скачать книгу бесплатно
– Как странно и интересно, – сообщила она, поеживаясь. Все же голые плечи в конце октября и на сквозняке – решение для не слабонервных модниц. – Как странно и интересно. Такая долгая жизнь…
Что ее потянуло за язык? Черт знает что… Но почему-то она не смогла сообщить даме, что судьба ее не читается. Вместо этого она сделала новый глубокий вдох и…
– Такая долгая жизнь, что ее завершение теряется где-то далеко-далеко, – затараторила она, как будто отвечала у доски и вспомнила зазубренный абзац, жаль не тот, что требовался. – Ни болезней, ни потерь, только непрекращающийся подъем. Медленный, медленный, но очень верный путь наверх. – Так, а теперь, чтобы слишком сладко не было, добавим: – Вот только не похоже, что вам этого хочется. Скорее всего, этот подъем – вынужденный.
– Поиск? – уточнила клиентка.
– Может быть. – Сашка мотнула головой, светлые волосы закрыли озябшее плечо. – Только не думаю, что в контексте такой долгой жизни цель всегда будет одна. Смотрите, – и указала пальцем на… да просто на произвольную точку на блюдце, – вас ждут странные перемены. Не мешающие пути наверх, но кардинально меняющие всю жизнь. Что же это? – Сашка поймала взгляд клиентки, пытаясь вычитать в нем хоть какую-то подсказку. Тщетно. И продолжила: – Что вы смените? Страну? Мужчину? Да, скорее всего, тут дело в любви.
Вообще-то она избегала рассуждать о том, в чем пока не разбиралась. Но тут язык сильно обогнал мысли.
– Стоп-стоп, – клиентка вытянула вперед ладонь, словно защищалась, – может, дело в чем-то… более серьезном? Во власти, например? Влиянии?
Ах вот оно что!
В доброй и покладистой Сашке иногда просыпалась вредность – примерно как хорошая щепотка красного перца в сладком кофе. Влияния захотелось! Надо же чего выдумала!
– Нет, – уверенно брякнула она, – власть тут совершенно точно ни при чем. Более того, вы вот-вот потеряете даже ту малость, которой сейчас располагаете. То ли в пользу основного конкурента, то ли нового игрока, но…
– Хватит! – почти вскрикнула дама. И хлопнула по столу ладонью. Сашке показалось, что в кухне словно… антивспышка антисвета случилась – тьма сгустилась на такой короткий миг, что сознание не успело ее зафиксировать.
– …но и это не помешает пути наверх, – испуганно закончила девочка. И зачем-то добавила: – Может, ваш путь закончит кто-то другой… дети, например. Или эти… как их… преемники.
– Вот теперь точно хватит! – вскинулась клиентка. – Сколько я вам должна? Впрочем, неважно!
И она протянула Саше красную пятитысячную купюру.
– Не провожайте меня. – У нее явственно дрожал голос. – И сдачи не надо.
– Я и не собиралась…
Но клиентка смоталась так быстро, что Сашка не успела больше ничего сказать. Например, что не собиралась сдачу искать, еще чего. Гадалка она или нет? Ох, сегодня болтунья пустопорожняя, но вообще – гадалка, да еще какая!
– Обманщица.
Голос раздался прямо над ухом. Сашка так перепугалась, что не сразу сообразила, что вообще-то за ней находится балконная дверь. Кухня была угловым помещением. Окно выходило на парк и залив, а балкон… тоже. Просто выход на него был в другой стене. И сейчас в дверной проем красиво вписался Серый. И смотрел на Сашку очень сердито.
– Шарлатанка.
– Угу, я думала, ты знаешь два слова, – огрызнулась она, – «здрасьте» и «пока». А оказывается, все четыре. Да ты крут.
Но ее наезд растворился, как сахарная крошка в горячем капучино. Серый обогнул стол и навис над ней, вынуждая отодвинуться.
– Ты чертова лгунья, – сказал он, как-то особенно сердито буравя Сашку своими пестрыми зелено-желто-коричневыми глазами. – Ты же не смогла прочитать ее судьбу. Я смотрел на тебя, по лицу твоему видел, что не смогла. Вот только откуда ты знала, что она действительно в поиске и на опасном пути?
Сашке вдруг стало смешно. Что за кино развел, ей-богу. Даже не кино, а театр – пафос можно мазать на хлеб толстым слоем и на завтрак лопать.
