скачать книгу бесплатно
По ту сторону ПравоСудиЯ
Виктор Николаевич Воробьев
Уважаемый читатель, предлагаю вашему вниманию единственную в своем роде и довольно необычную книгу. Я – бывший депутат Городского Совета Депутатов города Архангельска. Волею судеб и нашего "правосудия" несколько лет назад я оказался в тюрьме. В этой книге я постараюсь дать не искаженное цензурой и предвзятостью представление о том, что на самом деле представляют собой российская тюрьма и ее обитатели глазами человека далекого от криминального мира, увидевшего это все изнутри и испытавшего на себе. Многое шокирует вас, удивит, возмутит, но точно не оставит равнодушным. Я опишу жизнь в тюрьме, обычаи, устои, условия проживания, правила, которые нельзя нарушать, последствия их нарушения, дам рекомендации по выживанию, подскажу, как вести себя в отношениях с представителями администрации и заключенными, как не попасть в касту отверженных «в систему», как не стать жертвой тюремных интриг, не надломиться и не искалечить себе всю жизнь. Одним словом, как выжить и при этом остаться человеком.
Виктор Воробьев
По ту сторону ПравоСудиЯ
Аннотация
Уважаемый читатель, предлагаю Вашему вниманию единственную в своем роде и довольно необычную книгу. Я – бывший депутат Городского Совета депутатов города Архангельска. Волею судеб и нашего «правосудия» несколько лет назад я оказался в тюрьме. В этой книге я постараюсь дать не искаженное цензурой и предвзятостью представление о том, что на самом деле представляют собой российская тюрьма и ее обитатели глазами человека, далекого от криминального мира, увидевшего это все изнутри и испытавшего на себе. Многое шокирует вас, удивит, возмутит, но точно не оставит равнодушным. Я опишу жизнь в тюрьме, обычаи, устои, условия проживания, правила, которые нельзя нарушать, последствия их нарушения, дам рекомендации по выживанию, подскажу, как вести себя в отношениях с представителями администрации и заключенными, как не попасть в касту отверженных, как не стать жертвой тюремных интриг, не надломиться и не искалечить себе всю жизнь. Одним словом, как выжить и при этом остаться человеком.
В Приложениях я размещу письма, которые я писал из тюрьмы и колонии, заявления на повторное расследование моего дела, в связи с вновь открывшимися и ставшими явными доказательствами моей невиновности, обращения и другие документы, которые были написаны мной в период заключения. Уверен, многим они будут даже более интересны, чем текст всей книги, поскольку из них можно узнать много нового и интересного как обо мне, так и о моем уголовном деле.
Проповедь хороша тогда, когда она исповедь
Об этой книге
Уважаемый читатель, я долго думал, кто ты, какой твой возраст, пол, чем ты занимаешься, чем интересуешься, что тебе важно в этой жизни, как сделать так, чтобы с первых строк заинтересовать тебя, и ты обязательно дочитал эту книгу до конца, поняв, что в первую очередь это нужно тебе. Каким образом и в какой форме мне лучше донести то, что накопилось во мне и чем я хочу поделиться? Может быть, эта книга поможет кому-то, кого-то убережет от неверных шагов и решений, кого-то просто не оставит равнодушным, кому-то подскажет, что делать и как вести себя в сложной ситуации. Может быть, ее главная задача в том, чтобы каждый задумался о том, что происходит у него под носом, в его родной стране, с людьми, которые окружают его и являются такими же гражданами нашего государства. О том, что может произойти с каждым из нас. Все ли так безоблачно и однозначно в нашей системе правосудия, как уверяют нас власти? Каково приходится людям по ту сторону забора, и всегда ли там сидят те, кто должен там находиться? Ведь сегодня там абсолютно неизвестный вам, чужой человек, и на первый взгляд это вас не касается. Однако уже завтра там может оказаться ваш родственник или близкий вам человек. К сожалению, тогда уже может оказаться поздно, чтобы задуматься об этом или попробовать что-то изменить или предпринять.
Вы спросите, зачем я задаюсь вопросом о потенциальном читателе. Думаю, ответ на этот вопрос прост: чтобы заинтересовать человека или попытаться достучаться до него, необходимо представлять себе портрет будущего читателя. Но я решил идти другим путем. Я постараюсь писать так, чтобы было понятно всем и главное так, как мне удобно доносить до вас основную идею этой книги. Так что простите меня, знатоки высокой литературы, и будьте снисходительны к моему творчеству. Моя цель – донести до каждого, взявшего в руки эту книгу, все переживания, все чувства, все эмоции человека, оказавшегося там, где он никогда не мог оказаться. Во всяком случае, он так считал. Но ошибался…
Вы можете читать сейчас и думать: «Это все не про меня, я-то далеко от всего этого, и моя семья далеко, и дети, и родственники». Как я вас понимаю. Если бы несколько лет назад мне кто-нибудь сказал, что я столкнусь со всем этим, я бы рассмеялся в лицо и никогда бы в это не поверил. Ну разве может вполне законопослушный человек, обладающий высоким социальным статусом, материально обеспеченный, никогда не имевший проблем с законом, не участвующий в криминальных разборках, не агрессивный по характеру, работающий аудитором (бухгалтером), оказаться в тюрьме с довольно-таки большим сроком осуждения? Однако сейчас я сижу на тюремной шконке и пишу эту книгу.
Один день перевернул всю мою жизнь. Всего лишь один день. В один день я потерял все, что имел, к чему стремился и ради чего жил тридцать лет. В один день я превратился из состоятельного бизнесмена, перспективного политика, человека, у которого была любимая работа, увлечение, любимая девушка, планы на создание семьи, друзья, у которого было все для хорошей жизни без больших проблем, в обыкновенного зэка с перспективой ближайшие восемь лет провести за решеткой в местах не столь отдаленных. Я пишу вам это не для того, чтобы вы пожалели меня, а для того, чтобы вы задумались, настолько ли незыблемо ваше положение, насколько вы уверены в этом. Не зря на Руси говорили: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». На своем примере могу сказать вам, что это актуально и в настоящее время – время демократии, открытости, гласности, «справедливого» правосудия, сильной централизованной власти, исполнения законов и незыблемости конституции. Как бы хотелось, чтобы на самом деле все это было именно так. Однако, увы…
Эту книгу я писал в течение трех лет. Начал писать, находясь в тюрьме, а закончил, уже будучи заключенным колонии строгого режима. Написана она общедоступным языком без литературных изысков и высокохудожественных оборотов, поскольку, во-первых, хочу, чтобы она получилась жизненной и легко читаемой, а во-вторых, я и сам не обладаю глубокими знаниями в области написания книг, да и не претендую на это. Главная моя задача – попробовать донести до вас то, с чем мне пришлось столкнуться, что мне пришлось увидеть и пережить. Я не зря употребил слово «донести», поскольку я хочу, чтобы вы не просто знали эту информацию, а именно пропустили ее через себя, прочувствовали всей душой и разумом, прониклись атмосферой, царящей здесь, и никогда не испытали этого на себе. Это касается абсолютно всех, поскольку неважно, был ли ты здесь, можешь ли оказаться в будущем, но знать то, что здесь творится, ты просто обязан. Поскольку, хотим мы того или нет, но это жизнь огромной части нашего общества, часть устройства общественной и правовой системы нашего государства. Это касалось почти каждой семьи на протяжении нескольких поколений, а значит, это часть каждого из нас.
