скачать книгу бесплатно
– Что с Нэнси?
– Она серьезно больна, – прошептал я. – Похоже, умирает. И хочет увидеть его в последний раз.
Низкий гул, доносившийся из кузова фургона, вдруг смолк – мозги Дженни отключились. Ее лицо превратилось в мертвую резиновую губку и сделалось таким же глупым, как лицо любого манекена в витрине. Желто-зеленые лампочки в голубых стеклянных глазах погасли.
– Умирает? – переспросил Джордж.
Он распахнул дверь кабины, чтобы глотнуть воздуха. Большой кадык на тощем горле так и бегал вверх-вниз. Глянув на зрителей, Джордж сделал слабый жест, прогоняя их прочь.
– Все, народ, представление закончено.
Но люди не расходились. Они были ошарашены тем, как в такую веселую игру понарошку вдруг ворвалась несмешная реальная жизнь.
Джордж сбросил клоунские ботинки в знак того, что никаких больше фокусов сегодня не будет. Говорить он не мог. Он просто сидел в кабине боком, глядя на свои торчащие наружу босые ступни. Ступни были узкие, костлявые и синюшные.
Толпа начала разбредаться. День у этих людей начинался с тягостной ноты. Мы с Салли Гаррисом остались у фургона ждать. Салли Гаррис был раздавлен случившимся с публикой.
Джордж пробормотал что-то нечленораздельное.
– Что-что? – переспросил Салли.
– Когда тебя вот так просят приехать, – повторил Джордж, – полагается ведь приехать, да?
– Слушайте… – проговорил Салли. – Она же ваша бывшая жена, которую вы сами бросили двадцать лет назад. Почему же вы так убиваетесь? На глазах у моих покупателей, перед моим магазином…
Джордж не ответил.
– Я могу быстро организовать вам билет на поезд или самолет, – сказал я Джорджу. – Или автомобиль от компании.
– Вы предлагаете мне бросить фургон? – Джордж посмотрел на меня как на идиота. – В нем оборудования на четверть миллиона долларов, мальчик Джим. – Он затряс головой. – Бесценная техника… а вдруг кто-то… – Он умолк.
Я понял, что спорить бессмысленно. На самом деле он имел в виду совсем другое. Фургон был его домом, Дженни и ее мозги – смыслом его жизни, и сама мысль о том, чтобы оторваться от них, пугала его до смерти.
– Поеду на фургоне, – сказал он. – Так будет быстрее.
Джордж выпрыгнул из кабины и сразу засуетился, чтобы никто не начал ему возражать. Все-таки фургоны считаются не самым быстроходным транспортом.
– Вы поедете со мной, – распорядился он, глянув на меня. – Садитесь, и погнали.
Я позвонил в офис: можно поехать с ним? Мне не просто разрешили, мне сказали, что это попросту моя обязанность. Джордж и Дженни – самые преданные сотрудники компании. Мне следовало сделать все возможное, чтобы помочь им в трудную минуту.
Вернувшись к фургону, я обнаружил, что Джордж ушел кому-то звонить. Он надел кеды, оставив клоунские ботинки у кабины. Салли Гаррис подобрал их и с любопытством заглядывал внутрь.
– Господи… – пробормотал он. – Столько маленьких кнопочек… Как на аккордеоне.
Он сунул руку в ботинок и не меньше минуты набирался духу, чтобы нажать на кнопку.
– Фух, – произнесла Дженни.
Лицо ее осталось совершенно безжизненным. Салли нажал другую кнопку.
– Фух.
Еще кнопка.
Дженни улыбнулась, как Мона Лиза.
Салли нажал сразу несколько кнопок.
– Бурлаппеньо, – сказала Дженни. – Бама-уззтрассит. Шух.
А потом скорчила рожу и высунула язык.
Салли не осмелился экспериментировать дальше. Он аккуратно поставил ботинки у фургона, как ставят тапочки у кровати.