– Серый, ты чего несешь? – миролюбиво спросила она. – Ну, сказала я ей про поиск. Все же люди чего-нибудь да ищут, тебе-то что? Как умею, так гадаю. Ну, прости, если тебя не устраивает мое предсказание чужой судьбы.
Серый оперся локтями о стол, подался вперед.
– Нет. У нее. Никакой. Судьбы, – размеренно проговорил он. – И ты это видела.
– Как это нет судьбы? – удивилась Сашка. – Судьбы у нее нет, а поиск есть? А он, надо понимать, к судьбе не относится? Вот уж точно, прости, бред собачий.
Серый отшатнулся, прищурился и всмотрелся в Сашу, как будто пытаясь понять, дурит она ему голову или в самом деле считает отсутствие судьбы бредом.
– А ты себе гадать не пробовала? – вкрадчиво спросил он. – А давай-ка попробуем. И мне погадай. Давай-давай, я джезвы помою, а ты жаровню разжигай.
– С ума сошел… не надо их мыть. Вон, салфетками протри.
Жаровня для кофе на песке была гордостью Сашкиной коллекции. И ей захотелось по рукам Серому надавать, только чтобы он ни ее, ни джезвочки не трогал. Но не стала. Надо послушать и посмотреть. В гадании может пригодиться.
Кофе варили в молчании. Саша даже чуть не забыла размешать его, прежде чем наливать. Первый глоток был пенным и таким горячим, что вкуса почти не было. Второй – ароматным. Собственный аромат кофе, не приукрашенный специями, не смягченный сахаром, не подбалованный молоком… Третий был горьким. С предупреждающим скрипом гущи на зубах – мол, хватит наслаждаться, пора с будущим разговаривать.
– Переворачивай, – сказал Серый.
– После тебя, – фыркнула Сашка. Не вся вредность израсходовалась. Да еще возмущение накатило. С чего вдруг этот леголас недоделанный командует ей на ее же кухне?.. Ну, пусть на дедовой, но это мелочи. Дед-то ее.
– Давай вместе, – развеселился вдруг Серый. – Раз, два… эй!
Вот тут уж тоже было делом чести махнуть первой – обжигающее, продирающее до клеточного уровня варево. Парень только головой покачал. Мол, дитя-дитем…
– На, смотри! – Сашка торжествующе хлопнула ладонью по столу. Вчитываться в собственную судьбу ей не хотелось… Бы. Если бы она сама по-настоящему верила в свои гадания. Достаточно было и того, что кофейная гуща не растеклась ровным слоем по блюдцу. Не пошла, значит, против законов физики, логики и против доводов разума тоже.
– А вот это странно. – Серый поставил блюдце на стол. – У ведьмы, знаешь ли, не должно быть судьбы. Но только ведьма может увидеть чужую судьбу. Или ее отсутствие. А если ты не ведьма, то не можешь. Но ты увидела. И скрыла это! За-чем? – Он вдруг сощурился и так вперился взглядом Сашке глаза, что ей не то что не по себе стало… ей сделалось страшно, словно не на знакомой кухне, а в темном подземелье повстречала его. Или не его, а кого-то злобного, голодного и совершенно ненормального.
– Если ты что-то скрываешь, то советую перестать, – с расстановкой, выделяя каждое слово, проговорил он.
– С-серый… ты что, с цепи сорвался? – Саше ужасно захотелось забиться в уголок. – Наезжаешь, обзываешься…
– Хм. «Обзываешься». – Серый так проговорил это слово, будто прикидывал, к месту ли оно. – Да это меньшее, что я могу с тобой сделать, Саша. Или ты уже не Саша?.. Или ты никогда и не был Сашей?
– Не был? Серый, да ты умом тронулся. Я деду скажу! – Сашка толкнула к парню его блюдечко, на которое он так и не вытряхнул кофейную гущу.
