скачать книгу бесплатно
Вот снова кое-что со страниц дневника моего отца.
«26 октября. Продолжающаяся работа доказывает нам, что лапы, на которые опирается щит, делают работу намного безопаснее: щит всем своим весом давит на них, а они с той же силой давят на грунт. Грунт остается таким же плотным, каким был вначале, и может выдержать возводимую на новом месте конструкцию щита. Необходимо, чтобы на грунт оказывалось давление. Мне это совершенно очевидно. Именно потому, что я имел это в виду, я предусмотрел анкерные плиты и распоры. Какую неусыпную бдительность надо проявлять! Приходится все держать в своем уме: не только чтобы управлять всем, что уже есть, но и предусмотреть все, чего еще нет, но может произойти.
17 ноября. К этому дню пройдено 307 футов 9 дюймов.
8 декабря. Явное зло – отсутствие хорошего дренажа – по-прежнему с нами, и лекарства от него нет. В таких обстоятельствах нельзя не чувствовать тревогу! Что мы будем делать, если снова прорвется вода? Есть еще один источник волнений. У нас нет возможности контролировать рамы, когда они опираются на деревянные ноги или когда закручены винты. Что хуже всего, люди совершенно об этом не думают и не боятся последствий. Это обстоятельство и страх прорыва воды – вот причины тревоги.
12 декабря. Мало кто представляет себе, что такое испытывать тревогу и усталость днем и ночью. Двигаясь вперед, мы приобретаем все больше опыта, но по-прежнему случаются неожиданности. Сегодня случай может оказаться таким же фатальным, каким мог быть 200 футов назад или окажется впереди. Еще не было момента, когда мы могли бы считать себя в безопасности. Он наступит, только когда мы соединим арки туннеля с шахтой на другом берегу. Над нами лежит вся давящая масса реки, а мы должны продвигать свой щит и строить нашу конструкцию. При этом за счет приливов вес меняется дважды в день, а два раза в месяц, когда приходят сизигийные[14 - Когда Солнце, Земля и Луна выстраиваются в одну линию таким образом, что силы тяготения Солнца и Луны действуют на Землю в одном направлении и усиливают друг друга, приливы бывают выше средних и называются сизигийными. – Прим. А. В.], он меняется еще больше. Лапы – это основа нашей безопасности. Прижатые к грунту с наибольшей возможной силой, они не дают ему двигаться, даже если это рыхлый гравий; поэтому мы должны поздравить себя с тем, что они совершенно отвечают нашим потребностям. Мы продвинули наши рамы уже на 350 футов. Необходимо поменять опоры и верхние накладки, но не из соображений прочности, а из-за неправильного их использования. Первые опоры не были повреждены, пока их действие ограничивалось 3 дюймами, но при 6 дюймах они начали одна за другой гнуться, не причиняя, однако, вреда ни всей конструкции, ни щиту. Верхние брусья также погнулись или начинали гнуться – примерно тогда же, когда и опоры, поскольку, когда гнется опора, она усиливает давление на соответствующую раму, и верхние брусья также начинают ломаться. То, что поломка столь важной части щита не принесла серьезных последствий, доказывает, что этот случай был предусмотрен. Доказательством служит тот способ, которым верхний брус крепится к раме. Благодаря ему их можно легко снять и заменить. Несмотря на то что верхние брусья прогнулись, они никак не повредили верхних накладок, и работа не прекращалась, пока не были установлены новые брусья. Некоторые считают, что грунт не просто давит на щит и арки, но и частично держит сам себя. Опыт доказывает, что давление значительно выше того, что привносится на рамы искусственным образом. Грунт сжат по всей окружности водой под давлением: из этого мы заключаем, что щит действует как червь, который уплотняет почву своим телом, прорывая ее головой. С большим удовлетворением можем сказать, что пока мы следуем своему плану, не сломалась ни одна часть конструкции, за исключением задних винтовых опор. Они опять были выбиты из гнезд и повреждены. Полагаю, большинство несчастных случаев и повреждений следует отнести на счет увеличения спешки и еще больше – грубости средств, используемых людьми, когда при передвижении рам они сталкиваются с какими-либо сложностями. Из-за небрежности отвалились еще три накладки. Ужасно! Если мы не можем найти никого, кроме землекопов и шахтеров, чтобы научить использовать эту сложную машину, нам следует предусмотреть очень большие издержки.