– О-хо-хо… Люди ко мне больше не придут. Теперь они думают, что у меня тут морг какой – после того, что он сегодня выкинул. За одно я Господа благодарю…
– За что?
– По крайней мере, они не узнали, чье лицо и чей голос у этого холодильника.
– А чьи они?
– А вы не в курсе? – удивился Салли. – Он сделал слепок ее лица и водрузил на Дженни. А потом записал все звуки английского языка в ее исполнении. Все-все, что вылетает из динамика Дженни, когда-то произнесла она.
– Да кто? – не выдержал я.
– Нэнси. Или как бишь ее там зовут. Дама, которая теперь при смерти. Он это проделал сразу после медового месяца.
Мы проехали семьсот миль за шестнадцать часов, и за это время Джордж мне и десятка слов не сказал. То есть говорить-то он говорил, но не со мной. Болтал во сне, вероятно, с Дженни. Пробурчит сквозь храп что-то вроде «уффа-муффа» и давай шевелить пальцами на ногах, сообщая Дженни, какой ответ хочет от нее услышать.
Однако волшебных ботинок на нем не было, так что Дженни не отвечала. Она ехала пристегнутой к стене в темном кузове. Джордж не особенно за нее волновался на протяжении пути, но когда до места назначения остался какой-то час, забеспокоился что твоя ищейка. Каждые десять минут требовал остановить фургон и бегал проверять крепления – а вдруг она там отстегнулась и теперь кувыркается в собственных мозгах?
Внутри фургон выглядел, как монашеская келья, устроенная в аппаратном зале телестанции. Видал я паркетные доски, которые были шире и мягче, чем койка Джорджа. Все здесь, что предназначалось для него, было дешевым и неудобным. Поначалу я даже удивлялся, во что тут вложена упомянутая четверть миллиона. Но всякий раз, когда луч его фонарика пробегал по мозгам Дженни, я понимал все больше. Мозги Дженни представляли собой самую хитроумную, самую сложную, самую прекрасную электронную систему. Когда речь шла о Дженни, деньги значения не имели.
На восходе солнца мы свернули с шоссе и поколдыбали по ухабам в городок, где располагался центральный комплекс «Фабрики домашней техники». Здесь начинал свою карьеру я, здесь начинал свою карьеру он, сюда он когда-то привез свою невесту.
За рулем сидел Джордж. Болтанка по колдобинам разбудила меня и что-то растрясла в нем. На него внезапно напало желание поговорить. Начал он ни с того ни с сего, как включившийся будильник:
– Я ее не знаю! Я же совсем ее не знаю, мальчик Джим! – Джордж ударил себя по тыльной стороне руки, пытаясь заглушить боль в сердце. – Я еду к совершенно чужому мне человеку! Когда-то она была очень красивой – вот и все, что мне о ней известно. Когда-то я любил ее больше всех на свете, а она разбила все, что было у меня, на мелкие осколки. Карьеру, отношения с друзьями, дом… всему настал капут! – Он ударил по кнопке на приборной панели и крикнул в мегафон на всю спящую округу: – Никогда нельзя идеализировать женщину! Запомни это, мальчик Джим!
Нас качнуло на очередной выбоине, он обеими руками вцепился в руль. И до конца пути молчал.
Мы подъехали к белому особняку с колоннами на фасаде – дому Норберта Хониккера. Норберт был заместителем директора исследовательской лаборатории ФДТ – и когда-то лучшим другом Джорджа. До того, как украл у него жену.
Во всех окнах горел свет. Мы припарковались перед домом за машиной врача. То, что она принадлежит именно врачу, было ясно по символу переплетенных змей на номерном знаке. Как только мы заглушили мотор, из дома вышел Норберт Хониккер в халате и тапочках. Он явно не спал всю ночь.