– Если сможешь. – Серый выбросил руку, как лягушка языком ловит муху. Только мухой оказалась Сашкина шея. Девчонка не то что отодвинуться, пискнуть и то не успела. Инстинктивно забилась, но поздно – воздуха не стало вмиг, перед глазами поплыли черные пятна. Но сильнее физических ощущений оказалась паническая мысль: Господи, что он сейчас со мной сделает? Страх парализовывал разум, но тело в удушье действовало без команд от этого паралитика. Нога дернулась, толкнула стол. Серый на секунду ослабил хватку. Сашка пнула стол, уже почти соображая, что делает. Край стола врезался парню в живот. Ему вряд ли было больно, но Сашке перепала секунда на вдох. Или чуть больше. Она сипло втянула ртом воздух, горло отозвалось болью. Вернее, не отозвалось – больно было все время, только на глубоком вдохе стало хуже. Потом она кое-как проморгалась, отгоняя обморочную черноту, заслонившую мир. Лучше бы не отгоняла… Сашка заорала бы, но передавленное горло не позволяло; всё, что получилось выдавить, – жалкий хрип. Серый больше не собирался ее душить. Задумчиво смотрел на девчонку желтым пламенем из глазниц черепа. Ни обычных веснушек, ни кирпичных лохм. Смерть как она есть, во всяком случае, в мультиках. Только… настоящая и оттого – страшнее страшного.
Руки сами собой зашарили по столу. Хоть чашечкой, да попробовать защититься… Попалась, кажется, не ее чашка, а Серого, с остатками кофе на дне. Пальцы влезли в остывшую жижу, и это, видимо, отрезвило вопящий от ужаса разум и вернуло и способность соображать, и нормальное зрение.
Лицо у Серого было как лицо. Если можно, конечно, так сказать о человеке, который только что едва не убил другого. Впрочем, в убийцах, пусть даже не состоявшихся, Сашка не разбиралась и разбираться не собиралась. А Серый пялился на нее своими каквсегдашними, ржаво-карими глазами, изучающе, настороженно, но, кажется, уже без угрозы.
– Может, я ошибся, – сказал он сам себе, – чуять-то ничего не чую. Но кто знает, насколько ты хитрая тварь.
– Ты точно ошибся, – прохрипела Сашка, ненавидя, почему-то не его, а себя. За то, что не лупит его прямо сейчас стулом по морде, за то, что не вызывает полицию, не звонит деду, не… не… не делает ничего. Только лепечет какие-то… оправдания, как будто она в чем-то виновата. – Ты что, спятил, псих ты больной?
Серый отмахнулся.
– Я за тобой прослежу, – пообещал он. – Деду рассказывай, что хочешь, я разберусь. И с тобой тоже. Иди отсюда, пока не решил разобраться на всякий случай.
Сашку как ветром сдуло. Сдуло и понесло по широкому, в детстве казавшемуся бесконечным, коридору. Туда, куда всякая нормальная девчонка в такой ситуации рванет (если нормальные девчонки, конечно, попадают в такие дикие ситуации и выходят из них относительно без потерь), – в свою комнату.
По дороге Сашка успела возненавидеть себя еще больше. Потому что за три секунды пути она приняла то самое, ошибочное решение, которое, увы, часто принимают попавшие в беду девчонки: никому не говорить. И деду тоже. Постараться забыть, пережить и… больше не оставаться с Серым наедине. Дура мягкотелая. Тряпка. Последнее слово Саша сказала вслух. Правда, никто все равно не услышал – в этот же момент она пинком распахнула дверь, чего за ней раньше тоже не водилось. Попыталась перевести дыхание, но не смогла. Непогашенная злость клокотала и требовала выхода.
Сейчас ей стало не только страшно, но и так обидно! Почему она такая размазня? Ни слова не сказав просто выскочила из кухни, когда послали, и двумя хлопками двери – бах! Открыла. Бух! Закрыла – сообщила миру, что трогать ее не рекомендуется. Как будто миру это очень надо.
Шарахнуть бы еще по чему-нибудь… лучше хрупкому, чтобы осколки зазвенели. Но жалко. Как представишь себе битые чашки или статуэтки, так и слезы на глаза. Сашкины руки непроизвольно сжались в кулаки и разжались. Руки требовали деятельности – лучший способ загасить злость.
– Ух, надо было тебе хвост накрутить! – сообщила Сашка воздуху. То есть определенно, не виновнику своего гадкого состояния. – Ну… ну хоть кому-то надо его накрутить же…
В воздухе все еще дрожал нежный и одновременно пронзительный отзвук – белые чашечки на полке отозвались звоном на хлопок двери. Грохот уже не просто стих, но вовсе забылся. Но тонкий, однонотный, едва существующий звук все еще заполнял просторную Сашину комнату.
– Вы попали, – сообщила она чашечкам. Перед глазами тут же встала картинка, как будто нарисованная кофейной гущей на светлом донышке или корицей по плотной пене капучино. Неважно, как и на чем, важен результат.
