скачать книгу бесплатно
Она погладила его по роскошной шевелюре и низким голосом ответила:
– Будет тебе дурачиться. Ты разве не понял, твоя я, Федя, твоя и ничья боле.
Она тихонько пробралась в свою комнату, на цыпочках дошла до кровати, сбросила платье и улеглась в неё. Голова по-прежнему была занята Фёдором. Мягкая нега разлилась по её телу, и она крепко уснула.
Прошла почти неделя, Матрона нигде не встречала Фёдора и никаких сватов не появлялось. Она начала страдать, и не оттого, что потеряла девственность в первую встречу, а оттого, что не могла себе представить, что она без него. Но страдания её были недолгими. В субботу, вернувшись с работы вместе с подругами в общежитие, она заметила, что крыльцо украшено цветами.
– Ой, девчат, а кто это у нас замуж собрался? – спросила подруг Лида.
– Да вроде никто. Не знаем, – ответила одна из подруг.
Матронино лицо стало пунцовым.
– Надо выяснить, – не унималась Лида. Айда, девчат. Она увлекла всех подруг внутрь здания. Весь пол коридора был устлан лепестками роз до самой комнаты, где проживала Матрона с подругами. Лида распахнула дверь в комнату и застыла в изумлении.
Вся их небольшая комнатушка была декорирована цветами. Цветы были везде – на кроватях, люстре, подоконнике. Они были перевязаны атласными лентами. В центре комнаты стояли четыре дородных парня в белых косоворотках, штанах, заправленных в черные яловые сапоги.
– Проходите, девицы красные, мы к вам свататься присланы, – сказал один из парней.
– И кем же это вы присланы и по чью из нас? – спросила Лида. – Ах, дайте-ка я угадаю. Неужто к Матроне сваты?
– К ней самой, к Матроне Ивановне, – ответил парубок и добавил: – От Фёдора мы.
– А коль так, то вот она. Лида выдвинула Матрону перед собой. Один из парней подошёл к окну перегнулся через подоконник и присвистнул. Через мгновение на пороге стоял Фёдор в красной шёлковой рубахе, подпоясанной черным широким поясом, штанах-трубах и туфлях лодочками.
– У вас, девчата, есть цветочек, а у нас – глядите, какой горшочек, нельзя ли ваш цветочек пересадить к нам в горшочек? – затрубили сваты.
– Наш цветочек – то, что надо, посмотри на стебелек. Он и тонок, и высок, требует к себе вниманья, чтоб не ведать увяданья.
– Ну, пропасть мы не дадим, если надо – подсобим. Пересадим ваш цветочек в наш брильянтовый горшочек.
– Пересадим, коли так, только раз и на века.
Девчата дружно рассмеялись. Федор подошёл
к Матроне приобнял её за талию и спросил:
– Матрона, выйдешь за меня замуж?
– Выйду, Федя, люб ты мне, – моментально ответила Матрона.
– Ой, да что же вы стоите, присаживайтесь за стол. Ну-ка, девчата, помогите сватьёв накормить, – сказала Лида.
Девушки немедля покрыли скатертью стол, нарезали хлеб, вытащили из запасников соленья и консервы, разжарили картошки и поставили заранее припасенную бутылочку красного полусладкого. Парни из карманов штанов повытаскивали всевозможные сладости от пряников до карамельных конфет, Федор поставил рябиновую настройку. В этот вечер они ещё долго не расходились, все говорили о предстоящей свадьбе, пели, шутили и даже плясали. В одиннадцатом часу к ним заглянула дежурная и предупредила, чтобы хлопцы не засиживались, т. к. режим нарушать не положено. Прощаясь, Фёдор поцеловал Матрону в щеку, дабы не смущать остальных обитательниц комнаты, пообещал назавтра зайти за ней, чтобы познакомить её с его родителями, пристукнул туфлями-лодочками и, абсолютно счастливый, удалился. Сваты ушли вместе с ним. Девушки оперативно убрали со стола, помогли
Матроне помыть посуду. И, уже лежа в кровати, Лида вдруг шёпотом спросила:
– Матреша, не спишь? Скажи, ты и вправду любишь его?
