скачать книгу бесплатно
Я наклонил кружку и заглянул в неё. Кофе закончился. Инструктаж для экспедиций, наверно, тоже. Эта мысль возвращала мне жизнь, которая словно остановилась здесь. И было что-то ещё, что подталкивало меня уйти.
– Думаю, – сказал я, – это ещё не конец, господа. Может быть, это правда, – я указал кружкой на схему Маифа, – но ведь где-то эти линии совпадают. То, что задумал господин Менаги, станет самым масштабным поиском за всю историю Антарты. Хотя бы несколько групп что-то обнаружат. И тогда колонии будут в порядке, – я кивнул в сторону Маифа, – и у них будут деньги на строительство, – я кивнул в сторону Шоллы.
– А вот это прекрасная логика! – сказал архитектор. – Нам явно есть чему поучиться, господин Маиф!
– Вы сказали, – я обратился к Шолле, – что Вам не хватает оптимизма. Но я не думаю, что Вы остались бы здесь после всего, что произошло, если бы в глубине души не верили, что однажды Вам выдастся шанс закончить своё великое творение, господин Шолла. Тем более, что господин Менаги грезит о превращении Антарты в лучшее место для жизни не меньше, чем Вы. Для его амбициозных планов рано или поздно потребуется амбициозный градостроитель.
Архитектор с улыбкой кивнул и сказал:
– Вот только сроки исполнения его мечты постоянно переносятся.
– Похоже, всё оказалось несколько сложнее, чем все мы ожидали, – ответил я. – Но это не говорит о том, что мы взвалили на себя непосильную ношу. На воплощение планов Менаги просто требуется больше времени.
Я встал и произнёс:
– А теперь извините, господа, вынужден откланяться. Пора возвращаться к ежедневным заботам.
Я снова чувствовал себя прекрасно. Мне казалось, что эти слова преисполнены мудрости, раз мои собеседники с ними не спорят. Странно было снова говорить на этом высокопарном языке лакчамских дворян. В последние годы он казался мне гадким. Слишком уж сильно напоминал о людях, которых вопрос хороших манер занимал больше, чем вопрос порядочности по отношению к другим. Впрочем, кроме как языком, ни Шолла, ни Маиф ничем не походили на типичных аристократов. Архитектор мне понравился, хоть его настрой и рушил образ всемогущего строителя. А чтобы проникнуться симпатией к горе-студенту мне не доставало настоящей мудрости. Понимания того, что меня раздражает не его претенциозность или шепелявость, а то, что его слова сбивали моё воодушевление. Всё это и толкало меня покинуть эту парочку. Они лишали меня чувства, которое я не испытывал очень давно и боялся потерять.
***
Когда Менаги вернулся с инструктажа, мне не сразу удалось к нему попасть. Я сидел в коридоре администрации и ждал, когда у него закончится новое совещание, проходившее теперь в конференц-зале. В этой части здания стояла тишина. Лишь откуда-то издали доносились шумы кабинетной жизни. Из-за двери зала, в котором собрались чиновники администрации, были слышны голоса, но ни единого слова невозможно было разобрать. Мне пришлось просидеть здесь около получаса. Можно было бы вернуться в клуб, но мне не хотелось погружаться в атмосферу тоски и разочарования, которые царили там. Я надеялся избавиться от этих чувств навсегда.
От нетерпения я постукивал по папке с бланками, которая лежала на коленях. Мне хотелось поскорее вернуться на «Зарю» и рассказать последние новости. Наконец, из конференц-зала донеслись шаги и скрип стульев. Дверь открылась, и я увидел мужчину лет пятидесяти, за которым следовал молодой парень примерно моего возраста, может, чуть постарше. Мужчина был высоким и статным, как и полагается герою – в нём я легко узнал Менаги. Парень был заметно пониже, хотя тоже обладал прекрасной физической формой. Его я не знал. На лице Менаги застыла маска раздражения, смешанного с презрением. Парень был чем-то возмущён. Похоже, они вышли на середине разговора. Парень обращался к главе колоний:
– …Об этом недопустимо говорить! Это же прямое… – он замешкался, увидев меня и повторил уже тише, – об этом недопустимо говорить!
Менаги обернулся и ответил тоном, исключающим любые вопросы:
– У нас не осталось выбора. В ваши обязанности, господин Ме?наф, не входят споры со мной. Я дал вам чёткие распоряжения. Ваше дело – сметы и списки рабочих. Вот и займитесь этим! Немедленно!
