скачать книгу бесплатно
– Вы мне просто ребус какой-то загадываете, товарищ генерал-лейтенант. Я кого-то не знаю, кого вы мне прочите в помощники?
Макаренко ответил:
– Ты много кого не знаешь, Сережа.
– Так о ком речь-то? – с нетерпением в голосе осведомился Ревякин.
– Его фамилия Терпухин. Ну-ка, навскидку, ничего не вспоминаешь?
Ревякин почесал подбородок, задумчиво хмыкнул:
– Что-то всплывает такое, с ним связанное, что-то очень шумное.
– Ну, в общем, ты прав – действительно шумное. Хорошо, не буду с тобой играть в загадки. Юрий Терпухин, в некоторых кругах известный как Атаман. В прошлом году он в одиночку расправился с группой чеченских отморозков. Там было шестеро, сумевших выбраться из Беслана и по пути решивших устроить казнь отставному офицеру федеральных войск. Этот офицер успел позвать Атамана на помощь, но тот опоздал. Так Терпухин догнал чеченцев и устроил такое… Его не стали сажать, потому что пользу он принес нешуточную. Но шума было – не приведи господь!
– И какое отношение Терпухин имеет к Сочи?
– Он сразу после того, как с него слезли федералы, поехал отдохнуть в наши края. И снова вляпался в историю. Долго рассказывать, но в общем и целом он снова «отличился». Видимо, не пошла человеку впрок та история с приятелем. С тех пор кавказцы Сочи, я бы так сказал, неровно дышат к Терпухину.
– Но если он снова что-то натворил, то почему его не посадили?
– На сей раз вообще ничего не доказали. Формально все знали, что Шалмана Руфиева порешил именно он. Реально – никаких улик. Отпустили через три дня после задержания. И попросили свалить в родные палестины и не появляться в Сочи больше никогда.
– Ясно. Значит, вы мне в помощники прочите ненормального отморозка? Это, по правде говоря, меня не особенно радует.
– Никакой он не отморозок, Сережа. Я с ним разговаривал, я его неплохо понял. Нет, он просто человек, который убедил себя: со зверями надо обращаться по-зверски. Когда-нибудь у него это пройдет.
– Или не пройдет, и он останется таким же отмороженным.
– Нет, у этого наверняка пройдет. Он дядька рассудительный, хладнокровный… Нет, его злости надолго не хватит.
– Короче, вы мне предлагаете его найти?
– Предлагаю. Подъехать к нему в станицу, поговорить, передать, что ему дается нечто вроде индульгенции на пребывание в нашем городе. Понимаешь?
– Ну, не знаю, – с сомнением в голосе произнес Ревякин.
– Ты подумай, я же не тороплю.
Следователь кивнул. Хотя большого энтузиазма он не испытывал. Так получилось, что капитан Ревякин не отличался особой склонностью к жестким методам ведения расследования. Только пару раз за свою карьеру он врезал допрашиваемому. Второй раз – случай особый. Перед следователем сидела такая мразь, что его терпение все-таки лопнуло. Ревякин встал, неторопливо обошел стол и коротким жестким ударом в солнечное сплетение вышиб из гаденыша дух, заодно сметя с его тонких губ глумливую усмешечку.
– Я мог бы посмотреть на его дело? Ну, я имею в виду этого… Руфиева.
– Можешь. Зайди в архив, посмотри. Только, я еще раз тебя прошу, не надо делать скоропалительных выводов. Это не такой страшный человек, каким может показаться.
– Я посмотрю, – кивнул Ревякин.
Генерал отпустил Сергея, порекомендовав долго не затягивать с размышлениями – не дай бог, случится еще жертва.
Ревякин отправился в архив немедленно после разговора с генералом. Расписавшись в толстой амбарной книге, он прошел в царство пыльных старомодных стеллажей, ломящихся под весом картонных папок различной толщины. Пахло старой бумагой, пылью, немного сыростью.
Ревякин с трудом отыскал папку с делом Руфиева. Он была совсем тонкой. На лицевой стороне обложки стояла виза о прекращении дела.
Он забрал папку, прошел к кафедре, за которой скучала работница архива – пожилая женщина с лейтенантскими погонами. Ревякин положил перед ней взятое дело.