Матрона не спала, от внезапно навалившегося счастья сердце девушки вырывалось из груди.
– Нет, Лид, не сплю. Очень люблю его, девчат, вот с первого дня, как увидала, так он мне в душу и проник. Ни дня не было, коли б я о нем не думала.
– Матреш, в народе говорят про таких, как он, что бабы к нему льнут, сами на шее виснуть будут. Не боязно?
– Отчего ж не боязно? Боязно, только не могу я без него. Люблю его. Да разве все мои душевные тайны вам расскажешь. Чему быть – того не миновать. Кажись, так ещё в народе говорят. Все, девчат, давайте спать. Утро вечера мудренее.
Матрона отвернулся к стене, обняв подушку руками.
– Ох, и счастливая ты, Матреша. Первый парень на районе – и сразу твой. А мне этот кучерявенький приглянулся, дружок его. По мне так тож хорош, – добавила Лида.
– Это Сашка, что ли? – переспросила одна из подруг.
– Да, он самый, – ответила Лида.
– Ну, ты, подруга, не промах, смотри, влюбишься.
– А что, и влюблюсь, сколь мне в девках-то сидеть?
– Сашка – парень видный и толковый. Гляди, за год уже помощник мастера участка, того глядишь начальником станет.
– Девчат, давайте спать, сосватаем мы тебя Сашке. Только не сегодня, – пробасила Матрона.
Лида согласилась с Матроной и замолчала.
Лежа на животе и обнимая обеими руками подушку, Матрона незаметно для себя погрузилась в глубокий сон. Ей снилась её деревня под Орлом, её мать и отец в военном кителе, при орденах. Они сидели за большим столом, по правую руку отца расположились её братья и сестры, а рядом с матерью – бабушка. Матрона вместе с Фёдором стояла на пороге и пыталась рассказать родителям про него. Но голос был беззвучным, словно она говорила, а её никто не слышал. Отец переспрашивал её после каждого слова, мать разводила руками, не понимая её, и только бабушка все слышала и понимала. Она кивала головой, когда Матрона представляла Федора. По её просветленному лицу было видно, что она одобряет выбор внучки. Отец показал жестом, чтобы она присела с Федором напротив, но бабушка запричитала и указала ей на выход. Она махала руками и что-то причитала себе под нос. По отрывкам её фраз, Матрона услышала, возможно, то, что впоследствии определило ее дальнейшую судьбу: «Ты иди, внучка, не надо с нами за стол, не время ещё. Иди, рожай детей, и расти их. Это твое житие. Мы тут сами по-семейному управимся». Стол стал удлиняться, и мама, отец, братья и сестры, и бабуля – вместе с ним. Внезапно появившаяся дверь перед столом вдруг резко захлопнулась с характерным стуком. Матрона от испуга вздрогнула и проснулась. За окном было раннее утро, а на пороге у двери стояла Лида с полотенцем наперевес и взъерошенными после мытья волосами.
– Извини, подруга, что разбудили тебя, сквозняк, вот и не удержала дверь. – оправдываясь сказала Лида.
Матрона одобрительно моргнула, но ничего не сказала. Странный сон ещё оставался в ее памяти, и она прокручивала его в голове бесконечно. Ей хотелось все рассказать подругам, но что-то глубоко внутри ее запрещало это делать. Так, не вставая с кровати и уткнувшись в подушку, она пролежала до обеда. Как раз к этому времени пришёл Фёдор. Узнав, что Матрона ещё отдыхает, присел на лавочку во дворе общежития ждать её.
Ждать пришлось долго. Но любовь умеет ждать. Через пару часов, Матрона, в новом платьице из синего льна в крупный белый горох, в туфлях-лодочках на каблучках, с пышными начесом на голове, вышла из общежития. В лучах летнего солнца она ступила на дорожку, утопающую в зелени акаций, и её походка была столь грациозна, а фигурка тонка, что Фёдор застыл, в изумлении приоткрыв рот.
