скачать книгу бесплатно
– Ха, мама, не смеши, – девушка пододвинула к себе два небольших пластиковых пузырька, – только пищевые добавки тянут на триста долларов.
Мать ахнула:
– И ты это приняла?
– А что? – рассеянно спросила Алина, увлеченная чтением буклета, прилагающегося к пузырькам.
– Но ты не можешь… Ведь такой дорогой подарок обязывает!
– Тебе чего от меня надо, мам? – оторвалась от брошюры Алина. – Чтобы я отправила все ему назад?
– Именно.
– Может, и открыточку послать, типа «Мон шер, я тронута, но не могу принять столь дорогого подарка»? Так, что ли? – Алинины глаза сузились. – Ведь именно так делают благородные барышни из французских романов прошлого века.
– Не передергивай, – проговорила мама, вставая к плите. – Просто я хочу сказать, что когда мужчина за сорок таскается к несовершеннолетней девушке с горой продуктов…
– То это не значит, что она обязана ему отдаваться за палку колбасы, – повысив голос, закончила Алина.
– Дочь, ну ты же умная девушка…
– Именно поэтому я буду брать то, что мне дают. И требовать еще. И вить из мужчин веревки! – воскликнула Алина. – Вот увидишь, через год у меня будет все.
– Что – все?
– Все.
– Я тоже в твоем возрасте так думала, – отмахнулась Галина. – Я тоже была умна и хороша собой. Но, как видишь, в свои пятьдесят я по-прежнему не имею ничего, даже приличного пальто.
– А почему? – вскипела Алина, поняв намек. – Не потому же, что всю себя отдала мне? Ты ведь именно об этом твердишь.
– А что, разве не так?
– Может, и так. Может, ты и отказывала себе во всем ради моих занятий теннисом. Но, мама, тебе было достаточно только принять предложение твоей же сестры, и в твоих жертвах не было бы необходимости.
– При чем тут Роза?
– А при том, что она несколько раз предлагала тебе помощь. Звала тебя к себе на рынок, даже денег на раскрутку давала, да ты не взяла.
– Никогда барахольщицей не была и не буду! – выкрикнула мать. – У меня уважаемая профессия, я медсестра, помогаю людям, не то что мои родственнички-спекулянты. Даже знать их не хочу, ясно тебе?
– Ясно. Только с тех пор, как тетя Роза была у нас последний раз, ты так и не сменила пальто, а она каждый год ходит в новых соболях. И машины у нее три, и оба сына имеют по квартире. А знаешь, сколько у нее точек на «Динамо»? Одиннадцать. И каждая за день приносит прибыль в сто раз больше твоей месячной зарплаты.
Галина не нашлась, что сказать, просто молча бросила половник и ушла в свою комнату. Там, улегшись на кровать, она стала вспоминать день, когда решила завести ребеночка…
3
Зима выдалась на удивление холодная. Что ни день, то морозы под тридцать, то вьюга, а то и вовсе буран. Однако в январское утро, когда Галочка Азарова опаздывала на работу, погода стояла изумительная: морозная, но без обжигающей стужи, безветренная, да еще солнечные лучи так искрили на поверхности метровых сугробов, щедро наметенных за два месяца матушкой-зимой, что хотелось зажмуриться.
В общем, природа располагала к прогулке и душевной неге, чем Галочка не преминула воспользоваться. Она шла не спеша, погруженная в приятные думы, и старалась не замечать, как стрелка наручных часов неумолимо подползает к восьмерке. В конце концов, за семь лет работы она ни разу на службу не опоздала, так что один разочек можно. Тем более – сегодня, когда не только погода хороша, но и жизнь кажется радостной…
Хотя… Жизнь свою хорошей и радостной Галочка могла посчитать разве что под впечатлением дивного утра, обычно же она казалась ей скучной, даже беспросветной. И причина столь критического отношения к своему бытию проста и понятна каждой женщине – одиночество. Да, Галя, несмотря на свои тридцать два, не была замужем. К тому же с родителями и многочисленными родственниками отношений не поддерживала – стыдилась. Их стыдилась. Пусть и не бандиты, и не алкаши, но все, как один, спекулянты. Из поколения в поколение, от отца к сыну передавались в клане Азаровых знания, как обдурить, облапошить, «наварить», а в советское время – еще и как избежать ареста. И ее, Галочку, тоже хотели к семейному бизнесу приобщить. Вот не посмела бы ослушаться строгого отца, стояла бы сейчас на барахолке, как ее сестра Роза, и трясла бы перед носами москвичей самопальными пуховыми платками, выдавая их за оренбургские. А лет в восемнадцать просватали бы ее сыну друга, или брату партнера, или приятелю родственника из родной Казани. И чтобы не смела перечить! И на русских и прочих евреев смотреть не могла!
