banner banner banner
Lex est voluntas
Lex est voluntas
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Lex est voluntas

скачать книгу бесплатно


– Ну что, волны были? – поинтересовалась Дарья. – Успел покататься?

– Да, – кивнул Стариков. – Палпалыч удачный момент выбрал, чтобы связаться – я как раз под гребень зашел. Он мне задание объясняет, а я его слушаю и думаю, как бы не навернуться, – усмехнулся парень. – Доску пришлось в местном клубе оставить, потом заберу.

– О, давай рассказывай про свое первое задание! – в предвкушении подобралась девушка.

– Гм. Да в общем, это был провал, – опустил взгляд Степан. – Преступник вырубил меня и сбежал.

– Бедненький, – погладила его руку Дарья. – Сильно досталось?

– Не очень, я уже в норме, – заверил парень. – Слушай, ты же у нас препод по истории?

– Еще два года учебы и – да, – улыбнулась рыжеволосая девушка. – А что?

– Знаешь, где можно достать записи от две тысячи двести восьмого года? Дневники, письма – что-нибудь в этом роде.

– Чьи именно записи? – не поняла Дарья.

– Обычных людей.

– Из какого-то конкретного города? Страны?

– Нет, можно из любого места.

– В архивных базах данных должны быть, – подложила себе в лапшу грибы девушка.

– А на бумаге?

– Не знаю, – пожала плечами она. – Почти четыреста лет прошло, найти будет сложно. Музеи могут хранить бумажные документы, но письма простых людей – вряд ли. Если только у кого-то есть семейный архив… А зачем тебе?

– Хочу проникнуться той эпохой, – разлил чай по чашкам Степан. – Мировые войны, первый контакт, основание Института воли – романтика!

– Ты ищешь что-то конкретное, – проницательно заметила Дарья. – И, если скажешь, что именно – найти будет проще.

– Я пока сам не знаю, чего ищу, – признался Стариков. – Но думаю, что заметки тех лет мне помогут.

– Ладно, поспрашиваю у знакомых, может у кого-то сохранились семейные дневники, – пообещала девушка.

– Спасибо, – улыбнулся Степан. – Родина тебя не забудет.

– Ну уж нет, красавчик, ночью сам расплатишься, – насмешливо прищурилась Дарья.

Наутро Стариков открыл наугад один из новых файлов и углубился в изучение дела. На картинках мелькали виды Цереры – там располагалась экспериментальная площадка терраформистов. Представив, сколько аномалий завязано в тугой узел на этой карликовой планете, Степан чертыхнулся. Но откладывать выбранное дело и браться за другое не стал.

Ближайший портал на Цереру находился в Институте воли, поэтому Стариков направился в альма-матер.

Здания института занимали несколько кварталов в северной части Москвы. Кроме лекционных залов, лабораторий и общежитий на обширной территории располагались три бассейна, стадион, парк, сеть закусочных и музей. По кампусу курсировали флайбасы, возле общежитий возвышался многоэтажный транспортный узел.

Степан вошел в салон пузатой маршрутки вместе со студентами из Индии. Смуглые юноши и девушки на протяжении короткого полета бросали на него настороженные взгляды. Стариков сначала решил, что измазал футболку кетчупом, но потом понял, что дело в значке квестора – в мыслеинтерфейсе, в общедоступном для просмотра профиле красовался алый треугольник с золотым орлом в центре. Для студентов Института воли квесторы были ходячим напоминанием о Кодексе. Степан вспомнил, как сам на первом курсе вытягивался в струнку и мысленно перебирал все свои мелкие нарушения, стоило человеку с алой эмблемой оказаться рядом. Чтобы не нервировать молодежь, парень скрыл значок в профиле, оставив для обзора только имя.

Лаборатория терраформирования – огромное здание в форме куба – источала запахи перегноя и молодой листвы. Внутри, в изолированных «аквариумах» с вакуумом и жестким рентгеном студенты игрались с законами природы, пытаясь подогнать их к нуждам земной флоры и фауны.

У входа Стариков наткнулся на Тимофея – знакомого, с которым тренировался в одной команде по плаванию. Рослый детина с размахом рук в два метра широко улыбнулся.