20 декабря. Произошел тревожный случай. Винтовые опоры номеров 10 и 12 находились над номером 11. Шахтер средней ячейки номера 11 передвинул свою крепежную опору. В результате ячейка подалась назад, столбы и опоры упали с ужасным грохотом, и вслед за ними осыпалось много грунта. Это самый серьезный случай из тех, что происходили до сих пор. К счастью, грунт оказался необычно плотным, и фатальных последствий не случилось.
31 декабря. Г-н Брюнель и девять наших друзей устроили ужин под Темзой!»
Да, я организовал ужин, пригласив на него друзей. Мы сидели за столом, уставленным яствами и напитками, а в совсем небольшом отдалении от наших голов неслась вода мощной реки! Мы пировали, отмечая тот факт, что с той поры, когда мы начали проходку, прошел целый год. Я произнес первый тост, упомянув в нем все то, что казалось мне важным. К сожалению, не все мои товарищи двигались по изобретательской или хотя бы технической стезе, а потому на некоторых лицах я замечал гримасы непонимания и даже удивления – мол, зачем он все это говорит? И все же я вдавался в подробности – они были мне дороги, и я был уверен, что друзья меня простят. Я хвастался, что до самого апреля у нас не случалось никаких аварий – опоры щита не лопались и не гнулись, не было ни трещин, ни прогибов опор. Кое-где над нами сорок футов грунта, который всем своим весом оказывает давление на конструкцию щита, – и все же ни одна накладка не сломалась и ни одна опора не была повреждена. Я описывал, как шло дело дальше, когда Темза все-таки отыскала способ приблизиться к нам в своем убийственном желании слиться с нами воедино. Сколько пеньки мы израсходовали; каково было мужество тех простых людей, которые, стоя в кромешной тьме, едва рассеиваемой светильниками и лампами, боролись, бились до последнего, отстаивая как свое право на жизнь, так и право свободного передвижения под реками, как бы они ни назывались – Темза, Сена, да хоть бы и сам Нил!..
Не буду повторять все, что я сказал, замечу лишь, что окончание моей речи было встречено аплодисментами и даже несколькими приветственными криками.
«4 января, 1827 год. Эта работа требует столько пристального внимания, столько изобретательности! День и ночь она совершается самыми крепкими руками – и все-таки сколько тревог и усилий. Каждое утро я говорю себе: „Вчера еще один опасный день миновал!“
12 января. Если бы мы заранее были уверены, что на глубине от 33 до 37 футов лежит такая плотная глина, мы могли бы делать 18 футов в неделю, и это было бы совсем несложно. Но, во-первых, кто мог это предвидеть, а во-вторых, нам следует не оглядываться попусту назад, а преодолевать трудности!
16 января. Г-н Брюнель снова не спал несколько ночей подряд. Сегодня покинул нас в десять и спал до шести часов утра. Меня очень тревожит, что он совсем не думает о своем здоровье. Он может дорого за это заплатить.
2 февраля. На нынешний день пройдено 45 футов 4 дюйма.
3 февраля. Я посетил выработку и, спустившись в кабине, пожаловался на пыль. Чудеса – пыль под Темзой!
26 февраля. Был в туннеле. Арка хорошо освещена, весь проход завершен, и его открыли для посетителей. Зрелище замечательное. Миссис Брюнель, Эмма, София и три ее маленькие дочери были первыми. Я получил великое удовольствие, увидев всю мою семью в этих новых декорациях.
21 марта. Над нами опять нет глины. Лучше работать еще медленнее, чем мы делаем это сейчас. Но из-за того, что работа организована по сдельной схеме, приходится подгонять работы. И тревога нарастает с каждым днем».
Это была последняя более или менее оптимистичная запись в дневнике отца: вскоре все снова пошло кувырком, и он опять оставлял заметки, полные тревоги и опасений.
Связано это было с тем, что во время очередной серьезной протечки вышли из строя дренажные насосы, которые выкачивали воду из туннеля и подавали ее наверх. Скоро вода поднялась выше опорных винтов, из-за стойки стало невозможно двигаться, и, соответственно, работа полностью остановилась. Нельзя и класть кирпич на пол, если там воды по колено. Когда насосы снова заработали и вода стала мало-помалу убывать, я, не дожидаясь еще более радикальных улучшений, позвал рабочих вернуться на свои места – и они бодро похлюпали за мной, весело плеща подошвами сапог. Удивительно, какие крепкие нервы у этих людей!