Разноцветные перышки хранились в коробке со всякой рукодельной мелочевкой. Рукодельем Саша не увлекалась, мелочевку использовала для красивых фотографий в Инстаграме. А сейчас лиловые перья, похоже, обретали новое бытие. Полное – ха-ха! – нового смысла.
А теперь – чашечки. Ох, какую красоту она купила не далее как позавчера. Белые бокалы, объемом годные для капучино, сразу похитили ее сердце. А какие у них были ручки! В виде изящных барышень с крылышками бабочек. Личики у них были едва намечены, зато тела прорисованы очень точно и тонко. А вечером в день покупки Сашка хохотала почти до слез, обнаружив, что ручки-фигурки были, во-первых, полыми (что логично, ведь иначе они перевесили бы даже полную чашку), во-вторых, снабжены крошечными отверстиями в… в области хвостиков. Впихнуть тонкий стерженек пухового перышка в отверстие оказалось делом нелегким и кропотливым. Уже на стадии второго пера в пятую точку второй феи Сашка снова разозлилась. Да еще и обидчик, видимо, чуя свою вину или опасаясь получить по заслугам от деда, заскребся под дверью.
– Саш, Саша… – донеслось со стороны коридора. Какое-то жалкое блеяние. Угу, осознал, что натворил, гад, и перепугался, что Сашке хватит духа в полицию пойти. Вот и прибежал скулить под порогом. Фу, противно.
– Пошел вон! – Сашка своего голоса не узнала, так зло и хрипло он прозвучал, даже с рычанием каким-то. Третья чашка, пока «неоперенная» веским аргументом, отправилась в полет до двери и осыпалась осколками. Обидчик предпочел испариться, ну, или притихнуть, притворившись половичком. И тут Сашке стало истерически смешно от собственной вспышки. Ну, обозвали шарлатанкой. Ой, да, чуть не задушили, синяков, наверное, наставили. Но Саша девочка хорошая, Саша все понимает. Человек просто сорвался. Таких, как она, понимающих девочек, можно обижать. Можно бросать без защиты, отдавать бабушке-дедушке и забывать, как глупый сон на рассвете. Саша не напомнит о себе, не испортит окружающим спокойную жизнь. Подумаешь, обидели… Было бы из-за чего дверями хлопать и посуду колотить.
Кстати, о посуде… Ручка-феечка уцелела. Саша не заморачивалась суевериями на тему хранения битой посуды, поэтому хвостами в конце концов обзавелись все три.
Затем Сашка потопала из комнаты за пылесосом – не оставлять же гору осколков на полу – и чуть заикой не стала, когда противный дрожащий в воздухе звон вдруг оформился в гармоничную трель. Трель – в мелодию, мелодия – в смех.
Цепенея уже не от страха – какие-то психические предохранители в Сашке, кажется, только что перегорели, – но от удивления, девочка обернулась.
Все три феи, абсолютно живые, по-прежнему белые и фарфоровые, сидели на краю полки и болтали ногами. Вернее, две сидели, а третья порхала рядышком, трепеща лиловыми пушистыми хвостиками.
Глава 2
При других обстоятельствах Сашка, наверное, закатила бы тихую, ограниченную стенами комнаты истерику. Но свежая закалка тут же дала о себе знать. Она просто села на пол там, где стояла, позабыв про пылесос и осколки кружки. К сожалению, осколки о ней не забыли. Парочка впилась в ладонь, и спасибо, что не в то место, куда она феям хвосты приделала. Тут бы и проснуться – от боли-то. Но куда там! Боль была, а пробуждения не было, потому что она не спала.
– Вы живые? – спросила Саша в пространство. Прозвучало как-то тупо. Как будто она «му-у» произнесла. Дружная трехголосая трель, переходящая в смех, вновь была ей ответом. – Хорошо, я сейчас это переварю… Фейки, значит. Фейки-кофейки.
Когда в твою хорошую, спокойную, размеренную и почти совсем счастливую жизнь вдруг врываются боль и опасность, а уж тем более когда в нее вваливаются, нагло открывая дверь с ноги, чудеса, то есть один хороший способ сохранить здравый рассудок. Заключается он в том, чтобы заняться чем-то очень обыденным и милым: комнату прибрать, кактус пересадить или в коробках с кукольными платьями навести порядок. То что надо. Терапия как она есть.