Цель этой книги – рассказать, что же на самом деле представляет собой тюрьма, да и все наше так превозносимое и повсеместно восхваляемое «правосудие». Я хочу, чтобы вы увидели все это сквозь призму моего восприятия, познакомились с этим потусторонним миром, о котором вряд ли кто-нибудь может написать и рассказать, поскольку те, кто прошел через это, стараются побыстрее забыть все как страшный сон, а те, кто не был здесь, могут лишь по рассказам знать об этом. А ведь рассказывают далеко не все. И не всегда так, как есть на самом деле. Да и кому они могут рассказать? Ну, родственникам, ну, друзьям, ну, может быть что-то знакомым – вот, пожалуй, и все. А остальные так и живут, не особо задумываясь, что такое тюрьма, и каково это – столкнуться с нашей системой правосудия. Пока это не коснется их самих или их родственников и близких. И тогда человек начинает метаться в агонии, паниковать и ощущает полное бессилие и информационный вакуум. Он не знает, что ему делать, к кому обратиться, что его ожидает, чего ждать в будущем, к чему готовиться. И пока он прибывает в состоянии полной растерянности и уязвимости, этим охотно пользуются те, в чьих интересах не отыскать истину или разобраться объективно в ситуации, а именно утопить, зарыть человека, доказать его виновность во всем, в чем только можно, несмотря ни на что и не гнушаясь никакими методами.
Вся система нашего «правосудия» носит ярко выраженный обвинительный характер, а система исправительных учреждений на деле является карательной, и не надо испытывать иллюзий, что это не так. Это так и только так, потому что вся система выстроена именно таким образом и именно с такими целями. На это и будут направлены усилия следственных органов, прокуратуры, судов, тюрем и колоний. Именно поэтому все тюрьмы по стране переполнены и за любое, даже самое незначительное нарушение суд избирает меру пресечения «арест». В тюрьмах удобнее ломать людей, оказывать на них давление, изолировав от общества, выбивать нужные показания, шантажируя отказом в свиданиях и накручиванием максимального срока. В тюрьме возможно оказывать физическое воздействие и моральное давление, подсаживать в «пресс хаты» и многое другое, способствующее таким образом «раскрывать» преступления и строить систему «правосудия» в правовом, гуманном и демократичном государстве.
После ареста человек полностью оказывается во власти правоохранителей, и они пользуются ситуацией и делают все от них зависящее, чтобы достичь желаемого результата. Вот для чего я хочу, чтобы люди об этом знали, и всегда были готовы к такому повороту судьбы, и чтобы выпавшие испытания не поломали их будущую жизнь. Я видел много людей, на которых было оказано колоссальное давление в первые дни нахождения в тюрьме. В результате их удалось склонить к таким поступкам и признаниям, которые они никогда бы не сделали, находясь в нормальном состоянии и в здравом уме. И поверьте мне, далеко не все люди на самом деле виновны и уж точно большинство из них не виновны настолько, насколько их обвиняют и осуждают.
Вы только поймите меня правильно. Я не пытаюсь защищать кого-то или оправдывать. Я считаю, что любое преступление должно быть расследовано и преступник обязательно должен понести наказание. Но раз уж мы живем в правовом государстве, и на каждом углу провозглашаем это, раз права человека для нас превыше всего, то и расследовать преступления, обвинять, судить и наказывать мы должны строго по закону, а не по настроению или желанию следователей и судей, не по указке сверху и не по необходимости получить заранее известный результат, чтобы улучшить показатели отчетности. А пока у нас будет разный закон для стороны обвинения и защиты, пока у нас следствие будет вестись незаконными, нечеловечными, зверскими методами, которыми оно повсеместно ведется сейчас; пока места лишения свободы будут являться карательными учреждениями со своими порядками, правилами и законами, не имеющими ничего общего с общегосударственными; пока суды у нас будут носить обвинительный уклон и ни о какой презумпции невиновности не ведется и речи; пока адвокаты будут «договариваться» со следствием и «продавать» клиентов, ни о каком правосудии, ни о какой борьбе с преступностью не стоит и говорить. Этого не было в СССР, этого нет в современной России и, скорее всего, не будет в ближайшем будущем, если руководство страны не изменит в корне принципы работы правоохранительной системы и не пересмотрит приоритеты в поставленных задачах. Вот и получается, что надеяться можно только на себя, на свою информированность, на свои знания и способности предусмотреть любой жизненный поворот, на готовность к любым событиям, зачастую не зависящим от нас.
Еще один очень важный момент. В этой книге я умышленно не буду подробно касаться причин моего нахождения в тюрьме, поскольку это не имеет большого отношения к главной идее повествования. Косвенно я задеваю эту тему в письмах людям и различным органам власти, которые я опубликую в конце книги, и из которых становится понятна вся нелепость, абсурдность и незаконность моего обвинения. Когда-нибудь я обязательно в подробнейших деталях опишу все дело, раскрою замыслы всех участников и интересантов процесса. Сейчас многие из них пошли на «заслуженные» повышения, занимают большие посты в Государственной думе, Совете Федерации, следователи прокуратуры стали судьями, продажные адвокаты являются уважаемыми авторитетными людьми. Вся эта история, на мой взгляд, заслуживает отдельного внимания и придания огласке. Я постараюсь приложить все усилия, чтобы все ее участники никогда ее не забыли и всю жизнь помнили о том, как они шли к своим регалиям по головам и судьбам людей. Во избежание нарушения закона, по совету издателя, я не указываю фамилии участников дела и должностных лиц, хотя уверен: это мало что изменит, и при желании читатель легко может сопоставить время и место происходящих событий, а участники опознают себя.
Книга построена исключительно на реальных событиях. Я посвящаю ее всем незаконно осужденным, заключенным нашей огромной страны и их семьям.
Я выражаю огромную признательность всем родным и близким мне людям, не оставившим меня в тяжелейшей жизненной ситуации, верившим мне, не поддавшимся на россказни и сплетни желтой прессы и по сей день помогающим мне. Только благодаря вам мне удалось пережить все случившееся, не сломаться, не упасть духом, выстоять и продолжать бороться. Я никогда этого не забуду.
Огромное спасибо моим родителям – Надежде Степановне и Николаю Васильевичу, братьям – Роме и Андрею, двоюродному брату – Вячеславу, моей девушке – Ольге. Без вас я бы не смог остаться собой.
Пролог
Сейчас восьмое апреля 2006 года, где-то около девяти часов вечера. Я неспроста решил начать с этого момента, хотя нахожусь в тюрьме вот уже более двух недель, а точнее – с двадцать четвертого марта 2006 года. Тогда-то и начались все события этой жизни (так как вся моя жизнь теперь делится на ту – до задержания, и эту – после). Но только сегодня случилось то, что переполнило чашу терпения и что сподвигло меня на написание этой книги. Но обо всем по порядку…
Несколько минут назад нашему сокамернику Александру неожиданно стало плохо. Ему пятьдесят два года. В здешних условиях возраст особенно часто дает о себе знать. Еще недавно он был директором одного из лесхозов и довольно преуспевающим человеком. В результате внутренних разборок в лесной отрасли его конкурентам удалось засадить его в тюрьму и тем самым перехватить контроль над его предприятием. Официально он арестован по подозрению в экономическом преступлении, что в наше время с легкостью можно вменить абсолютно любому директору предприятия. Не факт, что в итоге его осудят, но имея прихваты в прокуратуре, можно с легкостью устранить человека, пусть даже и на время, засадив его просто по подозрению. А что будет дальше – посадят его или отпустят с условным сроком (без наказания точно не отпустят), не так уж и важно. Невиновных у нашего правосудия нет по определению. Не может же следователь ошибаться при заведении дела, честь мундира как-никак. Важно успеть за «выигранное» время перехватить предприятие. А наш гуманный суд, не особо раздумывая, изберет меру пресечения – арест, не учитывая ни возраст человека, ни его здоровье, ни степень реальной социальной опасности. Просто посадят пока, а потом видно будет, нужно это было или нет. Если в итоге отпустят, то будешь прыгать от счастья и уж точно не будешь ни на что жаловаться, а если посадят – значит, правильно был арестован. Вот и вся премудрость, основанная на полной безнаказанности и безответственности за свои действия. В итоге такой подход может стоить человеку не просто седых волос, подорванного здоровья от испытанного стресса и постоянных переживаний, но и всей жизни. В любом случае, такие переживания ни в коей мере не способствуют продлению жизни.
