скачать книгу бесплатно
– Швырять чувства? – Никсия изогнула бровь, рыжую и тонкую, словно медная проволока. – О чем она?
– Расскажи уже все архонтам, пусть тебя вылечат, что бы это ни было!
– Мана, тише, – прошептал я, морщась. Мою голову точно раздуло изнутри горячим паром.
– Мана, Юля, – передразнила Мана. – Баста, хватит! Я – Мануэла. Ты говоришь на языке ананси. Так говори без своих “ванек” и “манок”. Фалах.
– А сама-то, – засмеялась Никсия. – Баста, нада.
Мана зыркнула на Веснушку, и рыжая подавилась смехом. Смуглая девушка стрелой вылетела из инъекционной. Пар в моей голове остыл, исчез, может, вытек через уши.
Очередь сзади меня зароптала: чего там возитесь?.. Я поплелся к выходу, услышав напоследок реплику Никсии:
– По-моему, в этом году Дарсис не позвал свою дикую мучачу на танцы.
Глава 4
Согласно приказу самого главного рабовладельца на этой планете, я уселся на белом диване в углу его просторного кабинета. Мои стопы плотно уперлись в пол, руки – в колени, мышцы напряглись – все чтобы не скатиться со скользкой белой кожи на такой же белый пол, и оттуда не глазеть ошалело вверх, на такие же белые стены с потолком. Все белое, как в больнице. Не хватало только запаха лекарств и хлорки.
Сидя за пустым столом – конечно, тоже белым – архонт Гертен взмахнул рукой. Инфракрасные датчики тихо пикнули, и жалюзи на окнах послушно раскрылись. Снаружи роскошные кустарники махали пушистыми фиолетовыми ветвями. Качал их вовсе не ветер.
– Тягура зацвела, – сказал я, невольно представляя, как соберу завтра с утра новый букет в комнату Юли.
Соцветия с маленькими колокольчатыми цветками, точь-в-точь как у земной сирени, тянулись и плотно жались друг к другу, образуя огромные душистые шары. Эти цветочные сферы склонялись к окну, мягкие лепестки топорщились по всей их окружности. Едва слышно сквозь стекло скрипело – ветви кустарника с треском сгибались под неестественно сильным притяжением цветов друг к другу. Пара тонких веток сломалось.
Гертен едва взглянул в окно.
– Зачем вы заставили цветы тянуться друг к другу? – спросил я.
– Ананси изучают Свет, – сказал архонт. – Свет изменяет мир. Мы экспериментируем с массой и гравитационной силой всего на планете: камней, растений, животных.
Мое плечо нервно дернулось – выкладывай, меня тоже изменил Свет? Я тоже твой эксперимент, гад? Ведь в твоих змеиных желтющих глазах я ничем не отличаюсь от орангутанга или подсолнуха?
Всего этого я не сказал. Я сказал: Так и запишем.
Гертен хмыкнул.
Только Мана знала, что я чудик. Точнее все знали, но только Мане я раскрыл секрет про мою сверхэмпатию.
– Через месяц тебе прекратят давать «сыворотку», – огорошили меня. Я аж заикаться начал:
– М-м-меня вернут домой?
– Ровно через год, как тебе обещали шесть лет назад, – резко повысил голос Гертен.
Я съязвил:
– Ох, извините, забыл. Человеческая память ведь очень короткая.
Синяя ладонь Гертена хлопнула по столу; показалось, весь кабинет вздрогнул. Я так точно.
– Люди, – процедил архонт, – каждый день вы придумываете новые шутки, стихи, манифесты, теоремы, законы – и ради чего? Дни напролет штудируете учебники, трудитесь на заводах и фабриках, терпите производственные болезни и травмы, изобретаете столько всего нового и бесполезного: опасное оружие, яркие предметы гардероба, безвкусные безделушки, машины с разрисованными кузовами – только ради одного – превзойти других таких же людей, своих собратьев по виду. Обставить самих себя, обскакать собственные ноги. Ваша смекалка, ваши таланты – пользы от них столько же, сколько земному киту от сохранившихся костей задних конечностей.
– Глубокая мысль, – сказал я.
Он присмотрелся ко мне. Я не улыбался.
– Девяноста девять и девять процентов вероятности, что люди никогда не договорятся между собой прекратить нецелесообразно тратить время, меньше работать, – сказал Гертен. – Скорее ваши страусы договорятся выбросить свои бесполезные крылья.
Я смял в кулак кожу на спинке дивана.
– Через месяц тебе прекратят давать «сыворотку», – словно тупому повторил архонт. – И Юлирель покинет Центр. Ее дальнейшая подготовка пройдет на орбитальной станции. Без тебя.
У меня зазвенело в ушах. А как же я?
– Как же я?
– Ты дождешься даты своей отправки на Землю в Центре. До конца года тебе больше не нужно будет заботиться ни о Юлирель, ни о другом подростке-ананси. Сможешь проводить оставшееся время, как захочешь.