Началась новая битва – из тех, в которых долго нельзя понять, кто же в конце концов станет победителем. Вода прибывала – мы ее откачивали; чуть она отступала – мы принимались за работу и двигали щит все дальше и дальше: пусть по дюйму, по четверти фута – но все вперед! Мы то и дело встречались не с настоящим грунтом, а опять с чем-то вроде ила – размягченной, текучей, опасной и коварной субстанцией. Работа становилась все тяжелее и медленнее. Почти год назад, опираясь на итоги бурения, я говорил, что было бы лучше закладывать туннель еще глубже, – и как я был прав! Однако сделанного не воротишь: над нашими головами была не глина, не ее плотный, надежный, изолирующий воду пласт, а слои донных отложений, спрессованный, слежавшийся ил, который при любом на него воздействии, жадно поглощая воду, превращался в текучую грязь.
Одна лишь откачка воды требовала теперь сорока пар рук. Я видел, что отца угнетает необходимость лишних расходов. Я хотел бы ему помочь, но как? – вся ответственность перед акционерами лежала на нем, а те проблемы, с которыми мы в последнее время встречались, обходились в лишних 150 фунтов в неделю. Он часто вздыхал: «Ах, что делать, что делать?! Препятствия со всех сторон».
Но к 9 апреля – то есть ко дню моего столь долгожданного совершеннолетия – дело несколько поправилось.
Примерно неделя прошла довольно спокойно. Работа хоть и не так быстро, как хотелось, но все же шла – шла ровно и неуклонно, не встречая таких препятствий, которые могли бы ее застопорить. Отца то и дело теребили акционеры – им хотелось, чтобы туннель строился быстрее. Никто из них не понимал, как опасно ускорять проходку.
Отец писал тогда:
«Грунт оказался чрезвычайно ненадежным, но мы двигались с величайшей осторожностью, и все обошлось. Я уверен, что вообще ничего плохого не происходило бы, если бы удалось отказаться от самой идеи сдельной работы. Сдельщина – стимулятор, и в нашем случае – очень опасный. Вынужденные жить с мыслью, что должны за меньшее время сделать больше, мы неминуемо рискуем. Экономить средства акционеров в подобных условиях поистине досадно. Очевидно, что слой глины над нашими головами нарушен, и это грозит нам обвалом. Нам придется бороться с этим, пока не войдем в более прочный слой. Грустная перспектива!»
Он, как говорится, напророчил: числа 20 апреля снова осыпался грунт у номера 1, вызвав длительную остановку. Но в этом не было бы ничего странного – мы уже привыкли быть готовыми к тому, чтобы преодолевать новые и новые препятствия, если бы, внимательно рассмотрев то, что просыпалось, я не обнаружил в земле какие-то кости и обломки фарфора! Что еще могло быть более достоверным подтверждением того, что к нам проваливается само дно реки – причем довольно поздние его отложения, поскольку фарфор как таковой появился сравнительно недавно! И вот на тебе: его едва успели разбить и швырнуть за борт какого-то судна – а теперь он упал прямо к нам в руки!
Я предложил провести серьезное обследование дна. На барже доставили водолазный колокол и приготовили к спуску над тем местом, где в туннеле находится наш щит. Мы с Граваттом опустились в воду на 30 футов. И что же? На дне мы обнаружили ровно то же самое, что просыпалось к нам в туннель – кости и фарфор. Стоя в колоколе, я забил в дно реки кол. Вернувшись, мы узнали, что Нельсон, работавший в своей ячейке, слышал удары, и когда сообщил о них, это вызвало всеобщую панику: должно быть, рабочие решили, что к ним пробивается сам Водяной.
Когда все пришло в норму, мы снова принялись за работу, и по мере продвижения грунт становился лучше. Но все отлично понимали, что опасность не миновала. И однажды утром – дня через три или четыре нашей колокольной вылазки – произошел вот какой случай. Мы с Граваттом преспокойно завтракали наверху, когда из шахты выбрался посыльный с диким криком:
– Все кончено! Туннель рухнул, спасся только один человек!