Парень дерзко взглянул в глаза Менаги, но ничего не сказав, ушёл по коридору вслед за остальными пятью людьми, покидавшими конференц-зал. Я подошёл к главе колоний и объяснил своё дело. Его настрой резко сменился на заинтересованный, без малейших признаков недавнего раздражения. Менаги отвёл меня в свой кабинет, гораздо более просторный, чем любая комната на «Заре». Здесь почти не было мебели, не считая стола, нескольких стульев и шкафа. В углу стоял пустой флагшток.
Мне хотелось узнать, о чём он спорил с тем парнем в коридоре и о деталях экспедиций, но интересоваться было неуместно. Да и в присутствии ещё одной легенды Антарты я ощущал такую робость, что старался не производить лишнего шума. Странно было видеть его за столом, а не на станции, среди рабочих, которых он призывал бороться за нормальные условия труда и социальные гарантии. Во всяком случае, таким – красноречивым, окружённым толпой соратников, – он мне представлялся по рассказам других.
Менаги принял у меня запрос на взрывчатку и сказал:
– В будущем этим будет заниматься господин Самма?нч.
– Кто? – спросил я.
– Господин Самманч, – повторил Менаги, – уполномоченный по безопасности в колониях. Вы могли его видеть в коридоре. Я составлю распоряжение для склада, но в следующий раз обращайтесь к нему.
Менаги начал строчить на бумаге. Похоже, он обратил внимание на моё имя в запросе, потому что произнёс, не поднимая головы:
– Лакчи Шел-Тулия не ваш родственник?
– Да, – ответил я, взволнованный его интересом к моей персоне, – он мой отец.
Менаги мельком посмотрел на меня. В его глазах читалось лёгкое удивление. Затем он произнёс с восхищением, продолжая заполнять бланк:
– Человек чести…
– Да, о нём многие так отзываются, – с некоторой неуверенностью ответил я.
На момент воцарилось молчание, в котором я чувствовал себя несколько неуютно и поэтому спросил:
– Вы знакомы с ним?
– К сожалению, нет. Но! Разумеется, весьма наслышан. Настоящий хранитель традиций.
– Это верно… – мне хотелось ёрзать на стуле, но я боялся пошевелиться в присутствии Менаги.
Он закончил с бланком и посмотрел на меня. Его лицо выражало благодушие, но в глазах было что-то пронизывающее. Словно он был способен прочитать меня как книгу.
– Когда началась революция, – сказал Менаги, – многие люди из благородных семей предпочли покинуть Антарту. Но не вы, Ашвар… Почему?
Контраст между его мягким тоном и бесстрастными глазами вызывал у меня растерянность. Да и вопрос был внезапным. Я не сразу нашёлся, что ответить. Я никогда всерьёз не задумывался о возможности вернуться домой, хотя где-то на краю сознания она всегда маячила. Впрочем, мысли о родителях в этот момент будили другие воспоминания о Лакчами, которые вернули мне уверенность.
– Я отправился в Антарту, господин Менаги, не для того, чтобы при любых сложностях прятаться за своего отца. Многие товарищи моего детства привыкли пользоваться своим положением. Но главное, что я могу взять от Лакчи Шел-Тулия, – это не его деньги или влияние. Главное – это его наставления о том, как быть мужчиной, быть человеком чести. И я надеюсь, что смогу стать таким, как он.
В глазах Менаги снова промелькнуло что-то, кроме невероятной сосредоточенности, а на лице появилась еле заметная ухмылка. Я бы предположил, что он был удивлён моим ответом, но это было как тыкать пальцем в небо. Скорее уж я сам удивился своей уверенности. Тем более что эта тирада была только отчасти правдивой.
– Но в Лакчами нас называют предателями, людьми, потерявшими свою честь, – заметил Менаги.
– По-моему, честь имеет мало общего с тем, что о нас говорят, – открывать ему то, что я думаю, было ещё более странно, чем прятать свои мысли.
– Тонкое замечание, Ашвар, – его глаза снова потеряли выражение. – Ваше воспитание говорит о том, что люди не врут о Лакчи Шел-Тулия. Я рад, что у нас есть такие работники, как вы… «Зарёй» управляет Катан Оша, верно?
