скачать книгу бесплатно
– Не больно ты часто и убиралась, – буркнул дядя Вася. – А стену ломать надо не поэтому! А чтоб камин восстановить. Слышал я от кого-то (от Графини вроде), что раньше шикарный камин в нашей комнате был. С мрамором и позолотой. Да только разобрали его давным-давно и увезли куда-то. А когда стали квартиру в коммуналку переделывать, и нишу заложили. Чтоб у новых жильцов не было искушения огонь в комнате разводить…
– То есть та кладка появилась тогда же, когда и межкомнатные перегородки? – неуверенно спросила Лара. Это никак не вязалось с ее версией. – В двадцатые годы?
– Точно, – поддакнул дядя Вася.
– А вот и не точно, – торжественно молвила баба Шура и глянула на мужа с нескрываемым превосходством. – Не помнишь разве, что перекладывали ее, стену-то?
– Когда? – осторожно спросила Лара, не желая показать своей заинтересованности. – Хотя вы, наверное, не помните, столько лет прошло…
– Почему же? Помню очень хорошо, – парировала старуха. И, загордившись от сознания собственной значимости, стала излагать: – Это было в семьдесят первом. Я как раз собиралась на работу выходить после декрета. Май стоял. Весна. Но холодная. Мы в деревню намылились, а на дворе дожди да стужа, все откладывали. Но тут коммунальщики ремонт в нашей квартире затеяли. Это сейчас все за свой счет, а раньше государство о нас заботилось. Раз в десять лет в подъезде белили, да и в квартирах нет-нет да подшаманят. Обычно, конечно, по мелочи, но в тот год прям капитальный затеяли. Трубы отопления поменяли, стены заделали, все покрасили. И такой нам кавардак в квартире устроили, что прямо житья не стало. Пришлось в деревню ехать, хотя тепла никакого не наступило. Но деваться было некуда! У нас ребенок маленький, а в коммуналке не продохнешь от пылищи да краски…
– Не только мы, все уехали, – присоединился к жене Кузнецов. – Кто куда. Кто, как мы, в деревню. Кто к родственникам. А Андромедыч на работе ночевал, ему податься некуда было…
– И что, квартиру без присмотра оставляли? – поинтересовалась Лара.
– Нет, конечно. Графиня дежурила. Она единственная из коммуналки не выезжала. У нее ни дачи, ни родственников, ни работы. Вот и сидела дома. А мы только рады. Если на кого квартиру и оставлять, то только на нее. Во-первых, точно ничего чужого не прихватит и другим не даст (мы ведь ей ключи от своих комнат оставили), а во-вторых, у нее не забалуешь! Рабочие перед ней на цыпочках ходили.
– Это точно, – кивнула баба Шура, и от этого движения ее «кукиш» на макушке заколыхался. – Стену в нашей комнате переложить именно она каменщиков заставила. Слышала, как я жаловалась на то, что из щелей дует, и велела старую сломать, а нишу новым кирпичом заделать. Они так и сделали. Да только лучше не стало. Сначала, конечно, я обрадовалась: тепло стало, хорошо, а немного погодя цемент крошиться начал. Плохой, видно, раствор замесили. Тяп, ляп – лишь бы отделаться!
– Да они всю квартиру нам так отремонтировали, что лучше б не брались, – проворчал дядя Вася. – Трубы вскоре потекли, а краской уж какой покрасили… Ужас! Вонь стояла все лето. Пришлось в деревне жить.
– И, главное, пахло как-то странно, – подхватила баба Шура. – То ли тухлятиной какой-то, то ли газом. Мне казалось, газом, думала, они что-то повредили, когда кухню ремонтировали, но нет. Из Горгаза слесари приходили, проверяли, сказали, все нормально…
– А я тебе сразу сказал, что не в этом дело, – веско молвил Кузнецов. – В дымоход ворона упала, сдохла и разлагаться начала. Этот смрад к запаху краски примешался.
– Хорошо, деревня у нас была. А то не знаю, как лето бы пережили.