Побросав столовые приборы, мы бросились в шахту. Все без исключения мотористы стояли у своих насосов в полной безопасности – но все при этом были объяты ужасом, вопреки тому, что никаких признаков подступающей воды здесь не наблюдалось. Мы двинулись дальше и, немедленно обследовав щит, обнаружили, что весь переполох случился из-за того, что на верхнем уровне со свода оторвался небольшой кусок глины.
Еще через несколько дней глухой ночью – в половине четвертого утра – вода снова прорвалась, опять принеся с собой отложения со дна реки: комья глины, камни, кости, дерево, гвозди и прочий тлелый хлам явно относительно недавнего происхождения. Рабочие щита (там были преимущественно ирландцы) и мотористы в шахте кинулись бежать. Некоторые кричали: «Темза! Темза прорвалась!» Однако наши смельчаки – Болл и Роджерс – остались на своих постах и быстро и умело остановили эту страшную атаку реки.
Вот опять из дневника сэра Марка Изамбарда:
«10 мая. Двигаемся медленно, встречаемся с большими препятствиями. Главное из них – скопление воды над нашими головами. Вода размягчает ил и уносит его, оставляя пустоты. Глина падает комьями или стекает ручьями. Очень плохо. В конце концов Темза и в самом деле может нас навестить.
12 мая. Передвигая номер 6, по непростительной небрежности оставили позади верхние накладки-бандажи, убрав при этом две верхние подпорки. Грунт был очень плохой, и дело шло в момент прилива, – в общем, грунт начал вспучиваться. Несколько участков потребовали внимания. В номер 6 подошел Граватт. Он вместе с рабочим вытянул из грунта перед верхним бандажом лопату и молоток. Это те самые, которые г-н Брюнель оставил на дне реки, когда спускался в водолазном колоколе. Триумф щита. Река от нас на расстоянии ладони – и ничего.
13 мая. Несмотря на всю нашу осмотрительность, несчастье все равно может произойти. Но хотя бы не тогда, когда арка полна посетителей! Акционеры пытаются хоть как-то уменьшить затраты, один из способов – собирать деньги с любопытных. Страшно даже подумать о том, что может случиться! Я со всей возможной убедительностью и настойчивостью рекомендовал совету директоров закрыть туннель… Забот у меня не стало меньше; я совсем не отдыхаю, уже много недель не отдыхал. До сих пор щит с триумфом преодолевал всевозможные трудности, и туннель продвигается вперед. В прошлую ночь весь грунт над нашими головами пришел в движение, и это во время прилива. На щит в прилив приходится до 600 тонн, и этот вес ему приходится выдерживать дважды в день на протяжении многих недель…»
А здесь слова отца, на которые я хотел бы особо обратить ваше благосклонное внимание, для чего выделю их курсивом:
«Как легкомыслен и беспечен тот, кто, не имея никакого представления о предмете и не исследовав состояние работ, без всякого – хотя бы краткого – раздумья дает советы по всякому поводу! Сколь мелкое тщеславие проявляют те, кто делает вид, что обладают опытом, который может явиться лишь плодом многолетних глубоких размышлений и неусыпного внимания! Какой у них опыт? Их единственное преимущество состоит в том, что они – в силу своего материального или общественного положения – имеют возможность пользоваться талантами нескольких на самом деле одаренных и опытных людей, посвятивших все свои силы, все способности своих отлично организованных умов этому предприятию! Прибавьте к этому опыт сотни шахтеров и землекопов, который им тоже неведом… Как печально, что такие люди подчас находят себе место там, где от каждого требуется принятие самостоятельных решений, – а у них нет ничего за душой, что позволило бы им принимать таковые!.. Они всегда самонадеянны, но их самонадеянность – всего лишь форма глупости; если в критический момент рядом не оказывается инженера, готового направить их действия, остается лишь миг, чтобы самый лучший план обрушился и потерпел крах! Всегда есть слабое место, в которое может попасть неглубокий ум… И, кстати, когда это случится, кто-нибудь другой, такой же по своему содержанию, как и тот, из-за которого случилось несчастье, непременно скажет злорадно: „Я так и думал, что из этого ничего не выйдет!“
15 мая. Утром сильно прибыла вода. Очень беспокойно. Мои опасения не беспричинны. Прорыв реки ужасен сам по себе – вся работа пойдет прахом. Кроме того, безопасность рабочих. Плюс посетители. Голова идет кругом. Мы должны быть готовы к худшему. Эти страхи не дают мне покоя уже много недель. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы улучшить ситуацию.