– Да, – трудно было скрыть улыбку, мне льстили похвалы от Менаги.
– Он человек с характером.
– Это точно! – я усмехнулся, вспоминая, как Катан вскользь отзывался о главе Антарты.
– Он хороший работник, Ашвар. И хороший администратор. Но на местах далеко не всегда видна общая картина. Не все понимают, почему мы принимаем те или иные решения. Сейчас нам нужно сплотиться и работать. Наши ресурсы ограничены. Конечно, мы больше не выплачиваем долю Лакчами, но у нас теперь гораздо меньше людей. Есть и другие проблемы. Если мы не хотим завтра выклянчивать прощение и билет обратно, нужно примириться с определёнными неудобствами.
У меня было странное ощущение, что он говорит не со мной. Пока он произносил эту речь, его лицо становилось всё более серьёзным. Но как только Менаги закончил, он широко улыбнулся, встал из-за стола и, провожая меня к выходу, положил руку мне на плечо.
– Но с такими людьми, как вы, Ашвар, я думаю, у нас всё получится! Возвращайтесь на станцию. Тяжёлые времена придут и уйдут. Если мы будем работать на совесть, всё будет в порядке!
Мы попрощались, и я вышел. Это был странный разговор, в течение которого я испытал такой клубок чувств, что распутать его не представлялось возможным. Так или иначе, сейчас я чувствовал себя прекрасно.
Я пролетел по коридору и лестнице, по пути натягивая куртку. У выхода со мной чуть не столкнулся тот парень, Менаф, который спорил с Менаги на моих глазах. Он вошёл с улицы без верхней одежды, и я почему-то сразу подумал, что он выходил охладиться. Менаф был угрюм. Зато я находился в приподнятом настроении и пропустил его мимо, не давая ничему омрачить свой дух.
Покинув администрацию, я вернулся на склад, где суматоха только усилилась. Рабочие продолжали разбираться с машинами, но теперь сновали туда-сюда ещё быстрее. Я дал главному механику бумаги от главы колоний. Он сказал мне подождать в вездеходе, который был уже загружен всеми остальными материалами. Несколько минут я провёл в кабине, наблюдая за общим оживлением. Волнение витало в воздухе. После стольких месяцев рутинной жизни колонисты готовили новую волну покорения Антарты. Впервые мы делали это сами, без участия Лакчами. Подошедший механик передал мне взрывчатку, пожелал удачи, и я выехал со склада.
По пути пришлось сделать остановку у местного магазинчика. Мне нужно было забрать Нанга, и я не хотел нарушать обычай, заходя в чужой дом с пустыми руками. Выбор был невелик, поэтому я смог прикупить только небольшой пирог да несколько конфет. Конечно, стоило принести что-то получше. Но с другой стороны, я должен был заглянуть буквально на минуту.
Добравшись до общежития и войдя внутрь, я был захвачен врасплох местной атмосферой. Она была совсем другой, хоть и не менее оживлённой. Топот ног и детские голоса доносились со всех сторон. Это было женское царство. Из мужчин здесь постоянно появлялись только те, кто сам жил и работал на «Январе». Семьям остальных приходилось ждать своих мужей и отцов неделями и месяцами, пока у тех не появлялось возможности вырваться на выходной или два со своих станций. Кажется, сегодня был день большой стирки, потому что через весь коридор протянулась верёвка с сушившимся на ней бельём. Воздух был влажным от горячего пара, пробивавшегося из-под дверей то тут, то там. Кое-где в узком коридоре попадались выставленные шкафы. Пробираясь между ними, я опустил руку в карман, чтобы вытащить пакет с конфетами, и наткнулся на фигурку лани. Она была тёплой.
Я нашёл комнату шестнадцать, которую семья Нанга делила с другими людьми. До революции здесь так жили все, теперь – чуть больше половины обитателей. На мой стук сначала никто не ответил, но через минуту дверь открылась, и из-за неё показался счастливый отец семейства.
– Уже пора? – спросил Нанг, плохо скрывая своё разочарование. – Проходи, я сейчас соберусь.