– Федя, что с тобой, милый? – спросила Матрона, подходя к Фёдору.
– Да со мной приступ от твоей красоты, – проокал Фёдор. – Ты, Матрон, неземна, ты – моя богиня.
Он взял её за руку и поцеловал в щечку. Подруги, все это время торчавшие в окне, дружно захлопали в ладоши. А Лида ещё и прикрикнула:
– Федь, ты это, смотри, не проморгай нашу Матрешу, и Саньке от меня привет передай.
– Не проморгаю, не боись, я её крепко держу.
Он сжал её руку в своей с силой. Матрона посмотрела на него с улыбкой.
– Сашка мой приглянулся тебе, да, Лидок? – спросил Фёдор.
– Ну, не знаю, поживем увидим, – пококетничала Лида.
Он махнул рукой в сторону окна, где была Лида, и обратился к Матроне:
– Ты как, Матреша? Как спала?
В её голове снова возникла немая сцена сна. Но та же сила не позволила ей рассказать свое сновидение.
– Нормально, Федя, о тебе все думала.
Она прижималась к его руке своим плечом и вся светилась от счастья. Её походка была легка и непринуждённа, каблучки отрывались от земли и словно по ветру несли её к этому счастью.
Фёдор жил у самого завода, можно сказать – прямо за воротами. И чем ближе они подходили к его калитке, тем сильнее она ощущала дрожь в коленях, которая постепенно передавалась всему телу. Фёдор успокоил её:
– Не дрейфь, Матрон, я рядом, а если я рядом, то что?
–.. То я ничего и никого не должна бояться, – продолжила Матрона дрожащим голосом.
– Дык и не бойси. Чего дрожишь, будто осиновый лист. Поди, не съедят тебя там, а токмо накормят, – пошутил Фёдор.
– Ага, Федь, тебе легко говорить, то ж твои родичи, а мне каково?
Они вошли во двор дома. На улице их встречала женщина с распущенными иссиня-черными волосами, вьющимися от природы, щеки её были слегка впалые, с заметными ямочками, глаза – черные-пречерные, даже зрачков не видно. Фёдор походил лицом на неё. Не поднимая взгляда, женщина пригласила их в дом. Войдя внутрь, Матрона слегка опешила: картина, представшая перед её глазами, уж больно напомнила ей ночной сон.
Во главе стола сидел отец Фёдора, по левую руку его – две сестры, место матери было свободно, и для полноты картины не хватало только бабушки. Отец заговорил первым:
– Что, Федор, усаживай гостью, бум знакомиться.
Фёдор ловко отодвинул из-за стола стул и указал на него Матроне. Она послушно присела, рядом разместился он сам.
– Вот, батя, это и есть моя Матрёша, – не дожидаясь вопроса, выпалил Федор.
Мама Федора начала подавать на стол всевозможные кушанья, приготовленные ею заранее. Сестры умело управлялись с ложками и половниками, да так, что тарелка Матроны вмиг наполнилась разносолами. Батя открыл бутыль вина, разлил себе и Федору.
– Традиционно в нашей семье женщины не пьют, поэтому, барышня, вам не наливаю. Наши женщины воспитаны хранить очаг и рожать детей.
Говорил он строго, и в его словах присутствовал небольшой акцент.
– Меня зовут Андреас Анастасович, род наш берет начало от греческих переселенцев, пришедших вначале на Азов, а уж после переехавших сюда, на Орловщину. Отца моего, то бишь деда оного, – он указал на Федора пальцем, – служить направила сюда страна. Жена моя, Анна, тоже
гречанка. Ты присядь, Аннушка.
Она, повинуясь предложению Андреаса Анастасовича, покорно присела по его правую руку.
– А вы, Матрона, чьих будете? – задал вопрос отец.
– Я… – неловко начала Матрона. – Сама-то из местных, здеся мы жили, под Орлом, родители мои рано померли (она намеренно скрыла семейную трагедию, уж больно строго в нее впились глаза матушки Федора), я росла с бабушкой, а когда и она померла, я приехала на завод и работаю здесь, в отделе кадров.