Вот поэтому Галя из дома и сбежала. Как только школу окончила, так и подалась в медучилище. Закончила его, распределилась, потом к хорошему доктору в медсестры попала, и теперь, в свои тридцать два, работает в престижнейшем «Институте репродукции человека», ассистирует самому профессору Гурьеву, имеет отдельную квартиру. Одного нет – семьи. И уж если совсем откровенно – даже жениха не имеется. А коли начистоту, то и мужчины, от которого можно бы было родить…
Именно это, а не отсутствие обручального кольца на пальце, беспокоило Галочку в последнее время. Ведь как замечательно было бы, появись у нее ребеночек. Хорошенький такой, щекастый. Желательно – мальчик. Но и девочка, конечно, тоже ничего. Да и оба сразу нормально, хоть и тяжело. Особенно без мужа…
Одной женщине вырастить ребенка нелегко. Да и ему самому без отца не сладко в жизни будет. Это Галя понимала, и именно поэтому тянула с решением завести потомство. Все ждала, когда достойный кандидат на роль супруга объявится, но, видно, не судьба. Как ни привлекательна была медсестричка Азарова, как ни женственна, а не везло ей в любви, хоть тресни. Попадались все какие-то плохонькие: то скудоумные, то уж больно неказистые, от такого родишь – потом извиняйся перед ребенком, что не нашла для него папашу с более достойным набором генов…
Вот такая петрушка получалась. Вроде и тянуть с рождением ребенка больше нельзя – возраст-то критический, а в то же время абы от кого малыша тоже не хочется. От артиста бы от какого-нибудь – от Боярского, например, или от Костолевского… Галя, кстати, одно время всерьез верила, что такое возможно. Один год на все творческие встречи с известными, а главное, привлекательными и нестарыми артистами ходила, надеясь, что кто-нибудь из них ее заметит и пригласит если не под венец, то хотя бы к себе домой на «рюмку чая». Но не заметили, не пригласили. Только один раз некто Стародубов, гармонист-частушечник, на вечер которого она попала по ошибке, подмигнул ей со сцены и расплылся в масляной улыбке.
Вот так у Галочки всю жизнь было: те, кому нравилась она, были ей не нужны, а кто симпатичен – те не для нее. Например, профессор Гурьев, с кем она столько лет проработала, и служебный роман с которым просто обязан был завязаться хотя бы потому, что они по десять часов ежедневно мозолили друг другу глаза, относится к ней только как к хорошему работнику, не замечая ее стройных ножек и красивых карих глаз. Хотя, может, и к лучшему, а то вдруг влюбилась бы она в низкорослого Гурьева, ребенка бы от него родила, и вырос бы тот ребенок всего на метр с полуметровой кепочкой… Нет уж, Галочке нужен мальчик рослый, статный, крепкий, без наследственной близорукости. И красивый. Чтоб был всем на загляденье…
«Вот, например, таким», – подумала Галочка, увидев на крыльце своего института щеголеватого парня в длинном пальто нараспашку. Парень был высоченным (за метр девяносто), широкоплечим, круглолицым, щеки его раскраснелись от мороза, от чего лицо казалось просто пышущим здоровьем. Завидев Галочку, он улыбнулся, продемонстрировав ряд ровных белых зубов, и пробасил:
– Здрасьте.
Галя приветливо кивнула, продолжая рассматривать парня. Да… Хорош, ничего не скажешь. Глаза синие, брови широкие, а темно-русые волосы такие густые, что ему, вон, даже шапка не нужна.
– Девушка, вы не подскажете… – обратился он к ней после приветствия и на мгновение замялся, хлопнув длиннющими ресницами, и, понизив голос, закончил: – где тут можно сперму сдать?
Галя сдержанно улыбнулась – расхохотаться, как хотелось, ей не позволял профессионализм. Дело в том, что этот вопрос ей приходилось слышать по несколько раз в день, и к нему она, можно сказать, привыкла. А как же иначе, если медсестра Азарова и занималась тем, что сперму принимала? Конечно, два года назад, когда профессор Гурьев только начал эксперименты по искусственному оплодотворению, она очень смущалась, принимая из рук доноров баночки с мутноватой жидкостью, но теперь перестала. Чего смущаться? Ведь все естественно. Тем более что мужчины, передающие ей свое сокровище, робеют и тушуются еще больше, чем она.
– Ну так что? – не унимался парень. – Не подскажете?
– Подскажу, – успокоила его Галя, подталкивая богатыря к дверям института. – Сначала идите в гардероб и в регистратуру, затем в двадцать шестой кабинет на прием к врачу, потом на анализ в лабораторию…
– Так долго? – Парень ошарашенно замер. – Мне некогда, я на лекцию опаздываю…
Галя строго глянула на красавчика.