Я вошёл внутрь и оказался посреди комнатушки, в которой почти не было свободного пространства. По разные стороны от маленького окна располагались две кровати, между которыми пролегал узкий проход. За дверью стоял шкаф, не позволявший ей открываться нараспашку. По другую сторону от входа, в углу, был стул, перед которым лежал свёрнутый настил. Наверное, на нём спали дети. Они были здесь же, играли с новой мартышкой и другими немногочисленными игрушками, устроившись на одной из кроватей. Дети не обратили ни малейшего внимания на меня. Рядом с другой кроватью стояла женщина. Она заворачивала еду и что-то ещё в кулёк. Сложно было представить, что все они умещаются здесь вместе с ещё одной семьёй.
– Это моя жена Кима, – сказал Нанг. – А это Ашвар – наш инженер.
– Помощник инженера, – поправил его я и поклонился.
– Приятно познакомиться, – почти без интонации сказала Кима, а я передал ей пирог и конфеты.
Она поблагодарила меня и вернулась к свёртку.
– А это мои дети – Шакти и Лиму, – сказал Нанг. – Да оторвитесь вы на минуту! Скажите «здравствуйте» дяде Ашвару!
Дети по команде спрыгнули с кровати, подошли ко мне и поздоровались, после чего вернулись к своим баталиям.
– Присядь, – сказал Нанг, – я буду готов через минуту.
Я послушно опустился на стул. Здесь было так странно. Это место было наполнено какой-то суматошной жизнью. Конечно, остальной «Январь» и другие колонии тоже жужжали, как муравейники, но было что-то механическое в нашей ежедневной суете. Сейчас мне казалось, что мы – мужчины – превратились в Антарте в продолжения насосов, с которыми работали. Особенно с тех пор как все наши развлечения свелись к вечерним посиделкам в столовых.
Нанг собрался, а Кима протянула ему свёрток. Он поцеловал её на прощанье, а она спросила немного встревоженно:
– Когда ты вернёшься?
– Не знаю, – ответил он. – Смены снова увеличивают.
– Скоро запустят экспедиции, – вставил я. – Если всё пойдёт хорошо, то это ненадолго.
Нанг посмотрел на меня. В его взгляде промелькнула печаль. Дети обернулись.
– Папа уезжает? – спросил Лиму.
Он был младший, лет четырёх. По щекам Лиму, которому минуту назад не было никакого дела до папы, побежали слёзы. Нанг поднял его на руки и сказал:
– Папа вернётся! Но надо поработать, чтоб вам было что жрать, тигрята.
Он поставил ребёнка на пол и обнял их обоих.
– Берегите маму и слушайтесь её!
Нанг ещё раз обнял жену, и мы вышли, оставив его семью внутри. Кима и Шакти махали нам, пока мы пробирались через узкий коридор. Лиму продолжал похныкивать. Выйдя на морозный воздух из натопленного помещения, мы побыстрее забрались в вездеход, продолжавший тарахтеть, и направились к «Заре».
Путь назад показался мне невероятно коротким, потому что всю дорогу мы с Нангом разговаривали. Мы оба были довольны. Он смог повидать семью, а меня распирало от новостей насчёт новых рабочих. Добравшись до «Зари», я высадил Нанга у входа, а сам завёл вездеход в гараж. Я чуть не вприпрыжку добежал до станции, желая поскорее рассказать о том, насколько большими будут поиски, а главное – что для этого не потребуется отзывать наших людей.
Завалившись на «Зарю», я сразу же наткнулся на нескольких людей в коридоре, среди которых были Катан и Шиму. Я открыл рот, чтобы поделиться радостью, но Шиму меня опередил:
– Ты-то тоже не слышал?!
По их тону я понял, что их новости далеко не такие лучезарные. Тут же стоял Нанг, он был гораздо мрачнее, чем несколько минут назад.
– Что случилось? – спросил я.
– Они нас кинули! – ответил Шиму.
– Полчаса назад с «Января» сообщили, – сказал Катан, – что Лакчами перед уходом скрыли данные по месторождениям.
– Какие данные? – не понял я.
– Какие? – продолжал Катан с возмущением. – Такие, что нас ждёт полное истощение в течение года или около того.
– Но ведь экспедиции…
– Если экспедиции не найдут нам океан топлива, то мы в лучшем случае продержимся ещё пару лет. А потом будем только надеяться, что Лакчами пустят нас обратно. А если мне не изменяет память, они не особо довольны тем, что мы тут устроили.