– Держи краба, – сдавил он железной хваткой ладонь Степана.

– Ты тут чего делаешь-то? – поинтересовался квестор, встряхивая пальцами, чтобы восстановить в них кровообращение. – Вроде на дальние планеты собирался.

– Финансирование урезали, – пробасил Тимофей. – Я, пока работы нет, решил науку двигать. В аспирантуру, вот, готовлюсь поступать. А ты на Цереру намылился?

– Ага.

– Пойдем, провожу, – приобнял квестора за плечи будущий аспирант. – Мне в ту же степь. А ты дорогу запоминай, – подмигнул он. – Скоро пригодится. За тем жующим студиозусом – налево.

– В смысле «скоро пригодится»? – не понял Степан.

– Ты же теперь квестор, – пояснил Тимофей. – А ваша братия из Цереры не вылезает. Раз в месяц юные и пытливые умы устанавливают там закон, который мы потом всей кафедрой снять не можем.

– Не догадываешься, случайно, кто источник новой аномалии?

– Тут не надо быть великим детективом, – пожал могучими плечами терраформист. – В прошлую пятницу занятия были только у сто сорок третьей группы. Аномалия как раз тогда и появилась.

Коридор вывернул в огромный зал, заставленный саженцами и клетками с мелкой живностью. Дальняя стена помещения была прозрачной, за ней плескалась вода, пронизанная снопами зеленого света. В её изумрудных глубинах шевелились щупальца и плавники эльварийца.

Тэккат – а это был он – почувствовал присутствие Степана и направил на ученика один из длинных глазных отростков. Впрочем, убедившись через секунду, что Стариков пришел не к нему, инопланетянин переключил свое внимание обратно на портал – область искаженного пространства в центре зала.

Степан и Тимофей прошли сквозь завязанные в узел измерения и оказались в слабо освещенном помещении с широкими окнами. За стеклом к близкому горизонту убегали серые холмы Цереры.

– Здесь у нас – один из выходов на поверхность, – будущий аспирант повел могучей рукой в сторону шлюза. – Если тебе приспичит погулять по местным буеракам – учти, что земная гравитация поддерживается только на станции и прилегающей территории. В диких краях рекомендую опробовать прыжки вверх.

– Может ты хотел сказать «не рекомендую»? – покосился на Тимофея квестор. – Кто меня потом в открытом космосе ловить будет?

– В открытый космос не улетишь, – заверил терраформист. – Поверь опытному исследователю. Максимум – метров на двести поднимешься. А с такой высоты как раз открывается прекрасный вид на долины и кратеры.

– На серые долины и серые кратеры? – скептически вопросил Степан, шагая по коридору вслед за широкоплечим проводником. – Сомнительное удовольствие.

– Нету в тебе романтики первооткрывателя, – укоризненно заметил Тимофей. – Каждый серый холм – это потенциально зеленый холм. Как говорит наш завкафедрой, Земля была безвидна и пуста, пока не пришел терраформист. Учись видеть потенциал, юный квестор. Для тренировки можешь взять мраморную глыбу и созерцать её по вечерам, представляя, какие статуи прекрасных дев из неё можно сделать.

– Уроки старого терраформиста? – усмехнулся Степан. – Не, серые долины мне все равно не нравятся. Я, пожалуй, подожду с прогулками, пока вы тут флору не запустите.

– Долго ждать придется, – сказал Тимофей, открывая дверь в лабораторию. – Мы здесь постоянных изменений не делаем. Проверяем, как новые законы работают – и всё обратно сбрасываем в ноль. Так что флора и фауна на поверхности задерживается максимум на месяц.

Лаборатория широкой подковой охватывала опытное поле – участок серого грунта, состоявшего главным образом из пористой глины и льда. Вокруг поля на стальных стеблях колосились анализаторы и датчики.

В длинном помещении было многолюдно, лаборанты и студенты, разбившись на группы по десять-пятнадцать человек, сидели за круглыми столами и готовились к экспериментам. Тимофей подвел Старикова к седовласому мужчине лет пятидесяти, на лице которого застыло печальное выражение.