Мама Федора наклонилась к отцу и что-то прошептала ему на ухо.
– А живешь-то где?
– Здесь, недалече, на Комсомольской, в общежитии.
Матушка опять, что-то прошептала на ухо отцу.
– Фёдор нам сказал, что хочет тебя взять в жены, мы противиться его решению не станем, не в наших это традициях, коль решил он, то его это ноша будя. Токмо жить где будете? У нас вон ещё две девки, а комнат, сама вишь, негусто, зала и спальня.
Матрона приободрилась и почувствовала некое облегчение в нелёгком, похожем на допрос, знакомстве.
– Я, Андреас Анастасович, в отделе кадров тружусь, попрошу начальство, выдадут нам комнату в общежитии, как молодой семье.
Отец перевел взгляд на Фёдора и обратился к нему:
Ну, а ты, Федя, что молчишь, словно воды в рот набрал, расскажи мне и матери, как с семьёй будешь управляться? Барышня, как я погляжу-то, не промах, за себя постоять может.
– Чё, бать, как? – робко переспросил Федор. От этой робости Федор походил на неоперившегося птенца. – Я же работаю, неплохо зарабатываю, попервости хватит, а там посмотрим, на очередь встанем на квартиру или дом начну строить, пора мне, батя, и это… – он понизил голос. – Люблю я её, батя, никто мне окромя Матреши не нужон.
Отец посмотрел на Матрону, потом на своих дочерей-подростков, на жену свою, Анну, взял стакан и сказал:
– Коли любишь, то мы, Федя, с матерью даем добро, парень ты уже самостоятельный, с шестнадцати годков трудишься, и работы не чураешься, женись.
Он протянул стакан к Фёдору, они чокнулись ободками, и выпили залпом. Затем, не говоря ни слова, словно по команде, все дружно принялись есть. До вечера отец ещё часто обращался с вопросами, то к Матроне, то к Фёдору, выпивал вина, закусывал. Потом пили чай с конфетами и пряниками, но ни мать Феди, ни сестры так за все время знакомства и не проронили ни слова. Иногда
Анна что-то шептала отцу на ухо, после чего он почему-то обращался с новым вопросом к Матроне. В целом знакомство оказалось не столь простым, коим его себе представляла Матрона. Она чувствовала, что мама Фёдора была далеко не в восторге от предстоящей свадьбы, а сестёр, похоже, совсем не заботила будущая жизнь брата. В конце вечера согласовали время будущей свадьбы, которую решили отыграть в конце лета или, на худой конец, в начале осени во дворе родительского дома, накрыв столы для родственников, друзей и соседей.
В этот вечер, провожая Матрону в общежитие, Фёдор уже по-мужьи прижимал за плечо Матрону. Шли молча, и только подойдя к общежитию, Фёдор сказал:
– Не дрейфь, Матрона, все будет хорошо, со мной тебе никогда не будет страшно, я тебе обещаю, разве ты ещё этого не поняла?
– Что ты, Федя, все я уже давно поняла, только больно родичи у тебя строгие, матушка, вон, ни слова не проронила.
– Ну, тебе не с матушкой жить, а со мной. Хотя она така. Я её тока и боялся в детстве, могла она мне поддать за мое озорство. Батя, он голова, он все работает, а мать воспитывает.
– Оно и видно, батя все меня расспрашивал, а матушка все ему подкидывала на ухо новые вопросы, – Матрона едва усмехнулась.
– У нас не принято, чтобы женщина задавала вопросы незнакомому человеку, вот когда мы поженимся, она своё ещё возьмёт, – тоже усмехнулся Федя, в нём чувствовалось, что играет винный градус. Он приобнял за талию Матрону, притянул её к себе и тихо прошептал ей на ухо:
– Я, Матреш, не могу забыть тот вечер и снова хочу все повторить, токмо не на речке, зябко все же там.
Матрона расхохоталась в полголоса.