Александр жалуется на сердце. Ему не хватает воздуха, бьет озноб, слабость, пытается глотнуть воздух, прислонившись к решетке. Надо что-то делать, но мы не знаем что и чем можно помочь. Ни лекарств, ни каких-либо других медицинских средств у нас нет, поскольку они запрещены в камере. Я не выдерживаю, срываюсь со шконки и подбегаю к двери камеры. Громко стучу и нажимаю на кнопку вызова коридорного дежурного. Через пять минут лениво подходит охранник. Он спокойно выслушивает мои возбужденные объяснения, после чего медленно наклоняется к «кормушке» и неторопливо переспрашивает фамилию задержанного и что с ним случилось. Я, сбиваясь, говорю, что не помню фамилию, да и какое это имеет значение, если человеку плохо и надо срочно что-то предпринять, иначе может быть поздно. Он долго разглядывает сидящего на полу Александра, после чего переспрашивает, не обманываем ли мы его. В конце концов, сделав недовольное лицо, ключник неторопливо удаляется, пообещав позвонить корпусному и поинтересоваться, что можно сделать. Александр бледнеет на глазах, садится на скамейку, закрывает лицо руками и как будто плачет, во всяком случае, так кажется на первый взгляд. Слышны громкие вздохи, он пытается вздохнуть, словно задыхающаяся рыба. Прошло около десяти минут зловещей напряженной тишины – никакого движения. Я не выдерживаю и снова стучу в дверь. Еще минут пять непрерывного стука, и мы слышим недовольный крик охранника и матюги в наш адрес. Наконец он неторопливо подходит к нашей камере и орет, что он позвонил и ничем больше помочь не может. Да что же ты за человек такой?! Александр медленно сползает и ложится на пол. Ждем еще минут семь, после чего я колочу в дверь в очередной раз. Еще минут через пять появляется корпусной и орет, как мы его за…али, и чтобы мы не стучали в дверь как ненормальные. Открывается дверь, и сотрудник с нескрываемой усмешкой на лице спрашивает: «Ну, что тут еще у вас?» Спросив снова ФИО, возраст и прочие данные, выслушав все перечисленные нами симптомы и жалобу на нехватку воздуха, говорит невозмутимо, что воздуха всем здесь не хватает и что нас сюда никто не звал. На мой вопрос о его фамилии спрашивает, зачем она мне, и говорит, что это тайна и мне незачем знать его фамилию. Тем временем, Александр, опираясь на стену, подходит к решетке двери и пытается объяснить, что у него случилось. Корпусной с неохотой говорит, что может вызвать скорую помощь со всеми вытекающими последствиями… Что за последствия – для нас остается тайной. Дверь закрывается, и мы остаемся в мучительном ожидании приезда скорой помощи. По реакции охраны понятно, что эта ситуация их не очень-то трогает и удивляет. Все молча сидят и тупо смотрят телевизор. Александр сидит на полу, положив голову на шконку и закрыв лицо руками.
Абсолютное безразличие к жизни заключенных, отношение как к скоту, презрение, унижение и полная беспомощность – вот лишь часть того, что испытывает человек, находясь в тюрьме. А ведь он еще не осужден, не доказана его вина, не проведено следствие, а значит, по закону он абсолютно невиновен! Но каждый, столкнувшийся с нашим «правосудием» после первых же минут, проведенных здесь, после первых разговоров со служителями закона понимает, что нет у нас никакой презумпции невиновности, нет уважения к человеку, нет прав и свобод, которые неприкосновенны, нет ничего, что свято в любой уважающей себя стране. С первых минут ты ВИНОВЕН, и правоохранительные органы сделают все, чтобы это было именно так, стараясь по максимуму «повесить» на человека все, что только возможно. Ну, а если вам удастся доказать обратное, то это большая ваша удача и их недоработка, которую они воспримут как личное оскорбление и неудачное дело. Так что в России есть изначальная презумпция виновности всех и каждого, а потом уж как повезет… С первого дня нахождения здесь ты не человек, ты просто ЗЭК и сталкиваешься с этим изо дня в день, снова и снова. По любому поводу тебе будут напоминать об этом и давать почувствовать твою ничтожность, всячески унижая и оскорбляя тебя.
Александр учащенно дышит, нам становится страшно, но ничего сделать мы не можем, так и сидим, молча и переживая случившееся каждый сам про себя. А ведь завтра на его месте может оказаться любой из нас – это чувство еще долго не покидает и пульсирует в мозгу, вызывая подсознательный страх. Камера пронизана тревогой. Стучать больше не решаемся, нет смысла, да и опытные сокамерники пугают вероятностью загреметь в изолятор. Ждем! Проходит еще минут пятнадцать. Открывается дверь и на пороге появляется корпусной. «Ну, где он там?» – говорит корпусной. Александр тяжело дышит, пытается подняться с пола, встает, делает несколько шагов и чуть не падает. С трудом облокачиваясь на раковину, пьет воду из-под крана и, опираясь на стенки камеры, выходит в коридор. Дверь с грохотом захлопывается, все оживляются и начинают обсуждать нечеловеческое отношение к людям и поразительное безразличие к человеческой жизни. Я молча сижу на своей «шконке» и понимаю, что это лишь начало того, с чем мне придется столкнуться в этой «новой» жизни. Надо привыкать к такому отношению и к таким порядкам. Я – ЗЭК, и, по всей видимости, это как минимум на ближайшие несколько месяцев, а значит и отношение ко мне будет подобающее, и плевать всем, виновен я или нет – какая разница, к черту нюансы…
Я беру листок бумаги, ручку и решаюсь описать все случившееся, пока не зная для чего, но точно зная, что хочу этого, и, несмотря на свою нелюбовь к гуманитарным наукам, неумение красиво излагать мысли, чувства и переживания на бумаге, я впервые очень хочу передать все это другим. Хочу, чтобы все узнали и смогли хотя бы отдаленно представить и проникнуться этим состоянием, узнать то, что творится в нашем правовом и справедливом государстве, о чем мы и не догадываемся, не сталкиваясь с этим в обычной жизни, лишь изредка читая что-то в прессе, но не обращая никакого внимания на то, с чем живут сотни тысяч людей по всей стране, не имея возможности противостоять властному произволу, а зачастую и просто не способные поделиться своим горем и своей бедой с близкими и родными. Так и получается, что большинство людей пребывает в полном неведении (как и я раньше) и в полной уверенности в гуманности, справедливости и человечности нашего государства к своим гражданам, в защищенности от возможного беспредела органов правосудия.