– То есть осенью запах улетучился? – поинтересовалась Лара.
– Да вроде бы…
– А вот скажите, баба Шура, в тот год не приходил к кому-нибудь из ваших соседей высокий мужчина в кожаной куртке?
Услышав вопрос, старуха скорчила недоуменную гримасу: наморщила лоб, свела брови, а губы вытянула утиным клювом. Пришлось Ларе пояснять:
– Я помню, мне тетка рассказывала о мужчине в коже, являвшемся в вашу коммуналку. Будто бы именно во время ремонта. К кому именно, не помню, но он точно бывал в квартире. Тетка его заприметила, потому что он был щегольски одет. Тогда, сами помните, как мужчины одевались! Все в драпе да плащевке. А этот в коже фирменной. Вы, как женщина, тоже должны были обратить на него внимание… – Она с надеждой посмотрела на бабу Шуру. – Не помните такого?
Старуха втянула губы и принялась их жевать. Она не понимала, зачем Ларисе нужны эти сведения, поэтому тянула с ответом. Вместо нее ответил дядя Вася:
– Никто в нашу квартиру во время ремонта не приходил. К кому приходить-то, ежели никого из жильцов нет? – резонно заметил он, после чего полюбопытствовал: – А чего тебя так этот кожаный пижон интересует?
Лара замялась. Она не знала, как удовлетворить его любопытство. Про скелет рассказывать не хотелось, а на ходу врать она не умела. Вот и молчала. Старикам это не понравилось. Особенно «полосатой мымре». Баба Шура выставила вперед крючковатый палец, ткнула им в Лару и обличительным тоном проговорила:
– Темнишь, девка!
– Да, Ларис, ты чего темнишь-то? – насупился Кузнецов.
– Понимаете, в чем дело… Я, руша стены, нашла в каминной нише мужские вещи. Куртка кожаная, добротная, явно дорогая, в ней бумажник, ключи. – Она воровато глянула на Кузнецовых, проверяя их реакцию. Но те сидели с каменными лицами. – Я решила, что это вещи того пижона, про которого тетка рассказывала, но никак не могу взять в толк, как они оказались в вашей комнате.
Дядя Вася неопределенно пожал плечами. А вот баба Шура, как всегда, нашлась:
– Ответ один. Это вещи не пижона твоего, а кого-то из каменщиков. Разделся да забыл. А потом нишу заложил. Когда очухался, было поздно. Не ломать же стену!
– Ради кожаной куртки я бы сломал, – возразил Кузнецов. – Ты вспомни, каким дефицитом были такие вещи. А тем более если в кармане кошелек остался…
– И ключи, – добавила Лара. – А на лацкане значок «Делегату XXIV съезда КПСС»…
– Тогда точно, не каменщику куртка принадлежала, разве таких на съезды посылали…
– Примолкни, Васька! – ни с того ни с сего гаркнула на мужа баба Шура. Но тот не обиделся: привык, видно, а старуха, уставившись на Лару глазами, горящими огнем озарения, прошептала: – Вспомнила! Вот ты как про значок сказала, меня будто по лбу тюкнуло… – Она проиллюстрировала это, ткнув себя пальцем в морщину между бровей. – Бывал в коммуналке нашей мужик этот. Высокий, красивый, в коже. Пижо-он. Лет пятьдесят ему было, но ухоженный. Не то что наши ханыги! Я прям залюбовалась им, когда в дверях столкнулась…
– Когда это было? Примерную дату не припомните?
– Ну, вот как ты говоришь, во время ремонта. Я приехала из деревни за кой-какими вещами. Собрала целый баул. Тащила его через прихожую. Волокла, можно сказать. Из-за чего краской перепачкала. Расстроилась очень, попыталась оттереть, но не вышло. Злая из квартиры вываливаюсь, а тут он. Пропустил меня, дверь придержал да еще спросил, не помочь ли… Воспитанный.
– Он вошел в квартиру?