– А вы думали, все быстро делается? Кончил в банку, и готово?
– Ну да, – бесхитростно улыбнулся парень.
– Вас в институт… Где вы, кстати, учитесь?
– В МГУ.
– Вас в МГУ без медицинской справки не принимают, а вы хотите…
– Понял, понял, – смиренно заверил студент. – Сделаю, как скажете. А гранит науки завтра догрызу.
Тут Галя расхохоталась и, пожелав ему удачи, направилась к лестнице на второй этаж.
– А к кому мне потом? – выкрикнул он ей вслед.
– Ко мне, – весело ответила Галя, скрываясь за дверью.
Первую половину дня она просидела, как на иголках. Все ждала, когда откроется дверь и в проеме покажется розовощекая синеглазая физиономия. К обеду наконец дождалась. Только не самого красавца-парня, а его досье. «Ну что ж, – подумала Галя, – почитаем». И почитала.
Оказалось, что зовут студента Федором Евгеньевичем Брагиным. Годков ему двадцать, проживает в Москве с рождения и учится на третьем курсе МГУ. Дальше из досье явствовало, что гражданин Брагин отличался прекрасным здоровьем (в детстве и то ничем не болел), хорошим набором генов (ни одного душевнобольного в роду припомнить не мог) и завидной родословной (папа профессор, дед академик). Короче, парень был идеальным кандидатом на роль анонимного отца какой-нибудь мужененавистницы, лесбиянки, уродины или просто отчаявшейся женщины.
Галя отложила досье в сторону. Потянулась, хрустнув суставами. Встала из-за стола и в раздумьях подошла к окну. Интересно, зачем столь блестящему молодому человеку понадобилось сдавать сперму? Из страха перед демографическим кризисом? Или его обуревает навязчивое желание осеменить все человечество? Чушь. Для этого Федор еще слишком юн и нормален (спасибо психически здоровым предкам, академикам и профессорам). Значит, ради денег. Но и это странно. Неужели в здоровой профессорско-академической семье Брагиных не принято выдавать детишкам деньги на карманные расходы?
Именно этот вопрос Галя и задала Федору, когда тот материализовался на пороге ее кабинета.
– Мало дают, мне не хватает, – доверительно сообщил он, выслушав вопрос любопытной медсестры.
– А стипендия?
– И ее не хватает. Хоть она у меня и повышенная.
– На что же вы, Федор Евгеньевич, деньги-то тратите? – удивилась Галя.
– На вас, на баб-с, – выдал юный транжира и лучезарно улыбнулся, нисколько не устыдившись своего сомнительного каламбура.
– Ясно, – кивнула Галя, посерьезнев.
Потом, так же серьезно, выдала ему баночку и отвела в комнату с мягким диваном.
– Располагайтесь. Когда закончите, позвоните. – Галя указала на кнопку у изголовья дивана и направилась к двери.
– А вы? – воскликнул он, ринувшись за ней.
– Я буду у себя.
– А я думал, что вы останетесь…
– Здесь не публичный дом, молодой человек, а медицинское научно-исследовательское учреждение, – сухо отбрила наглеца Галя и, не оборачиваясь, вышла.
Отстрелялся гражданин Брагин довольно быстро. Уже через десять минут Галя держала в руке баночку с мутноватой жидкостью, похожей на плохо разведенный клейстер. Спустя еще десять она наблюдала через окно, как красавец-донор покидает здание института, резво перемахивая сразу через две ступеньки.
А через следующие десять минут она приняла решение.
Главное в своей жизни.
И девять месяцев спустя Галя Азарова родила здоровенькую девочку. С русыми волосами, синими глазами, пухлыми румяными щечками. Назвала она дочку Алиной и дала ей свою фамилию.
4
Алина осталась в кухне одна. Девушка не раскаивалась в своих словах, потому что давно хотела высказать матери все. Ведь сколько она себя помнила, постоянно слышала от нее одно и то же – я все тебе отдала, всем пожертвовала… И Алина, помнится, вечно с детства страдала от чувства вины, мечтая о том дне, когда в их квартире появится какой-нибудь добрый дядя, который полюбит маму, оденет ее, обует, сводит в ресторан, а Алине купит хорошую ракетку. Но дядя все не появлялся, зато вместо него к ним однажды заглянула мамина сестра, которая пожелала взять на себя обязанности мифического благодетеля, то есть помочь материально. И каково же было Алинино изумление, когда она услышала, что мама от тети Розиной помощи брезгливо отказалась.