Это первая заметка, которую я сделал, находясь в тюрьме. С нее-то все и началось. Думаю, этот случай переполнил чашу терпения, и тогда я решил написать о том, что произошло со мной, с чем я столкнулся, что пережил, чтобы помочь всем взглянуть на тюремный мир изнутри глазами простого обывателя, не сталкивавшегося когда-либо с правоохранительной системой нашего государства и далекого от криминала, тюремных устоев и обычаев. Я постараюсь максимально доходчиво донести все переживания и эмоции, поделиться мыслями, возмущениями, удивлением и недоумением об всем происходящем здесь.
Через двадцать минут привели Александра. Ему вроде стало лучше. Сделали укол и отправили спать. Будем надеяться, что к утру все пройдет. Надо ложиться спать, поскольку несмотря ни на что в шесть утра общий подъем и надо хоть чуть-чуть поспать. Для себя усвоил: не стоит здесь заболевать – никто заботиться о тебе и лечить тебя не будет. Хотя разве могли быть другие варианты в этом заведении?..
В тюрьме все по-особенному, свои правила и порядки, своя иерархия и структура, свои права и понятия, свои обязанности у каждого, свое место и подобающее отношение со стороны других заключенных, свой особый стиль общения с сотрудниками и администрацией. Тюрьма – это особое место, где ты еще не осужден, не признан виновным юридически, не наказан и по закону считаешься невиновным, но при всем при этом, ты изолирован от общества как социально опасный, и к тебе относятся как к зэку и уголовнику. Это место, где ты не имеешь права смотреть охранникам в глаза, а можешь только в пол, где руки должны быть за спиной, где на тебя могут орать без причины, и ты обязан выполнять любые команды, где тебя обыскивают, раздев до гола, и проверяют два раза в день; где ты ходишь в туалет там же, где ешь; где ты не имеешь права возражать и что-либо отвечать, где ты вообще не имеешь никаких прав. Начальник тюрьмы – «хозяин», царь и бог, все остальные представители администрации – полубоги, а ты… Да никто ты! Ты даже не животное в клетке, ты – НИКТО… Забудь, кем ты был в другой жизни, здесь ты просто ЗЭК.
О себе и о политической обстановке в городе
Меня зовут Воробьев Виктор Николаевич. На момент начала работы над книгой мне было 32 года (1976 года рождения). Свое тридцатилетие я встретил в одной из тюрем нашей необъятной родины. Никогда не забуду одинокий тортик на тюремном столе, который Ольга какими-то неимоверными усилиями смогла передать мне в камеру. Как не забуду и ее силуэт, стоящий на табуретке и машущий мне рукой из окна лестничной клетки находящегося напротив тюрьмы девятиэтажного дома. Я махал ей в ответ, высовываясь сквозь ржавую грязную решетку, а из глаз ручьем текли слезы, и в голе стоял огромный ком, мешающий хоть что-то крикнуть ей в ответ. Много раз я представлял, как пышно и торжественно буду встречать свое тридцатилетие, но такого варианта я уж точно не мог себе представить. Я умышленно не уточняю, в какой именно тюрьме я находился, поскольку это не так уж и важно и не меняет сути дальнейшего повествования. Мои многочисленные беседы с обитателями абсолютно различных тюрем нашей страны привели к мысли, что практически везде ситуация однотипная, лишь с небольшими нюансами, зависящими от личностных характеристик ««хозяина»» тюрьмы. Рассказанное в этой книге универсально и типично для любого региона России. Однако, обо всем по порядку.
Я имею два высших образования – техническое и экономическое, а также экономическую степень MBA (master of business administration) одного из ведущих российских университетов. По профессии я аудитор и до ареста возглавлял собственную аудиторскую фирму. Таким образом, как вы понимаете, я был довольно обеспеченным человеком, имеющим собственный процветающий бизнес и большие планы по его дальнейшему развитию.
Чтобы предупредить ваш вопрос и сомнения о том, как же можно к 28 годам иметь собственный бизнес, сразу напишу, что я не имею никакого отношения к криминалу и не являюсь чьим-либо ставленником. Все, чего я достиг, я достиг непосредственно сам, постепенно выстраивая «с нуля» и стремясь к этому, начиная с первого курса высшего учебного заведения. Всю свою жизнь я подчинил именно этой цели и поэтому в результате добился успеха. Конечно же, на первоначальном этапе становления компании не обошлось без помощи родителей. Вместе с полной моральной поддержкой я также получил небольшой стартовый капитал.
У нас была вполне обычная советская семья со средним достатком. Мама работала бухгалтером в больнице, а папа инженером в строительном тресте. В мои семь лет мы переехали в Архангельск, где я поступил в среднюю школу № 62. Все свое детство я провел в рабочем микрорайоне с названием Соломбала. У меня два младших брата, одному сейчас 29 лет, а другому 22 года. В общем, у нас была среднестатистическая советская семья, не испытывающая прелестей богатой жизни, но вместе с тем обеспеченная всем необходимым для нормальной жизни.
На момент моего ареста я жил со своей любимой девушкой – Ольгой. В ближайшее время мы планировали официально оформить наши отношения. Так уж получилось, что до этого вся жизнь была подчинена учебе, карьере, бизнесу, и поэтому на личную жизнь не оставалось времени. Детей у нас не было. В общем, как потом мне сказал следователь, я был идеальный кандидат для показательного дела с заранее известным результатом. Но об этом позже.
Началось все в марте 2005 года, когда, почувствовав в себе силы и желание участвовать в изменениях в жизни города, я баллотировался в депутаты Городского Совета города Архангельска и вопреки всем ожиданиям и всем прогнозам был выбран населением по одному из центральных округов.
История о том, каким образом в свои 28 лет мы с моим двоюродным братом, не имея ни опыта, ни известности, ни денег, ни покровителей, ни знаний об устройстве властных структур и механизмов управления городом, смогли обойти более тридцати самых известных и популярных людей в городе, заслуживает отдельного упоминания.
В то время в Архангельске во многих сферах настолько назрела кризисная ситуация, что в воздухе просто веяло желание перемен. На волне перемен в мэры города выдвинулся никому не известный тридцатипятилетний предприниматель из сферы торговли Александр Донской. Никто не рассматривал его серьезно, и его предвыборная кампания напоминала нелепый фарс на фоне маститых и известных людей города, которые годами участвовали в выборах и занимали все самые значимые посты. Часть людей из того же круга «для страховки» шла и в депутаты Городского Совета.
Поскольку, как я написал выше, мы решили попробовать свои силы на политическом поприще, но абсолютно не обладили никакими знаниями, с чего начать, мы обратились к некоторым кандидатам в мэры города с предложением идти с ними одной командой по одному из округов города. При этом мы прямо говорили о желании многое поменять, о существующих, на наш взгляд, проблемах в руководстве городом, о том, что мы будем на самом деле работать с людьми и после предвыборной кампании, и многое другое в том же духе. Естественно, нашим условием была обязательная полная финансовая и идеологическая независимость как при реализации предвыборной кампании, так и в дальнейшем. Мы понимали, что, воспользовавшись их деньгами, мы будем марионетками, а именно этого нам хотелось меньше всего. От каждого округа проходило по три кандидата. Поскольку нас никто не знал, а денег у городских воротил хватало не на одну тройку своих ставленников, никто не стал с нами даже разговаривать. Каждый кандидат в мэры повел по нескольким округам «своих» ставленников за свои деньги и рассчитывал в перспективе усилить собственные позиции в горсовете за счет продвижения своих людей. Однако мы все же нашли поддержку наших взглядов у Александра Донского. Возможно потому, что он шел с таким же желанием радикальных перемен, и он не боялся говорить об этом открыто, тем самым выгодно отличаясь от всех остальных кандидатов. В результате мы договорились: раз у нас общие планы и взгляды на необходимость перемен, мы будем позиционировать себя командой молодого перспективного кандидата в мэры города Архангельска. При этом он попросил нас взять к себе в команду одну свою знакомую – не пропадать же третьему месту среди возможных депутатов от округа. На этом наше взаимодействие с ним закончилось. Он вел свою кампанию, мы вели свою, но присматриваясь к тому, что делает он и отчасти советуясь с его специалистами по предвыборным кампаниям.