– Запишите. Нужно взять для ознакомления.
Архивистка безразлично скользнула взглядом по обложке папки, снова взяла амбарную книгу и написала около фамилии Ревякина номер дела.
– Не задерживайте, – тоном лишенным всяческого намека на эмоции пробубнила она.
Следователь молча вышел.
В кабинете он поставил кофе и стал просматривать материалы дела.
По первому впечатлению следователь не мог согласиться с тем, что этого Терпухина не стоит сажать. Фотоснимки убитого Рафиева заставили его содрогнуться. Такое чувство, что этого бедолагу прокрутили на большой скорости в бетономешалке.
Хотя, если говорить по правде, то какой он к чертям собачьим бедолага?! Через него шла торговля наркотой в школах, на дискотеках, в университете. Несколько случаев рэкета, одно недоказанное убийство. Короче, стандартный джентльменский набор. Пожалуй, в городе стало спокойнее без этого типа.
Но не таким же способом надо вершить закон! Если устраивать из каждого разбирательства бойню… то, может, кто-то и призадумается. Ревякин поразился собственной крамольной мыслишке, отогнал ее, стал изучать дальше. Нет, определенно ему не нравился Терпухин. Вот так, по определению. А с виду – нормальный человек, очень располагающая внешность. Да и Атаман – это не просто «погоняло». Он на самом деле атаман. Казак, черт бы его побрал.
Ревякин облокотился на раскрытую папку, задумался.
Получается какая-то ерунда. Он должен прибегнуть к помощи преступника, чтобы поймать другого. Кто хуже – неизвестно. Маньяк уродовал свои жертвы очень старательно, но этот ненормальный казак его почти превзошел. Рафиев небось успел не раз попросить, чтобы его поскорей добили…
Собачья смерть!
Но этот Атаман прекрасно знает тутошних кавказцев, способен их разговорить. А без него, если честно, дело может затянуться еще не на одну жертву. И что тогда делать? Еще немного – и расследование возьмет на контроль мэрия. Тогда, если не выдать срочного успеха, могут и головы полететь.
Может, есть смысл попробовать?
Так и не придя ни к какому решению, Ревякин закрыл папку с делом Рафиева. Посмотрел на часы. Было почти шесть вечера. Пора домой.
А дома – никого. Пусто и тихо. Он так и не привык к тому, что его некому встретить с работы, что некому пожаловаться на чертовы обстоятельства, выкручивающие наизнанку, что некому положить голову на колени и притихнуть, впитывая целебное молчание…
Нет, все равно пора. От такого сидения ничего не изменится. Убийство само не раскроется.
Для очистки совести он позвонил в морг, узнал, что нового. Эксперт сообщил только то, что было уже известно и так. Ревякин со вздохом повесил трубку.
Бросив папку в сейф, он вышел из кабинета, запер дверь, спустился вниз и остановился на крыльце управления. Солнце светило вовсю, аж глазам было больно. Ревякин надел темные очки и пошел к своей машине.
Из окна второго этажа на него пристально смотрел Макаренко. На лице пожилого генерала было странное выражение. Как будто бы ему было жаль капитана Ревякина.
На город опускался вечер – еще один прекрасный вечер позднего августа. Бархатный сезон, красота и благолепие.
И какой дикостью выглядят эти убийства…
Глава 2. Проблемы психики
1.
Она бежала по узкому темному коридору, прямому, словно стрела. Впереди не было ничего, кроме темноты. Под ногами пружинило и тряслось. Словно ноги ступали по тугому желе. Смотреть вниз не хотелось, потому что верилось: лучше не станет. И вообще – лучше не станет никогда.
Ника споткнулась, с трудом вернула равновесие. И услышала позади шаги – гулкие, размеренные, неторопливые. Их звук почему-то вызывал в ней такой ужас, что из горла рвался стон – на крик не было никаких сил.
Она побежала быстрее, хотя ноги не слушались, заплетались, казалось, что они были без костей. Ника закусила губу, захрипела, стала выкладываться в каждый шаг, как в рывок на стометровку. Это было невыносимо трудно, но, кажется, бежать быстрее получилось.