17 мая. Нет сомнения в том, что с прошлой субботы грунт стал значительно лучше. Это не может не радовать.
18 мая. После обеда нас должна посетить леди Раффлз. Г-н Бимиш заранее дал мне знать о намечающемся визите. Я готов принять и сопровождать ее, тем более что она, по его словам, твердо намерена посетить ячейки. Не знаю, зачем такой знатной и уважаемой леди, как леди Раффлз посещать ячейки, в которых трудятся совсем простые люди, к тому же, как правило, в мокрой и запачканной илом одежде. Но делать нечего. Придется скрыть свое беспокойство. Мое беспокойство вообще с каждым днем нарастает. Баржи с глиной стоят наготове, я жду, когда судна с углем уйдут и освободят место над нами. Уверен, что расписание судоходства сбилось. Скорее бы начался этот визит. Чем скорее начнется, тем скорее кончится. У меня не столько предчувствие надвигающейся катастрофы – в том самом страшном виде, какой она может принять, сколько боязнь повторения какой-нибудь чепухи вроде того случая, когда ирландцы бросили насосы и убежали с площадки».
Здесь в отцов дневник вложен внятный и исчерпывающе полный отчет Граватта, из которого читатель мог бы составить ясное представление о том, что случилось в ночь с 18 на 19 мая. Однако, поскольку я и сам был непосредственным участником драмы, думаю, будет интереснее, если я сам расскажу о произошедшем.
Хочу лишь перед тем заметить, что неприятные предчувствия сэра Марка Изамбарда оправдались в полной мере, и просто чудо, что все более или менее обошлось: если бы события повернулись худшим образом, мы встретились бы с несчастьем такого масштаба, о котором мне страшно даже подумать.
Так вот.
Во-первых, вопреки сообщению г-на Бимиша, некие важные дела помешали леди Раффлз посетить нас. Поэтому отец, встретив наверху целую группу леди и джентльменов чуть более мелкого разряда, чем ожидаемая им леди Раффлз, счел возможным оставить их на наше попечение и уехал домой, чтобы хоть немного отдохнуть.
Гости – их было в общей сложности человек десять – в сопровождении г-на Бимиша спустились в шахту.
Мы с Граваттом были наверху, обсуждая текущие дела и проглядывая чертежи. В какой-то момент из туннеля выбежал донельзя взволнованный рабочий и, вытаращив глаза и вскинув руки, выкрикнул мне что-то совершенно невнятное.
– Что, простите? – переспросил я.
– Конец! – повторил он.
Я тут же кинулся к рабочей лестнице, чтобы спуститься, но по ней смятенной гурьбой валили вверх шахтеры. Тогда я перескочил через ограду, чтобы воспользоваться гостевой, однако и здесь встретил препятствие: навстречу мне спешно поднимались гости; мужчины помогали леди передвигаться, поскольку, как мне в тот момент показалось, дамы все как одна были решительно настроены потерять сознание.
Кое-как миновав их, я на лестничной площадке встретил Флинна.
– Куда вы?! – крикнул он. – Все кончено!
Однообразие поступающих сведений стало уже несколько раздражать меня. Я обозвал его трусом, прибавив несколько совершенно непечатных словечек, которых нахватался от горняков, и побежал дальше к барьеру для посетителей. Тут я столкнулся с г-ном Бимишем.
– В чем дело? – крикнул я.
– Все кончено! – ответил он.
Признаться, ничего другого я и не ожидал услышать.
– Да скажите хоть, в чем дело?
– Бессмысленно даже пытаться! – прокричал он, удаляясь.
Немудрено, что его ответ показался мне несколько загадочным.
– Вернитесь! – крикнул я.
Может быть, он не услышал.
Меня догнал Граватт, и некоторое время мы голосили с площадки, призывая рабочих вернуться, но тщетно. Появился Лейн.
– Не нужно, – сказал он, запыхавшись. – Они не вернутся.
Я хотел выяснить у него наконец, что же все-таки случилось, однако в этом уже не было необходимости: мы с Граваттом увидели, как прибывает вода.