В итоге мы все сделали по законам жанра (буклеты, билборды, наклейки на транспорте, заметки в газетах и многое другое) и успешно проиграли кампанию. Это был полный крах надежд и планов. Надо сказать, что в запале проведения предвыборной кампании мы настолько уверовали в возможность победы, что поражение, которое на самом деле было закономерным для таких новичков и дилетантов, показалось нам чем-то неестественным. В результате мы остались без денег, с долгами и с отчаявшейся командой единомышленников. Немного утешало то обстоятельство, что победил кандидат «Против всех». Мы заняли двенадцатое и тринадцатое место в списке кандидатов. Через два месяца были назначены перевыборы.
Донской же, в отличие от нас, выиграл с ошеломляющим отрывом от других кандидатов, чем создал в городе сенсацию и вызвал полное смятение в правящих верхушках. Его победа не нужна была никому ни в городе, ни в области. Своей победой он ломал исторически сложившуюся вертикаль власти в регионе и являлся угрозой для финансово-олигархических структур и кланов. У нас оставался шанс прийти к Донскому и попросить его поддержать нас на перевыборах. С его рейтингом и с его поддержкой среди населения он мог бы просто указать на нас со словами «Эти парни нужны мне в горсовете, поддержите их», – и мы бы легко прошли. Именно так мы и сделали. Мы пришли к Александру, поздравили его с победой и стали обсуждать возможные варианты сотрудничества. Однако Донской в свойственной ему прямой манере объяснил нам, что в данной ситуации он прекрасно осознает возможность провести в горсовет кого угодно, и ему нет никакой надобности проводить именно нас, поскольку мы не являемся стопроцентно его людьми и конечно же не согласимся выполнять все его распоряжения. Тут он был абсолютно прав. Более того, он попросил нас не идти больше под эгидой его команды, а лучше вообще не идти и не мешать проводить его людей. В итоге он повел совершенно других людей по нашему округу, и нам пришлось виртуозно изощрятся перед избирателями, объясняя, почему теперь мы не являемся одной командой с вновь избранным мэром-реформатором. С этого и началось его прагматичное во всех смыслах этого слова правление в городе. Естественно после этого наши с ним отношения стали прохладными, если не сказать враждебными.
Несмотря на такой удар и еще одно препятствие, мы все же решили идти до конца, хотя это была абсолютно авантюристичная идея, скорее, шаг отчаяния. Поскольку денег у нас не осталось, нам было нечем платить людям и не на что делать предвыборные материалы. Вариантов было немного. Мы решили распечатать на принтере объявления о том, что мы будем приходить на встречи с людьми в каждый двор своего округа в течение оставшихся до выборов двух месяцев, лично выслушивать все проблемы людей, а также предлагать конкретные пути и сроки их решения. Вечером после работы мы расклеивали объявления по нескольким дворам, а на следующий день мы шли в эти дворы. Сначала люди с недоверием относились к нашему приходу. Мы вставали, как правило, посередине двора, к нам подходило по паре человек, потом подтягивались еще несколько, потом выходили те, кто смотрел в окна и так далее. Затем начиналось самое интересное. На нас просто налетали с негодованием, злостью, ненавистью ко всем депутатам в нашем лице, нас обвиняли, называли ворами, хапугами, люди вываливали все свои беды и проблемы, нас вели в квартиры и заставляли лезть в канализационные трубы, в гнилые воздуховоды, заглядывать под полы, нюхать вонь в квартирах, смотреть на гнилые стены деревянных домов и многое другое. Ежедневно мы проводили по нескольку встреч. К концу второго месяца организм не выдержал, и я слег с температурой.
Все это было очень тяжело. Тяжело было больше не физически, а морально. Как мы могли объяснить людям, почему так происходит? Как мы могли убедить их в том, что можем что-то изменить, если мы и сами не знали этого. Но одно мы все же пообещали и слово свое сдержали. Мы создали приемную в округе и каждый дом выбрал ответственного представителя от своего дома. Люди всегда могли рассказать нам о всех своих бедах и проблемах, а мы сразу подключались к их решению без бюрократических проволочек. Приемная существует и по сей день, и эта схема взаимодействия работает как часы. Стоит ли удивляться, что мой брат уже больше 17 лет является депутатом, и никто ни в одну из предвыборных кампаний не мог даже близко соперничать с ним в округе, не зависимо от какой партии он шел, и кто его продвигал. При этом никаких специальных предвыборных действий он не предпринимает и не выбрасывает деньги на буклеты и другие рекламные материалы, которыми заваливают людей его конкуренты.
Как вы уже поняли, в результате мы победили на выборах. Причем победили с приличным отрывом от соперников. С нами в тройку попал еще один очень приличный и честный человек, поэтому у нас была идейно очень сильная команда депутатов от округа. После выборов очень многие из бывших кандидатов пытались узнать, как нам это удалось, откуда у нас административный ресурс, кто за нами стоит, с кем надо договариваться о принятии того или иного решения, и какие наши интересы в городе. Они сильно удивлялись, узнав, что мы полностью самостоятельны и никого за нами нет.
После этого мэр попытался наладить с нами отношения, предлагая сотрудничество в продвижении его вопросов, но отношения были уже испорчены, и мы согласились поддерживать его инициативы, но только в том случае, если они нам покажутся правильными и не будут расходиться с нашими представлениями о необходимых изменениях. На этом мы с ним и расстались. Как я узнал позже, он затаил на нас сильную обиду. Его люди не прошли ни по одному из округов, поэтому он не имел никакой поддержки своих решений в горсовете. Ему приходилось договариваться с депутатами, которые в большинстве своем представляли «старую» гвардию и не хотели поддерживать его в начинаниях, какими бы они благими не были. У них была одна задача – подмять его под себя и под областные власти. Все это потом окажет влияние и на мою судьбу, поскольку все мое дело будет являться элементом борьбы за сферы влияния в городе между горсоветом, мэром и областной администрацией. Примерно через год, уже после случившегося со мной, будет большой скандал на всю страну, и мэра Донского бесславно вынесут под съемку на видеокамеры в одних трусах из своего дома и из политики навсегда.
Ну а мы начали выполнять свои обещания перед людьми и задавать тон в инициировании изменений в городе. Это не всем нравилось даже среди депутатов, поскольку на нашем фоне им тоже приходилось работать с людьми в своем округе, а это было не принято. Я лично много встречался с жителями города, общался, выслушивал, помогал им в решении насущных проблем, подсказывал выходы из всевозможных тяжелых жизненных ситуаций – одним словом, жил насыщенной общественной жизнью, не считаясь с личным временем и интересами. Я чувствовал себя полезным и нужным людям, и это доставляло мне огромное моральное удовлетворение. Я понял, что это то, чем я хотел бы заниматься в жизни, поэтому и стал уделять общественной работе гораздо больше внимания, чем всему остальному.
