banner banner banner
Простите, простите, простите меня…
Простите, простите, простите меня…
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Простите, простите, простите меня…

скачать книгу бесплатно

До свиданья всем?
Но со счета где-то сбились.
Десять! Восемь! Семь!

Сроки снова отменяются.
Это мне за что?..
Правилам не подчиняются.
Триста! Двести! Сто!

«А есть собаки…»

А есть собаки.
Они не умеют читать,
ничего не читали, ни одной строчки!
Ни разу по этому поводу
у них не колотилось сердце,
не подступал комок к горлу,
они ни разу не хохотали,
не перечитывали вслух своим знакомым.

А есть коровы,
только и знают, что жуют свою жвачку,
ничего не делают своими руками.
Не смогли бы, даже если бы захотели!
Пустяковый подарочек теленку —
и то не в силах.
Не говоря уже о работе ума:
что-нибудь сочинить,
сделать мало-мальски серьезное открытие
на пользу таким же коровам, как они,
и взволноваться этим, и вскричать:
«Черт побери!»
Ничего для них не существует.

Да что там, есть улитки!
Им за всю свою жизнь
суждено увидеть метр земли максимум…
Просто видеть!
Просто смотреть, что происходит,
когда совсем, совсем кончилась война.
Нет, если бы мне разрешили одно только это —
я бы и тогда сказал: стыдно быть несчастливым.

И каждый раз, когда я несчастлив,
я твержу себе это:
стыдно быть несчастливым!

1946

«Маленькие мысли…»

Маленькие мысли,
оставьте меня!
Да что это такое,
сгиньте, брысь!
Да я и не думаю об этом!
Я думаю вон о той женщине,
которая пошла через дорогу.
Какое счастье, что такие
существуют на свете…
Что, опять?
Да я с ума сошел!
Да я и не думаю об этом!
Я думаю о море весной,
о грохочущем, светло-зеленом…

Сгиньте, брысь!

Старые фотографии

В прошлое уходят города.
Переулками струятся годы,
словно зеленеющие воды
тихо пропускают невода.

Белые дворянские дома,
желтые торговые лабазы,
местные и царские указы,
Шеллера-Михайлова тома.

Тридцать гимназисток-выпускниц
процветают на музейном фото.
Браки, роды, длинные заботы,
списки богаделен и больниц.

В прошлое ушли ночные споры
древней дооктябрьской поры.
Одиноки серые заборы,
хмуры крыши и грустны дворы.

В Сан-Хосе

У девушки на майке «хай».
То есть «привет». А на спине —
«бай», что по-нашему «прощай».
Прошла, на миг став другом мне.

A в супермаркете раскрыты
«зонты для пенья под дождем».
забыты вдруг заботы быта,
и не страшит небесный гром.

Самоучитель по улыбкам
нам надобен, страна моя.
Пособие, как в мире зыбком
сразиться с грустью бытия.

«Рассказ о том…»

Рассказ о том,
как мы с женой и сыном
давным-давно
приехали жить в Ленинград
и поселились в поселке Дибуны.
И знать не знали,
что через две станции
на пригородном поезде —
море!
А моря мы с женой и сыном
не видели никогда в жизни.
И никто вокруг не говорил,
что море близко!
Всем это было так известно,
что и говорить-то было незачем.
А мы хлопотливо жили,
неполноправные, послевоенные,
продлевая временную прописку,
потому что постоянной были недостойны.
А через десять минут на пригородном поезде
было Море!
Там не видно другого Берега!
А на этом берегу – Лес!
Сквозь который видится это Море!
Как в книжках Жюля Верна,
когда путники выходят из джунглей
и кричат: «Море!»

Случай

Держал в руках себя, терпел,
ни слова, что ты!
Покамест не осатанел,
учтивость к черту.
Поверь, пока хватало сил,
был деликатным.
Но вот сорвался и покрыл
начальство матом.
И вмиг – начальства нет на свете!
Не существует!
Свободы эфемерный ветер,
ликуя, дует.

«Я равнодушию учусь…»

Я равнодушию учусь.
То выучу урок, то забываю.
Я равнодушием лечусь,
три раза в день по капле принимаю.
К чему? Во-первых, – к суете сует:
и оттянуться не успеешь – съест.
Всего дотла, всего, по мелочам:
дневная – днем, ночная – по ночам.
К невзгодам мелким, что рядятся в беды,
к ушибам, что до свадьбы заживут,
и к самолюбью, что всегда задето,
и к неустройствам, что всегда гнетут,
к тому, что срок твоих удач проходит,
пора удач настала для других.
Что ж, солнце так же всходит и заходит
не для тебя – так для него, для них…

Я равнодушию учусь.
Вовсю стараюсь, мельтешусь!

«Погода, плохая погода…»

Погода, плохая погода,
неуравновешенный век.
Мы вниз опускались полгода,
а где же полгода, чтоб вверх?

Запросы покорно понизив,
согласны на осень, на снег…
На разные беды – полжизни.
А где же полжизни на смех?

«После бума, и грома…»

После бума, и грома,
и ночных неприличий
с отдаленного дома
слышу песенку птичью.

Свищет скромно и звонко,
нет ни стажа, ни сана.
Голос птицы-ребенка,
отдохнувшего за ночь.

Она свищет, как дышит,
словно вот родилась.