В западной арке, вдалеке, еще виднелся свет. Вода подступала к нам так медленно, что я несколько раз успел подойти к Граватту, чтобы перекинуться словом. Потом я увидел, что вода течет от восточной арки к западной через перемычки. Я поднялся на пять или шесть ступеней, чтобы присоединиться к Граватту и Бимишу. Стоя там, мы услышали сильный взрыв. Все огни сразу погасли. На лестнице раздался шум, и вода снесла нижний пролет. Я посмотрел на рабочих, которые все еще заполняли лестницу и галереи, и закричал:
– Быстрей, быстрей отсюда! Шевелитесь!
Мой вопль их немного взбодрил, и они стали подниматься почти бегом.
Мы тоже немного поднялись. Сверху было хорошо видно, как быстро шахта заполняется водой. Оглянувшись в следующий раз, я увидел рабочего, спасавшегося вплавь. Он держался за какую-то балку и был похож на крысу, бросившуюся в море с корабля. Было очевидно, что его оставляют последние силы. Я схватился за одну из веревок, свисавших по стене шахты, и стал спускаться.
– Куда вы?! – закричал сверху Бимиш. – Что вы делаете?
Держась одной рукой за железную шпалу, я бросил ему конец веревки. С другой стороны подоспел Граватт и тоже воспользовался моим способом. Нам удалось кое-как обвязать несчастного.
– Тяните! – крикнул я.
То ли от усилия, потребовавшегося для этого крика, то ли потому, что рука окончательно онемела, то ли еще почему, но в эту секунду я сорвался и шумно рухнул в воду. Пока они тянули рабочего, я, как собака, потерявшая хозяина, метался в разные стороны в воде, то и дело натыкаясь на пустые бочки (они болтались тут во множестве), пока наконец не нашел способа схватиться за перекладину и выбраться.
– Все вышли? – спросил я у спасенного нами шахтера.
– Все, – сказал он, трясясь. – Кажется.
Но он, увы, ошибался.
Как мне рассказали, у щита дело началось вот с чего. Гудвин в номере 11 позвал на помощь Роджерса из ячейки по соседству. Роджерс отозвался: «Я не могу, я не поставил вторую подпорку». Гудвин через некоторое время позвал снова, как велел всегда делать г-н Бимиш: «Ты должен». Тогда Роджерс развернулся и увидел Гудвина в потоках воды. Каменщик Корпс поспешил Гудвину на помощь, и через мгновение сам был сбит с ног мощным потоком. Тогда Роджерс бросился к Бимишу со словами: «Сэр, уходите, нет смысла оставаться!» Он еще успел увидеть, как Корпса вымыло из ячейки, будто ком глины. Должно быть, бедняга ударился обо что-то головой. Так или иначе, Корпс не выплыл. Тело мы нашли только несколькими днями позже…
А вот что отец записал в своем журнале:
«19 мая. Как ни странно, после того, что случилось, я чувствую несказанное облегчение. Пусть в результате ужасной катастрофы, но сейчас я освободился от той невыносимой тревоги, в которой пребывал последние несколько недель. Узнав о произошедшем, я провел самую спокойную ночь за последний месяц. Г-н Брюнель и Граватт спускались в водолазном колоколе, чтобы обследовать дно реки в месте прорыва, и вставали ногами на верхушки номеров 10, 11 и 12.
20 мая. Спустившись в колоколе в дыру и взявши пробы грунта, я понял, что крепежи стоят на своих местах и что кирпичная кладка вполне прочна. Очевидно, что большая дыра – это место выемки грунта. Начали работу, цель которой – опустить в дыру большое количество мешков с глиной. Мешки нужно связывать между собой веревкой. Спустили туда большое количество мешков с глиной, обвязанных вместе веревкой. Викарий местной церкви (приход Ротерхит) в сегодняшней проповеди заявил, что смертельный случай – это расплата за тщеславие и самонадеянность смертных. Бедняга!
23 мая. Снова спускался в водолазном колоколе, чтобы проверить грунт и мешки. Все в порядке. План хорош. Пора выкачивать воду.
30 мая. Вода в шахте опустилась так низко, что видно последний пролет ступеней.
5 июня. Выходить из водолазного колокола на дно реки опасно, некоторые участки очень рыхлые. Сегодня почти произошел несчастный случай. Г-н Брюнель и Пинкни были внизу, в колоколе. Пинкни потерял равновесие, настланную доску утянуло у него из-под ног, и его засасывало все глубже, пока г-ну Брюнелю не удалось опустить ногу, за которую тот смог схватиться и в итоге выбраться.