В куклы Саша никогда толком не играла, но наряжать их и устраивать им «кофейню» обожала с детства. Сейчас кофейня не помешала бы ей самой. Причем как-нибудь так, чтобы из комнаты не выходить и с Серым не сталкиваться.
Саша осмотрелась. Почти все свои кофейные прибамбасы она держала на кухне (эту привычку теперь придется подправить!). Но кое-что оставалось в комнате – на случай, если за школьной домашкой потребуется живительная порция кофеина. На полке прямо над письменным столом пристроилась небольшая, самая небольшая из возможных, кофемашина.
Несколько кофейных капсул обнаружилось на другой полке среди ручек-маркеров, бумажных цветов и прочей ерунды. Из всех видов Сашкиной любви к кофе любовь к «машинному» была наименее сильной – не с океан, а всего лишь с море. Но Средиземное, никак не меньше. А сейчас, когда любопытство и остатки злости подталкивали под руку, благородный напиток в самом деле можно было «сдобрить-задобрить» стихоболтанием.
– Что там я этой тетке говорила? – спросила Сашка не феек-кофеек (ах, какое получилось название, самой приятно!), не себя даже, а окружающее пространство. Оно оказалось памятливым и незлым. Строки выскочили в памяти сами собой:
Раствори свою тоску
И отдай ее песку.
Черный, словно ведьмы кровь,
Кофе будет вмиг готов.
Страх свой лютый раствори,
Кинь в жаровню – пусть горит.
В светлом пламени зари
Кровь ведьмачью завари.
Как во сне или в бреду,
Я на свет бреду-бреду.
Кофе черен, перец ал
Мир людей для ведьмы мал…
Неизвестно, чего бы еще наболтала, да только феи вдруг сорвались с кромки стола, вспорхнули и выстроились в линеечку так, что каждая чуть ли не на голову следующей встала ногами. Эта фарфоровая линия превратилась в круг, круг начал вращение. Сашка машинально глотнула кофе из чашки.
И все изменилось.
Шалея от коктейля из невозможности и неоспоримой реальности происходящего, Сашка осознала, что она… нырнула в чашку, из которой только что пригубила. Такая вот прокофеиненная насквозь Алиса в Стране чудес. Только она не уменьшалась, а чашка не увеличивалась. Налицо явно был какой-то другой фокус пространства. И, увы, ни знаний, ни опыта, чтобы понять, что же произошло, Саше не хватало.
Глаза же, и прочие органы чувств со всей ответственностью заявляли, что воздух вокруг нее сгустился и покоричневел. Эдакие кофейные сумерки случились. Запах кофе тоже сгустился, прямо-таки сконцентрировался. Еще миг и – Сашкина комната исчезла, как бы скрылась по другую сторону… чего? Коридора.
Сомнений не было: Саша стояла в просторном коридоре в форме трубы, как будто попала в фантастический кофейный аквапарк для великанов. Этот трубовидный коридор был полностью выложен белыми и коричневыми плитками. Не ровными, как в ванных комнатах, а вогнутыми. Как же иначе сохранить скругленность пола, стен и потолка? Впрочем, такие обыденные понятия, как стены, пол и прочее тут не работали. Труба она и есть труба. И по ней совершенно определенно тек мощный поток кофе. Причем не ручей по щиколотку, даже не по колено. И не по грудь. Все в этом коридоре было суть – кофе, до последней молекулы атмосферы. И кофе двигался сильно, неотвратимо. Но при этом не сбивал с ног, даже не подталкивал. Как будто… как будто Сашка стала частью этого потока, но сохранила волю выбирать: двигаться вместе с ним, стоять на месте или вовсе против течения развернуться.
– Мамочки… – выдохнула она. Страшно не было. Почему-то от звенящего смеха феек-кофеек она в первый миг обомлела, а попав в неведомое пространство, ощутила только взбудораженность. Ха-ха… «только»! Каждая клеточка тела, даже в волосах и ногтях, взвинтилась в волнении, любопытстве и… радости. Сашка подняла руки, как в воображаемом полете, – специально чтобы ощутить одновременное легкое сопротивление кофейного потока и его податливость, готовность подчиниться ей. А потом сделала воображаемый гребок – словно не летела, а плыла. И в очередной раз остолбенела.
Ее руки белели фарфором – в точности как у феечек-кофеечек. Рисунок вен исчез, не говоря об отпечатках пальцев, волосках и всяких там порах-родинках-царапинках. Саша на всякий случай ущипнула себя за новую руку. Больно. И тепло на ощупь.
