядь стала молча разбредаться в разные стороны, обсуждая выходку князя Глинского. А Иван Грозный, посмотрев в ту сторону, куда уволокли Косьму, грозно крикнул:
– Ну, завтра, строптивец, я с тобой поговорю иначе!
Князь Глинский уже не разобрал слов царя, но по тому, как сжались на его плечах руки опричников, понял: дело его плохо, эту обиду царь ему не простит.
Здравствуйте, девочки!
4
– Ой, Кирилл! – завизжала Женя и, подбежав к Руданскому, трижды крепко его поцеловала. А следом и Алла, радостно улыбаясь, обхватила Кирилла и со всей силы прижала к своей груди.
– Девчонки, девчонки, отпустите! – взмолился Руданский, не ожидавший такого жаркого приема.
– Я… я что говорила! – старалась всех перекричать Алла, – он обязательно придет. Ведь так? Ты, Кирилл, пришел на Айя в нужный час?