17 июня. Нас посетил Чарльз Бонапарт. Г-н Брюнель возил его на яле в арку. Чарльз Бонапарт был в восхищении. Г-н Брюнель свалился за борт».
* * *
Подводя итог этому эпизоду, должен сказать, что 19 июня состоялось собрание владельцев для обсуждения состояния дел в компании, об итогах которого отец почему-то не оставил никаких записей. Поскольку я присутствовал на нем, попытаюсь восполнить этот пробел.
Выступая перед собранием, сэр Марк Изамбард представил большой отчет, в котором очень подробно описал обстоятельства недавнего инцидента и причины, которые к нему привели. Затем он рассказал о мерах, которые приняты для восстановления хода работ, то есть о реализованном проекте затопления мешков с глиной и гравием. Не помню его речь дословно, но смысл ее сводился к следующему: «Мне уже удалось закупорить дыру, через которую вначале проникала вода. Позже появилось второе отверстие, столь же вредоносное, но я уверен, что и оно сейчас закрыто. Однако требуется немного времени, чтобы грунт над щитом слежался и уплотнился. Ему приходится удерживать над собой водную толщу в тридцать пять футов».
Продолжаю переписывать из его дневника.
«25 июня. В 7 часов утра закончены приготовления к повторному вводу щита. Г-н Брюнель подобрал рабочих, которые последними покидали свои ячейки, и назначил их первыми, кто снова войдет в них. Он сказал им, что преимущество за ними.
27 июня. Г-н Бимиш смог добраться до ячеек, которые оказались целыми и невредимыми.
У рам растянули просмоленную парусину и начали их расчистку. Это была весьма трудная и опасная работа, поскольку вода стояла еще так высоко, что до ячеек можно было добраться лишь на лодках. Рабочие, даже самые лучшие, сильно опасались; однако, вдохновленные примером г-на Брюнеля и г-на Бимиша, начали действовать лучшим образом и вскоре успокоились.
7 июля. Работать в ячейках крайне неудобно; свечи гаснут, вентиляция не действует. Г-н Брюнель несколько раз спускался в водолазном колоколе. Один раз цепь сорвалась со стопора, но, к счастью, сбилась так, что не стала разматываться дальше. Все могло закончиться печально. Разве можно придумать что-то тревожнее того положения, в котором я постоянно пребываю? Ни секунды отдыха ни уму, ни телу. Г-н Бимиш всегда в состоянии готовности. Бедный г-н Брюнель тоже постоянно на посту – то внизу, то на баржах, то в водолазном колоколе.
11 июля. Заново растянули парусину рядом с ячейками. Работа сделана отлично. Большая заслуга в этом принадлежит г-ну Брюнелю. Очевидное искусство, с которым все было проделано, демонстрирует его ум и присутствие духа в моменты, когда малейшая оплошность может все испортить.
21 июля. В начале ночи прозвучал сигнал тревоги. Его дал Фитцджеральд, крича, что все снова сыплется. Роджерс подобрал все клинья, что смог найти, но вода в туннеле стоит высоко, и не было лодки, чтобы добраться до ячеек. Он позвал рабочих, что находились в ячейках, – никакого ответа. Найдя наконец какой-то ялик в восточной арке, он догреб до ячеек. Грунт оказался в порядке, однако никого из живых он там не увидел. В ужасе, что товарищи утонули, он двинулся дальше и в конце концов обнаружил их: все четверо лежали, вытянувшись на небольшой площадке, – но не захлебнувшиеся водой, а благополучно спящие!
26 июля. Вода почти ушла из всех арок. В первый раз мы смогли своими ногами войти в ячейки – весьма отрадное событие».
Пролистываю несколько страниц, на которых не отражено ничего существенного. Обыденность. Ощущение опасности притуплено. Рутина.
Останавливаюсь через два месяца и восемь дней.
«30 сентября. Каким медленным должно казаться наше продвижение со стороны; но это не так, если принять во внимание, сколько нам пришлось делать, выправляя ячейки и ремонтируя их; что говорить об опалубке, лесах, крепежных подпорках, о доставке материалов и ремонте!.. И все это в положении стесненности, в недостатке пространства, где вдобавок то и дело прорывается вода и осыпается грунт. Говоря просто, здесь по-настоящему страшно. Добавьте эхо работающих насосов, неясный гул, наполняющий туннель, панические известия о сколах больших кусков чугуна с деталей щита (это самое страшное!) – вот, без преувеличения, полная картина нашей работы. Тем не менее моя уверенность в надежности щита не уменьшилась – напротив, опробованный в полную силу, он доказал свою исключительную полезность. Без него мы ничего бы не смогли сделать. Если грунт станет более подходящим, тогда и работа будет безопасней. Верхние упоры все на месте. Это наша хорошая защита».