Руки они друг другу не пожали. И даже не поздоровались. Хониккер сразу начал заранее отрепетированную речь:
– Джордж, я подожду здесь, а ты заходи. Пока ты там, мой дом – твой дом. Вы с Нэнси вольны сказать друг другу все, что вам нужно.
Но Джордж совсем не хотел встречаться с Нэнси один на один.
– Мне… мне нечего сказать ей.
Он даже схватился за ключ зажигания, готовый завести фургон и рвануть прочь.
– Говорить будет она. Она всю ночь спрашивала о тебе. Она знает, что ты приехал. Только наклонись к ней поближе. Сил у нее не так много.
Джордж вылез и, волоча ноги, поплелся к дому. Он шел, как водолаз по дну морскому. Сиделка впустила его и захлопнула дверь.
– У него там лежанка есть? – спросил меня Хониккер.
– Да, сэр.
– Я, пожалуй, прилягу.
Мистер Хониккер улегся в койку Джорджа, однако расслабиться не смог. Высокий, грузный, в койке он не помещался. Помаявшись, он снова сел.
– Сигарета есть?
– Да, сэр. – Я протянул ему сигарету и поджег. – Как она, сэр?
– Будет жить. Но это сделало ее старухой вот так. – Он щелкнул пальцами.
Щелчок вышел очень слабый, почти без звука. Хониккер посмотрел на лицо Дженни и болезненно сморщился.
– Его ждет потрясение. Нэнси теперь совсем другая. Может, оно и к лучшему. Может, теперь ему придется посмотреть на нее как на такое же человеческое существо.
Хониккер встал, подошел к мозгам Дженни, тряхнул одну из стальных полок, на которых они размещались. Полка была приделана намертво. Хоникер только потряс сам себя.
– Господи… – пробормотал он. – Как глупо, глупо, глупо… Один из величайших инженерных гениев нашего времени. Живет в фургоне, женат на машине и проводит жизнь за торговлей домашними приборами, мотаясь между Саскачеваном и Флоридой.
– Он вроде человек умный, – заметил я.
– «Умный»? – переспросил Хониккер. – Он не просто Джордж Кастро. Он доктор Джордж Кастро. В восемь лет он знал пять языков, в десять освоил математический анализ, в восемнадцать получил степень доктора в Массачусетском технологическом университете.
Я присвистнул.
– У него никогда не было времени на любовь. Он считал, что вполне сумеет обойтись без нее – что бы там этим словом ни называли. Ему было чем занять голову кроме любви. К тридцати трем годам, когда он слег с пневмонией, он ни разу не держал женщину за руку.
Хониккер заметил под койкой волшебные ботинки – там, где Джордж их оставил. Он явно умел с ними обращаться.
– Когда его подкосила пневмония, он вдруг ощутил страх смерти. Ему постоянно требовалась помощь и поддержка медсестры. Медсестрой была Нэнси.
Хониккер повернул рубильник. Мозги Дженни загудели.
– Человек, который постоянно подвергается воздействию любви, развивает к ней определенный иммунитет. Тот, кто возможности развить его не имел, рискует едва ли не погибнуть от первого же контакта. – Хониккер содрогнулся. – Любовь смешала все в голове бедняги Джорджа. Внезапно лишь она стала иметь для него значение. Я работал с ним в лаборатории. По восемь часов в день мне приходилось слушать его разглагольствования о любви. Любовь вращает мир! Весь смысл существования мира – в поиске любви! Любовь побеждает все!
Хониккер, прикрыв глаза, вспоминал навык, которым владел много лет назад.
– Привет, милая, – сказал он Дженни и зашевелил пальцами ног.
– Пи-ве, кас-сав-чих, – ответила Дженни без всякого выражения на лице.
А потом повторила гораздо четче:
– Привет, красавчик.
Хониккер покачал головой.
– Голос у Нэнси теперь звучит иначе. Стал более низкий, хриплый… не такой текучий.