– Степан Стариков, новый квестор, – лаконично представил Степана будущий аспирант. – А это – научный руководитель лаборатории профессор Экхард Вернер.

– Ох, да не стоило вам беспокоиться, – поспешил заверить профессор, пожимая руку нового квестора. – Мы бы и сами разобрались. Тут у нас, слава богу, никто не пострадал.

– Насколько я понимаю, с момента появления аномалии прошла почти неделя, – возразил Степан. – И разобраться самим у вас не получилось.

– Орешек попался твердый, – признал Вернер. – Ребята в сто сорок третьей группе очень талантливы. Но я бы на вашем месте не стал тратить время на этот эпизод. В конце концов, это просто студенческая шалость.

– Из-за которой вы уже шесть дней не можете проводить эксперименты, – не согласился Стариков. – Думаю, время потратить все-таки стоит. Расскажите подробнее, что это за аномалия, кто из студентов её установил, – попросил он.

– М-м… хорошо, – почесал седую бровь профессор. – Только я вас очень прошу, не наказывайте этих ребят слишком строго! – взволнованно добавил он.

– Мы в тюрьму за шалости не сажаем, – успокоил его Степан. – Будут сотрудничать – отделаются выговором.

– Что ж… воздействие аномалии можно наблюдать на нашей экспериментальной площадке, – махнул рукой Вернер.

В мыслеинтерфейсе появился широкий экран – казалось, он возник сам собой, повиснув в воздухе рядом с профессором. На экране демонстрировался участок поверхности Цереры – относительно ровное поле, освещенное многочисленными прожекторами. По его серой глади тянулась легко различимая надпись, выполненная чем-то темным.

– «Каждому лектору – в … по вектору», – прочитал Степан. – Гм.

– Классика, – прокомментировал Тимофей.

– И вы из-за этой надписи приостановили эксперименты? – посмотрел на Вернера квестор. – Стереть не пробовали?

– Вы недооцениваете наших студентов, – обиженно заявил профессор. – Надпись стереть невозможно, её существование определяется законом. Более того, эта надпись – лишь верхний слой фрактала, который начинается на атомарном уровне.

– Если возьмешь микроскоп и посмотришь на образцы местной почвы, то увидишь надпись на каждой частице, – пояснил будущий аспирант. – И она повторяется при любом увеличении.

– Мы полагаем, что ребята установили закон, который изменил углы между электронными орбиталями атома углерода, – пояснил Вернер. – Если бы они выбрали какой-нибудь другой элемент, не столь распространенный, мы бы могли продолжать опыты. Но углерод – основа биологического цикла, мы просто не можем его обойти. Поэтому мы взяли паузу. Аномалия без поддержки рано или поздно пропадет.

– Может, вместо ожидания стоило перенести приборы на другой участок Цереры? – предложил Стариков. – Или это слишком долго?

– А я не сказал? Аномалия охватывает всю нашу маленькую планетку, – смущенно улыбнулся седовласый профессор. – Надписями сейчас покрыта вся Церера.

Степан вздохнул: терраформисты в своем репертуаре, на мелочи не размениваются.

– Вы говорили со студентами? – спросил он. – Просили их снять этот закон?

– К сожалению, они не помнят точных параметров, – развел руками Вернер.

– Это ж студенты, – пробасил Тимофей. – Себя вспомни.

– А без точных данных – сами понимаете, можно сделать ещё хуже, чем сейчас, – на всякий случай добавил профессор.

Стариков кивнул. Попытка снять аномалию вслепую легко могла её усилить, в таких случаях была только одна рекомендация: ждать, пока закон не ослабнет и не перестанет действовать. По крайней мере, так было написано в учебниках. Однако эльвариец по имени Тэккат имел на сей счет другое мнение.

Степан прислушался к своим ощущениям. Лаборатория была наполнена аномалиями, как лавка восточных специй – ароматами. Законы звучали в сознании квестора цветными нотами, сливаясь в сложный аккорд из радужных линий, выстраиваясь в многомерную музыкальную филигрань из света. Все они взаимодействовали друг с другом, порождая на пересечении линий новые, неожиданные оттенки и звуки.