Еще пролистну. А, вот интересный эпизод. Я его отлично помню, поскольку был непосредственным участником. Но все же пусть об этом расскажет отец.
«17 октября. В 2 часа 15 минут ночи Кембл прибежал к г-ну Брюнелю и вне себя от ужаса огорошил его сообщением, что вода стремительно прибывает: когда он покидал свою ячейку, она уже добралась до шахты. В наших то и дело меняющихся обстоятельствах это показалось г-ну Брюнелю очень похожим на правду, и он без пальто со всех ног туда бросился, по пути дважды стукнув в дверь Граватта. На месте он увидел рабочих, уже поднявшихся наверх, и услышал, как они зовут тех, кто, по их мнению, не сумел выбраться. Уже Майлз сбросил вниз длинную веревку и призвал несчастных хвататься за нее, а остальных, тех, кто не может ее ухватить, плыть на другую площадку. Г-н Брюнель в один миг сбежал вниз по лестнице. Шахта была погружена во тьму. На каждой ступеньке он мог поскользнуться и упасть в воду. Прежде чем г-н Брюнель понял, каково расстояние до ячеек в восточной арке, он был уже у них, где встретил Пампийона, который удивленно сказал ему, что не понимает паники, поскольку на самом деле ничего не случилось – лишь небольшая протечка в верхней ячейке номера 1. Там же г-н Брюнель обнаружил Хаггинса и всю нашу рабочую „элиту“. Оказывается, они даже не поняли, что кто-то из их товарищей покинул ячейку! Причиной паники стал один из рабочих, который, услышав, что его товарищ в номере 1 зовет Бола, почему-то выскочил из ячейки с криком „Бежим, бежим, погибаем, погибаем, затушите огни!“. Его товарищи – буквально как овцы, – повторяя его отчаянный зов, последовали за ним. 10 ноября. Г-н Брюнель снова пригласил гостей на банкет, организованный в туннеле. За столом сидело почти сорок человек. Трудно представить себе более впечатляющее зрелище. В прилегающей арке устроили угощение почти для 120 наших рабочих.
А вот это я писал в его журнал сам, потому что отец на несколько дней уехал из города.
«6 декабря. Продвижение задерживается из-за состояния грунта над номерами 1, 2 и 3, особенно это стало заметно на этой неделе. Впрочем, это не прибавляет нам поводов для тревоги и не имеет серьезного значения – кроме, разумеется, увеличения расходов, связанных с промедлением. Отец захотел, чтобы я выступил перед Советом и обрисовал причины подобных затруднений. Там, где мы сейчас работаем, встретился довольно сильный донный родник. Соответственно, в этой части речного русла грунт очень рыхл и мягок. На соседних участках грунт также подвержен влиянию источника, достаточно своеобразному: во время полуприлива давление самое высокое – настолько высокое, что сухая твердая глина с огромной силой продавливается через почти невидимые отверстия, а ил и вода движутся толчками. Во время полного прилива давление и количество воды начинают снижаться. При отливе Темзы грунт становится твердым и сухим, и с ним легко работать. Во время максимального прилива нам требуется двенадцать-пятнадцать лучших пар рабочих рук, не считая меня (или одного из моих помощников), а также бригадира, нанимаемого вместе с рабочими».
День за днем мои записи… 1 января нового года сэр Марк Изамбард вернулся в Лондон, и я уступил ему его законное место на капитанском мостике. Все идет своим порядком. Он почти не говорит о своей тревоге. Да и с чего бы? Работа отлажена и успешна. Туннель стал для всех чем-то вроде родного существа. Я, во всяком случае, частенько ощущал потребность наделить его душой: нежной, ранимой, обидчивой – но и благодарной, но и способной на великодушие. Стоит собраться нескольким рабочим, когда у них выдается минута свободного времени, у них только и разговоров, какая будет устроена пьянка, когда мы выберемся на другой берег Темзы!..