Еще на стадии предвыборной кампании я впервые столкнулся с «черными» технологиями, потоками грязи и черни, с завистью друзей и ненавистью соперников, с закулисными интригами политиков и кандидатов в депутаты. Именно тогда я приобрел первых настоящих сильных и могущественных врагов. Тогда я впервые окунулся в грязь и болото политики, но меня это не остановило, а наоборот подтолкнуло к познанию и завоеванию чего-то неизвестного и недоступного. Да и желание быть причастным к изменениям в городе и хоть что-то изменить к лучшему в жизни людей подталкивало меня вперед.
Справедливости ради надо отметить, что только родителей нисколько не радовали мои новые интересы и желания. Мама как будто предчувствовала беду и всеми возможными способами пыталась отговорить меня от этой затеи, понимая, во что я ввязываюсь. Но разве мы слушаем кого-то, когда цель так близка и ты полон сил и энергии перевернуть этот мир или, как минимум, изменить его к лучшему? Тем более, не буду кривить душой, мой новый социальный статус мог помочь мне ощутимо улучшить и развить дела моей собственной компании, а также защитить ее от нападок конкурентов и власть имущих нашего города. К тому времени такие попытки уже неоднократно применялись. В приобретении статуса депутата я видел в том числе неплохой вариант одним выстрелом убить нескольких зайцев.
Все произошедшие события, о которых я хочу вам рассказать, неразрывно связаны с процессами, происходившими в то время в государстве. А в государстве активно шла кампания по борьбе с коррупцией, и под эту кампанию заинтересованные лица на разных уровнях власти убирали различных неугодных лиц. Чего стоили одни только повальные аресты мэров по всей стране. Естественно, что и следственные органы, и прокуратура, и суды были заинтересованы в громких делах в регионах в угоду политике, проводимой центральной властью. Таким образом происходила спайка интересов различных политических группировок, региональных финансовых групп и властных структур. При помощи такого совпадения интересов в дальнейшем я смог ощутить на себе все прелести нашего «правосудия», а заодно столкнуться со всеми фактами, описанными в этой книге.
Итак, теперь я был выбран депутатом и мог официально приступить к преобразованиям в округе и к работе совместно с чиновниками на благо жителей города. Мне и моим коллегам, двум депутатам по нашему округу – Дмитрию Акишеву и Вячеславу Широкому, удалось развернуть активную работу и привлечь к решению проблем как жителей, так и чиновников. За один год активной работы нам удалось решить больше проблем округа и конкретных людей, чем бывшим депутатам и чиновникам за несколько лет до нас. Однако не всем была по душе активная позиция вновь избранных депутатов и влияние, которое мы стали оказывать на людей и в целом на жизнь города. Естественно это вызвало сильное недовольство и негодование чиновников мэрии и конечно мэра, поскольку никогда и никто из бывших депутатов не пытался контролировать деятельность работников мэрии и администрации округа, а тем более не пытался разобраться в ситуации в городе и в причинах повсеместного развала и разрухи.
Для того, чтобы работа в округах была более эффективной и результативной, я выдвинул предложение о создании в рамках горсовета контрольно-ревизионного органа, контролирующего деятельность различных департаментов мэрии и администраций округов. Это предложение нашло единодушную поддержку среди депутатов и вызвало огромное негодование среди руководителей мэрии и конкретно у мэра. Несмотря на это я занялся подготовкой нормативных документов и дальнейшей разработкой этого предложения. Таким образом, я забил еще один гвоздь в гроб своей дальнейшей политической деятельности.
В других округах ситуация была схожая. Практически повсеместно возникли конфликтные ситуации между вновь избранными депутатами и мэром города, боящимся потерять власть и полномочия по управлению городом и его ресурсами. На фоне всего происходящего особенно обострилась борьба за власть и первенство между мэром города и председателем горсовета. Главы обеих ветвей местной власти пытались всеми возможными способами дискредитировать деятельность друг друга, перетащить как можно больше полномочий на свою сторону, активно охотились за компроматом и устраивали подковерные интриги. В общем, использовали весь арсенал политических боевых действий, присущих любым политикам в любом городе России. Стоит ли уточнять, что за каждым из политиков стоят определенные властные структуры и финансовые группировки с обширными связями и контактами в правоохранительных структурах, судах, прокуратуре, в управлении федеральной службы исполнения наказаний, в ФСБ и так далее.
Не буду вдаваться в дальнейшие подробности случившегося, опишу лишь общими фразами. В результате хорошо спланированной, срежиссированной, подстроенной мэром города и его приближенными провокации, направленной против депутатов и лично председателя горсовета, я оказался втянут в скандальную коррупционную историю. В результате дальнейших разборок и договоренностей между покровителями председателя горсовета и мэра эту ситуацию удалось разрешить. Стороны пришли к договоренности и вывели из-под удара председателя горсовета. Победа осталась за мэром, и он мог диктовать любые условия разрешения конфликта.
Однако во времена «охоты на ведьм» эта история не могла пройти бесследно. Я имею в виду кампанию, объявленную президентом по борьбе с коррупцией. К этому также добавилось безграничное желание прокуратуры и других правоохранительных органов нашего региона отрапортовать перед центром о выполнении поставленных президентом задач по искоренению коррупции, а кому-то заодно и продвинуться по службе. В общем, в такой ситуации должен был появиться «крайний», на которого всесильная прокуратура и повесила бы всех собак, а остальные просто закрыли бы глаза на все происходящие и высказали бы свое осуждение и негодование по поводу произошедшего. Все остальное было бы уже делом техники. Долго искать не пришлось, поскольку оставался только один человек, устранение которого устраивало и мэра, и все заинтересованные стороны. К тому же, этот человек не имел влиятельных покровителей. И этим человеком, как вы уже догадались, был я, потому что для всех участников я оказался просто «идеальным» кандидатом на эту роль.
День первый
Утро двадцать второго марта две тысячи шестнадцатого года было просто великолепным. Прекрасное солнечное утро. Я встал пораньше, поскольку впереди был долгий и насыщенный трудовой день. Сегодня начиналась двадцать четвертая сессия Архангельского горсовета, депутатом которого я являлся.
Но вот уже 10 часов утра. Я еду за рулем своей машины. Рядом со мной сидят оперативники. Один на переднем сидении и двое на заднем. Мы едем абсолютно молча. Полчаса назад меня задержали сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью. Так вышло, что я сам себя везу в УБОП, поскольку меня поставили перед выбором: либо на моей машине, либо меня посадят насильно в уазик и повезут в управление. Я интересуюсь, где находится УБОП. Оперативники с изумлением и издевкой в голосе (типа, мог бы и знать) называют мне адрес: Карельская, 37. Я не переспрашиваю, хотя не сказал бы, что это очень популярная улица в городе, но где она находится, примерно знаю и еду в том направлении. На улице солнечно и по-весеннему тепло. Грязный снег от впереди идущих машин попадает мне на лобовое стекло, и мои «дворники» со скрипом растирают грязь по стеклу. Я тупо смотрю сквозь грязное стекло и, кажется, не вижу ничего вокруг. Странное чувство испытываю я в этот момент. Это не страх, не растерянность (она вроде прошла уже) и даже не боязнь неизвестности, а какое-то чувство полнейшей отрешенности, как будто это все происходит не со мной, все как-то нереально, а может просто мозг отказывается принимать происходящие. Я еду на полном автомате, совершаю обгоны, повороты, стою на светофоре, смотрю на прохожих, после чего в полном оцепенении еду дальше, еду к началу чего-то, еще не осознаваемого, нереального и абсолютно неизвестного. Где-то в голове проскакивают мысли о маме, о уже начавшейся сессии горсовета, об Ольге и еще много всего, пролетающего моментально и не задерживающегося в голове. Все посещающие меня мысли какие-то невыразительные, несерьезные, что ли, и я стараюсь не обращать на них внимания, а пытаюсь сосредоточиться на происходящем. Но на уровне подсознания я точно уверен: чтобы там ни случилось, через час или два я освобожусь и сразу позвоню всем. А дальше… А дальше не важно, потом и буду решать и обязательно что-нибудь придумаю. Я точно знаю, что все обязательно образуется. Как только пройдет оцепенение, все обязательно решится, и я все объясню, ведь я-то знаю, что это недоразумение, или ошибка, или шутка, или еще Бог знает что. Однако, пардон, я же обещал не впутывать сюда подробности причин моего задержания. Так что постараюсь не отвлекаться от намеченного плана повествования.