Колени затряслись, в груди заскрежетало. Взгляд мой заметался по белому кабинету. Как же так? Я укусил нижнюю губу до боли, до крови. Постарался смотреть в одну точку. Сфера из цветков тягуры сверкала в бликах на окне, как сиреневый сапфир. Жестоко, очень жестоко выложить это именно сейчас, сразу после свежей инъекции «сыворотки», сейчас, когда она еще не остыла в венах.
Как же хочется вскрыть эти чертовы вены!
Черт, как же хочется сбежать!
И как же хочется отплатить этому желтоглазому гаду за его «щедрость»!
Трясясь, я выдавил:
– Архонт, почему ваша дочь сейчас не любуется тягурой?
Гертен молча отвернулся к окну, и меня прорвало:
– Вы говорите, мы, люди, много и бесполезно работаем? А как же ваша дочь, которая как проклятая мечется по космосу, толкая рычаги флаера? Или Дарсис: сейчас он наверняка с солдатами Гарнизона скачет по лесам и равнинам вдоль границ? Не знаю я, конечно, что они делают, но каждый день Юля..лирель устает до криков во сне. Черт, у нее срывы! Почему же ананси заставляют своих детей рвать жилы и мучиться, если вы совсем не такие бестолочные муравьи-труженики, как люди?
Я думал, меня расстреляют, или повесят, или колесуют, или в карцер запрут хотя бы. Но архонт молча взял что-то из-под стола и встал. Его высокое статное тело вмиг оказалось возле меня.
Костлявая синяя ладонь, которую я ненавижу с детства, протянула мне свернутую белую материю. Носовой платок.
– Вытри слезы, Станислав.
Я коснулся своих щек: мокрые. Вытер глаза рукавом рубашки. Не нужна мне забота лжеца.
Не отрывая взгляд от окна, Гертен смял платок в кулаке.
– Почему? – тихо произнес архонт. – Потому что, мальчик, Свет угасает.
Глава 5
юля
а пускай я умру, если буду с тобой, но я хочу быть с тобой
а я уже умираю
только представлю, как ты говоришь:
а пока, стас.
юля юля, ля ля ля
Никак не прекращал сниться глупый сон, как я умоляю Юлю не покидать меня, причем на театральной сцене в старомодном сюртуке, тесных колготках и башмаках с пряжками. А Юля в пышном платье лишь веером машет и молчит. Будто играем какую-то пьесу.
Что ж, отмалчивалась моя инопланетная принцесса не только во снах.
И вот рванули синие прохладные ночи и красные жаркие дни, будто Супермен наперегонки с Флэшем. Декада пролетела вмиг. Ничего не менялось. Так же каждое утро будил Юлю в децур…децилл… пфу… мегаогромное число раз. Так же с закрытыми глазами мыл ее опасное, как атомная электростанция, тело. Так же мягкими, бесконечно долгими движениями чесал суперски-черные волосы с алым отливом. Так же завтракали белковой кашей ананси, только вдвоем: к Мане с Дарсисом больше не садились. Вообще с Маной я больше не заговаривал.
После завтрака всегда бежал в «Диснейленд» – луна-парк, который отстроили ананси и напичкали аттракционами с Земли и с других планет, чтобы их питомцы не скучали. Другие дети визжали на «американских горках» или тискали инопланетных зверюшек в питомнике. Каждый день каждого года визжат и тискают, и не надоест же.
Нас с Маной никогда не тянуло к такой ерунде. С первого дня похищения Мана искала способ быть полезной Дарсису не только в Центре, но и в Гарнизоне, на полях сражений. А я рвался обратно на Землю.
– На Землю? – переспросила десятилетняя девчушка с буйными кофейными кудряшками, когда я предложил ей искать путь домой вместе. Мы тогда только-только выучили певучий язык ананси – на уровне самоваров. Мана, как и все, еще говорила с акцентом, и слова, которые должны были звучать мелодично, из ее темных бразильских уст хлестали по ушам как кожаные ремни.
Я кивнул, и сказал фразу, которую слышал в каком-то историческом фильме:
– Отберем назад наши жизни у грязных римлян.
Она показала старые белесые шрамы на смуглой коже:
– Тогда моя все равно побудет со мной недолго.
Вот так. Мы оба хотели бороться: я – за свою сестру, Мана – за Дарсиса. Я – за человека, она – за пришельца. Ей мечталось укрепиться здесь, мне – свалить подальше.
Разные цели, один способ достижения: тренироваться. Учиться драться.
Посчастливилось – откопали на парковом складе игрушек пару пыльных тренеров-ботов с шестью железными щупальцами, обитыми твердыми подушками. На этикетке сверкало оранжевым: «Botboxer». На месте лиц у ботов мигали дисплеи со списком тренировок по смешанным единоборствам. В том числе по стилям чемпионов MMA.