– Та-ке мо-ит су-тит-са с ка-им ха-ни наз-бо, – проговорила Дженни и тут же поправилась: – Такое может случиться с каждым, храни нас Бог.
– А у вас неплохо получается, – признал я. – Не думал, что кто-то, кроме Джорджа, способен управлять ею.
– Нет, я не могу заставить ее выглядеть живой. По крайней мере, так, как Джордж. Это мне никогда не удавалось, даже после тысячи часов упражнений.
– Вы вложили в нее столько времени?
– Конечно. Предполагалось ведь, что именно я буду колесить с ней по стране. Ни к чему не привязанный холостяк без особых перспектив в лаборатории. У Джорджа была жена и большое будущее, ему следовало остаться здесь и развивать науку.
Размышления о превратностях жизни заставили Хониккера шмыгнуть носом.
– Изначально Дженни должна была стать маленькой шуткой в середине его карьеры. Милой электронной диковинкой, которую он придумал со скуки. Просто тешил себя, понемногу опускаясь с небес на землю после медового месяца с Нэнси.
Хониккер еще много рассказал мне о тех днях, когда рождалась Дженни. Иногда он заставлял и ее вставить слово – так, будто она вместе с ним предавалась воспоминаниям. Для Хониккера это было нелегкое время, потому что он тоже полюбил жену Джорджа. И до полусмерти боялся, что может что-то предпринять по этому поводу.
– Я любил ее такой, какой она была. Может, влечение родилось из всей этой ерунды, которую Джордж о ней болтал. Он нес всякий бред и о ней, и о любви вообще, а я видел настоящие причины, за что можно ее любить. Я полюбил человеческое существо – чудесное, неповторимое, своенравное переплетение достоинств и недостатков. Отчасти ребенка, отчасти женщину, отчасти богиню, не более понятную, чем логарифмическая линейка.
– А потом Джордж стал все больше и больше времени проводить со мной, – продолжила Дженни. – Он сидел на работе до последнего, наспех ужинал и возвращался в лабораторию, чтобы корпеть над моими схемами до глубокой ночи. Целыми днями, а иногда и ночами он не снимал этих ботинок, и мы с ним говорили, говорили, говорили…
То, что последовало дальше, Хониккер попытался сопроводить мимикой. Он нажал ту же кнопку, что и Салли Гаррис накануне.
– Я была прекрасной собеседницей, – произнесла Дженни с улыбкой Моны Лизы. – Я ни разу не сказала ничего такого, чего он не хотел бы слышать, и всегда говорила именно то, что ему нужно, в самый нужный момент.
– Вот она! – провозгласил Хониккер, расстегивая крепления на ремнях, чтобы Дженни могла сделать шаг вперед. – Вот она, самая расчетливая женщина. Величайшая на свете исследовательница наивных мужских сердец. У Нэнси не было никаких шансов.
– Вообще, это обычное дело, – говорил Хониккер. – После медового месяца жена уже не представляется чем-то неземным, и надо приступать к сложному, но интересному и необходимому процессу узнавания, на ком же ты, собственно, женился. Однако Джордж нашел себе альтернативу. Все свои безумные мечты о женщине он воплотил в Дженни. И пренебрег несовершенной Нэнси.
– Внезапно Джордж объявил, что я слишком ценный механизм, чтобы доверять меня кому попало, – продолжала Дженни. – Он поставил руководству ультиматум: либо он отправляется со мной в разъезды сам, либо вообще уходит из компании.
– С его свежеобретенной жаждой любви могло сравниться лишь его вопиющее незнание связанных с нею опасностей. Он знал одно: любовь делает его счастливым. А из какого источника ее получать, ему было все равно.
Хониккер отключил Дженни, снял ботинки и снова прилег.
– Джордж выбрал идеальную любовь робота, – сказал он, – предоставив мне делать все возможное, чтобы завоевать любовь брошенной им неидеальной женщины.