Через несколько минут мы подъезжаем к зданию УБОП. Я выхожу, закрываю машину, взяв с собой паспорт, и вместе с оперативными работниками поднимаюсь на 3 этаж. Меня проводят в небольшой кабинет. Один оперативник остается со мной, остальные молча куда-то уходят. В здании довольно-таки тихо, лишь иногда проходит кто-нибудь по коридору или слышно, как кто-то переговаривается в кабинетах. Раньше я совсем не так представлял себе это место. Я представлял, как в кино, кишащие людьми коридоры, снующих оперативников и все атрибуты добротного боевика или какого-нибудь советского детектива.
Оперативник, сидящий со мной, по всему видно, очень доволен проделанной работой и ее результатом. Он покачивается в кресле, улыбается, иногда выходит в коридор и обменивается фразами с проходящими мимо коллегами, смеется и шутит. Затем снова садится в кресло, напевая какую-то незамысловатую мелодию, открывает на компьютере пасьянс и неторопливо, по всей видимости, не вдумываясь, начинает перекладывать карты. В кабинет периодически заходят люди, но, видя, что сидящий со мной сотрудник не один, что-то ему показывают и поспешно удаляются. Так мы сидели минут двадцать. Закончив очередную игру, он разворачивается ко мне и как бы невзначай начинает рассказывать, как долго подготавливалась операция, как тщательно планировалась, что им известно все и что, конечно же, гораздо лучше рассказать им обо всем и тем самым облегчить свою участь. На фразе о том, что признание вины облегчает участь, он сам смущается и произносит ее извиняющимся тоном, вероятно, понимая, насколько нелепо это звучит.
Я смотрю на него с пониманием и мотаю головой в знак того, что я слышу его и разделяю его обеспокоенность моей участью, и даже размышляю над всем вышесказанным. После 10 или 15 минут монолога он понимает, что сказать больше нечего и отворачивается к монитору продолжать свою глубоко интеллектуальную игру. Подождав еще минут пять, я спросил, чего собственно мы ждем, и когда мне можно будет позвонить. Оторвавшись от монитора и явно обрадовавшись моему вопросу, он объяснил мне, что мы ждем следователя по особо важным делам из областной прокуратуры, и что с минуты на минуту он будет здесь, после чего начнется допрос. А что делать дальше, мне объяснит следователь. Однако сейчас мне будет необходимо ответить на вопросы оперативных работников из управления, после чего я буду передан следователю.
Время от времени в кабинет заглядывают участники моего задержания и довольно недвусмысленно интересуются, проинформировал ли меня сотрудник о том, как я могу облегчить свою участь. На что мой опер отвечает, что все подробно объяснил Виктору Николаевичу, но пока Виктор Николаевич не изъявляет желания о чем-то разговаривать. К нам подсаживается еще один опер и произносит точь-в-точь ту же речь, из которой дополнительно я узнаю, что милиция никогда не дремлет и стоит на защите интересов людей. Примерно через час в кабинет входит новый сотрудник с листом бумаги и поясняет, что он должен составить протокол задержания, а я должен дать пояснения. Помня, что обычно в фильмах и в рассказах я должен поинтересоваться про адвоката, я спрашиваю об этом. С недовольным видом он поясняет, что адвоката мне разрешат вызвать только после приезда следователя, и уже он будет решать можно или нет. Давать показания я отказываюсь из элементарной осторожности и боязни сделать, что-то не так. Первый раз закрадывается мысль, что это серьезно, и теперь надо думать над каждым словом и каждым шагом.
Первый допрос
Невозможно в полной мере описать всю палитру чувств и эмоций, которые я испытывал в течение этих нескольких часов ожидания следователя. Панические мысли сменялись голосом разума, который вполне логично объяснял, что меня допросят и отпустят, ведь не могло же быть, что меня задержат и не дадут даже заехать домой переодеться, или увидеться с родственниками. В любом случае скоро все закончится, а потом разберутся и обязательно все решится, ведь не могут не разобраться. Мой телефон разрывается от звонков. Звонят из горсовета, они меня, естественно, потеряли. Уже несколько часов идет сессия, а меня нет. На звонки отвечать мне строго запрещают. Вот и заветное смс сообщение от Ольги. Исхитряюсь ответить, что очень скучаю, но больше не удается ничего написать. Охранник смотрит подозрительно, и такое впечатление, что только и ждет моего непослушания.
Вообще вид всех оперов говорит о том, что они разочарованы процедурой задержания. Я бы выразился «не добили». Взятие было очень тактичным, поскольку вероятно было указание брать аккуратно. Не было криков, сопротивления или ругани. Все прошло тихо и спокойно. И опера все время смотрели, чтоб я чего-нибудь не сделал случайно и не спровоцировал их. Это и был для них единственный момент разочарования, зато все остальное прошло «на ура»!
Очень хочется в туалет. После моей просьбы идем вместе с сотрудником. Он заходит со мной и смущенно говорит, что он посмотрит, и чтобы я дверь не закрывал. Как бы оправдываясь, попутно рассказывает истории о том, что когда-то кто-то выпрыгнул из окна третьего этажа. Посмотрел бы я на этого человека. Стараюсь не забивать голову всякими историями, и без того в голове такой компот, что ничего уже не лезет. Через полчаса мне сообщают о приезде следователя и о том, что теперь все и начнется. В коридоре раздается фамилия Кулиманов и где-то в подсознании мелькает мысль, что я уже слышал эту фамилию. По пути в кабинет в коридоре я вижу… Я вижу своего бывшего однокашника! Ничего себе, что он здесь делает? Работает или его тоже сюда привезли? Даже как-то неудобно встретиться в таком месте. Вот лишь некоторые мысли, посетившие меня в тот момент. Каково же было мое удивление, радость, и какое облегчение я испытал, узнав, что это и есть следователь по особо важным делам прокуратуры Кулиманов! Теперь-то уж точно во всем разберемся, и мне удастся объяснить и рассказать, как все было на самом деле. Мы здороваемся за руку, и я прохожу к нему в кабинет. Чувство неловкости повисает в воздухе.
– Вот так встреча! – говорю я.
– Да уж, – нерадостно отвечает он.
Мы садимся по разные стороны его стола и начинается допрос.
– Надеюсь, ты понимаешь, во что ты вляпался?