Несмотря на все ее усилия, шаги приближались. Ника даже не удивлялась тому, что они звучат так звонко, словно для преследователя пол коридора был вовсе не желеобразным, а вполне твердым и плотным. Ей было слишком страшно, чтобы пытаться что-то анализировать.
Преследователь приближался. И в металлический ритм его шагов вкрадывалось еще что-то. Ника мало-помалу узнавала в этой посторонней примеси человеческий голос. Он казался ей знакомым, но даже под угрозой смертной казни она бы не сказала почему.
Голос говорил что-то, его интонации не были угрожающими, слов не удавалось разобрать. Ника не хотела понимать, что ей говорят. Почему-то казалось, что от этого будет только хуже.
Ноги уже не чувствовались, а тьма стала настолько глубокой и непроглядной, что теперь только по ритмичному вздрагиванию тела можно было понять: она продолжает бежать. Голос сзади нарастал, заполнял собой все окружающее, начинали различаться некоторые слоги – каркающие, неприятные, злые. Она зажала уши ладонями, но даже сквозь них продолжала слышать все.
И когда ее схватили за плечо, она закричала.
И проснулась.
Ее держал за плечо муж. На его лице было выражение испуга и волнения.
– Ничка, что с тобой? – спросил он, когда жена перестала кричать. – Опять кошмары?
Она энергично закивала головой.
– Все, все, успокойся… это только сон, – прошептал Виктор, прижимая трясущуюся женщину к себе.
– Опять какой-то голос… опять этот коридор. Боже, как я устала! Витя, отдай меня ветеринарам, пусть усыпят, – улыбнулась она уголками губ.
– Ну, раз снова шутишь, значит, жива! – Виктор погладил ее по голове. – А ветеринарам я тебя отдавать не намерен. Завтра поедем к доктору Лаврентьеву, попросим его повнимательнее приглядеться к твоим неприятностям.
Ника прижалась к мужу. Он укачивал ее в своих объятиях до тех пор, пока она не уснула снова. К счастью, этой ночью кошмаров больше не было.
2.
Это началось месяц назад.
Ника и Виктор к тому времени жили вместе уже пять лет. Жили, что называется, душа в душу. За все эти годы у них не было ни одного серьезного разлада. Ну, а мелкие свары – про них не зря говорят: «Милые бранятся – только тешатся».
Но месяц назад началось что-то странное и нехорошее. Вначале Ника стала замечать за собой, что боится остаться дома одна. Ей казалось, что в квартире что-то не так, что это вообще чужое жилье. Как женщина достаточно волевая и не склонная к депрессивным состояниям, она подивилась и стала бороться с этим по своему методу – просто не обращать внимания, жить в нормальном ритме.
Некоторое время это работало безотказно. Но потом состояние стало ухудшаться. К беспокойству стали добавляться сны. Они случались чуть ли не каждую ночь, всякий раз были какими-то невразумительными, сумбурными и тяжелыми. И всякий раз Ника просыпалась в холодном поту и с криком.
На это, разумеется, обратил внимание Виктор. Он мягко, тактично расспросил, что происходит, и предложил сходить к психологу.
Для Ники, как для большинства людей, большая часть жизни которых пришлась на конец советского времени и постсоветский разлад, психолог и психиатр были синонимами. Ассоциации были соответствующие: больничные палаты с решетками, дюжие санитары, транквилизаторы. В худшем случае – смирительная рубашка.
Так что Ника далеко не сразу согласилась с предложением мужа. Понадобилось еще несколько ночей с кошмарами, чтобы она наконец поддалась на его уговоры и отправилась с ним к доктору Лаврентьеву. Этот психолог работал в ведомственном санатории ФСБ, и попасть к нему на прием, если ты не работаешь в этой структуре, можно было исключительно по знакомству. А Виктор был знаком с Лаврентьевым еще со школьных времен: жили они раньше в одном подъезде. Потом доктор переехал на другой конец города, но приятельство не прервалось.
Петр Иванович – не старый грузноватый мужчина – принял Нику вечером, в конце рабочего дня. Кабинет его был оформлен уютно и ничем не напоминал медицинский.
Он выслушал все жалобы, стал неторопливо и корректно расспрашивать женщину о ее образе жизни. Интересовался, не переутомляется ли она, не случается ли стрессов на работе.