Некоторые законы обеспечивали в лаборатории земные условия – привычную гравитацию, защиту от радиации, нужное давление и состав атмосферы. Они были яркими, но охватывали лишь небольшую область сложного сплетения. Стариков сосредоточился на внешних границах своего восприятия и обнаружил слабую, еле светящуюся линию, закрученную в замысловатый узор. Она оставляла ощущение эха уже отзвучавшей мелодии – а Тэккат как-то упоминал, что закон, оставленный без поддержки, похож на стихающий аккорд.

«Исчезни», – напряг волю Степан.

Мягкий толчок – словно от внезапно налетевшего порыва ветра – заставил квестора сделать шаг назад. Чужой закон сопротивлялся, давил, увеличивал свой напор всё больше и больше, но в конце концов отхлынул в бессилии. Нить бледного света погасла, сделав клубок аномалий чуть менее запутанным.

– Ого, – негромко произнес Тимофей.

– Похоже, у вас получилось, – присмотрелся к виртуальному экрану профессор. – Надписи не видно.

– Мужчина, ты меня пугаешь, – нервно усмехнулся будущий аспирант. – Этот закон пятнадцать человек устанавливали.

– Пятнадцать студентов, – пожал плечами Стариков. – И он уже был на последнем издыхании, я его просто добил.

– Ты же знаешь, что при коллективном законотворчестве воля не складывается, а умножается? – уточнил Тимофей. – Именно поэтому у нас тут только командная работа – одному человеку не под силу терраформировать планету.

– Знаю, – кивнул Степан. – У нас был курс терраформирования. Кажется, при переделке новой планеты за образец берутся данные с Лазурного Берега Франции, верно?

– Есть несколько вариаций, но основной набор параметров мы действительно берем в Авиньоне, – подтвердил Вернер. – Смотрим, какие законы там действуют и переносим их в новый мир. Для нас Лазурный Берег – своего рода эталон.

– И это был очень грамотный выбор отцов-основателей нашей кафедры, – подмигнул Тимофей. – Студенты обязаны регулярно посещать Ривьеру, чтобы проникнуться нужной атмосферой. Сто сорок третья группа вчера оттуда вернулась, отдохнувшая, набравшаяся сил, готовая к новым подвигам.

– Кстати, не проводишь меня к этим героям? – попросил его Стариков. – Чтобы долго их не искать.

После воспитательной беседы с юными терраформистами Степан решил сгонять в Мельбурн за оставленной там доской для серфинга. На обратном пути, когда он уже входил в городской терминал со своим длинным грузом, в его мыслеинтерфейсе замигал вызов от незнакомого абонента.

«Квестор Стариков», – отозвался парень.

«Как дела, Степан Александрович?» – раздался в голове голос Арепьева.

Степан скосил глаза на имя возле значка связи.

«Симус О’Брайен? – усмехнулся он. – Как вы обманули систему идентификации личности?»

«Потом научу, – пообещал пенсионер. – Слушай, Степан Александрович, я все-таки хочу передать тебе записи, которые я делал, пока работал на Ермолина».

«Мы же с вами договорились, что я сам разберусь, – напомнил Стариков. – Проведу независимое расследование и, если ваша история не подтвердится, вы явитесь с повинной».

«Но с моими материалами ты поймешь, где копать! Не хочешь рассматривать их как доказательства – ради бога, но хотя бы ознакомься! Иначе твое расследование затянется на годы».

«Нет. Ваши записи будут влиять на мои суждения», – не согласился квестор.

«Вот ты упертый, – проворчал Арепьев. – Ладно, давай так: я тебе их передам, а ты с ними делай что хочешь. Можешь не открывать».

«Не надо».

«Встретимся в Лондоне, в пятом Пузыре. У меня тут сейф с данными».

«Вы что, на Земле?! – мысленно воскликнул Степан. – Вы помните, что в розыске? Вы хотя бы внешность поменяли?»

«Не учи ученого, – отмахнулся пенсионер. – Жду тебя».

Вызов завершился.

Стариков ещё минуту неторопливо продвигался вместе с людским потоком к порталу в Москву, потом скрипнул зубами, пробормотал «старый осел» и направился к другому терминалу.