Вот с того дня Алина маму жалеть перестала. А как бы здорово было, согласись та тогда на предложение «почелночить» вместе с Розой. Глядишь, к сегодняшнему дню и у них было бы три машины. И не пришлось бы Алине продавать свою невинность богатому уроду. Она подарила бы ее какому-нибудь сказочному принцу. Или дипломату. А потом вышла бы за него замуж и уехала в Лондон…
Однако пока дела обстоят так, что о Лондонах нечего и мечтать. А надо собирать волю в кулак, много тренироваться, мало есть, принимать витамины, опять тренироваться и идти к своей цели напролом.
На тренировку Алина приехала вовремя. Успела даже потрепаться с девчонками волейболистками, которые недавно вернулись из Швеции, и позволить влюбленному легкоатлету погладить свое бедро. Она хотела еще выдать ему авансом страстный поцелуй, но побоялась, что увлечется и забудет о времени. А опаздывать, раздражая тем самым тренершу, было опасно. Тем более теперь, когда у той новая фаворитка.
Кстати, о фаворитках. Сногсшибательная Снежана пока еще не явила обществу свой божественный лик. Вчера, как ни ждала ее Маргарита, Ганина так и не пришла, нанеся своим прогулом больной удар по самолюбию тренерши. Вот уж Алина позлорадствовала!
Когда она вошла в раздевалку, там стоял невообразимый гвалт. Две полуобнаженные девицы яростно спорили, перебивая друг друга на полуслове. Суть спора Алина уловила не сразу.
– А я тебе говорю, это была она! – горячилась одна из девушек. – Больше некому!
– Ты че? Девица же выглядит от силы на двенадцать! – протестовала другая, впопыхах напяливая на худющее тело белый свитерок.
– А ты выглядишь на тридцать, но это ни о чем не говорит…
– Я на тридцать? – возмутилась худая. – Да я…
Тут Алина посчитала нужным вмешаться:
– О чем базарим, девочки?
– А? – обернулась на оклик одна из спорщиц. Увидев Алину, чуть злорадно улыбнулась и доложила: – Маргарита привела новенькую.
– Ту самую Ганину, надежду российского тенниса, – добавила вторая не менее злорадно.
– Смотри, Азарова, вытеснит тебя эта Снежана из Маргошиного сердца, – съязвила худая. – Не видать тебе тогда участия в «Кубке Москвы».
– Дура ты костлявая, – беззлобно огрызнулась Алина и, криво усмехнувшись, начала переодеваться.
Девчонки несколько секунд нетерпеливо мялись рядом, но, так и не дождавшись скандала, разочарованно побрели к своим шкафчикам.
Алина не спеша переодевалась, игнорируя пристальные взгляды. Она не собиралась показывать этим брызжущим ядом змеям свой испуг. А как бы они хотели увидеть Азарову паникующей, ох, как хотели… Но нет, не дождутся. Алина еще никому, а тем более завистницам, своих слабостей не демонстрировала. Пусть дуры думают, что Азарова – кремень-баба.
Алине оставалось только зашнуровать кроссовки, когда дверь раздевалки с грохотом распахнулась, и с порога раздался зычный глас Маргариты Эрнестовна:
– Девочки, прошу минуту внимания!
– Толпа юных теннисисток оживленно загудела.
– Да заткнитесь вы наконец!
В помещении повисла гробовая тишина, и тренерша удовлетворенно хмыкнула:
– Хорошо. Итак, представляю вам Снежану Ганину. Вы наверняка уже наслышаны об ее талантах и теперь можете убедиться в них лично. Снежаночка будет тренироваться вместе с вами. – И Маргарита вытолкнула на середину раздевалки девчушку в синеньких шортиках.
Алина, до сего момента занятая шнуровкой кроссовок, подняла глаза. Она была готова ко всему: к белокурой гриве, точеным скулам, голубым глазам, грации и женственности, – но все равно внутренне сжалась, когда взгляд ее постепенно взбирался вверх по стройным, очень изящным ножкам соперницы. Вот узкие бедра, плоский живот, талия, грудь… Позвольте, а груди-то как раз и нет, ну разве что намек на нее, размера эдак нулевого! Перед ней, застенчиво улыбаясь, стоял заморыш полутораметрового роста – худенький, плоский, угловатый, с меленькими чертами бледного личика и мышиным хвостиком на макушке…
И из-за этой недоразвитой кочерыжки Алина не могла спокойно спать? Из-за такой вот замухрышки она мучилась сомнениями? Из-за нее, корявой, тонкогубой, так плохо вчера играла? Да не смешите!
Азарова широко улыбнулась и шагнула навстречу:
– Привет, меня зовут Алина.
– Снежа, – тихо представилась Ганина и робко заглянула новой подружке в глаза. – Снежана.