Ника честно ответила, что с ее работой крайне сложно получить стресс. Действительно, ее должность не располагала к неприятностям. Она работала менеджером по контактам с VIP-клиентами на одном из предприятий, принадлежащих Виктору. Должность была сродни «свадебному генералу», так как Ника участвовала в работе только тогда, когда на фирму приходил тот самый VIP.
Но последнее, несмотря ни на что, случалось редко. То есть у руководства фирмы было очень узкое понятие о том, кто такой «особо важный клиент». И Ника участвовала в работе фирмы пару раз в неделю.
Так она и сказала психологу. Тот понимающе хмыкнул и перенес разговор в русло жизни семейной. Но тут доктору и подавно нечем было поживиться. Нормальная семья, нормальные отношения. Благолепие и гладь.
Лаврентьев, улыбнувшись, сказал, что тогда он решительно отказывается понимать, что порождает кошмары. Хотя, конечно, человек – субстанция непростая и логике не всегда следует. Вполне может статься, что разуму захотелось такого простого развлечения, как отрицательные эмоции. Но снаружи их добыть не получается, вот и приходится несчастному изворачиваться, выдумывать себе неприятности внутренние.
Он предложил Нике обратиться к психиатру из того же санатория. Женщина отказалась. Но доктор Лаврентьев не зря работал психологом в санатории ФСБ. Дело свое он знал туго, поэтому сумел добиться согласия Ники на поверхностное обследование.
Психиатр, круглый лысый мужчина, обаял Нику с первых минут общения, и она легко согласилась протестироваться.
И опять ничего. Озадаченный доктор пробовал подступаться к ней с разных сторон, разными методами. Все напрасно – мозг женщины отказывался признаваться, в чем причина неприятностей.
Психиатр предложил сделать недельный перерыв. Ну а дальше – взяться за лечение более серьезно. Если понадобится. А если не понадобится, тем лучше. Будет в этом мире еще один человек, которому не требуется медицинская помощь. Не в том ли радость каждого нормального доктора?
3.
Первая ночь после визита к врачу прошла спокойно. Ника спала не просто без кошмаров, а вовсе без сновидений. Провалилась в мягкое уютное забытье и вынырнула из него на запиликавший будильник. Виктор, судя по всему, уже уехал на работу – он всегда просыпался раньше. Ника удивилась – это же как она устала, что не заметила ухода мужа! Обычно Ника просыпалась сразу, как только он начинал шевелиться.
Ника приняла душ, позавтракала, навела традиционную утреннюю «боевую раскраску» и спустилась в гараж, где стоял ее серебристо-фиолетового цвета «рено» – мужнин подарок. Она села за руль и отправилась на работу.
Едва она вошла, как к ней подбежала секретарша Лерочка:
– Вероника Яковлевна, вас директор зовет!
Ника сразу поняла: у нее сегодня будет работа. Оказывается, фирма попала в поле зрения и интересов тех людей, которые отвечали за поддержание в надлежащем состоянии дачной усадьбы, ни много ни мало, самого Путина. Сейчас там предстояла какая-то крупная пертурбация. А фирма, где работала Ника, занималась оформлением интерьеров.
Разумеется, по всем параметрам предстоящий клиент попадал в категорию VIP. И заниматься им должна была Ника.
Ника понимающе кивала на пространные объяснения директора, прикидывая, как ей поступить с этим важным клиентом.
– Так кто там предполагается? – спросила она.
– В каком смысле? – удивился директор.
– Ну, я имею в виду – мужчина или женщина?
– Ах, ты про это… Мужчина. И судя по голосу – достаточно молодой, чтобы ты могла на него повлиять.
– Ага, блесну харизмой! – рассмеялась Ника.
Директор поддержал ее осторожным смешком с примесью иронии. Дескать, давай блистай, раз уж дал тебе Бог помянутую харизму на надлежащем уровне!
«Государевы люди» ожидались через полчаса. Ника осмотрелась в кабинете на предмет чего-нибудь неподходящего и компрометирующего. К примеру, конфетного фантика или позабытого где-нибудь в укромном месте чайного пакетика. Есть за ней грешок – по случаю не особой востребованности своей позволять себе в рабочем помещении мелкие неряшества.