– Ага. Я когда выскочила, он руку к звонку тянул. Но раз я открыла, он просто вошел…
– К кому притащился-то? – полюбопытствовал дядя Вася.
– В другой бы раз я обязательно узнала к кому, а тогда из-за сумки переживала, не до того было… – Она в задумчивости потеребила свой пучок. – Но вообще-то в квартире тогда, кроме Графини, еще кто-то был. Я слышала, когда сумку в своей комнате собирала, как она кому-то велела убрать за собой со стола.
– А кто тогда в квартире проживал? – поинтересовалась Лара и незаметно включила диктофон, лежавший в кармане.
– Кроме нас и Графини, Котя Семакин с сестрой и матерью, Андромедыч с бабкой (развелся он к тому времени), семья Больбух, но они на все лето на Украину уезжали и в Москве не появлялись, как и Васнецовы, только эти где-то в нашей русской глубинке кантовались… – Баба Шура вопросительно глянула на мужа. – Кто там еще проживал-то у нас, а, Васьк?
– Коцман, портной, не помнишь его разве?
– Конечно, помню, чего ты меня за склеротичку держишь? Плюгавый, чернявый, хроменький. Кошка у него еще была сиамская.
– Тоже от Графини млел. Бесплатно ее обшивал. И даже шляпки делал. Из фетра…
– А восьмая комната запертая стояла. Как раз перед ремонтом муж с женой, что там проживали, в аварии погибли.
– Так что в квартире вместе с Графиней тогда мог находиться либо Котя, либо Боря Коцман, либо Андромедыч, – подытожил дядя Вася.
– А рабочие в доме находиться не могли? – решила уточнить Лара.
– Нет, вечер был. Они работу уже закончили, – уверенно ответила баба Шура и продолжала фонтанировать воспоминаниями. – Они вообще тогда закруглялись. Раз я сумку изляпала, значит, уже все покрасили, а красили они в последнюю очередь…
– В последнюю очередь они стену в нашей комнате переложили, – заспорил с ней супруг. – Прямо на следующий день после того, как ты в город съездила. Помню, Графиня говорила, что рабочие стену после твоего отъезда сломали, но к вечеру новую выложили.
– И ведь мало того, что выложили, так еще и кирпич весь битый вывезли, – приняла эстафетную палочку разговора баба Шура. – А того красавца я больше у нас к коммуналке не видела. Может, в мое отсутствие приходил…
– Почему вы думаете, что он приходил?
– Ну а как же? Коль куртку оставил, наверное, приходил. Искал, поди, да каменщики ее прихватили, спрятали в нише, а потом забыли. По-другому она никак туда попасть не могла!
Логика в словах бабы Шуры была. Беда только в том, что в нише обнаружилась не только куртка, но и останки ее хозяина, а значит, в мае семьдесят первого произошло преступление гораздо более серьезное, нежели воровство. Но мысли эти Лара, естественно, оставила при себе. Поблагодарив стариков за гостеприимство, Лариса покинула дом Кузнецовых.
Глава 3
На обратном пути к дому (жила она в их с мужем квартире, он поступил по-джентльменски: ушел и жилплощадь оставил) Лариса размышляла. Ей подумалось вдруг, что вся эта идея с заменой старой кладки на новую была затеяна именно для того, чтобы в нише труп спрятать. Вынести его из дома не смогли, вот и «замуровали». Кто именно, по-прежнему оставалось загадкой. Не старуха же Берг! Убить она, конечно, могла, духу бы у нее хватило, но сложить кирпичную стену вряд ли. Значит, «кожаного» лишил жизни кто-то другой. Очевидно, тот, кто находился в квартире помимо Графини: либо Семакин, либо Коцман, либо Свирский. Этот вывод Лару расстроил. Все трое сейчас если и живы, то недееспособны. Котя в психбольнице, Андромедыча хватил удар, а в Борисе Абрамовиче еще пять лет назад (именно тогда Лара его отселила) душа чудом держалась – племянник его из комнаты на руках выносил, – не может быть, чтоб Коцман до сих пор был жив. А коль и Эллина Берг преставилась, то узнать, кому она в тот день велела прибрать со стола, теперь не представляется возможным. Значит, следствие зашло в тупик!