– Если честно, еще не совсем, но понимаю, что ничего хорошего.
– Это уж точно. Дело очень серьезное. Кофе будешь?
– Давай, было бы неплохо. Когда я смогу освободиться?
– На, почитай пока.
Сует мне бумагу, где описаны обстоятельства моего дела, в чем меня обвиняют и почему задержали.
– Это же полнейшая чушь!
– Вот и будем разбираться.
– Что мне надо сделать? Я должен, наверное, вызвать адвоката?
– Да, думаю, он будет тебе необходим. У тебя есть кто-нибудь знакомый?
– Да, ты знаешь, никогда не сталкивался, не приходилось как-то. Нет. Знакомых адвокатов точно нет. А можно позвонить родственникам, чтобы они вызвали?
– Нет. Либо сам, либо мы тебе обязаны предоставить.
– Может, ты мне по знакомству, не как следователь, а как знакомый порекомендуешь кого-нибудь?
– Хорошо, сейчас подумаю… Есть один неплохой адвокат, бывший прокурор, так что свое дело знает.
Я наклоняюсь к нему и полушепотом говорю:
– Саша, только мне нужен хороший адвокат, а не ваш… Ну, ты меня понимаешь?
– Конечно, я же как знакомый тебе рекомендую, а не как следователь.
– Спасибо. Звони ему.
После этого был длинный бессмысленный разговор с «дружеским» объяснением, что от меня надо и на что я должен согласиться для облегчения своего положения. Конечно же, я не стал давать никаких «нужных» показаний и тем самым определил свою будущую судьбу.
Я не зря привел начало нашего разговора. В дальнейшем я еще не раз его буду вспоминать и удивляться, как же я мог ему поверить? Это же система, и он ее часть. И не пришла мне тогда мысль, что не зря на это дело поставили моего знакомого, хорошо известного в узких кругах великого махинатора и подтасовщика, а только за тем, чтоб расположить меня, склонить к нужным действиям и «упаковать» по полной.
Это была моя первая и самая большая ошибка. Зато это послужило самым поучительным уроком мне на будущее. Никогда не верь стороне обвинения, независимо от того, кто ее представляет, как не верь и тем, кого она подсылает (я имею в виду адвоката, который еще сыграет свою роль в этом деле). И еще, в результате этой малоприятной беседы я понял одну очень важною и страшную мысль. Меня уже не отпустят. То есть совсем не отпустят, не дадут даже заехать переодеться, увидится с родными, не дадут сообщить родителям, а главное – Ольге. Значит, я не смогу даже на несколько минут увидится с ней, чтобы успокоить ее и подбодрить. Как же она переживет такую новость и как отнесется к этому? Эта мысль угнетала и пугала меня больше всего. Всего остального я еще не осознавал, а это уже осознал, и тогда эта мысль приводила меня в ужас. Это было первое ясное и отчетливое чувство, которое я испытал в тот момент.
Скоро на меня наденут наручники, и я поеду в этот далекий путь, где мне придется столкнуться с чем-то чужим и незнакомым, с тем, с чем я никогда не мог, как я думал, столкнуться в своей жизни. Это было настолько нереально, как полететь на луну, или даже еще нереальней, но это случилось, и теперь мне нужно с этим свыкнуться и жить дальше. В следующий раз я увижу свою девушку только через полгода во время часового свидания в следственном изоляторе, через стекло. А до этого нам запретят даже созвониться. Однако тогда в голове, где-то билась мысль, что все-таки сейчас что-то произойдет и все наладится, встанет на свои места. Ведь все должно образоваться.
В дальнейшем мы еще не раз будем встречаться со следователем прокуратуры Кулимановым в стенах следственного изолятора. Он будет приходить с целью добиться необходимого результата следствия. Но никаких приятельских разговоров больше не будет, поскольку каждый будет понимать свою роль и свое место в этом деле. Пораженный и шокированный методами и способами его работы, я буду неоднократно обращаться с жалобами и ходатайствами в вышестоящие инстанции, но все будет тщетно. Правда, в середине следствия его снимут с моего дела и заменят еще более высокопоставленным следователем Шабариным. Именно он впоследствии будет вести дело мэра Донского. Но никаких ощутимых изменений в моем деле в связи со сменой следователя не последует.
После того, как следователь позвонил своему подставному адвокату, он разрешил мне позвонить родственникам и рассказать о случившемся. На мой вопрос о том, смогу ли я после допроса быть свободен, он сказал, что навряд ли, и скорее всего, теперь я долго не смогу увидеться с родными, поскольку буду арестован и помещен в изолятор временного содержания. В дальнейшем суд определит целесообразность моего содержания под стражей. Он сразу пояснил, что сам никаких решений по этому делу принимать не может и вынужден выполнять распоряжения сверху, поскольку дело лично контролирует прокурор области и только он лично может принимать какие-либо решения.
Я решил позвонить своему двоюродному брату, поскольку важнее в тот момент было принять взвешенное решение без эмоций, нежели вступать в эмоциональный разговор с Ольгой или родителями. Славик подтвердил мои предположения, что в ближайшие несколько часов своего адвоката нам не найти, поскольку близко знакомых и надежных у нас нет. Сошлись на том, что он займется поисками и, конечно, оповестит всех моих родных о случившемся и успокоит, насколько это возможно. Однако весть о моем аресте так быстро облетела город и даже вышла в интернет, что уже через несколько часов после задержания еще ничего не знавшей Ольге позвонила моя знакомая из Москвы и рассказала, что прочитала новость в интернете. Сначала Ольга не поняла, о чем речь, и посчитала это за розыгрыш, но после разговора со Славиком все подтвердилось.
На время моего разговора с братом следователь учтиво вышел из кабинета, предупредив, что у меня только один звонок и даже по знакомству он не может отступить от правил. Меня удивило, что на столе он оставил свой мобильник. Позже я догадался, что он включил режим записи разговора и, соответственно, знал все, о чем мы разговаривали и что собирались предпринять. Но тогда я не задумался об этом и поэтому продолжал верить в искренность его сочувствия и предоставление мне хорошего адвоката. Всякий раз, вспоминая об этом, не устаю удивляться, насколько я был наивен и глуп. Хотя не будь я таким на тот момент, то вообще ничего не произошло бы, а значит, за свое и получил в итоге.
После нашего разговора прямо у следователя в кабинете я сдал ему все ценные вещи: часы, бумажник, ключи и даже галстук. Меня посадили в уазик и в сопровождении двух оперативных сотрудников и следователя повезли в отделение милиции Ломоносовского района. По дороге оперативники заехали в торговый павильон и спросили, не надо ли что-нибудь заодно и мне купить. Я попросил купить сникерс и бутылочку воды, предполагая, что поесть мне еще долго не удастся. Из-за переживаний есть я не хотел и поэтому положил сникерс в карман на будущее.
Приезд в изолятор временного содержания
В Ломоносовском отделении Управления внутренних дел (УВД) меня заставили раздеться догола, вынули все из карманов, осмотрели меня на предмет синяков и ушибов, вынули шнурки из ботинок, ремень, выдали шапочку заключенного и посадили в камеру дожидаться специальную машину для этапирования в изолятор временного содержания. Забавно, должно быть, я смотрелся в костюме, в ботинках без шнурков, в спадающих брюках без ремня и зэковской шапочке на голове. Сотрудники негромко переговаривались между собой и до меня доносились обрывки фраз, из которых становилось понятно, что говорили они обо мне, обсуждая подробности случившегося и всю необычность ситуации.