Наше бездействие закончилось. От радости Мана попыталась станцевать со мной самбу, но я отдавил ей ногу.
Пыль-то мы с железа стряхнули, и маты расшвыряли по найденной пустой комнате. А вот дальше ботбоксеры швыряли нас по этим самым матам как мешки с картошкой, заламывали руки за спины двойным нельсоном, размазывали лица по твердой резине. Самый начальный уровень тренировки щадил наши мышцы и кости не больше монахов-убийц в храме Шаолинь.
А через месяц Мана сказала: Баста, утерла бежавшую из разбитой губы кровь, и в первый раз завалила своего спарринг-партнера. Набитые руки ее скрутили левую верхнюю щупальцу обратным узлом, быстрые длинные ноги плотно сдавили стальную голову, противник застучал свободным щупальцем по мату: сдаюсь. Улыбка засияла на усталом вспотевшем лице маленькой победительницы. Я аплодировал стоя.
Вечером в столовой Мана разрешила поесть пиццы, несмотря на уже тогда начатую нами белковую диету.
Сам я перевалил через режим «новичка» только через три месяца. Мана уже опережала меня на пять уровней – дальше только Земля. Но меня все равно захлестнула гордость великого первопроходца. Я как никогда понимал, каково круто было Человеку-пауку, когда он надрал задницу Доктору Осьминогу.
А что сейчас? Спустя шесть лет?
Мана уже прошла почти все уровни сложности, уже вовсю махалась с третьим лучшим бойцом MMA – Джорджем Сен-Пьером. Когда она разделает его под орех, то приступит к Андерсону Силву и Дэну Хендерсону, чемпионами во всех весовых категориях. Их она тоже разделает, уж точно. И тогда Мана сможет любого разделать под орех. Вообще любого. Кроме Дарсиса.
Дурацкая «сыворотка».
Всю последнюю декаду я кувыркался по матам в обнимку с Доктором Осьминогом. Фирменный хлесткий хук Ройса Грейси в исполнении жесткой подушки на стальном щупальце снова и снова швырял меня по углам комнаты. Взбешенный, я чуть не грыз обивку мата. Глаза щипало.
Никто не наблюдал за моими промахами.
Никто не подкалывал: сопли, мол, вытри, принцесса, да не с лица – с матов, а то поскользнёшься.
Никто не советовал, как избежать этого резкого выпада в челюсть. Никто – значит, никто с кудрявой копной волос, насмешливым взглядом и ртом, говорящим по-португальски через слово. Никто – значит вообще никто.
Только лежа на матах я не думал о Юле. Потому что думал о Мане.
Решить бороться бок о бок с кем-то – значит стать кому-то братом или сестрой? На это я подписался? Нет уж, моя сестра – одна единственная, и больше их не производят! – на Земле. Других не просили.
Однажды, идя по луна-парку, я увидел, как маленькая Рудо сидела подле телескопа здоровее базуки и крутила винт на держателе.
– В Адастре звезд не увидеть, – сказал я. – Даже ночью.
– Свет мешает, – согласилась Рудо, продолжая крутить винт. – А жалко, Герсен любит смотреть на звезды.
Неожиданно она взглянула на далекий белый столб на востоке и топнула ножкой.
– Дурацкий Свет! Хоть бы ты угас!
Я почему-то вздрогнул. «…Мальчик, Свет угасает» – прошуршал в голове голос старого лжеца.
– Ты ждешь когда он угаснет, чтобы посмотреть на звезды?
– Что? – глаза Рудо округлились. – Разве это возможно? – она погрозила кулачком на восток. – А было б ох как неплохо!
Будь даже Свет живым и зрячим исполином, то вряд ли бы разглядел ее маленькую ручонку, но Рудо это не смущало.
– Нам обещали экскурсию на орбитальную станцию через два месяца, – сказала девочка. – Может нам разрешат взять телескоп, чтобы Герсен смог ближе разглядеть звезды. Пока пытаюсь просто настроить эту штуку.
В стороне цепочка красных вагонеток разогналась по крутым рельсам «американских горок». Радостный визг разрезал густой теплый воздух, пропитанный ароматами тягуры и пушинника. Выработанный в крови пассажиров адреналин отдался в моей голове дождем конфетти из кусочков восторга. Ух, как им весело! Постойте-ка!
– Через два месяца? – переспросил я.
– Говорят.
Юля, Юля, пускай тебе плевать, но я хочу быть с тобой. И я увижу тебя через месяц после того как мы расстанемся. Твой солдат любви прилетит в твой новый дом на экскурсию.
В просторном светлом холле «Диснейленда» я налетел на вешалку-стойку с одеждой. Видно, розовые очки запотели. Я выбрался из вороха бальных платьев и смокингов, Никсия тут же ткнула меня пальцем в грудь.
– Ты, быстро забирай один смокинг и платье для своей принцессы и брысь отсюда, пока не повалил все тут.
Я оглянулся на шеренгу черных костюмов и цветных платьев.