«А вдруг она жива? – с надеждой подумала Лара. – Некоторые доживают и до ста. И она была очень крепкой старухой, когда я ее отселяла…»
Доехав до дома и поднявшись в квартиру, Лариса села за компьютер. В нем хранились координаты всех жильцов старой коммуналки. Был тут и адрес Эллины Берг. Лара вывела его на экран и стала звонить в справочную, чтобы узнать номер телефона. Но оператор ей ничем не помог, сказав, что данная квартира не телефонизирована. Сие известие Лару обнадежило. Отсутствие телефона могло означать, что Эллина Берг все еще там проживает. Старуха так ненавидела технический прогресс, что отказаться от телефона было абсолютно в ее стиле! А вот если бы туда въехал кто-то другой, он обязательно бы…
«Хотя нет, не обязательно, – тут же поправила себя Лара, – ведь сейчас у всех, даже древних стариков, есть мобильники… Да и автоматы на каждом углу стоят…»
Лариса выключила компьютер и заспешила к двери. Она решила съездить по адресу Эллины. Конечно, можно было не срываться, а сделать несколько звонков, чтобы узнать, кто сейчас прописан в старухиной квартире, но в этом случае пришлось бы некоторое время ждать ответа, а ждать Лара не любила.
Она выбежала из дома и, вместо того чтобы поймать машину (свою личную «Хонду Сивик» Лариса разбила в прошлом месяце – как всегда, торопилась на работу и «не заметила» столб), двинулась к метро. Так быстрее!
Добравшись до нужного района, Лара быстро нашла интересующий ее дом, он находился прямо возле станции метро. На подъездной двери, к счастью, не оказалось ни кодового замка, ни домофона, и уже через минуту Лара стояла у двери в старухину (или не ее, кто знает?) квартиру.
Звонок не работал, пришлось стучать. Лариса побарабанила по косяку согнутым указательным пальцем. Когда ей никто не открыл, постучала громче и настойчивее по двери кулаком. На сей раз ее стук был услышан – до Ларисы донесся звук шагов, потом скрипучий старческий голос:
– Кто там?
– Эллина Александровна, это вы? – крикнула Лара через дверь. Старуха не посчитала нужным ответить, она молчала, но от двери не отходила. Тогда Лара бросила еще одну фразу: – Если вы Эллина Берг, то я хотела бы с вами поговорить… – Опять тишина. И вновь шагов не слышно. Старуха не уходила, но и впускать незваную гостью не собиралась. – Я Лариса Белозерова, – представилась Лара, надеясь, что, услышав знакомое имя, Графиня (теперь у нее не оставалось в этом сомнений), сменит гнев на милость. – Лариса, племянницы Ивы, я выкупила коммуналку, в которой вы жили… Я могу задать вам несколько вопросов?
– Нет, – отрезала старуха и зашаркала от двери прочь.
– Тогда всего один! – выпалила Лара торопливо: – Вы не знаете, к кому во время ремонта семьдесят первого года приходил мужчина в кожаной куртке?
Шаги за дверью замерли. Несколько секунд стояла тишина, потом до Ларисиного слуха донеслось невнятное бормотание. Это старуха вступила в диалог с самой собой. Лара была хорошо воспитана и никогда не перебивала старших, но на этот раз решила нарушить правило:
– У него еще значок делегата партийного съезда на лацкане был, – зычно проговорила она.
И тут дверь отворилась!
Это произошло так неожиданно, что Лара не успела подготовиться к встрече с хозяйкой квартиры. Хотя если б и успела, все равно бы испугалась, увидев Эллину Берг, ибо она была похожа не столько на живого человека, сколько на мертвеца. Ее худое крючконосое лицо стало таким бесцветным и морщинистым, что напоминало скомканный лист пергамента. Щеки впали, глаза ввалились, волосы почти вылезли. Тело Графини ссохлось так, что походило на ствол погибшего дерева. Но при этом старуха держалась прямо, а на ногах стояла крепко – Лара не увидела поблизости ни ходунков, ни даже палки.