– До свадьбы ни-ни, – повела она указательным пальцем перед лицом Фёдора и тут же добавила: – Ладно, Федь, шучу я. Я же не из камня и тоже хочу быть с тобой. Не дрейфь, как ты говоришь, найдем время.
Она поцеловала Фёдора в кончик носа, пристукнула каблучками, вырвалась из цепких объятий и удалилась в общежитие.
Конец июля и весь август Матрона и Федор провели в заботах о будущей свадьбе. Периодически они находили время побыть вдвоем, и, естественно, их отношения и любовь крепли. По просьбе Матроны Сашка стал свидетелем на свадьбе со стороны жениха, а Лида – со стороны невесты. Их отношения начали развиваться не менее стремительно, нежели Матронины с Федором. В начале осени сыграли-таки свадьбу. Был погожий осенний денек, столы выставили прямо во дворе Фединого дома. Со стороны Матроны гостей было немного, все ее подруги по общежитию, несколько подруг по работе, начальник отдела кадров, и все. А со стороны Федора присутствовала вся его этническая родня и также многочисленные друзья. Подарков надарили много, что для начинающей свой путь молодой семьи явилось хорошим подспорьем в будущем. Празднование длилось до пяти утра следующего дня, но молодожены удалились ранее. Их на милицейской «Волге» отвез в общежитие двоюродный брат Федора, который работал в органах водителем. Комнату для будущей семьи завод выделил загодя, Матрона даже успела ее обустроить. Кровать, правда, смогла достать только полуторку, но зато новую, без скрипа и полностью из нержавейки. К концу осени стало ясно, что она в положении, и молодая активная работница отдела кадров выбила себе от завода квартирку, небольшую двухкомнатную, с крошечной кухней, но зато свой кусочек семейного счастья. На скопленные деньги смогли купить только платяной шкаф, стол со стульями и от родителей Феди получили в подарок трюмо. Кухню Федор сколотил сам, руки у него были мастеровые. Кухня получилась что надо, на фасадах шкафчиков он умудрился сделать резные наличники и накладки, выкрасил ее голубой краской, установил и навесил петли. На заводе смастерил и выточил на токарном станке ложки, вилки, ножи и другую кухонную утварь. Потихоньку молодая семья наладила быт. Матрона на восьмом месяце ушла в декрет и довела начатое обустройство семейного очага до завершения. Появилась одна двуспальная кровать, соседи подарили ей деревянную детскую кроватку, Лида, к тому времени уже вышедшая замуж за Сашку, подарила коляску и много ползунков. Так они и жили в ожидании рождения ребёнка. И он не заставил себя долго ждать, родился сразу после зимы. Его нарекли Иваном в честь Матрониного отца. А через год Матрона понесла ещё одного пацана, через полтора – ещё. Детки росли ладные, здоровые, Фёдор хорошо зарабатывал, и семья крепла и расцветала. На шестое лето от рождения Ивана Матрона снова родила, но уже девочку. И тут случилась война.
Немецко-фашистские захватчики начали активно наступать. На Орловщине в первые дни войны началась мобилизация. Все предприятия были переведены на круглосуточный режим работы. В июне случился первый вражеский налёт. Линия фронта стала неумолимо приближаться к городу, все предприятия подлежали немедленному демонтажу и передислокации в тыл. Завод Медведева не стал исключением. Семья готовилась к отбытию в восточные области страны. Отца
Фёдора с первых же дней призвали на фронт. Фёдор и сам несколько раз ходил в военный комиссариат и добивался своей отправки. Но постоянно получал отказ по семейным обстоятельствам. Комиссар так и говорил: «Вижу, что ты, Фёдор, рвешься на фронт, и даже приветствую твое рвение, но коль нарожали вы с Матроной детишек, то их тоже должен кто-то вырастить, и кто, если не вы, если не ты, их отец и родитель». И когда осенью случились первые бои на окраине Орла, Фёдор, не раздумывая, собрал все свои пожитки на подводу, одолженную у заводского хозяйства, погрузил туда свою семью и направился в Медведевский лес.