– С ума сойти… а хвост? – Она завертела головой, ища утвердительный или отрицательный ответ на этот шутливый, в общем-то, вопрос. Ответ был – да. Хвост колыхался воздушным плюмажем, вздымаясь немного выше Сашкиной головы. Наверное, тоже белой и бесчертной… или как правильно? Обесчерченной? В общем, без черт. Вот крыльев не оказалось. Ну и ладно. В кофейном потоке надобности в них не было. А хвостик красивый.
Феи, ставшие теперь не крупнее крошек ванилина, насыпанного в джезве, заметались над Сашиным плечом, взбалтывая кофейный поток.
– Это намек, что ли? Нечего на одном месте топтаться? Я и не собиралась. Просто огляделась немного. – И Саша решительно направилась туда, куда глаза глядели. То ли позволила кофейному потоку нести себя, то ли, наоборот, сама понесла весь поток с той скоростью, какую мимолетно захотела, – прямо как скорость ходьбы отрегулировала. Поток кофе шел вместе с Сашей, сквозь нее и вокруг нее. А там, где ветвился ее путь, окружающая среда немного менялась. Словно в однородный поток вплетались тонкие струи иных веществ – корицы, шоколада, сахара. Куда-то в сторону уносилось карамельное течение, еще откуда-то явно струилось молоко.
Сашка потрогала свою юбку, теперь тоже фарфорово-белую, но вполне обычную на ощупь. Не намокла, мелькнула запоздалая мысль.
Феи снова заметались над ее плечом. Саша почувствовала, как всколыхнулась кофейная атмосфера. Как будто крошки подталкивали ее, убеждая повнимательнее присмотреться к чудно?му месту, по которому теперь пролегал ее путь.
Ничего, в общем-то, не получилось. Ничего нового Саша не увидела. Присмотрелась еще раз. И, чтобы уж наверняка уловить хоть что-нибудь, – прислушалась. Зрение, слух, обоняние, осязание. Мало этих чувств, ох мало. Надо причувствоваться как-то еще. Как? Хотя оживила же она феек-кофеек, совершенно не зная, как это делается. Значит, и увидеть тоже получится.
Почему-то она решила, что лучше всего это делать с закрытыми глазами. Если надо узреть что-то большее, нежели человеческому глазу доступно, то поднятые веки – только помеха.
Саша зажмурилась и… ощутила себя настоящим слепцом. Как будто ее ресницы не просто опустились на щеки, но намертво в них вросли. На секунду ее охватил дикий, прямо-таки животный ужас – а что, если слепота останется навсегда? Но тут же накатил такой шквал чувств, что слепота показалась ерундовым неудобством. Нечто иное с лихвой ее восполнило. В потоке кофе неслись сгустки, струи, кляксы, мини-смерчики и черт знает что еще. И от каждого такого непонятного объекта в прямом смысле тянуло то тревогой, то радостью, то отчаянием.
– Ничего не понимаю, – выдохнула Сашка и рискнула коснуться многолучевой звезды, дразняще зависшей прямо перед ее лицом, и тут же с визгом отдернула руку. Потому что эффект был, как если бы сунула пальцы в розетку. Только не обычную, типа «Там ток, Сашенька», а скорее «Там печаль и ревность, Сашенька, да в такой концентрации, что несчастным электрончикам в проводочках и не снилась».
– Ну и почему не предупредили? – Собственный голос ворвался в верещащее от боли и страха Сашкино сознание, как свежий ветерок. Ну, или как таблетка «от головы». – Хоть бы за волосы дернули, или еще что-то в этом роде. Или это… как в фэнтези говорят: «Опыт, который всякая ведьма должна получить сама»?
В каком именно из – будем честны! Не то чтобы очень уж многих – прочитанных фэнтези-романов говорилось это, Сашка не помнила. Феи явно тоже начитанностью не блистали. Чуть увеличились в размерах, до видимости без прищура, и бестолково мельтешили перед девочкой, грозя залететь ей в глаз. Или засветить. Перец имбиря не слаще.
– Да ну вас!.. – рассердилась Сашка. Вновь закрыв глаза, она решительно свернула в первый попавшийся коридор.
И тут же врезалась в живого человека. Не пятно, не комету, не карамельный поток.
– Ой! – пискнула она.