– Эллина Александровна, – обратилась к ней Лариса, – могу я войти?
– Что ты там болтала о мужчине в коже? – спросила Графиня трескучим голосом.
– Вы не подскажете… – начала Лара, но старуха вновь оборвала ее вопросом:
– Откуда ты о нем узнала?
– Так вы помните такого? А как его имя не подскажете?
– Зачем тебе его имя?
– Чтобы найти его детей или внуков и сообщить им… – Лариса на миг запнулась, но, побоявшись своим враньем все испортить, выпалила: – Сообщить, что их отец или дед умер в 1971 году!
Старухины глаза, до этого тусклые и равнодушные, вдруг вспыхнули каким-то паническим удивлением, рот приоткрылся.
– Что ты сказала? – прохрипела она. И сглотнула, плотно зажмурив дряблые веки. – Умер?
– Этот человек был убит в вашей коммуналке. Его труп я обнаружила, когда сломала кирпичную…
Договорить она не успела, потому что в следующий миг старуха Берг, покраснев так, будто ее лицо обдало жаром, стала падать вперед. Она падала, как подрубленное дерево, стремительно и неумолимо, и Лара едва успела ее подхватить. Когда Графиня обмякла в ее руках, Лара бережно опустила ее на пол. Трясущимися пальцами коснулась морщинистой шеи. Пульс был! Под пергаментной старческой кожей слабо билась вена.
– Жива, – облегченно пробормотала Лариса и, вытащив из кармана сотовый телефон, стала звонить в «Скорую».
Глава 4
– Что с ней? – спросила Лара у приехавшего по вызову доктора. Он бегло осмотрел больную и принялся рыться в своем чемоданчике в поисках шприца.
– Инсульт, – констатировал он. – Судя по изменившемуся цвету лица, кровоизлияние…
– Это которое при гипертонии бывает?
– Не только. Еще при тромбозе, атеросклерозе, травмах черепа. Нередко возникает при сильном волнении и напряжении, – устало объяснил врач. – Вспомните, например, Брюса Ли. Он, здоровый молодой мужчина, умер как раз от кровоизлияния. Перенапрягся. А уж таким древним старухам, как ваша бабушка, достаточно немного понервничать, и все…
– Все? – переспросила Лара испуганно. – То есть она не выживет?
– Да пожила уж, хватит, – со свойственным медикам здоровым цинизмом заметил врач. – Сколько ей? Девяносто, не меньше?
– Даже больше. Она с пятнадцатого года…
– Ну, вот видите! Если она выживет, а это станет ясно в ближайшие сутки, намучаетесь с ней. Мозговая деятельность нарушена. Как следствие: парализация конечностей, поражение лицевых нервов, нарушение речи…
– И ничего нельзя сделать, чтобы ее вылечить?
– Мы можем, конечно, подключить ее к аппарату, но…
– Подключите!
– Это ничего не даст! У молодых жизненные функции могут восстановиться в течение месяца, но вашей бабушке под сто!
– Она не моя бабушка, – поправила его Лара.
– Тем более! – воскликнул он, но тут же полюбопытствовал: – А кто же?
– Бывшая соседка.
– Тогда зачем вам лишние проблемы? А траты? Мы ее бесплатно лечить не будем…
– Я все оплачу, – отрезала Лариса.
Врач уважительно хмыкнул, и Лара не стала объяснять, что движет ею совсем не благородство, а банальное чувство вины: ведь именно она стала виновницей приключившегося со старухой несчастья. Не приди Лариса к Эллине, не расскажи о смерти депутата, Графиня так и пребывала бы в своем непоколебимом спокойствии, а значит, ее не настиг бы инсульт!
– Ладно, я старуху забираю, – сказал Ларе врач. – Но мне нужны ее документы: паспорт и медицинский полис.