Новости меня ошарашили. В голове каскадом проносились впечатления от сегодняшнего дня. Я с надеждой вспоминал механиков, которые готовили машины к большой разведке. Но эту картину оттесняла другая. На ней студент, вылетевший с позором из университета, рисовал две расходящиеся черты.
Глава III. Норвальдец
Я воткнул маленький деревянный столбик в снег, присел рядом с ним и посмотрел на машинное отделение. Поднял лежащую рядом рулетку. От неё к зданию протянулась длинная лента. Я положил рулетку на столбик. Отсюда до машинного было сорок два метра. Я вытащил из кармана планшет и записал расстояние. Вернувшись к зданию, я отцепил закреплённый конец рулетки и начал замерять длину от столбика до места, где рабочие расчистили снег и колотили промёрзшую землю. Они расступились, когда я подошёл, и стали ждать, пока снова смогут вернуться к работе. Пятьдесят шесть метров.
Замеры нужны были для Шиму. Он проектировал новую насосную установку, чтобы мы могли покрыть обновлённые нормативы добычи. В ближайшее время это было нереальной задачей. Пока мы будем ставить ещё один насос, придётся снизить обороты. Хотя бы к этому «Январь» отнёсся с пониманием. Правда, Катан всё равно некоторое время препирался с Менаги по поводу сроков запуска нового насоса. Я уже и не помню, когда начальник станции в последний раз решал вопросы с администрацией без лишнего шума. Мы в это не вмешивались. Во-первых, потому что никто не хотел попасться Катану под горячую руку. Во-вторых, он, в конце концов, действовал в интересах «Зари». Хотя я считал, что иногда ему стоило думать и об общем деле. Неслучайно Менаги в разговоре со мной подметил, что с нашего места не видна картина целиком.
Когда я возвращался в жилой корпус, до меня донеслась ругань. Я оглянулся и увидел рабочих, которые возились с повреждённой трубой. Вентиль сорвал резьбу, и теперь секцию нужно было заменять. А промёрзшие насквозь детали не так-то легко снять. Ремонт стал ещё одной причиной снижения добычи: соседние насосы пришлось отключить, чтобы их давление не вызвало течь на этом месте. Сегодняшние нормативы были заведомо недостижимой целью. Рабочие переругивались, пытаясь снять клапан с трубы. Я вздохнул, глядя на это, и вошёл в жилой корпус.
На станции был оборудован небольшой зал с несколькими столами, которыми пользовались люди вроде меня, лишённые отдельных кабинетов. Я присел за стол и принялся переписывать результаты своей работы ровными цифрами для Шиму. Погрузившись в работу, я даже не заметил, как кто-то подошёл. Над моим ухом раздался голос:
– Это что за говно?
Я поднял голову и увидел Ме?ката и Маги. Кажется, это они возились со сломанным насосом. Мекат держал в руке трубу, а на его лице застыла гримаса отвращения. Она не была какой-то особенной – он всегда смотрел на людей так, будто хочет их ударить. О его настроении приходилось догадываться лишь по тону голоса. Мекату было двадцать пять, но он вёл себя так, будто уже всякого в жизни навидался и всему знает цену. Маги был младше на пару лет и редко проявлял характер. Вообще, он был довольно замкнутым и больше предпочитал проводить время с машинами, чем с людьми. Он и в Антарту перебрался только потому, что его увлекали новые технологии. Маги был немного не от мира сего. Революция, обрубившая путь назад, вообще не произвела на него никакого впечатления.
– Что? – спросил я, не улавливая суть послания.
– Вот это, – Мекат помахал трубой перед моим носом, – что за говно?
– Труба.
– Без тебя вижу, что труба. Хули она длиннее, чем наши?
– А зачем тебе вообще труба?
Мекат вздохнул и сказал:
– Ну мы, короче, меняли клапан, а он, сука, примёрз нахер. Мы его потянули, и труба под ним крякнула. Ясен хер, пришлось со склада брать другую. А она длиннее. Этот тормоз не поверил, – Мекат ткнул трубой в сторону Маги, – так я ему сказал, чтоб он её присобачил. И он ведь присобачил! А вот клапан уже не влез. А привёз это говно ты.
Маги раздражённо пробурчал что-то под нос, но Мекат не обратил на это внимания. Я даже не удивился новостям. После известий о грядущем истощении, всё стало каким-то далёким от меня. Где-то в глубине души я словно примирился с тем, что теперь всё будет идти не так.
